Еду по России - не доеду до конца

Ульян качался на качелях. На старых таких, визгливых, со стертой краской на покрытых ржавчиной металлических поручнях. Единственных доживших до его шестнадцати — остальные либо были разъебаны, либо заменены на новые. А новые качели, почему-то, рассчитаны были исключительно на карапузов и вместить в них себя было невозможно физически, так что приходилось возвращаться к этим древним скрипучим. По крайне мере, на них можно было качаться, не пропахивая землю кроссовками. Так вот, Ульян качался на единственных нормальных качелях, а напротив него на скамейке сидел мужик. Мужик был потрепанный жизнью, с диковатыми голубыми глазами и явно в стельку. Бухло закончилось — пустые бутылки валялись вокруг скамейки уродливым веерочком — и это мужика, похоже, расстраивало. Ульян на него старался не смотреть, чтобы внимания не привлекать, но мужик к нему своими глазенками приклеился намертво. Наверное, стоило свалить по добру, по здорову, но Ульян не хотел. Почему он должен уходить? Пусть этот лучше уйдет. Из них двоих в пространство детской площадки, давно, впрочем, состоящей из одних только качелей (причем, в единственном экземпляре — вторые открутили и так не удосужились обратно приделать) Ульян явно вписывался органичнее. Мужик так походу не считал. Ульян знал, что он подойдет — такие вещи всегда сразу чувствуешь. Смотришь на человека и понимаешь — сейчас подойдет. Возможно, чтобы въебать. Ульяну не было страшно, он слишком сердился — сам не знал, отчего. Может, из-за очередного родительского скандала, в который его зачем-то втянули, может, из-за проблем в школе. Может, из-за того, что бледноглазый бухой мужик пялил на него, не позволяя помедитировать доступным Ульяну способом и наконец успокоиться. Мужик встал, тяжело опираясь ладонями о скамейку, пошатнулся слегка и направился прямо к нему. «Ну, класс», — подумал Ульян. Только разборки со смурфиком ему не хватало для полного счастья — недостаточно ведь дерьмовый еще день сегодня. Но Ульян не ушел, хотя, наверное, стоило. Продолжил качаться, сердито глядя прямо в бледные диковатые глаза приближавшегося нечто. Мужик молча встал рядом с качелью, наблюдая за ним. Просто стоял и смотрел, ничего не говоря и не делая. Это напрягало. Через пару минут у Ульяна сдали нервы, и он грубо спросил: — Чего надо? Ульян вообще был вежливый, но тут как-то было не до расшаркиваний, да и не понимают они, если цивилизовано объясняться. Поэтому он спросил «чего надо?» и нахмурился, сразу обозначая: ты не нравишься мне, лучше отвали. Мужик открыл рот и промычал: — Оачатса ачу. — Че? — опешил Ульян. — Оача…тся оочуу, — повторил мужик громче и указал пальцем на качель для наглядности. — Покачаться? — догадался Ульян, и мужик закивал утвердительно. Сказать, что Ульян ахуел — ничего не сказать. Но злиться почему-то перестал и затормозил качель, уперевшись в землю носками кроссовок. Хочет мужик покачаться — что ему отказывать. Все равно ведь не отвалит. Освободил качель, собираясь уйти (давно пора), но мужик неожиданно цепко схватил за руку и дернул назад, не отпуская. — Оачааи. — Ты издеваешься? Обращаться к этому нечто на «вы» было выше его сил. Мужик помотал головой и сжал руку сильнее. Ульян поморщился от боли. — Ладно, покачаю, только отпусти. Мужик уселся на качелях, и Ульян, тяжко вздохнув, стал его раскачивать. — Детство у тебя в жопе заиграло, что ли? — спросил негромко, не удержавшись. Мужик не расслышал или сделал вид. Сказал: — Ин…о.нт.ий. — Очень приятно, Ульян, — ответил язвительно. Кеша не обиделся на его тон. Водочка удивительным образом сглаживает острые углы характера.