İçerde misin?

      – Сослуживец… неужели ты это сделаешь?       Мерту страшно умирать. Безо всяких «почему» и «потому что» – просто страшно умереть на коленях посреди леса в густой темноте и в свете фар, делающим лицо Сарпа Йылмаза неживой маской. Дуло пистолета на мгновение прижимается к его лбу, и кажется, что от холодка металла холодок разбегается по крови.       – Значит, сделаешь…       Запас смелости тает, будто брошенный в горячую воду лед: Сарп слишком долго оттягивает один-единственный выстрел, качается, словно пьяный, отводит взгляд… и губы Мерта в нервной улыбке растягивает уже не отвага, а упорство – то самое, которое не давало сдаться ни разу прежде.       – Ну же! – поторапливает Давут.       Давут стоит где-то за машиной, невидимый отсюда, будто настоящий шайтан, требующий душу взамен желания. Душу свидетеля-полицейского в обмен на желание обожаемого отца Джеляля. Шайтан, обманывающий сам себя…       Мерт хочет жить. Очень хочет. Он уверен, что отец простит сыну раскрытый секрет, и, пока бывший сокурсник еще медлит, решается:       – Подожди… послушай… на самом деле я…       – Ш-ш-ш-ш-ш, – выдыхает Сарп сквозь стиснутые зубы, и Мерт…       …умолкает. Вопреки желанию жить умолкает, как будто в этом «ш-ш-ш-ш» силы больше, чем во всех ударах Джошкуна.       Когда Сарп закрывает глаза и отворачивается, у Мерта все равно не получается пожалеть о своем молчании. Ему страшно, и это понятно. Ему обидно, и это совсем непонятно, но оценивать ситуацию больше нет сил, как и смотреть на своего убийцу… Но в конце концов взгляд Мерта возвращается к его лицу за секунды до того, как Сарп снова открывает глаза.       – Это… за добро, которое ты сделал моем маме.       Когда Сарп опускается рядом и прижимает пистолет к собственному плечу, Мерт впервые за очень долгое время ощущает вопиющую неправильность происходящего.       Когда близкий выстрел разрывает ночную тишину, Мерт понимает, что дрожит, и рука сама собой поднимается, только чтобы кончики пальцев коснулись чужого локтя. На большее он не решается: ни поддержать, ни сказать, ни закричать… Он сидит, смотрит в замутненные болью глаза и нервно дышит, не замечая, что вдыхать и выдыхать начинает в унисон с Сарпом.       – Уходи, – хрипит Йылмаз. – Спасай свою жизнь.       И почему-то – почему-то. почему-то! – в этот миг Мерту становится во сто крат страшней.