***
— Мисаки, давай, я хочу чтоб ты отдохнул там со мной. — Нет. Это не входит в мои обязанности. — Мои поручения это и есть твои обязанности! — Даже если так, то такие поручения я не могу выполнять. Акихико взял меня за руку и попытался приблизится, чтобы приобнять и успокоить, но я оттолкнул его. — Вы не должны ко мне прикасаться!.. Это ему естественно не понравилось: — Что ты… Что случилось? Почему ты себя так ведёшь? Если это… Он протянул руки к моему лицу желая положить их на щеки. Не выдержав боли от того, что он снова хочет поиграть со мной как с игрушкой, я отбил его руки и начал практически кричать сдерживая слезы: — Хватит! Прекратите! Я ваша охрана, а не кукла! Не трогай меня! Я не собираюсь терпеть твоих прикосновений! Не прикасайся ко мне и не играй с моими чувствами! Если хочешь поиграть с чьим-то телом и чувствами — ищи кого-нибудь другого! С собой я не позволю играть! Взял меня к себе и наврал, что веришь, дал надежду, что я могу быть сильным и с таким телом, а сам просто хотел посмотреть на то, как я глупо смущаюсь! Каким нужно быть ублюдком, чтобы дать веру и надежду, а потом грубо отобрать, ударив оземь и разбив всё, что только можно?! Ты мерзкий и отвратительный человек, заслуживающий разве что смерти! После выплеска эмоций я разревелся так сильно, как никогда. Почему? Зачем ты это сделал? Зачем влюбил в себя, а потом просто начал играть? Почему жизнь даёт таким ублюдкам столько власти? Не удивительно, что тебя никто не любит и не волнуется за тебя — ты этого не заслуживаешь! Я не смог сдержать чувства, слишком больно принимать эти игры. Лучше бы ты умер! Или мои чувства к тебе… Если бы была возможность вернуть всё вспять и не дать прикасаться к себе, не дать играть с собой. Не дать влюбить в себя… Ненавижу. Дал надежду и веру, что в меня поверили, полюбили, и забрал её. Эти фиалковые глаза больше не вызывают у меня восхищения, только боль в груди и желание расплакаться, ударить, сделать что угодно, но разлюбить. Акихико смотрел на меня так, будто ему нечем дышать, было такое чувство, словно на его глазах кто-то умер, будто он вот вот расплачется. Потом он опустил голову и тихо сказал: — Значит… Ты так и не понял… Я посмотрел в его сторону, но он остался неподвижным. Его голос был мертвым. — Прости. Наверное тебе будет лучше побыть… пару дней… дома… с братом… Я не знал как реагировать, но и не успел. После своих слов Акихико молча ушёл. Я был полностью разбит. Собрав вещи, я пошел к брату. Наверное даже побежал, я уже и не помню… Закрывшись в своей комнате, я зарылся в одеяло и почти всю ночь плакал. Было безумно больно. Почему так? Почему я поверил? Мне хотелось верить в то, что я не ничтожество. Хотелось быть сильным, поверить в свою силу и доказать её всем… Почему всё вылилось в то, что сейчас мою душу что-то сжимает так сильно, что боль в груди становится нестерпимой, и я начинаю плакать. Пытаясь плакать тихо, я задыхаюсь от недостатка воздуха. Это чувство никчемности, неумения контролировать своё же тело, желание отключить все эмоции и спокойно уснуть, не чувствуя душераздирающией боли. Спустя несколько часов я уснул. Пов Акихико: После произнесенных им слов я видел как он плачет. Мой мир рухнул. Земля ушла из-под ног, сердце остановилось, я почувствовал как что-то сжало душу и резким движением порвало её на куски. Вот к чему привели мои чувства. Я сделал ему больно, настолько, что он желает мне смерти. Хуже отказа может быть только это. Наверное, другого выхода как умереть, тут нет. Я не знал что делать, что говорить. Единственное чего мне хотелось, так это чтобы всё происходящее было кошмаром, чтобы мальчик не плакал. Прости, прости, пожалуйста, то чего я не хотел больше всего — так это сделать тебе больно. Твои слова — чистая правда. Мне жаль, что тебе пришлось терпеть это. Лучшим для тебя решением будет уйти к брату. Я ушёл, сев в своей комнате, до меня дошло, что по щекам текут слезы. Я почти никогда не плачу, но боль была такой сильной, что даже я не выдержал. В моей голове не было мыслей на счёт того, как мы будем общаться. Я не пытался себя успокоить курением табака. Я просто сел на кровать и принял своё наказание. Просто сидел и терпел боль в груди, мучая душу, прокручивая в мыслях слова Мисаки. Он меня ненавидит. Я сделал ему больно, значит я заслуживаю этого. Не знаю, что будет дальше, мне просто хочется чтобы он не плакал и был счастлив. Если этого не может произойти, когда во мне горят чувства к нему, значит от этих чувств нужно избавиться. Но если честно, я вряд-ли смогу это сделать. Мисаки — человек, который заставил меня испытывать море эмоций. Первый, кто покорил моё сердце своей искренностью и силой воли. Я не смогу отпустить свои чувства, прошло уже почти пол года, моя любовь за это время стала слишком сильной, чтобы отказаться от нее. Если я самостоятельно не могу отпустить чувства, значит нужно избавиться от того, где они хранятся. От себя. Мисаки будет лучше, если меня не будет. Пройдёт какое-то количество времени, и он забудет обо мне и боли, что я ему принёс. Мне действительно жаль, но другого варианта нет. Я не спал всю ночь, и на протяжении этого времени продолжал мучить свою душу. Утром, сдавшись, я не выдержал, и чтоб было хоть немного легче, начал выпускать все чувства в блокнот. Туда я записывал всё что связано с Мисаки. Это тоже его касалось, так что всю не разделенную и не высказанную любовь я вылил туда. Писал о том, что я чувствую по отношению к нему, просил прощения и обещал что сделает всё возможное чтобы дать ему возможность быть счастливым, даже если придется исчезнуть. Пов Мисаки: Я плакал, когда брат не видел. А плакал я много. Было так обидно от того, что он даже не попросил прощения! Но он не выглядел так, словно его раскрыли в злобном деянии. Скорее так, будто происходящее для него что-то нереальное, сон. Мне плевать что он чувствует. Я хочу перестать чувствовать, это единственное, что меня тревожит. И как мы будем общаться дальше? Наверное, как бы обидно не было, я не смогу уйти и снова стать разочарованием брата. Я буду терпеть, но не посмотрю на это разочарованное лицо. И вообще, я просто забуду обо всем и буду работать! Не любит — ну и пошёл куда подальше! Чего так из-за негодяя переживать! Всё, решено, я буду хладнокровно общаться, забыв о том что было! Наивно… правда?.. Первая влюбленность не проходит так быстро. Видимо, в тот момент до меня просто не дошло, что я всё-таки люблю. Мне было всё равно, люблю ли его я. Меня волновало лишь то, чтобы он любил меня. Неосознанное желание получить его заботу, внимание и любовь зародилось ещё с начала нашего общения. С самого начала он дал мне возможность чувствовать себя особенным и уникальным. ««""""Автор""""»» Человеку низкого статуса заставить зависеть и восхищаться собой человека высокого статуса — до боли приятное чувство. Где-то в глубине души Мисаки чувствовал, что Акихико дышит им. Но это чувство было слишком закрыто, чтобы дойти до головы юноши. Чувства в его душе не угасали лишь потому, что эта встреча — действительно судьба. Но из-за данного конфликта эта судьба может закончиться совершенно не так, как должна была. Всего лишь недопонимание, но оно может стоить чьей-то жизни. И тогда уже ничто не исполнит желание двух парней. Ночью Мисаки приснился кошмар. Он отодвинул от себя белого пушистого кролика. Юноша встал и отошёл от него на несколько метров и на прощание решил посмотреть на него. Но обернувшись, прямо на его глазах волк разорвал кролика как тузик гренку. Клыки впились в белоснежную шёрстку, и за секунды поступила кровь, испачкав волка, кролика, и землю рядом с ними. Кролик успел только визгнуть, как был разорван пополам. Хищник резким движением сомкнул челюсть, захватив кишки травоядного, и выдернул их, после чего хлынул новый поток крови. Волк убежал со своей добычей, оставив две части маленького трупика. По щекам юноши потекли крупные горячие слезы. Он истошно закричал и кинулся к ещё немного тёплому кровавому телу. Прижав тушку к себе, сердце рвалось на части от безумной боли, которую невозможно описать. Кровь испачкала его одежду и руки, а Мисаки не переставал плакать. У уже мертвого кролика были приоткрыты глаза, которые теряли свой яркий фиолетовый цвет, и с каждой секундой труп был всё холоднее, а крови меньше. Когда Мисаки увидел в них сиреневый отблеск, до боли знакомый и черезмерно любимый, парня охватил такой ужас, что он с криком вскочил с кровати, весь в слезах и холодном поту. В ту ночь, при ярком лунном свете, он понял, что ему пора возвращаться. Удивительно, ведь именно в те минуты его неспокойного сна, всё и случилось. Пов Мисаки: Я вернулся во дворец через два дня. Меня тревожило, как мне начать разговор? Будет неловкое молчание? Как же это вынести… Я начал просматривать все помещения. В коридоре я встретил служанок, которые шли с кухни. Девушки сказали посмотреть нет ли мужчины в покоях, поскольку он на протяжении двух дней ничего не ел и просил уйти. Видимо, он тоже беспокоился… С чего это вдруг? Сам устроил не пойми что, а теперь ещё и обиженного строит! Я зайду и выскажу ему по этому поводу! Я поднялся в его комнату, и когда зашёл, увидел что окно открыто, а в стол писателя воткнута стрела с запиской: «Мы похитили Усами Акихико, будем морить его голодом, пока не получим выкуп. Если не получим в течение недели, то мы его сожрём с потрохами. И косточки не оставим! Если приедете толпой — убъём его на месте. Клан серых разбойников. 🐺» Волки… Усаги может погибнуть из-за таких гнусных зверей, которым лишь бы поживиться мясом… Мне казалось, что на несколько секунд я перестал чувствовать землю под ногами. Я пожелал ему страданий и смерти, а теперь он умрет через неделю в мучениях… Он поступил мерзко… отвратительно… Но я на самом деле не хотел, чтобы мои слова стали явью… Я… Я просто был на взводе, наговорил чепухи… нет… это ведь… Это ведь не правда…? Может это шутка? Он просто хотел привлечь внимание? Мне бы очень хотелось, чтоб это было шуткой, но мне вовсе не смешно. И сон похоже снился не напрасно… Я увидел на кровати его записную книгу. Он рассказывал, что вёл записи, видимо в этой книжке. Обложка из темной грубой ткани, на ней вышивка золотыми нитками: «保護» (иероглифы означающие защиту). Карандаш был заложен на странице, которую я и открыл. Он писал про свои чувства, про слежку, про то, что не справился с чувствами и допустил ошибку. Казалось, что он сам хотел умереть… Я не стал читать всё, только первые страницы и конец. С самого начала он любил меня за то, что я — это я, а я наговорил ему такого… Я такой глупый… Идиот… Теперь он умрёт из-за меня… Я начал плакать. Он дал мне время принять решение, а я столько всего сказал… он даже не обиделся на меня… Не злился… Он просто поверил в мои слова… Ужас… Усаги, прости… прости меня, пожалуйста… Прижав блокнот к себе, я начал всхлипывать, и слезы хлынули с новой силой. Мне жаль, что из-за недопонимания жизни Акихико угрожает стая волков… «Я не могу этого допустить, не позволю ему умереть. Если в этом моя вина, то я и спасу его!» Так я решил, сунув блокнот в сумку, с которой пришёл во дворец. Как можно быстрее я спустился к охране и начал все объяснять: — Внимание! Господина Акихико похитили волки! Мы срочно должны отправиться отрядом на его поиски! Приказываю собираться в путь и брать только всё необходимое! Я… — Но высокий мужчина заткнул меня: — Слушай… Неужели ты не понимаешь, что никто, такую мелочь вроде тебя слушать не собирается? Если Акихико нет рядом — ты никто и звать тебя никак. Никто не пойдет его спасать. Это наверняка тупая шутка и он просто убежал, чтоб обратить на себя внимание. Не трать наше время, карапуз. После этих слов я почувствовал такое отчаяние… Неужели всем, абсолютно всем на столько на него наплевать?.. Семье, прислуге… неужели я единственный, кому не всё равно…?.. Хотя, после того что я сказал, он будет думать, что и мне на него плевать… Наверняка это отвратительное чувство осознания того, что ты никому не нужен… Бедный Усаги… «Даже если так, я не отступлю. Поеду один.» С этой мыслью я начал собирать вещи: спальные мешки, конь, провиант на несколько дней, одежда для Акихико, вода, карта и ещё несколько нужных вещей. В тот же день поехал и начал поиски клана. Я обязан успеть. Никто кроме меня не спасет Усаги-сана… Пусть… Пусть он будет в порядке… Пожалуйста… Пов Акихико: На протяжение нескольких дней я не останавливался и терзал душу, так много раз вспоминал слова Мисаки, что теперь помню их наизусть. Он плакал из-за меня… Но все его оскорбления абсолютно обоснованы… Как бы это не было прискорбно, он меня ненавидит. Я жалею о том, что позволил себе распустить руки. Этого бы не было, если б я вёл себя тихо, и моя любовь была только внутри меня. Мне очень жаль, будет лучше, если я закрою свои чувства глубоко внутри, и больше не дам Мисаки чувствовать боль. Мне было совершенно не до еды. Вообще, единственная мысль в моей голове — Мисаки. В какой-то момент меня охватило такое отчаяние, отвращение к самому себе, что мне хотелось убить себя, сейчас же. Не думаю что в моей голове были мысли на подобие: «Мисаки будет плохо» или «Родители разочаруются». Глупости. Давно уже стоило понять одну важную, обидную и простую истину:Я, никому, не был нужен, и не буду нужен.
Если только осознать положение, в котором я сейчас нахожусь… Представьте: Ты с самого детства не нужен семье, потому что ты просто преемник, а твои родители в браке по расчету. Ты никогда не был нужен тому, кого любил. И даже сейчас, добившись своей цели, ты привлёк внимание любимого, но вызвал к себе ненависть от его лица.Ты. Никому. Не нужен. Больше. Всё.
Забавно, ведь я это всегда осознавал, но сейчас, единственное что мною движет, делая суицид, это отвращение к самому себе. Сейчас, я даже себе не нужен. Я принял наказание, и теперь должен освободить близких от обузы. Я не стану писать предсмертную записку, все мои записи — огромная предсмертная записка. Мои чувства и мысли, часть души — рукописи. Мне жаль, что я не увижу перед смертью лицо человека, из-за любви к которому сейчас умру. Я достал из ящика любимое перо, одно из самых острых, но столь изящное и ласковое. Мне казалось, что я с лёгкостью сделаю это, приняв свою участь, но на глаза попалось то самое фото. После первой встречи с Мисаки, когда я пошёл к его тренеру, это было первое фото зеленоглазки, которое я увидел.Не могу.
Не могу представить, что мальчик увидит моё мёртвое тело и поймёт, как легко я сдался. Не хочу представлять, как он будет плакать из-за своего черезмерного, но столь невинного сострадания, даже по отношению к тем, кого ненавидит. Я хочу ещё раз увидеть его лицо. Хотябы на расстоянии. Может, не всё потеряно…может… Из-за своих размышлений я потерял бдительность, абсолютно ничего не слышал, лишь почувствовал боль от удара со спины, и отключился. Проснувшись, я оказался здесь. Привязан к дереву в этой тесной конуре под замком. На моей ноге была цепь с гирей, которая не дала бы мне забежать. Мне не страшно. Я ничего не чувствую. Единственное, что рвало мою душу в клочья, так это то, что я теперь точно уже не увижу лицо Мисаки. Не смогу прикоснуться к его красным щекам. Не почувствую его мягкие как шелк каштановые пряди волос. Не загляну в его глубокие как омут изумрудные глаза. Не услышу его чудесного голоса. Даже не извинюсь за то, что причинил боль. Хоть он меня и ненавидит, мои чувства всё равно никуда не денутся… Поэтому, видимо сама судьба показывает, что я должен умереть. Если не от своих рук, то от чужих. Никто не придет на помощь. Даже Мисаки, хоть это его долг. Ему просто внушат, что я убежал. Я просто умру, и на этом всё закончится. Мне бы очень хотелось перед смертью, хотя бы на секунду, посмотреть на него… Просто почувствовать его запах. Прижаться, и поблагодарить за всё счастье, что он принёс в мою жизнь. Я старался как можно больше спать, чтобы есть не хотелось так сильно. Мне приносили воды, и смотрели на меня как на кусок мяса или мешок денег. Мне было всё равно, мои мысли занял маленький воин. Надеюсь, он будет всё так же упорно идти к своим целям и стараться. Пусть он будет счастлив. Это то, чего я очень хочу. Я заслуживаю этого наказания, а он заслуживает счастья, которое, надеюсь, он получит. Мисаки часто мне снился. Начали появляться галлюцинации, но они делали лишь больнее. Мне кажется, что я уже мертв внутри. Я практически не двигался, и просто ждал, когда это закончится. Пов Мисаки: Я ехал достаточно долго и старался спать как можно меньше. Прошло уже три дня, времени оставалось всё меньше и меньше. Из-за этого мне становилось очень страшно… Акихико… Единственный человек, который действительно поверил в меня… Единственный, кроме брата, кто так заботился… порой даже сильнее чем брат… это заставляло моё сердце биться чаще… Я знаю, что он не хотел делать мне больно… Он не мог со мной вот так играть. Этот человек слишком великодушен и нежен, чтобы это было игрой… Если я тогда видел его в последний раз, если б я знал… Я бы так хотел его обнять… Посмотреть на него, и чтобы он так же нежно, как всегда, поцеловал меня в лоб… Потрепал по голове… Обнять его, крепко-крепко, и почувствовать его запах. Потерять его будет непростительно, но в случае потери — меня убьют, и это будет хорошим исходом событий. Как бы я не хотел этого признать, но за всё это время я привязался настолько сильно, что не хочу его отпускать. Если он умрёт, я себя не прощу, и пойду следом. Я знаю, что всё будет хорошо, обязательно. Я справлюсь, и не собираюсь сдаваться. Из-за этого я с новыми силами ринулся в путь.