***
Каждый новый, прожитый день — боль. Как физическая, так и моральная. Родные стены палаты главного штаба в помутнённом взоре стали ещё одним напоминанием произошедшего. Разведкорпус — мой второй дом, начало новой жизни и самое главное напоминание о лучших временах, которых никогда больше не будет. Я с трудом могла вспомнить последние события в Секретном, похищение… Сколько дней я провела связанной и избитой?.. Два дня, три, неделю?.. Я была готова перетерпеть это вечность, только бы меня не находил мой отряд и Мик. Только бы мы не выходили в поля и не посылали сигнальную ракету, а после поторопились прочь от титанов в другие леса. В тех лесах, где среди высоких деревьев и у подножья гор я похоронила своё сердце… Те дни, как и последующие я забывала и была благодарна самой себе за это. Может быть, это из-за травмы головы, а может мой разум сам пытается забыть, только бы не мучиться. Остались только куски воспоминаний. И они были пропитаны страданиями, моими истошными воплями и… слезами, которым не было конца. Я помню, как надо мной возвышались Уильям, Ханджи и Ривай. Боль во всём теле, такую острую, не унимающуюся и сильную. Меня хватали, вправляли кости и выбитые суставы, зашивали раны и накрывали бинтами места, где кожа была содрана. Я кричала, что лишилась голоса и не понимала, почему не становится легче. Почему мне становилось только больнее? Я хотела умолять, чтобы мне залечили раны, что ныли где-то внутри. Где кровоточила пустота. А если и эту рану невозможно залечить, то… добейте меня… В короткие моменты, когда я находилась в сознании, прежде чем снова уснуть от бессилия и боли, Ривай был рядом. Всегда. Каждый миг, когда я открывала глаза, я видела его. Уставшего, печального и впервые такого напуганного. Из-за меня. Именно он или Ханджи кормили меня и меняли повязки. Они пытались разговаривать со мной, но всё, чем я могла им ответить это гортанный хрип и новые нескончаемые слёзы скорби по Майклу. Майкла больше нет. Самого близкого мне человека больше нет. Моё сердце, моя нескончаемая радость, позитив… солнышко во тьме. Моё спасение в любой вроде бы безысходной ситуации. Он всегда был рядом как никто другой. Единственный человек, которому я могла простить всё. Тот, кому я была рада всегда, какая бы обида внутри ни затаилась из-за пустякового спора. Он был моим спасением в губительной обстановке старого дома. Прибегал, как только я звонила ему, вытаскивал, борясь с моей матерью, и забирал к себе. Я бросала всё в дни отчаяния Майкла, когда на него весь мир давил ненужными ожиданиями, спешкой и натиском решений не по его воле. Все хотели от него чего-то, пока он хотел быть самим собой и жить так, как ему хочется, независимо от взросления. Когда он хотел бросить всё, я и его отец были рядом. А когда отца не стало, я старалась за обоих. Я спасала его столько же раз, сколько он спасал меня. Мы были словно сиамскими близнецами, которых разлучили после рождения с помощью операции, но мы всегда имели связь друг между другом. До самого последнего дня. В те мгновения, когда я просыпалась по ночам, а Ривай сидел рядом на стуле, уложив голову мне на ноги, я крепко накрывала ладонью рот, чтобы не тревожить сон любимого. И продолжала плакать, потому что не могла остановиться. Я чувствовала, как эти же слёзы помогали мне освободиться хоть от частички той не имеющей границ боли. Но каждый раз Ривай просыпался и пытался успокоить. Пыткой стала невозможность обнять меня, так как я вся была в бинтах. И всё, что он мог сделать — взять мои руки в свои, прижать свой лоб к моему и молчать, закрывая глаза. Он не пытался меня успокоить ненужными просьбами перестать плакать, даже не стирал мои слёзы. Он просто был рядом. По своему собственному желанию впервые признаваясь, что понял, почему всегда просила его не прогонять меня в сложные периоды. Почему искреннее желала успокоить, разделить ту боль и поговорить. В очередную ночь, когда голос немного ко мне вернулся, Ривай хотел взяться за смену бинтов на моём теле, но ткани и антисептические средства закончились в коробке, которую он вынул из тумбочки. Впервые он оставил меня одну, обещая, что сходит до кабинета Уильяма и вернётся. И тогда я увидела нож, который он оставил на крышке коробки. И подняла его…***
Кафетерий в главном корпусе института был, как всегда наполнен студентами. Очередь от кассы шла прямо до двери в коридор. Протискиваясь с одногруппницами через эту очередь, три девушки с тяжёлыми вздохами огляделись, ища свободный столик. Ева наткнулась на один в углу, рядом с окном, выходившим на задний двор. За ним сидело трое парней, один из которых энергично махал ей. Взяв подруг под руки, девушка направилась к ним, уже напрягая Майкла своим недовольным выражением лица. Однако, с самого начала она не стала на него набрасываться с вопросами о пропусках учёбы и поздоровалась со знакомыми, сидящими рядом с ним: — Привет, Рэй, — приподняла ладонь Ева, парень перестал теребить пачку сигарет в руке и кивнул ей. И она улыбнулась другому парню: — Привет, Грант. Блондин ответил ей взаимностью и поприветствовал, а затем Ева представила своих подруг. — А я?! — Проигнорированный Майкл, сложил руки на груди. — И тебе привет, прогульщик. — Вы перекусить зашли? — спросил Грант, встав со стула, как и поступил Рэй. — Да, только вот очередь, да и столы все заняли, пока мы доходили с четвёртого этажа сюда. — Вот, стол свободен. — Улыбнулся Рэй, махнув на Майкла, оставшегося сидеть. — Он сказал, что вы подойдёте, поэтому мы и ждали здесь, заняв местечко для вас. — Миленько. — Ева отложила небольшой рюкзак на стул, на котором сидел Грант, а парень с Рэем отошли в сторону. — Спасибо. — Ева, мы пока в очередь встанем. Посторожишь место? — спросила одногрупница, оставив вещи на стуле. — Да, конечно. — Ева присела рядом с Майклом и кивнула на его друзей. — А вы по какому поводу пришли, раз не учитесь здесь? — С ним за компанию, — указал пачкой сигарет Рэй на друга и с Грантом отошёл к выходу. — Но вам надо поговорить, а мы к машине! Пока! — Вот как, ладно, пока, — удивилась девушка, поворачиваясь на Майкла. — О чём же? Будешь просить меня закрывать за тебя долги? Написать твоим почерком конспекты? — Нет. — Улыбнулся от уха до уха парень и поднял папку документов со своих колен, со шлепком уронив на стол. — Больше нет, больше я здесь не числюсь. — Ты серьёзно? — шокировано приподняла брови Ева, касаясь папки. — Ты даже один курс со мной не отучился. — Какой из меня экономист, Ева?! Ты знаешь, что я из интереса и ради тебя сюда поступил. Но лучше отчислиться самому, нежели получив заявление об отчислении. Просто не моё, только не пили меня, как мама! — Ладно, я знаю… — вздохнула она, откинувшись на спинку. — Но ты отнял чей-то шанс на бюджетное поступление и сейчас бросаешь эту возможность. — Боже-е… Ева, хватит, говоришь клише-мнение, которому многие придумывают слишком большое значение. Да, это шанс, но таких шансов бывает сто на дню в разных сферах нашей жизни. На одном образовании жизнь не заканчивается. А думать иначе — губительно. — Интересно, думал бы ты так, если бы побывал сегодня на первой паре… — Девушка с печальным выражением лица опустила взор в ноги, виднеющиеся под столом. — Я уже тогда проснулся с мыслью, что сегодня отчислюсь, — рассмеялся Майкл, сцепив пальцы на затылке. — А что там было? Скучная лекция? — Нет… Лекции не было. Приходили специалисты из центра психологической помощи, а у нас лекционный зал был прямо рядом с входом. Они начали с нас… Рассказывали о методах борьбы с депрессией, разные способы остановить паническую атаку, если она начинается… Но заговорили они с истории, которая стала причиной их прихода к студентам. — Ева, поджимая губы, повернулась на друга, что внимательно слушал её. — Слышал про парня, который покончил жизнь самоубийством, сбросившись с моста неделю назад? — Оу-у… Да… — коротко кивнул Майкл. — Вот поэтому они и пришли, чтобы провести беседу со студентами… Этот парень… Его как раз не приняли на бюджет, а денег на платное не было, мама умерла, а из-за того, что он с четырнадцати лет работал грузчиком, его убитое здоровье поставило крест и на этом маломальском заработке… Мне так жаль его стало, сколько историй таких может быть вокруг, а мы за чужими улыбками никогда не увидим разбитого человека… — Да, Ев, — вздохнул парень. — Никогда не знаешь, какое дерьмо человек держит внутри, пока улыбается и веселится… — Я его… — замялась Ева, разглаживая складки на брюках, — даже могу в чём-то понять… — Эй! — возмутился Майкл и толкнул своим плечом в её. — Нет, не понимаешь, и не пробуй понять, ясно?! — Ты чего?! — испугалась Ева такой реакции. — Не пытайся понять его. — Взяв за подбородок, Майкл повернул Еву к себе, заставляя смотреть в глаза. — И не смей думать и сравнивать свою жизнь с его, слышишь меня? — Майкл, перестань. — Пыталась вырваться Ева, оглядываясь по сторонам. — На нас же смотрят. — Суицид никогда не станет решением проблемы, и он не стоит твоего решения в его пользу. — Рывком отпуская подбородок Евы, Майкл сел в исходное положение и сжал челюсти. — Пойдём до курилки, там договорим. Не успела Ева ответить, как друг поднял её вещи и ушёл в сторону выхода. Она только предупредила подруг и поспешила за ним. Они вышли из здания и через парковку прошли в зону для курения. Парень сел на скамейку и зажёг сигарету, зажимая её в зубах. — Тоже тяжёлый период? — Выдохнул он облако дыма. — Мама стала пить ещё сильнее? Учёба не складывается? Танцы не приносят удовольствия и стали причиной выгорания? К хуям всё! Поняла? Никогда не смей задумываться о суициде… — Майкл, я даже не собира… — Скоро я уйду в армию, — перебил Майкл, вдохнув ещё глубже прежнего затяжку. — Да, мама настояла, пусть будет, может найду себе там место… Но… Бля-я-ять… — Он запрокинул голову, глядя в чистое небо. — Всякое дерьмо случается, понимаешь? Я знаю, что творится в твоей жизни, всегда был рядом, но я не хочу потом получить предсмертное сообщение от тебя в стиле «Ты был лучшим человеком в моей жизни, прости меня, но я так больше не могу». И потом паниковать, потому что буду далеко и могу не успеть позвонить хотя бы друзьям… Когда танцы стали только мучением, я был первым, кто, несмотря на этот тупое мнение «доводить дело до конца, держаться и не сдаваться», поддержал твой уход из спорта. Потому что это убивает в тебе стремление жить, ты устаёшь, ничего не получается. И лучше не мучиться. Уход из спорта может быть решение проблемы, суицид — нет. Разрыв отношений с матерью тоже может быть, а уход из жизни — нет. — Я знаю, Майкл, — вздохнула Ева, плюхнувшись рядом с ним на скамейку. — Тяжело? Хочешь покурить? — предложил Майкл, протягивая свою сигарету. — Ты всё равно много не выкуришь. — Давай, — улыбнулась Ева и примкнула губами к сигарете, делая затяжку. Выдохнув и почувствовав головокружение, она махнула рукой, и друг убрал сигарету. — Больше не хочу. — Если тебе тяжело — покури, выпей — только не делай из этого привычку. — У меня есть пример, к чему приводит, когда это и правда ею становится. — Да, — кивнул парень. — Если мир тебе не мил и кажется, что всё ужасно — позвони мне. А если я недоступен, то можешь написать сообщение огромное, куда можешь вылить всё, что накопилось. Я прочту и позвоню, как только появится возможность. — Хорошо… Ты тоже не держи в себе, служба может быть очень тяжёлой. — Да… Знаешь, я никогда не пойму суицидников. Может оно и к лучшему, но для меня это решение — глупость. А ещё я уверен, что каждый из них… в са-а-амый последний момент, когда уже процесс стал необратим и они уже почти мертвы… — Парень замолчал и после секунды для новой затяжки и выдоха, ответил: — Они поняли, что сделали ошибку. Самую ужаснейшую. — Никто не знает, Майкл, — нахмурилась Ева, глядя в землю. —Хотя бы один, кто летел, например, с крыши… — Майкл поднял ладонь, воображая, что человечек стоит на обрыве, а затем спрыгнул. — И в полёте понял, что выход из всей его ситуации, из-за которой он решился на это, всё-таки был. И совсем не тот, который он выбрал… Но… Бум! — Ладонь парня шлёпнулась о его колено. — Всё… — Майкл поднял палец к виску, глядя в глаза Евы, и снова повторил свою мысль, пытаясь закрепить в голове подруги: — Летя в объятия смерти, каждый дойдёт до мысли, что это была ошибка и всё решаемо, только не суицидом. — Ты прав, — закивала Ева, поёжившись от порывов весеннего ветра. — Мы с тобой до последнего не затрагивали эту тему, я не хотел, но это нужно было. — Майкл потушил сигарету о бордюр и кинул окурок в мусорку. — Теперь я могу уехать, мы впервые разлучимся на такой долгий период. Хочу, чтобы ты пообещала мне, что никогда не прибегнешь к суицидальным мыслям, что бы ни произошло. Как далеко бы я ни был, ты найдёшь смысл жить, пока вокруг всё будет казаться безнадёжным. Когда тако-о-ой пиздец окутает тебя, что захочешь с этим покончить, ты будешь говорить себе: «В полёте в объятия смерти я пойму, что это не выход, но тогда будет поздно, а сейчас у меня есть возможности»… Пообещай мне… — Обещаю, — улыбнулась Ева. — Вот и отлично. — Встал с места Майкл. — В пизду эти ужасные мысли. — Он глянул на наручные часы. — У тебя скоро пара ещё одна. Пойдёшь? Ева подняла рюкзак и подала другу его документы. — А ты куда? — С парнями поедем есть, а потом к Рэю. Могу потом тебя забрать к нам, как пары кончатся. — Нет, — закинула Ева на плечо рюкзак, достав телефон. — Я напишу Линси, что не приду на пару. Забери меня с вами, сейчас. — Отлично! — Резко подхватывая Еву через бока и отрывая от земли, парень понёс её к парковке. — Расскажу как раз подробности о военной службе! И пиццу пожрём! А я говорил, что учёба — не самое главное! — Не хочу пропускать время, пока ты здесь, а учеба подождёт, потом сдам долги за пропуск. Я себе потом не прощу, что могла побыть с тобой, а предпочла пару. — Ухватилась покрепче Ева за его плечи. — Я бы тоже обиделся. Никакая учёба не должна стоять между Евой Уокер и Майклом Джонсоном! Никто и никогда, даже время и расстояние!..***
«В полёте в объятия смерти я пойму, что это не выход, но тогда будет поздно, а сейчас у меня есть возможности». «Хотя бы один, кто летел, например, с крыши, и в полёте понял, что выход из всей его ситуации, из-за которой он решился на это, всё-таки был. И совсем не тот, который он выбрал». «Суицид никогда не станет решением проблемы, и он не стоит твоего решения в его пользу». Держа в темноте нож, я из-за всех сил сжала рукоять, что костяшки побелели. Горячие слёзы затмили мне глаза, а зубы скрипнули до ощущения скрипучего песка между ними. — Майкл… — выдал мой гортанный стон. Прикладывая кулак к губам, я умоляла, чтобы этот ужаснейший сон закончился. Чтобы Майкл прямо сейчас обнял меня, как делал всегда. Но в ответ на мои мольбы, когда я снова приставила нож к руке, понимая, что это не сон, я услышала шаги в коридоре в приоткрытой двери. Шаги Ривая и шуршание аптечки в его руке. От стыда и собственного эгоизма я отшвырнула нож обратно на коробку. Через секунду дверь открылась, а Ривай замер, видя, что я сидела полусидя. Его взгляд скользнул от меня к ножу и обратно. — Ты трогала нож? — Медленно проходя ко мне, нахмурился он. — Да… Хотела взяться за бинты, — прохрипела я только появляющимся голосом. — Самой их убрать, чтобы время не терять, пока тебя нет. Но в темноте при одной свечке не вижу, да и многие прилипли. Поэтому передумала. Ривай только отложил аптечку на тумбочку и засучивал рукава рубашки. Я надеялась, что он поверил мне. Что я не была в его глазах такой глупой, какой была на самом деле, подумав о ужаснейшем поступке. Он этого не заслужил. — Прости меня, — сквозь слёзы прошептала я, когда он стал размачивать мои раны. — Что за глупости пришли в твою голову, Ева? — спросил Ривай своим строгим, не дрогнувшим голосом, дарящим чувство безопасности и покоя. — Ты который день рядом со мной каждый час, не отходишь, заботишься… Я знаю, что ты сейчас скажешь, что за такое я даже не имею право просить прощения, но для меня это очень ценно. Спасибо… Ривай, сидя за моей спиной, замер, держа в руках бинт, который распутывал. И как только я немного обернулась, нежный поцелуй примкнул к моему плечу. Больше он ничего не сказал, а через десять минут я уже уснула. Сквозь сон, через несколько дней я услышала, как вошла Ханджи и попросила Ривая выйти. Дверь, как я поняла, осталась приоткрытой, из-за чего я слышала разговор и спор о том, что лидерам надо выехать в Стохес на собирающийся совет, где обсудят смерть Эрвина и официально передадут звание главнокомандующего Ханджи. Я пыталась не концентрироваться на их разговоре, чтобы не думать и не вспоминать произошедшее. Мне так сильно не хотелось даже думать о службе. Всё напоминало о Майкле. Слёз уже не хватало, и подтверждением тому стали слова Ханджи о похоронах, когда я тут же всхлипнула от боли в веках. Ни одна слеза уже не могла вытечь, а глаза адски болели. Как только я не сдержала этот всхлип, люди в коридоре затихли, а после я услышала, как Ривай выругался и хлопнул дверью. Больше ни один человек даже не останавливался у двери в палату. Многие солдаты, как я видела из редко открытой щели, пробегали мимо, останавливая свой диалог. И продолжали его уже вдали от моей двери, дабы не навлечь гнев капитана, что сидел рядом со мной и отказался ехать в Стохес. Я уверяла его, что со мной всё в порядке, хотя это было не совсем так, и что со мной побудет Уильям. Но он даже спорить не стал, прося меня прекратить это, и снова начал убаюкивающе поглаживать по волосам. Говорят, что сон полезен для выздоровления, но мне он помогал позабыть о реальности. Я даже мечтала о тех снах из прошлого, после которых я просыпалась со слезами на щеках, но даже они снова прекратились. Вместо снов у меня был чёрный лист.***
В один из очередных дней, когда я потеряла их счёт, я проснулась с пониманием, что надо поговорить. Надо обсудить и в какой-то момент воспользоваться отсутствием слёз, из которых я не могла и слова в рыданиях сказать. Мне нужно понять, что произошло, и я была уверена, что у Ривая, лежащего рядом у моих ног, есть ответы. Я не стала его будить. Только отгоняла сонливость и глядела в окно, где медленно поднималось солнце, что в середину лета стало необычайно жарким. Я соскучилась по улице, но за этой же мыслью, словно на автомате пришла следующая, говорящая «И по Майклу». Я убивала сама себя. Всё напоминало о нём, но чаще всего это делала я, не понимая зачем. Будто до последнего не осознавала потерю. Я никогда это не осознаю до конца. Никогда не приму. Из-за привычки прикрывать рот при зевке, я дёрнула рукой, что лежала под щекой Ривая. Он тут же поднялся, открывая глаза, словно и не спал вовсе. От его милого и сонного выражения лица я невольно улыбнулась, что выбило из него сонное состояние. Ривай глядел на меня, не моргая, и только потом я поняла, как он отчаянно желал моей улыбки, пока за эти дни, а может и недели, видел только слёзы. Как я медленно умирала от тяжести скорби и снова воскресала у него на глазах. — Пойду, принесу таз, — произнёс он, встав со стула и поднимая с подоконника таз, в котором приносил мне воду для умываний каждое утро и вечер. Я не стала его останавливать, чтобы поскорее поговорить. Понимала, что он поначалу будет отнекиваться, говоря, что не время и мне надо поберечь себя от всех напоминаний. А его нечищеные ещё зубы станут пыткой и причиной недоброго настроения. И возможностью помалкивать или отвечать коротко. — Спасибо. — Отдала я полотенце, вытерев лицо, а Ривай ответил мне краткой улыбкой. — В туалет? — предложил он, подав руку, чтобы помочь спуститься с постели. — Нет, присядь, пожалуйста. — Кивнула я на стул, и он настороженно выполнил мою просьбу. — Я хочу поговорить о том, что произошло. Пришло время. — Я так не думаю, — глядя в глаза, ответил он. — Я хочу, мне это нужно, если ты беспокоишься о моём состоянии. Хочу один раз поговорить, понять и больше не трогать эту тему, пока она сама меня не тронет. Это… поможет жить дальше, чего я очень хочу. Хочу жить… а не умирать… — Ривай спустя пару секунд кивнул и поцеловал тыльную сторону моей руки. — Что ты знаешь о произошедшем? — Если с самого начала, то Мик и Конни доложили мне всё, что ты им рассказала. Ты в первые дни только и повторяла, что ничего не помнишь. — Ривай уткнулся взглядом в одну точку на моём одеяле, а я ещё крепче сжала его руку в своей. — Сказали, что когда нашли тебя, ты уже была достаточно избита… Мы нашли твой ремень… Они… — Нет, Ривай, меня никто не насиловал, — сказала я, видя, как он становился темнее в выражении лица. — Просто я отказывалась выполнять их приказы. Одного вроде застрелил Конни, а другого я попросила связать, чтобы потом допросить. — Он в камере в подвале, — кивнул в пол Ривай. — А те… трое? Вы же их поймали, да? — Да, подоспели… Одного из них забрала полиция. Кенни сюда наведывается часто на допросы к остальным. — Вы их пытаете или они сами всё рассказывают? — Один из первых похитителей быстро разговорился. Он и его покойный дружок из Подземного города — бандиты, которым за большую сумму дали заказ. Тебя. Они должны были довести тебя кругами до точки передачи. — Зачем я им? — удивилась я. — Мы не знаем, но выпытаем из троицы. Но я бы хотел спросить у тебя… Всё о твоём прошлом правда? Вы правда не марлийцы, которых мы просто контуженных нашли на берегу? — Ривай, нет! — Дёрнулась я вперёд, боясь, что он назовёт меня лгуньей и шпионкой. — Ты же знаешь, мы с тобой много обсуждали, откуда я. Я даже не знаю, как выглядит Марлия изнутри. Ни разу там не была. Я помню свою прошлую жизнь, но она никак не похожа на то, какие фото-открытки привозят из-за моря. — Просто это хоть как-то могло бы нам помочь отыскать ответы. Если бы вы были марлийцами, то я мог бы предположить, что вы могли там «перейти кому-то дорогу», а сейчас я просто… сбит с толку и не понимаю, зачем ты им. Но эта же троица, что заказала тебя… они и убили Эрвина. — На этих словах я до хруста суставов сжала руку Ривая, но его лицо осталось безэмоциональным, хотя я знала, что внутри него бушует ураган ярости. — Орудие и вид убийства похож. Топор и сносящий голову удар. Но Эрвина они так не тронули. Лишь с Джо и… Майклом так поступили… — Вы будете их пытать? — С надеждой я посмотрела на Ривая, сжимая челюсть. — Я хочу тоже. — Он молчал, даже не подняв на меня глаза. — Ты мне так отказываешь? — Посмотрим… Я тебя понял. И не отказываю. Но не я один решаю. — Полиция? — догадалась я. — Да, Кенни сам отдал предпочтение тому, чтобы пленённых держали именно здесь. Только одного он вывез, чтобы вопросов меньше было. — Вы ведёте своё расследование? — Приподнялась я, елозя на затёкших бёдрах. — Почему его это так интересует? — Потому что он не намерен прощать смерть Майкла, своего помощника. — От слов Ривая внутри впервые за последнее время стало приятнее. Некое тепло обволакивало пустоту от вырванного сердца. И мне первым делом при встрече с Кенни захотелось его обнять шептать благодарности. Пока я не могу, они с Риваем уже начали узнавать информацию. — И мы оба предполагаем, что все следы быстро заметут. Кто-то ещё есть, мы так считаем. Уже многим, как утверждает Кенни, заткнули рты приличными суммами. Потому они долго не могли разобраться с убийствами в Подземном городе, до сих пор не могут. Кенни имеет какую-никакую власть в определённых кругах, но он не всесилен. Также он уверен, что и в его участке есть подкупные. Если мы отдадим пленённых, то он ставит три дня — и они исчезнут, а никто объяснений этому не даст. Просто испарятся за запашком денег. Также произошло с Джо и Томасом. Возможно, и в ту вылазку к морю, когда двое моих пропали, охотились тогда именно на тебя. Но так как я изменил маршрут в последний момент, забрали Джо и Томаса, которых мы тоже не могли найти и никто их не видел. Нигде. Тогда они тоже испарились по щелчку пальцев. — Кто-то готов платить огромные деньги, чтобы только не выдать себя, — тихо произнесла я, рассуждая. — И можем ли мы сузить круг только до одного Парадиза, что кто-то здесь точит на меня зуб? Или так и будем ещё и Марли держать в подозрении? — Не знаю, Ева. Но узнаем… — Откинулся на спинку стула Ривай, устало натирая лицо ладонью. — А что насчёт титанов? — Лагерь Ханджи подорвали, из-за чего вырвались титаны. Солдаты на охране не уследили, как кто-то прокрался под навесы и установил бомбу. Один пострадал, остальные успели улизнуть. Но таких идиотов ещё поискать надо. Я говорил Ханджи, чтобы она дала мне собрать для неё солдат, но она упрямилась. — Ханджи старалась самостоятельно, ведь и без того её критиковали. Потом бы говорили, что она много ресурсов забирает, — вступилась я. — Я не об этом… Просто не хотел… чтобы другие пострадали, если будут дохляки, а ей потом расхлёбывать и латать свою репутацию научного деятеля. Улыбка сама потянулась по моему лицу, пока в голове было «Ему не всё равно, он не против Ханджи, как я раньше могла подумать. Ривай просто слишком сильно переживает за Ханджи! Он! Волнуется!». А потом он отмахнулся, словно прочитав мои мысли. — Кто-то ещё пострадал? — сменила я тему, чтобы не смущать его. — Да, трое остались инвалидами. Но благодаря слаженной работе, новому оружию, которое вовремя привезли идиоты из лагеря Ханджи, и численному превосходству мы смогли одолеть. — Смогли. — Засияла я, вспоминая рассказы, когда в схватках с титанами гибли десятки, сотни солдат. Но сейчас… человечество научилось противостоять. В лагерях для экспериментов изобретали ловушки и оружие для убийства титанов. Труд и упорство Ханджи прошли не зря. — Титанов подорвали, чтобы отвлечь вас, когда вы искали меня? — Скорее всего… — Пожал плечами Ривай. Последний вопрос, который терзал меня весь наш диалог, я всё же смогла найти силы задать: — Что сделали с… телом Майкла? — Похоронили в один день с Эрвином… — Что с Марией? — спросила следом я, пока Ривай не спешил с ответом. Он был в смятении, думал, будто не знал, говорить ли мне. Молчал. — Она не была на похоронах, потому что… её положили в больницу… Всё приподнявшееся настроение из меня выбило одной новостью. Я накрыла лицо рукой и надавила двумя пальцами на веки, сдерживая слёзы, которых, конечно же, не было. Только боль и сухость. — Она передала тебе письмо, но оно в моём кабинете. — Ривай присел ко мне, беря моё лицо в свои ладони. — Откуда оно у тебя? — Кенни её навещает и передал вчера. Больше не поднимаем эту тему. Никто у тебя спрашивать ничего не будет, я позабочусь. — Спасибо, Ривай. — Сжала я рубашку на его боках в свои кулаки, укладывая лицо на плечо. — Я люблю тебя. — И я… тебя…***
Прошло ещё пять дней, мне стало лучше. Разговор и правда был полезен. Ривай увидел, что мне стало легче и начал, после моих просьб, впускать тех, кто искренне хотел навестить меня, но кого он до этого разворачивал на пороге и прогонял. Ко мне заходила Ханджи, рассказывая смешные истории (или она пыталась шутить, но я всегда смеялась, чтобы ей не было неловко) о своей новой работе. Мила приносила мне книжки и сладости, говоря, что они запросто поднимут мне настроение. Пироги с маком были моими любимыми, и она стала чаще их приносить. Под напором Ривая съедала всё до последнего, хотя под конец правда верила, что от обжорства у меня развяжется пупок. Жан, Конни и Флок заходили реже, но всё же навещали. Мне казалось, что все они заходили, сначала проходя через жёсткий пост в виде Ривая. Ибо все, как один, вообще не поднимали тяжёлые темы. Просто несли какую-то чушь и сами же с неё смеялись. Всё как обычно. Это правда мне помогало и отвлекало. Я люблю юмор. Им меня всегда отвлекал Майкл… Майкл… О Майкле по-прежнему напоминало всё. Я внутри молилась о здравии Марии и ребёнка. Я никогда их не брошу и всегда буду рядом, если нужно будет и Мария сама будет не против. Навещу Марию, когда пойму, что можно и это ей не навредит. Безумно стыдно перед ней становилось каждый раз. Я не знала, как же мне поступить. Написать письмо? Самой навестить? Или не стоит напоминать? Ведь в любом случае я напомню ей о нём. О нашем любимом, прекрасном, лучшем Майкле. Я никогда его не забуду. Те четверо поплатятся за то, что сделали. Их последние мгновения жизни превратятся в ад. Чтобы таких выродков стало меньше, а мне — легче.***
Жара стояла невыносимая. Я вообще не закрывала форточку в палате и привыкла к постоянному шуму с улицы. Полдень, а жизнь разведкорпуса кипела. Я лежала в шортах и майке, и перебинтовывала ногу, когда дверь скрипнула, а я подняла голову. — Почему меня не дождалась? — спросил Ривай, подходя ко мне, и чмокнул в щёку. — Повязка слезла и мешала. Уильям как раз заходил, и я попросила его принести бинт и спирт. — Почему его не попросила сделать? — Любимый сел ко мне и сам взялся за мою ногу, сгибая её в колене. — Он занят, носится и помогает Ханджи, — ответила я, придерживаясь за его плечо. — Понятно. Туго? — спросил он, ласково поджимая моё бедро. — Нет, — немного улыбнулась я. Ривай слегка улыбнулся в ответ и отвёл взгляд обратно на ногу. Затянул узелок и скользнул к икре, секундно оглаживая её, после чего встал и подал мне руку. — Пошли, пора возвращаться в комнату.***
Я свернула в сторону своей двери и дёрнула за ручку. — Ты куда? — нахмурился Ривай, держа меня за другую руку. — В сво… Эм… — Я запнулась, оглядев комнату. Она изменилась, и довольно сильно. В ней не было кровати, полная перестановка, два стола, два шкафа и стеллажи с бумагами и книгами. У стены стоял диван, а у столов по одному креслу. — Твоих рук дело? — спросила я, повернулась к Риваю, указывая большим пальцем в комнату. — Ты против? — Ну… А где мои вещи? — В моей комнате, — произнёс он, открывая свою дверь, и указал внутрь. — Мы вроде разговаривали о том, что живём вместе. Или ты подумала, что это только на период в Секретом? Я на ватных ногах вошла за порог, оглядев перестановку. Другая, уже двухместная кровать стояла на том же месте, где была прошлая полуторка. Два шкафа теснились на месте прошлого одного, не оставив голой стены рядом. Дальше по стене был комод с зеркалом над ним и два кресла у окна с маленьким столиком. — Твоя комната — теперь наш общий кабинет, — объяснился Ривай, зайдя следом. — А это наша комната. Я с восторгом и одновременно с испугом посмотрела на Ривая. По нему было видно, что моя радость немного успокоила его, ибо до этого он был напряжён от моей неоднозначной реакции. А я развеяла неловкую обстановку, приложив ладонь к его лбу. — Да вроде нет температуры. — Он лишь закатил глаза, а один уголок губы всё же приподнялся. Мы прошли глубже в комнату. — Так вот почему меня Жан спрашивал, все ли у нас так серьёзно. Он тебе помогал? — Да, — ответил Ривай и убрал в шкаф мои вещи из палаты, которые держал в одной руке. — Твой шкаф и две верхние полки комода. — Я всё равно буду таскать твои вещи, — хихикнула я и придержалась за край кресла, чтобы безболезненно опереться на него. — Я не против. Просто одного шкафа не хватило и я отсортировал. Любимый прошёл ко мне и сел на одно из кресел, помогая аккуратно сесть ему на колени. Мы приобнялись и он потянулся к заднему карману брюк. Вытащил сверток бумаги. — Я отдам тебе, если ты пообещаешь не грустить, — произнёс он, заглядывая в мои глаза. — Не буду обещать, просто дай. Ривай недовольно поглядел на меня и всё же отдал письмо. Письмо от Марии.«Ева, здравствуй.
С прошедшим твоим днём. Не знаю с чего начать. Сразу хочу сказать, что у меня всё хорошо. Смерть Майкла подкосила меня, но я понимаю, что и тебе очень плохо.
Я беременна. Не знаю, знаешь ли ты это. Но я не хочу, чтобы что-то вставало между нами. Думаю, ты тоже чувствуешь груз при мысли, что нас ждёт, но со своей стороны хочу написать, что всё также люблю тебя. Ты моя подруга.
Майкл любил тебя, как родную сестру. Даже просто так говорил о тебе часто. Как волнуется за тебя и гордится тобой. (В уголке письма я увидела высохшие следы, похожие на маленькие кружки, следы от слёз, от вида которых и к моим векам подступила влага)
Пока я в больнице и приезжать не надо. Моя семья рядом.
Давай подождём, пока заживёт. Я обязательно буду тебе ещё передавать письма. Кенни часто меня навещает и этого достаточно. Хоть и странно. Майкл рассказал в свой последний приезд, что вы с Риваем помирились. Это прекрасно! Я рада за вас и даже понимаю, как ты радовалась за нас с Майклом на той скамейке. Много писать не хочу и не умею. Если будут новости — напишу. И ты пиши, обязательно пиши. Мне очень важно знать, что этот груз я сама себе придумала и мы не потеряем друг друга.
Майкл писал мне письма и научил вставлять вот такие символы. Говорил, что это сердце, но, как по мне, слабо похоже. Но для тебя я нарисую.
(Прямо между последними строчками Мария пририсовала смайлик сердечка)
Я люблю тебя.
Не вини себя»
Мои губы задрожали, я прислонила кулак к ним, сдерживая стон от слёз. Запрокинула голову, в попытке откатить их обратно. Ривай забрал письмо и растёр моё плечо. — Я так скучаю по нему, — шептала я. — Так больно. Кусок сердца вырвали. — Ривай протянул платок. — Этим платком пользуюсь я, а не ты, — попыталась рассмеяться я. — Хотел бы я, чтобы им вообще не пришлось пользоваться. Я легла ему на плечо и следила за проплывающими облаками в окне. В один момент я подняла голову, чтобы посмотреть на Ривая. Он просто смотрел прямо, задумался. Я ещё сильнее прижалась к нему, наглаживая ладонями его лопатки. — Я немного пожалела, что сожгла альбом. Там надо было забрать некоторые фото и обрезать, где был Майкл. — Не надо. Только больнее делать себе будешь. Оно тебе ни к чему. Я, например, убрал такие напоминания из своей жизни. Только на дно потащит, утонешь в ненависти, мщении и горе. Майкл бы хотел, чтобы ты просто жила дальше. Вспоминала хорошее и не забывала его. Гордилась им. — Ривай это говорил, будто на собственном опыте. Не размышлял, а пересказывал. Глаза его дрогнули и опустились на меня. — Ты перекладывал мои вещи и должен был обнаружить одну фотографию, — сказала я. — В белье. — Да… видел… — Где она? — Там же. Тебе решать, что делать, но я просто высказал своё мнение. Я приподнялась и оглядела комнату. — Куда ты убрал мои вещи из Секретного? Документы там разные, папки… Ривай молча указал на верхние полки стеллажа, что стоял рядом, а основные его полки занимали книги. Я поднялась, протянула руку и вытащила пару папок. Из одной вытащила конверт и села обратно на Ривая, он снова обвил меня руками. — Откуда? — спокойно спросил Ривай, когда увидел вырезки, подаренные Ханджи. — Ханджи на мой день подарила. Сказала, что у меня они сохранятся, — говорила я и перелистывала. На одном листке Ривай даже ухмыльнулся и взял его в руки. На нём был тот самый смешной «портрет», вырезка из объявления в розыске. Он спокойно разглядывал его, отогнул загнанный кончик и вернул мне. — Моблит, — тихо произнёс он на ещё одном портрете. — Даже этот тебе отдала. — Ага. Вот на этом портрете ты ещё молоденький, — произнесла я, перевернув лист, где был прикреплён портрет, когда Ривай только вступил в разведкорпус. — И такой же хмурый. Дай угадаю, сколько тебе здесь. Двадцать пять? — Может быть… Близко. Самыми нижними оказались портреты его друзей, от чего я резко отдёрнула их и перевернула, в надежде, что Ривай их не успел разглядеть. Он немного напрягся, взял меня за кисть и молча, но требовательно перевернул руку с листком. И забрал. — Прости, Ханджи мне и их отдала, я забыла, — буркнула я, стыдливо опустив взгляд. Ривай молчал, лишь нахмурил брови и всматривался в пожелтевшие листки. — Ничего, — спокойно ответил он. — Я тоже забыл про то, что они есть. Она правильно сделала, что отдала тебе… Я уже начал забывать некоторые их черты лица. Уже в курсе про них? — Я молча кивнула. — Именно по этой причине я и не хотел забирать их из архива. Я не забывал, но такие вещи тычут в раны. — Ривай отдал мне листки, которые я тут же спрятала в папку. — Ты ничего не держишь при себе, что тебе бы напоминало о ком-то? — Твой портрет… и это… — Он ткнул в жабо на шее. — С матерью связано. — Чёрт, прости. — Хватит. Всё нормально, — произнёс Ривай и взял меня за подбородок. Потянулся к моим губам и нежно коснулся их. Такой совсем невесомый поцелуй замер во времени. Лишь мягкие тонкие губы любимого и моя ладонь на его щеке. Я сдвинула свои к уголку его губ и начала зацеловывать лицо. Аккуратно прикладывала влажные губы к лицу, наслаждаясь, пока он просто закрыл глаза и чувствовал момент. Не морщился, не отстранялся. Когда уже всё лицо было покрыто поцелуями, я прижала лоб к его лбу и закрыла глаза. Впустила пальцы в его локоны, пока мы просто молчали. В тишине, которую нарушали лишь наше дыхание и спокойный стук сердец. Ривай чуть приблизился своим носом и тихонько коснулся моего. Я приоткрыла глаза и легонько улыбнулась, а он улыбнулся в ответ. — Когда ты вышла из комнаты в тот вечер, — тихо зашептал он. — Мое сердце уже почувствовало неладное. Но не стал идти за тобой. Думал, будет гиперопекой. И пожалел, что не пошёл. Это первый раз, когда я за тебя волновался. Тебя не было пять минут, и мы пошли на твои поиски. Мое сердце никогда еще так не стучало. Два дня шли невыносимо долго. Твой ремень нашли. Я спал два часа. И снилась мне ты. В каком то поле, солнце над нами… Держала меня за руку. На тебе было лёгкое бежевое платье, которое задевало колосья и приподнималось. Внутри у меня было так тепло. Я сам себе тогда говорил: «Мы что, дома?». По ощущениям было, что правда так, но мы находились в поле. Очень уютном поле. Твои волосы переливались от солнца. Вела меня куда-то… Очень долго вела и остановилась. Просто смотрела на меня, а потом твоя улыбка спала с лица, и появился ужас в глазах. Ты так и стояла. А я ничего не мог сделать. Такое разве было в прошлом? — Нет, — ответила я, покачав головой и сглотнув. — Плевать, не думай об этом. Спустя пару минут мы поднялись с кресла, а я начала перебирать вещи, которые Ривай сложил в коробку и не знал, куда деть в общей нашей комнате. Там лежала всякая мелочь в виде старых тюбиков косметики, из которых я уже выскребла всё, что можно. Нам осталось отодрать все этикетки, чтобы отнести их на сжигание мусора. Без этикеток безопаснее. Ещё лоскутки от одежды, украшения сломанные и… игрушечная машинка… Я подняла её в ладонях, дыхание перехватило. — Ева? — произнёс Ривай, обратив на меня внимание, пока убирался в стеллаже. — Это… подарок Майкла… Маленькая копия «Линкольн Таун Кар». Такая была у великого артиста Майкла Джексона, которого Майкл изображал в детстве на вечерниках. Там он пытался сделать лунную походку и опускал шляпу так, что лица не видно, — мой смех медленно с каждым словом перерастал в надрывистые рыдания. Ривай сел на пол рядом со мной, аккуратно приобнимая через плечи. — Ривай… Как я без него… проживу?.. — Ты сделаешь всё, чтобы при мысли, что он увидит тебя со стороны, ему и тебе самой не было стыдно. Чтобы он не разочаровался и был рад, что ты смогла… Что ты живёшь, чтишь его память… — Мой Майкл…