Бег на месте

Доен спустя час уходит в спешке, поскольку боялся опоздать и снова пропустить вечернюю молитву. Юта предлагал проводить, но Доен вежливо отказался, тут же убегая. Он шел широкими шагами с остановки до церкви, как его окликает знакомый голос сзади: - Святой отец. Доен сначала останавливается, но в следующую секунду ускоряет шаг, даже ни разу не обернувшись. Сердце билось до ужаса быстро, и Доен даже не понимал от чего - то ли от страха быть пойманным, то ли от того, что этот голос принадлежал Джехену, который несмотря на запрет, все равно пришел к нему. Мужчина все же догоняет его и мягко останавливает за руку. Доен боится на него взглянуть. Он слышит чужое прерывистое дыхание прямо над ухом и сглатывает, прикрыв глаза. Джехен тихо произносит: - Святой отец... Доен, почему ты так избегаешь меня? Я чем-то обидел тебя? Если да, то скажи сейчас, потому что я всю ночь не спал, пока думал, почему ты так поступаешь. - А мы что, перешли на "ты"? Отпустите, я очень спешу. Джехен вопреки его просьбе обхватывает руку только крепче. - Я никуда не уйду и не отпущу Вас, пока не услышу хоть какой-то ответ. Доен решительно поднимает на него взгляд: - Я, кажется, уже говорил Вам, господин Чон. Я давным-давно отдал себя на служение Господу, а Вы же... Вы же вопреки всем словам, всем просьбам снова и снова ищете со мной встреч и трогаете меня самыми недвусмысленными способами. И тот... тот поцелуй... я этого не хотел, чтобы Вы знали. Это похоже на адекватный ответ, который Вы так хотели услышать? Джехен выглядит не так, как обычно, - его взгляд более мягкий и светлый, будто умоляющий, и стоит Доену заметить эту перемену в нем, как внутри что-то безудержно начинает таять. - Что же... раз Вам так сильно претит все то, что касается меня, то... пожалуй, я... Доен неверяще выдыхает, понимая, что Джехен сейчас собирается сказать, и от одной мысли, что этого мужчины больше не будет в его жизни даже в форме прихожанина, почему-то ввергла его в ужас. От Джехена вопреки всему отказываться не хотелось. Но еще больше не хотелось, чтобы тот сам отказался от него. Доен перебивает, уже сам хватая его за руку холодными ладонями: - Стойте... стойте... Джехен, я... я совсем не то имел в виду... В следующую секунду он чувствует его мягкие губы на своих, а широкую ладонь на своей шее. Она притягивала ближе, чтобы получить как можно больше прикосновений, и Доен прикрывает глаза, забываясь и отвечая, как только мог. Джехен, несмотря на такой холодный вечер, излучал тепло и его прикосновения были настолько горячими, что Доену казалось, что те обжигают. Поцелуй был другим и совершенно отличался от того, что произошел в церкви. Доен судорожно дышит, вдыхая холодный воздух ртом, и Джехен проводит большим пальцем по его нижней губе, завороженно наблюдая, как та становится еще краснее. - Так Вы выяснили, что значат магнолии на языке цветов, святой отец? Он смотрит прямо в глаза, прижимая Доена к себе за талию. Доен отвечает полушепотом, будто снова завороженный этим мужчиной: - Да. "Ты все равно будешь со мной". Вы это имели в виду? Джехен мягко усмехается: - Да. Помните, что бы ни случилось, Вы будете со мной. Доен дышит часто, продолжая смотреть в глаза напротив и совершенно позабыв и о том, как спешил к вечерней молитве, и о том, что они стоят прямо на улице. - Вы совсем замерзли. Стоит отвезти Вас куда-нибудь согреться. - Я... Доен застывает, вспоминая обо всем. Он выпутывается из горячих объятий, поправляя волосы: - Я очень спешу домой, иначе снова пропущу вечернюю молитву. Не хочу огорчать настоятеля. - Постойте. Давайте же я тогда отвезу Вас. Он улыбается, и Доен неуверенно кивает. На этот раз Доен все же садится в дорогую черную машину, и Джехен пристегивает его, пока тот оглядывался внутри. В машине было куда теплее, чем на улице. Джехен едет медленнее обычного, будто оттягивая время, и подозрения закрадываются в голову Доена: - Вы что, специально едете так медленно? Джехен улыбается: - Нет, что Вы. Доен укоризненно смотрит на него, и тот издает тихий смешок: - Ладно, да, Вы меня поймали с поличным. Но не думаю, что меня можно за это судить, просто я хочу проводить с Вами как можно больше времени. Доен смущается: - Прекратите так говорить, это ужасно... - Смущает? И здесь я себя виноватым не чувствую, поскольку Вы в подобные моменты выглядите до ужаса мило и прекрасно. Интересно, если ли на свете еще кто-то, кто видел Вас таким? - Надеюсь, я не должен благодарить Вас за такой сомнительный комплимент. - Нет. Мне нравится говорить Вам комплименты, потому что это правда. Ложь ведь порицается церковью? - Ложь порицается самим Господом. Но глядя на Вас, даже не скажешь, что Вы верите в него. - Верно. Я вообще атеист. И верю только в самих людей, в их возможности, силы, желания и поступки, которые они совершают во имя чего-то большего. Хотя... Ваши взгляды задевают что-то внутри. Наверное... во всем виновато Ваше благочестие? Он бросает на Доена несколько игривый секундный взгляд, однако тому совсем не весело потому что... - Вы говорили обо мне с настоятелем, не так ли? - Как Вы догадались? - Только он называет меня благочестивым. - Вам не нравится? Доен опускает взгляд: - Я его... не очень люблю. - Так и скажите, что оно Вам ненавистно. Или же... проще сказать, что Вы ненавидите настоятеля? - Это не так. Как я могу ненавидеть этого человека? Джехен цепляется за слово: - Ах, "этого"... Боитесь признать нечто подобное? Вас можно понять, Вам внушили все эти бесконечные правила, устои, молитвы и прочее, но я вот, что скажу, святой отец: Вы хоть и отдали себя на служение какому-то Богу, но человеком от этого быть не перестали. Вы тоже чувствуете негативные эмоции, Вы тоже можете ненавидеть, можете любить и чего-то желать. И это абсолютно нормально. От того, что Вы кого-то ненавидите или же поцелуете, Ваш всемогущий и всеведущий Господь не покарает Вас на месте. Как там говорится... В конце концов, все мы дети Господа? На последних словах он с мягкой улыбкой смотрит на Доена, который слушал все это, застыв в одном положении. Джехен был действительно далек от религии и веры, однако рассуждал столь здраво и естественно, что в Доене это не вызывало какого-либо отторжения. Доен думает:"Верно. Разве я тоже не могу полюбить, как и остальные?". Он хочет что-то сказать, как Джехен припарковывает машину недалеко от церкви. Он смотрит на Доена с каким-то сожалением, но лишь тихо и добродушно произносит: - Ну, вот. Мы приехали. - Почему Вы сразу не сказали мне, что не верите в Бога? К чему все эти проповеди и исповеди? Джехен вздыхает: - Разве Вы еще не поняли, святой отец? Это все было для того, чтобы привлечь Ваше внимание. Разве мои магнолии и тот поцелуй ничего Вам не сказали о моих намерениях и чувствах? Доен снова не может оторвать от него взгляда. Джехен в свете уличных фонарей казался еще более загадочным и притягательным, но его мягкий тон и эти слова о чувствах совсем не вязались с его привычным образом соблазнительного мужчины. - Я не верю, что такой, как Вы, может чувствовать нечто подобное к такому, как я. - Может, настоятель просто внушил Вам, что в Вас нет чего-то выдающегося, однако Вы намного больше, чем просто служитель Господа в черной сутане. Вы тоже человек, и оттого более прекрасны. Он проводит кончиками пальцев по его линии челюсти, заставляя Доена прикрыть глаза от призрачного удовольствия. Он выдыхает прямо на его запястье, вызывая у Джехена табун мурашек. Тот усмехается этому, поскольку и подумать не мог, что нечто подобное могло бы раньше вызвать в нем такие эмоции. Доен отвечает полушепотом: - Мне никто никогда не говорил чего-то подобного. Кто Вы, если не змей-искуситель? Джехен усмехается: - Кто знает... Может, все мы отчасти змеи-искусители? Только сами не подозреваем об этом. Доен находит эти слова бессмысленными и, получив от Джехена мягкий поцелуй в лоб, выходит из машины.