***
Меня трясло и трясло, и от каждой кочки в этой чёртовой повозке я вот-вот могла взорваться от гнева. Вся в грязи, мокрая. Поясню. Здесь, в отличие от прошлой жизни или как это там назвать, нет прогноза погоды. Нет, есть те, кто гадает о погоде, но это лишь, по моему мнению, везение, если получится предугадать. Однако в этот день погода послала нас в задницу, извиняюсь, и в самую глубокую её часть. По пути обратно в штаб на нас обрушился ливень. Он был недолгим, но дороги превратились в кашу. Мы постоянно застревали, проверяли коробки товаров, лишь бы что-нибудь важное не промокло. Хоть мне и запретили толкать вместе со всеми повозки, колёса которых вот-вот могли или треснуть посередине, или увязнуть ещё глубже в грязи, я всё равно не вытерпела и присоединилась к отряду. Помогала приносить ветки и листву, чтобы сунуть их под колёса или толкала с остальными повозку. Посреди чёртового нигде, вся грязная, сырая от дождя, потная и до ужаса злая я наблюдала, как солнце уползало из-за туч ближе к горизонту. Стемнело в тот момент, когда мы последний раз миновали самую ужасную дорогу, на которую забрели. И завернули в объезд, добавив к дороге ещё минимум час. Приехали в штаб мы после отбоя и в пик моей бушующей злобы, а причиной тому была уже засыхающая на мне грязь и усталость. Я валилась с ног и была готова уснуть на плече одно из ребят отряда. Но желание замереть, лишь бы не чувствовать отвращение к мокрому и неприятному на коже и одежде, победило сонливость во мне. Когда начали выходить из повозки, остановившись у конюшни, я пропустила ребят вперёд. Ради желания перевести дух и оттянуть разгрузку привезённого хоть на чуть-чуть. Я выходила из повозки, чувствуя, как задела где-то на спине точно кусок глины и там же вдоль позвоночника прошлись мурашки. Стиснула зубы в попытке усмирить желание кого-нибудь придушить, если бы кто-то попался под руку. И ведь этот кто-то нашёлся. И им оказался мой возлюбленный. Тогда мне чуть в лицо не угодила мужская протянутая рука. Я повернулась к наглому человечку, что посмел мне так неряшливо протянуть руку, словно этим жестом говоря: «На, а то ещё, спускаясь, грохнешься, как обычно». И вы знаете, чей голос в моей голове произнёс эти слова. Я приняла поданную руку, увидев Ривая рядом, ведь не заметила его в темноте и за навесом повозки, из которой вышла. И уже хотела пошутить, что он издевается и копирует моё выражение лица, ведь оно было слишком кислым и неприятным. «Ах да, я же вся в грязи», — подумала я, будучи в отношениях с брюзглёй. Но причиной его невесёлого лица было совсем не это. Ривай обогнул меня взглядом с ног до головы, цокнув языком так, что казалось, он этим звуком мог лопнуть мои перепонки. А затем, сжав челюсть, еле произнёс: — Я просил тебя приехать до заката. — Чё-ё-ёрт. — А ты что? — Ты слепой? — хотела сказать я, да прикусила язык на минутку, решив не устраивать сцену между двумя «упёртыми баранами» на потеху окружающих. Пока мы не остались наедине, я себе такого не позволила. Но напомню, что очень хотела кого-нибудь прибить. А передо мной только Ривай. Ребята уже начали разгружать повозки, поглядывая на нас, а Ривай уже после сказанного выдал своё недовольство к моему виду. Прошу заметить, он сделал это вторым пунктом приветствия меня «дома». Скривился пуще прежнего и двумя пальцами медленно поднял слипшуюся прядь моих волос с плеча, что выбились из хвоста, не знаю как. — Не моя вина, — максимально коротко выдала я ответ, хотя в голове крутился поток из огромнейшего объяснения причины нашего опоздания. Как я десять раз поскользнулась на грязи, в четыре из которых не устояла на ногах, чуть не клюнув носом в лужу перед собой. Что где-то к северу от нас, в лесах, на какой-то ветке висит пара моих волос, которые зацепились, а ветка решила оставить их себе, вырвав с корнями. Тогда я была заинтересована только в поиске сухих опавших веток, дабы поскорее убраться подальше. Я ещё не в самой удобной одежде, ведь остальные в форме, а я в гражданке. Хотелось в дополнительное доказательство и оправдание поднять руку и показать Риваю надорванный шов моего пальто. Прямо на подмышке, а ведь мы его купили не так давно. И порвала новое пальто совсем не по своему желанию, а потому что толкала увязшую повозку изо всех сил. Но мой ответ Риваю был слишком коротким. — Отбой, — приказал и кивнул он, глядя в сторону, куда посмотрела и я. Там у вторых ворот конюшни стояли ребята из его отряда. Они кивнули ему в ответ и завели лошадей обратно. Я оглядела Ривая и только поняла, что он сам был в той в форме, будто готовый вот-вот выехать из штаба. И теперь он кивнул на меня, говоря: — Тебе поручили управлять сегодняшним отправлением. — И что?! Мне научиться разгонять тучи, осушать почву и останавливать время? До вас дошёл ливень? Кошмар, а не погода! — Дралась со свиньями в загоне? — Кивнул он на меня. — Боже, Ривай, без этого, ладно? Мне надо разгрузить с остальными привезённое и сходить до Ханджи с кратким отчётом. Потом я тебе всё расскажу и объясню. — Отбой был два часа назад, очкастая уже слюнявые пузыри в подушку дует. Завтра утром дашь ей никчёмный отчёт, — вздохнул он и глянул на ребят, громко приказав: — завезите повозку под крышу и отправляйтесь в казарму. Не сбивайте режим. Разгрузку завершите завтра утром. Дождь опять собирается, не успеваете. Повернувшись всем телом в сторону, Ривай снова оглядел меня и кивнул на главное здание. Я пошла за ним на еле держащих ногах. Когда мы завернули за угол, Ривай даже не удосужился подождать меня на своём лету птеродактиля. Но у меня гудели ноги, я не собиралась нестись за ним. Тогда он обернулся, что-то там побубнил себе под нос, дошёл до меня и рывком перекинул грязную и вонючую себе через плечо. — Не боишься испачкаться? — удивилась я. — Заткнись. Ничего лучше не говори, — прошипел он, но, клянусь, я слышала, что от силы давления челюсти пару зубов его точно треснули.***
— Ну, Ривай, всё я поняла! Я постараюсь предвидеть такое или вообще не поеду. Да, солнце село, а ты просил приехать раньше. Да-да, я помню, призна-а-аю… Мы поднялись на этаж. Ривай и я на его плече. Но он молчал и ничего хорошего это мне не сулило. Только топал по коридору, как слон, вымещая хотя бы так всю свою злость. А причину тому, кроме неисполненного приказа, я не нашла. Ривай занёс в комнату и закрыл дверь, опуская меня наконец-то на пол. Я в тот же момент скинула сапоги, оставив их поближе к двери, чтобы не тянуть дальше грязь, и начала снимать с себя один элемент одежды за другим. Мы молчали. Ривай даже не оттянул ко мне ту корзину для грязной одежды, в которой мы держим всё до стирки по воскресеньям. Достал таз, спрятанный под шкафом, и поставил его передо мной, чтобы в него я складывала всю грязную одежду. Будто она была настолько отвратительной, что могла бы испортить даже ту грязную одежду, что ждала воскресенья. Соглашусь, так и было. Ривай снял свою верхнюю форму, испачканную от меня, и бросил её туда же в таз. Оставшись в брюках и рубашке, он огляделся, пару секунд наблюдая, как я разделась практически догола. И вышел из комнаты, да так хлопнул дверью, что я подумала, насколько ему безразличны правила отбоя. Тому человеку, который напоминал их всем, а сам этим же хлопком мог разбудить половину штаба. — Псих, — буркнула я, накинула халат, пнула таз с грязной одеждой в угол к корзине и отправилась в душевые, взяв с собой всё нужное. — «Даже если там холодная вода только осталась, я намоюсь до скрипа кожи». Я предположила, что Ривай пошёл за кипятком на первый этаж. Ну, чтобы я вышла после душа, а там уже стоял свежезаваренный чай. Я бы надела что-нибудь тёплое, мы попили чай, пока я рассказывала все новости и причину опоздания со всеми деталями. А потом мы бы легли спать. Ха, ага. Я вернулась в комнату, а Ривая не было, как и ароматного чая на столике возле наших любимых кресел. Я перед выходом оставила обувь прямо на пороге. Обычно Ривай бы споткнулся и пнул её от накатившей злости. Но она стояла на том же месте нетронутая. Значит, Ривай даже не появлялся в комнате с моего ухода. Мне это уже не нравилось. Но я распушила свою гордость, расчесала волосы и даже не удосужилась надеть пижаму, оставшись в белье. Легла в постель, ожидая его появления. Десять минут. Двадцать. Тридцать. «Где та самая усталость, что мучила меня весь вечер? Что за закон подлости? Я легла и хочу закрыть глаза, прогрузившись в сон, а сновидение даже не приходит! Но до этого я мечтала поскорее упасть в постель!», — злилась я, ворочаясь под одеялом. И не смогла уснуть, когда уже час прошёл. А Ривай не пришёл.***
«По штабу он шарахаться не станет, делать ему больше нечего, — рассуждала я, встав с постели, походив кругами и остановившись напротив зеркала, — но здесь он не был… Значи-и-ит». Побарабанив пальцами по подбородку и глядя на себя в отражении зеркала, я подытожила: — Там. — С этим тихо озвученным умозаключением я указала прямо, только имела в виду не своё отражение в зеркале, а коридор, за противоположной стеной которого ещё была моя прошлая комната. И нынешний кабинет. Там и дул щёки Ривай в гордом одиночестве. Я быстро натянула через голову свитер, который называла уже платьем, так как он стал слишком длинным и растянутым. Сунула ноги в колючие вязаные носки, в самый раз для этого времени года, и вышла из комнаты прямо так. Полы можно было вылизывать, ибо именно очередь Ривая была последняя по помывке коридора этого этажа. Потому я вышла в носках и легко перебежала до соседней комнаты, открывая незакрытую дверь. Ещё бы он закрывал её на ключ. — Ты каждому напоминаешь о правилах отбоя, но сам их не соблюдаешь? — Я скрестила руки на груди, примкнув спиной к двери позади. Ривай сидел за своим столом и читал одну из книг, которую мы должны бы начать вместе. — Ривай? Он поднял на меня секундный грозный взгляд и продолжил читать. — Ривай, я хочу спать. — Иди и спи, — тихо сказал он, будто не мне, а книге. — А ты? — Нет. — Почему? — Видеть тебя не хочу. От этих слов у меня глаза на лоб полезли. Накатила такая злость, заложившая мои уши, что я своих шагов не слышала, пока грозно дошла до него, выхватила из рук книгу и швырнула её на стол. Ривай лишь поднял на меня безразличный взгляд. Я знала, что он сухо отреагирует. В его стиле. Он уже не в том возрасте, чтобы дёргаться на каждый выпад в свою сторону. Но это не значит, что он может так просто находить повод для ссоры, бросать в меня его как факт, а потом и говорить такие слова. — Я вроде дал тебе понять, что тебе лучше уйти. — Это и мой кабинет. Ты сам это сделал. — Сделал, когда тебе было небезразлично, что я прошу. — Ривай, если сейчас ты зол на моё опоздание, то это произошло не по моей прихоти. Я выехала вовремя, но ливень в жопу послал мои и твои ожидания. Я приехала вся сырая и в грязи не потому что, как ты сказал, дралась со свиньями, а из-за того, что мы застревали на размякшей дороге. Дожди идут каждый день, все наши тропы превратились в месиво. Не моя вина, ты пойми. Что мне ещё тебе сказать? — Уже ничего, — вздохнул он, будто сам устал от своей же злости. Он на самом деле выглядел безумно вымотанным. Я цокнула и села на его колени. Он закатил глаза и даже не тронул меня, упав спиной на спинку кресла. Если немного порассуждать, то в чём-то в своём поведении мы были похожи. От обилия объяснений и усталости, я хотела, только не могла сложить всё в одну историю и выдала ему при встрече самое сухое объяснение. Будто мне была безразлична его просьба. Тогда я хотела только помыться, а не обсуждать всё там, у конюшни. А Ривай почему-то был так встревожен, что вылилось это всё в злобу, которая даже не давала ему владеть здравым смыслом и умением развёрнуто объясняться. В некоторых миновавших ссорах мне казалось, что он этого не умеет делать. Ривай был зол и будто желал, чтобы я сама додумалась почему же. Но несоблюдение его просьбы казалось мне не веской причиной так ссориться, чтобы аж ночевать в разных комнатах: я в нашей постели, а он бы на диване кабинета или, того хуже, в кресле. Я уже сказала, как бы хотела закончить этот вечер, но Ривай похоже имел другие планы. — Ну почему ты себя так ведёшь? — спросила я, взяв обеими руками его щёки. Заглянула в его прекрасные, глубокие глаза, всем своим видом говоря, что совсем не имею желания продолжать ссору, хочу поговорить. И что сунула недавно распушившуюся гордость туда, где ей и место. Куда Ривай сам её часто запихивает, лишь бы мы не поубивали друг друга в распрях и попытках доказать свою правоту. — Тысячу раз пожалел, что позволил тебе уехать без меня, — снова тяжко выдохнул он, потерев парой пальцев уставшие веки. — Я второй или третий раз выбираюсь без тебя, моего хвостика. Откуда такой нескрываемый контроль, Ривай? Мне это не нравится. — Я тебе кто вообще? — оскорблённо хмыкнул он. — Ты сейчас такими вопросами задаёшься и сомневаешься во мне? Обижаешься?! Может, я тогда тоже обижусь? Знаешь, повод есть! — Встала с его колен я, взмахнув руками. — Ну и какой? — Глядел он на меня, оставшись в кресле. — Ты соврал мне. — Ткнула я в его сторону пальцем. — Я знаю, что тебе известно, где похоронен Майкл… И сам ты бывал там. — А теперь подумай своей непустой головой, почему я это сделал? — перебил меня Ривай сразу же, не удивившись моему знанию и сложив этот факт с поездкой к Марие. — Я хочу от тебя это услышать, а не сидеть и догадываться. Думала, что могу доверять тебе! — Я тот единственный, кому ты можешь доверять, и ты знаешь это! — Тогда объяснись! — топнув ногой, вскрикнула я. Ривай хмыкнул, встал с места, взявшись за подлокотники, и прошёл впритык ко мне, наблюдающей за ним и ни разу не моргнувшей. — Твои упрёки по поводу контроля — полный бред. Я переживал за тебя по самой простой и явной причине. Слишком мало времени прошло с событий в Секретном. Никто мне не даст гарантий, что этого не произойдёт снова. Как я вообще, по-твоему, должен реагировать на твоё желание так выбираться из штаба? Что я, чёрт возьми, ещё должен сделать, чтобы тебе было хорошо, а?! Почему я не имею право переживать за тебя, когда прямым тексом не одобрил, чтобы ты поздно возвращалась? Что мне блять ещё сделать, чтобы ты была довольна? Я попыталась хоть как-то защититься от порыва гнева в каждом его слове, что он так извергал мне в лицо, не беря даже секундной паузы между предложениями. — Рив… Но он перебил меня: — Почему у меня из головы не выходит вполне возможный сценарий, как снова найдётся труп поисковой группой? Как было тогда, с Эрвином. Когда он так и не доехал до Троя, а потом нашли его тело с отрубленной головой где-то на краю дороги. Ева, ты правда блять не понимаешь, почему меня всего распирает от произошедшего? Что я себе места не находил весь вечер и был готов выехать со своими ребятами, и при встрече сразу же придушить тебя за то, как ты заставляешь моё сердце останавливаться от волнения. Но тебе повезло, вы сами явились… Я хоть раз ограничивал тебя, скажи? Хоть раз было такое, что я запрещал тебе после нашего возвращения из лагеря у моря браться за работу? — Нет, — сглотнула я, держа лицо. — Ты захотела продолжить работать — ты сделала это. Ты взяла на себя обязанности связи с Троем — взяла, и я не запретил тебе, не ограничивал тебя. Всё, что я делал — ездил с тобой или просил брать хотя бы Флока… Я доверяю тебе, но не могу не рвать волосы от волнения за тебя… Бросаешь в меня обвинения о лжи по поводу Майкла? — Да. И что с того? — Приблизилась я, сжимая челюсти и продолжая глядеть ему в глаза. — Я разве не права? Разве не ты мне сейчас говоришь о доверии, но я сегодня же узнаю о том, как ты лгал мне?.. Почему… почему я не могу знать, где похоронен мо… мой Майкл… От одного имени, приближающегося к устам, голос предал меня и задрожал, а глаза закололо. Та маска, которую я надела и выстояла перед шквалом терзаний Ривая, треснула и упала к моим же ногам. Ривай, лицо которого изменилось в эмоциях, расплывался перед моими глазами из-за непрошенных, таких ненужных слёз, подступивших к векам. Я поморгала, сбрасывая их и убирая рукавом свитера с правой щеки. Ривай в то же мгновение, когда слеза упала на другую щеку, стёр её большим пальцем, едва ли опустив глаза на своё действие. И вернул их обратно к моим покрасневшим. — Его похоронили два месяца назад, сегодня его День рождения, а я не знаю, где теперь лежит мой Майкл. Я спрашивала у тебя, как ты и говоришь, единственного человека, которому могу доверять. Но чем ты мне отвечал? Что ты не знаешь… — Ева, — покачал Ривай головой, опустив напряжённые плечи. — На все твои вопросы за сегодняшний день я могу ответить одним и тем же. И я это уже озвучил. Мой самый главный страх. Я боюсь… потерять тебя… Да я бы привязал тебя к нашей кровати, кормил и поил, лишь бы ты всегда была в безопасности. Не отпускал бы за порог, за территорию, к Трою и тем более к Марие. — К Марие?! Ты ни слова против не сказал. — А ты бы послушала? Согласилась бы не ехать к ней, если бы я попросил? Да, я бы привязал тебя к кровати. Но ты уже была когда-то к ней привязана и погибала… И теперь вздрогнул голос Ривая. Я подумала, что и слух предал меня. Это не было признаком подступающих слёз, нет. Это значило, что силы уже покидают его, ибо он был изнеможён переживаниями. Что ему слишком больно и мы на той самой черте. — Ты погибала от горя на моих глазах, а я не хочу возвращаться в то время. Пиздец, как не хочу, Ева… Я бы привязал тебя к кровати, только бы не видеть то отчаяние в твоём лице. И поверь, оно отражало все те мысли, с которыми ты засыпала и просыпалась. Ты думала только о нём, оплакивала его и в то же время не признавала, что его больше нет… А я сидел и не мог помочь. — Ривай, только не об этом. — Покачала я головой, стирая вновь упавшие слёзы. — Я молился, пока ты сегодня уехала, чтобы я не пожалел, что не послал все дела к чёрту и не поехал с тобой. — Нельзя, — перебила я. — Ты итак жертвовал работой. Тебе нельзя её покидать без веской причины. И я, для этой же работы и новой жизни разведкорпуса, не причина. — Да плевать. Я бы не выдержал, если бы ты вернулась от Марии той самой Евой после тех событий. Почему я спросил, хочешь ли ты ехать к Марие? Я не хочу больше того пережитого дерьма. Стирать твои слёзы, закапывать раздражённые, воспалённые глаза, бинтовать твоё тело пока ты плачешь и плачешь. Это не заканчивалось, а я начал верить, что этому не будет конца. Тогда я боялся отойти от тебя. Придумывал, как бы ты не оставалась одна. Я устал от паранойи, что ты наглотаешься таблеток, если я исподтишка не пересчитаю их и не спрячу. Напоминал себе проверить и запомнить, как лежит нож, а потом молился, возвращаясь к тебе, чтобы он лежал точно так, как я запомнил. Что ты не навредишь себе любыми другими способами. Тогда это тоже было доверием с моей стороны. Доверить тебя самой себе после утраты… Я уже была окончательно выжата. В бессилии утопала от каждого его слова. А ещё больше в чувстве стыда, что Ривай вновь подтверждал, как ему было плохо от вида меня той. Что он пережил, как боялся за меня и почему сейчас имел на это полное право. Я никогда не признаюсь ему, что его опасения не были напрасны. Он думал, что я возьмусь за нож. Я тогда это и сделала, но вовремя осознала, что это не выход. Вспомнила обещание Майклу. И верила, что Ривай не заслужил той боли, если бы поступила иначе. Боже, мой измученный переживаниями Ривай… — Почему я не сказал тебе, где похоронен Майкл? Потому что ты при первом выезде бы туда помчалась, а я не доверяю тому месту. Нет никакой уверенности в том, что те самые напавшие и заказчики не знают, где он похоронен. Они точно знают. И я собирался тебе рассказать, как только бы увидел, что после Марии ты приехала нормальной. Нормальной, а не убитой горем… как тогда. Хочу Еву, что будет жить дальше, ни разу не вернувшейся в то состояние и отбросившей мщение. Ривай выдохнул, едва пожав плечами. Я видела, что он излил всё, что хотел и мог. Ещё одна слеза скатилась по моей щеке, и посвящена она была ему. От боли, с которой он говорил, страха за меня. Мне казалось, что мы уже пережили это. Я даже не буду отрицать, что бежала от тех событий. Думала, что мы сказали о том всё, что можно было. Обговорили произошедшее до подробностей, но не учли оставшиеся на будущее опасения. Что даже если мы пережили это, то всё равно оставили при себе шрамы. Я закивала. Просто закивала, без возможности что-то сказать. Опустила голову, взяв его безвольно висящую руку своей, и приподняла край ткани, касаясь браслета с моими инициалами. И Ривай молчаливо сделал то же самое с моей рукой, огладив металл на кисти. Были моменты, когда я обязана была понять Ривая без слов. И сейчас был момент, в который Ривай сам понял меня. Я сглотнула и подняла взгляд к его лицу. Мне хватило секунды, чтобы найти выход всему тому, что рвалось изнутри. Схватила Ривая за воротник и дёрнула на себя, ловя своими губами его. Глотая свои слёзы, вдыхая запах его кожи. Обхватила плечи обеими руками, прижимая всем телом к себе. Так сильно, что дышать было сложно и отдаваться поцелую. Ривай обвил меня ещё сильнее руками, что сдавило рёбра. Давил носом на мой и не разрывал поцелуй. Я один раз открыла глаза и увидела, как его веки были прикрыты, а брови поджаты слишком сильно. Он вгрызался в мои губы, а я в его, что это было больше похоже на схватку. Всё стало так правильно. Происходящее было самым верным решением, завершением. Мы лишились речи, как только сказали всё, на что были способны. Я чувствовала, что вопрос решён, что Ривай не зол. Только вымотан, морально, не физически. Мы сплелись языками, чуть ли не хватая друг друга за волосы, чтобы второй из нас даже не думал разрывать поцелуй. Но я бы даже от жажды воздуха не отпустила его губы, ведь больше всего мне в тот момент нужно было успокоительное. А Ривай им и был. Сначала я целовала его от печали, боли и глупой злости. Увела касаниями языка к благодарности, искренней любви. А затем происходящее с нами стало бурей. Страстной и слишком быстрой. Ещё минуту или две назад мы были так неторопливы, а теперь пожирали друг друга. — Я хочу тебя… — Я толкнула Ривая к дивану рядом, и он поддался, к сожалению, разорвав поцелуй. Поймал меня в следующую секунду, обхватывая за спиной обеими руками, когда я села на его ноги. Была неуклюжа и нетерпелива, хватая его ремень, снова крепко целуя в губы. Руки потерялись, честно, я бы это так и назвала. Одной я хватала Ривая за щёки, имея безумное желание ею же зарыться в волосах. А вторая боролась с тканью вытянутой из брюк рубашки. Ривай обжигающе выдохнул в поцелуй, уже обеими руками нырнув под свитер и сжимая обе ягодицы. Ремень звякнул, за ним — молния, и я шлепнула Ривая по животу, чтобы он приподнялся. — Боже, быстрее, — прорычала я в его губы, не желая терять ни секунды и не слышать его ворчание о моей спешке. «Запрещённая» неделя шла слишком медленно. Я соскучилась по нему. Ривай приподнялся. Я сунула руку под свитер, сдвигая бельё в сторону, ведь неторопливому Риваю лишь бы позлить меня. И опустилась на него, вскрикнув от укола боли внизу живота. Чёрт, это было слишком резко. — Аккуратней. — Во всём теле напрягся Ривай от проникновения и огладил меня на пояснице. Но боль пропала, и я задвигалась, с самого начала поймав себя на мысли, что этот план вечера был самым лучшим, несмотря на начало.***
К середине ночи я была прижата к стене спиной на нашей постели, а Ривай в сидячем положении передо мной. Холодная поверхность натирала кожу спины, но я уже не обращала внимания. Одна нога была на плече любимого, позволяя проникать в меня глубже. Я не отвечу на вопрос, откуда в нас было столько сил, ведь сама не знала. Я уже не способна была даже приблизиться к оргазму, и Ривай это знал, ускорив темп и сильнее вбивая меня в стену и скатившуюся подушку, что застряла между стеной и основанием кровати, чтобы было меньше шума. Поднимая руки к моим бокам, он прижался губами к моему лбу, ещё глубже входя в меня под таким сменившимся углом наклона. А затем оторвался, вышел и излился мне на живот. Через минуту я, сладостно зевая, перелегла на живот и обняла подушку, чувствуя поднимающиеся поцелуи от поясницы к плечу. Оборачиваясь через плечо, я позволила Риваю недолго поцеловать меня в саднящие губы и упала лицом в подушку. Теперь я бы точно уснула, но мысли об этом потревожил топот. Прямо над нами. На крыше. В одну секунду Ривай уже натягивал на нас одеяло, а в другую шумно оттянул ящик ближайшего комода и вытащил нож с револьвером. Он был готов к нападению, о котором мы узнали только пару секунд назад. Он надел бельё, а я поднялась в сидячее положение, прижимая к груди одеяло. Мы не заговорили. Прислушивались. Ривай уже оделся, когда я выдохнула и цокнула языком, услышав знакомое хихиканье. — Ривай, — произнесла я, переманивая внимание на себя с потолка. — Это наши. Я замолчала, поднимая палец вверх. Мы снова прислушались. Послышался смех Конни. Ривай выругался и закинул револьвер с ножом обратно. — Идиоты, — хоть и разозлился, но всё же расслабился Ривай, закрывая ящик, и натянул штаны с кофтой через голову. — Ты куда? — Забеспокоилась я. — Прогонять. — Кивнул он в потолок. — Пусть отдыхают в другом месте. А стоило бы спать. Середина ночи уже. — И вышел. Я вздохнула и перелегла на своё место, ближе к стене. Не прошло и двух минут, как в коридоре послышалась старающаяся тихо болтать компания. — Придурки, — тихо посмеялась я. Они прошли мимо нашей двери, и после ко мне вернулся Ривай. — Надо будет срезать эту лестницу. Над нашими головами это постоянно слышу по ночам. Слишком зачастили. — Раздевался он, а я раскрыла одеяло, впуская его к себе, что он и сделал, крепко обняв, и перекинул одну мою ногу себе на живот. — Не надо. Мы с тобой там ещё мало были. Оттуда красивый вид. — Решим… Ещё успеем…***