***
Утро встречает Павла теплыми солнечными лучами сквозь неплотно задернутые шторы. Вставать не хочется совсем, тепло и уютно. Даша рядом. Каштановые волосы раскинуты по подушке, на лице играет невесомая улыбка. Пашу инстинктивно тянет к ней. Ладонью по бархатной коже щеки, губами по виску. Запах лаванды и ее любимой туалетной воды. … В его замутненное сном сознание врываются ее холодные ладони. Паша инстинктивно обнимает Дашу за талию. Глаз открывать категорически не хочется, но титанические усилия все же приложить приходится. Девушка отчаянно трепыхается в его крепких объятиях. — Что такое? — Хрипит серб, пытаясь посмотреть на брюнетку ясным взглядом. — Паш, мне идти надо… — Шепчет Даша, самоотверженно пытаясь убедить его в правильности действий. Ну, или себя убедить. — В такую рань? — Парень возмущенно блестит темно-карими, отчаянно зевая. — Девочка моя, ты же не думаешь, что я поднимусь и повезу тебя домой? Это — выше моих сил. –А зачем тебе ехать? — Даша не сдает своих позицией, хотя признаться, очень хочется остаться рядом с ним. — Я такси вызову. В его руках, под успокаивающий сербский тембр. Поспать бы. Пашка теплый, как батарея и рядом с ним не хочется думать ни о предстоящем экзамене в финансовой академии, ни о скором приезде отца. Хочется только спать, ощущая его мерное дыхание на своих волосах. –Ты, правда, думаешь, что я оставлю тебя наедине с таксистом? — Его руки уже оставляют смелые прикосновения на горячей ото сна коже. — Иди сюда… Мне холодно и страшно без тебя. Парень сгребает ее в охапку, уже не чувствует ни малейшего сопротивления. Даша сдается на милость победителя. В сон все еще клонит. Уткнувшись носом в его крепкую шею, брюнетка опять балансирует на грани сна и яви. Павлу отчаянно приятно чувствовать, что Даше с ним хорошо. Льстить ему это, в хорошем смысле. На его губах лишь терпко-сладкая лаванда и ее любимая туалетная вода… Еще секунда и весь четко выстроенный план его сегодняшних действий пойдет под откос. Но, отступаться он точно не намерен. Не в его характере. — Паша, уже уходишь? — Не открывая глаз, брюнетка тянется за поцелуем. — Спи… Мне по делам надо ехать, — натягивая рубашку и застегивая пряжку ремня. — Люблю тебя. — Невесомо целует горячую щеку.***
Ночью Павел практически не спал. Мысли разного содержания одолевали со страшной силой. Это, видимо, ему за всю сознательную жизнь бумерангом прилетело. Он ведь раньше и не задумывался никогда, о чем-то более серьезном, нежели чем попойки с друзьями и карточные игры. А тут… Странно, но в роли примерного мужа и отца семейства Павел себя ни разу не представил. Хотя, может быть. Смутно. Возможно когда-нибудь в отдаленной перспективе. И то, скорее в интересах приумножения капитала, и если тетя Эля настоит на браке. А в противном случае жениться ему было незачем, да и не на ком там женится то. Кругом: одни безмозглые куклы, да хитрые содержанки. Последние, и сами денег лишить могут, глазом не моргнув. Уж лучше холостым прозябать. А потом — Даша. Красивая, живая, настоящая. Ей от него отчаянно ничего из материальных благ было не нужно. И скорее не потому что, у нее это Все уже было, а потому что, между запредельным богатством и собственным достоинством Даша, к счастью, всегда выбирала второе. Ей нужно его внимание, эмоции, время. В общем, все, что угодно, кроме денег. И где-то на краю сна и яви Паше вдруг стало дико страшно. До липкого пота по холодной коже, до назойливых мушек в глубоких карих. Страшно сделать что-то не так, страшно не сделать что-то необходимое. И Дашу потерять до одури страшно. Где-то около четырех после полуночи, серба наконец попустило. Дашка рядом. Только его. Спит с ним в одной постели, доверчиво прижимаясь к его груди и судорожно хватая носом воздух. Подумал об этом, и жениться захотелось со страшной силой.***
В ювелирных украшениях Паша разбирается не больше, чем в экономике. Хорошо, что ума хватило позвать на помощь Катю. Ее вкусу можно доверять безоговорочно. –Паша, ты — бессовестный балбес — Катя морщиться, делая мелкий глоток Латте из кружки, — Ты вытягиваешь меня в такую рань из теплой супружеской постели, а сам — молчишь, словно партизан. — Лучи утреннего летнего солнца отражаются в стеклах сервировочных бокалов. — Что стряслось-то? — Поможешь мне с кольцом? — Паша, наконец, находит в себе силы начать разговор с сестрой. — Для Даши. — Добавляет наскоро, столкнувшись с явным недоумением в огромных зелено-серых. — Паш, ты… — Хочу жениться на ней. — Слегка кашлянув, отвечает парень, — как можно быстрее, пока она не поняла: с каким обалдуем связалась. — Нервный смешок помимо воли слетает с его губ. — Взрослеешь, братик. — Тихим хрипом и поцелуем на его небритой щеке. — Рада за тебя. … Душно. В воздухе навязчивой поволокой витает запах коллекционного виски. Катя вздрагивает, не глядя наткнувшись на гору грязных вещей возле двери в ванную комнату. Пашу она находит в гостиной. Он спит мертвецки пьяным сном в окружении пустых бутылок и грязных стаканов. Невесомо ступая босыми ногами по пушистому ковру, блондинка негромко вскрикивает. Черт. Осколки от бокала. Что он тут, побоище, что ли устроил? Присев на свободную часть дивана, девушка нервно выдыхает ртом воздух. Тонкие пальцы невесомо касаются его мягких волос. — О, сестренка… — Парень, наконец, открывает глаза, щурясь от дневного света в окно. — Прости, я не способен сегодня принимать гостей. — Он силится принять сидячие положение, но ломота во всем теле берет верх. — Я вообще ни на что не способен. — Ну что с тобой? — Катя снисходительно вздыхает и продолжает гладить его по голове, словно пятилетнего ребенка. — Даша уехала пару дней назад… — Болезненный хрип в сербском тембре не на шутку пугает Катю. — Она меня оставила, насовсем, понимаешь? — Какая Даша? — Будничным тоном уточняет блондинка, задергивая шторы на окнах. — Стой, подожди… — Она оборачивается, и во все глаза смотрит на полусонного и полупропитого Пашу. — Наша Даша? Ты, что с ней? Паша, ты ее… — Она мне очень дорога. — С нажимом произносит серб, дабы избежать дальнейшего допроса. — Жаль только, что убедить я ее в этом не смог. Катя молчит. Измеряет небольшими шагами немаленькую гостиную и присаживается на пуфик напротив Павла. Блондинка чувствует его безысходность и загнанность. Все это отражается в его темно-карих и лежит отпечатком на его помятом хмельном лице. И все, что ей остается — помочь непутевому брату встать на правильные рельсы, в тайне надеясь, что когда-нибудь Паша, наконец, повзрослеет и начнет думать и заботиться не только о себе…***
Тихий джаз сливается со звуками мотора и климат-контроля. Быстро сменяющиеся пейзажи летней Москвы немного успокаивают. Кольцо для Даши куплено, и теперь согревает где-то под левым ребром. Уверенности прибавляется с каждой минутой. Он хочет женится на Даше, и точка. Вот только для начала… — Виктор Петрович… — Невесомая улыбка инстинктивно скользит по лицу, — Не отвлекаю? –А… Мальчик-катастрофа? — На том конце провода слышна незлая усмешка. — Что опять у тебя стряслось? Такие звонки были нечастыми. Прежде чем позвонить Баринову, Павел доводит свое положение до крайней точки. Когда исключительно только чудо может вытащить его из какой-то немыслимой передряги. Этим самым чудом был Виктор. Проблемы с законом, с бандитами, с запрещенными веществами. Элеонора, конечно, была в курсе трудностей племянника, но львиная доля его проблем оставалась вдали от нее. Может оно и к лучшему. — Хочу позвать вас на ужин… — Бодрый сербский акцент сливается с сигналом, проезжавшего мимо автомобиля. — Узкий семейный круг. –И что интересного я увижу там на этот раз? … День неумолимо стремится к своему логическому завершению. В лобби полно народа. Хорошо все-таки, что Даша умеет слиться с толпой. Стоит себе невзрачная горничная да пыль с колонны протирает. Мечтает о предстоящем вечере за просмотром какого-то американского сериала. А главное — в объятиях Паши. Нарочитая суета у главного входа заставляет девушку выбраться из своего «убежища» в виде зеркальной колонны у лифта. Одного лишь взгляда из-за колонны достаточно, чтобы лишиться вялотекущей по венам усталости. Папа… Застопорился на входе и теперь шумно беседует о чем-то с Джековичем. Вроде в хорошем расположении духа. Пока… Интересно, зачем он здесь? Неужели Элеонора Андреевна решила ускорить разоблачение и превращение бедной крестьянки обратно в зажиточную барышню. Хотя об этом, наверное, стоит подумать позже. А пока — найти бы укромное местечко. — Паш… — Девушка стремительно сокращает дистанцию и крепко обнимает парня за плечи, вжавшись головой ему в грудь. — Спасай меня! — Что? Что такое, вишенка моя? — Видно, что парень не на шутку напуган ее огромными глазами и сбившимся дыханием. — Там папа приехал. — На выдохе сообщает брюнетка, глядя на Пашу снизу вверх. — Он в лобби, с Джековичем. — Тетя с ним? — Отрицающее движение головы. — Успокойся, ничего страшного он не сделает. — Серб успокаивающе поглаживает горничную по спине и ведет к кабине лифта. — А если что, то умрем мы точно вместе. Пойдем… Людей в холле стало больше. Подтянулся персонал из ресторана. Сеня в первых рядах, и уже что-то вещает. Паша с Дашей с трудом пробираются сквозь внушительную толпу, крепко взявшись за руки. Липкий страх приклеился к Даше так, что отодрать невозможно. Ну, только если с кожей. Пашина ладонь конечно придает покоя, но… Спустя какую-то долю секунды Даша недвусмысленно виснет у Павла на шее и горячо целует в губы. Паша быстро «находится» и берет инициативу в свои руки. И теперь уже, если вдруг что, то первая волна отцовского непонимания обрушится на него. Так по-детски, но так приятно… Не нести ответственность за свои поступки и свалить все на широкие сербские плечи. Баринов измеряет их весомо-внушительным взглядом. Странное ощущение. И придушить их обоих хочется и обрадоваться. А еще, собственное родительское эго радуется, хлопая в ладоши в глубине его подсознания. Ведь не такой уж он и скверный отец, если об отношениях племянника бывшей жены и своей дочери догадался почти сразу. Ни одну из своих бывших жен решил раньше времени не посвящать. Зато, потом был бы сюрприз. Ну да- ну да… — Эля… — И Галанова появляется как нельзя кстати. Стоит рядом, крепко держит мужчину за плечо и пытается сдержать рвущуюся наружу усмешку. — Передай нашим детям, что когда они закончат свой детский сад, я жду их в твоем кабинете… — Хорошо, дорогой…***
Вечер подкрадывается незаметно. Любимый столик Элеоноры Андреевны забронирован и зарезервирован на четверых. Паша дрожит всем телом, расположившись у барной стойки с бокалом воды. В ожидании Даши каждая минута кажется вечностью, а если прибавить к этому волнение перед ужином в «тихом семейном кругу» — гремучая смесь. Виски бы… — Паша, а вот и я. — Даша красива до потери контроля над собой. Платье из струящегося темно-вишневого шелка. Туфли на высоком каблуке, и кулон из белого золота на тонкой цепочке. — Милая, ты как всегда прекрасна…– Он влажно целует ее губы и обнимает с трепетом и нежностью. В этой теплой компании минуты утекают, словно песок сквозь пальцы. Павла чуть-чуть попускает. Хорошо становится. И уверенно. Вот только, Даша куда-то запропастилась. А может, оно и к лучшему. — Виктор Петрович…– Павел наконец собирается с духом. — Я прошу у Вас руки вашей дочери… — Выдыхает, и почему-то становится легче. — Мальчик мой, я надеюсь, что ты понимаешь все последствия своего решения… — Баринов слабо улыбается и весомо опустошает бокал виски. — Более чем… — Паша даже кивает машинально в подтверждение своих слов. — А что это вы такие серьезные? — Даша появляется как раз вовремя. Врывается вихрем веселости в эту общую напряженность. — Да вот, доченька, — емко начинает Баринов, усмехаясь. — Замуж тебя отдаю. Жених вроде вполне себе… — Вишенка моя, пойдем потанцуем. — Павел невесомо хватает Дашу за локоть и уводит ее приямком в кипучую ресторанную толпу. Паша обнимает девушку трепетно и крепко. Тепло и хорошо. Он теперь слышит только гулкий стук ее сердца о ребра. Кожа пахнет сладостью пряностью. Рядом с ней контроль над собой является непозволительной роскошью. Трепетный поцелуй на алых губах. И он, кажется,***
Дальше Паша смутно осознает происходящее. Помнит поцелуи, запах ее кожи и губ. Дурацкую застежку этого прекрасного платья, с которой он никак не мог справиться. Дрожь в руках. Дашка, только его. Настоящая, живая, родная. Теперь уже невеста. Улыбается и мелко дрожит под тяжестью его тела. Поцелуи становятся жарче и прерывистее. Хорошо, до темноты в глазах. — Люблю тебя, моя вишенка… — Люблю.… Очень…***