«So you can drag me through Hell, If it meant I could hold your hand» Bring Me The Horizon — Follow You
Всё более или менее терпимо. И стабильно. Тренировки по фигурному катанию сжирают большую часть времени и сил. Сонхун пропускает три танцевальных репетиции подряд. Никто ничего не говорит. Все прекрасно понимают его приоритеты, но на последней репетиции старший хён бросает на него такой странный взгляд, что становится даже чутка не по себе. Из-за чего Сонхун остаётся вместе с Ники ещё на пару часов отработать всё, что пропустил, и, вернувшись домой в едва вменяемом состоянии, сразу же заваливается в кровать прямо в одежде. И засыпает с мыслями о Сону. Кстати, о Сону. В отношениях с ним всё тоже хорошо. Можно даже сказать, вернулось в норму. Ну, если не считать того, что от последних закидонов Сону у Сонхуна на эмоциях полностью выплавился мозг, а в мыслях творится настоящий бардак. Они всё так же видятся раз в неделю или два. Или три, когда Сону пишет сам. Сонхун приносит еду, и его встречают очень жадными и горячими прикосновениями от пупка и ниже. И всё же… он чувствует себя немного не так. И боится опять сделать что-нибудь не то. Например, выбесить Сону и поставить их и без того не самые устойчивые отношения под удар. Сейчас Сонхуну это совсем не нужно. Прямо вот очень не вовремя. Не перед Чемпионатом Южной Кореи по фигурному катанию. Вся эта затянувшаяся ссора и так не прошла для него бесследно. И вновь заставила думать об эмоциональных привязанностях, тогда как думать нужно только о своих короткой и произвольной программах. Сонхун, конечно, вынес из неё очередной урок, как и в прошлый раз, когда по пьяни переспал с бывшей девушкой хёна. Так что да, айкос до сих пор хранится на дне его сумки. И время от времени Сонхун курит. Чтобы не думать о лишнем. И не беспокоить Сону. Потому что эта игра в «тяни-толкай» в последнее время ставит под угрозу их общее ментальное здоровье. На репетицию в субботу Сонхун специально приезжает пораньше. Как раз чтобы после общей силовой тренировки успеть выкурить пару стиков, почистить зубы, чтобы не воняло обоссаной котами травой, и пожевать мятную жвачку. Без никотина он просто сорвётся, потому что головная боль мучает с самого утра, постукивая у виска. Сонхун в последней кабинке мужского туалета. Докуривает вторую сигарету и небрежно бросает её в урну. Никто из ребят не приходит так рано, даже Ян Чонвон, так что у Сонхуна ещё большой запас времени. Как он думает. До тех пор пока не открывает дверь и не встречается взглядом с Ким Сону, который стоит прямо у ряда раковин напротив зеркала с тюбиком тонального крема в руках и смотрит, обернувшись через плечо. — Золотце? — слетает с губ. Только секунду спустя Сонхун понимает, что всё ещё держит в руке свой айкос. И пытается быстро спрятать его за спиной. — Пак Сонхун, — голос Сону звучит непривычно строго, когда тот шагает ближе, на ходу закручивая тюбик. — Что ты делаешь здесь так рано? — вопрошает Сонхун и, разыгрывая непринуждённо удивление, приподнимает брови. Вообще-то, Сону почти всегда опаздывает. В девяноста процентах из ста. Будь прокляты эти грёбанные десять процентов. — Это ты что здесь делаешь? Теперь, когда Сону в двух шагах, синяки у него под глазами видны особенно отчётливо. Один из них уже чуть-чуть прикрыт лёгким бежевым тоном, а второй всё ещё напоминает о бессонной ночи, которую Сону, должно быть, в очередной раз провёл за учебниками, наплевав на нормальный сон. И об этом говорят, кстати, не только впавшие глаза, но и потрескавшиеся губы и просто весьма бледный, не очень здоровый цвет кожи. Сонхун даже ловит себя на мысли, что надо обязательно прикупить для Сону каких-нибудь витаминов, но вслух он выдаёт лишь невнятное: — Да просто справить нужду забежал… — Что у тебя в руке? Под прицелом янтарных глаз Сонхун сдаётся и стыдливо показывает свой айкос. Словно ему десять, а Сону очень грозный старший хён, который сейчас разразится нравоучительной тирадой о вреде курения. Судя по его нахмуренным бровям, чуть суженным глазам и напрягшимся плечам. — А я думаю, чем здесь так отвратительно воняет на весь сортир… И давно ты куришь? — прямота, с которой Сону задаёт вопрос, немного выбивает из колеи. В первое мгновение Сонхун даже не знает, что лучше сделать: соврать, что только-только купил попробовать, или ответить честно. Но, в конце концов, решает признаться. — Месяца три примерно… Может быть, чуть дольше. Сону задумчиво кивает, поджав губы, и Сонхун не удивится, если его Золотце уже просчитало в своей умной голове, когда же именно он начал курить. — Зачем? Сонхун совсем не готов к такому интервью. В планах на сегодня с самого утра был лишь один пункт: не сдохнуть. Хотя в целом Сонхун должен был быть готов к такому раскладу уже давно, ведь всё тайное рано или поздно всегда становится явным. И логично, что перед Сону он должен был проколоться раньше, нежели перед остальными. Ведь айкос и сигареты всегда в сумке: на дне или в закрытом кармашке по соседству с презервативами. Так что однажды что-то должно было пойти не по плану. Но… не настолько по-дурацки. По какому-то глупому стечению обстоятельств. Не в том месте, не в то время. — Ну, я просто… — мямлит он, наугад подбирая слова. — Это немного помогает мне расслабиться… Я специально выбрал… ну, чтобы, арх! Чтобы не сильно вредить здоровью. Янтарные омуты, поблёскивая, смотрят прямо в него. Так что озвученных оправданий явно будет мало. Ведь Сону отлично известно, как Сонхун любит расслабляться. Как именно ему нужно это делать, чтобы стало хорошо. Чтобы хоть чуть-чуть отпустило. — Почему ты не рассказал мне? — требовательно продолжает Сону. И вспыхивает мимолётное желание напомнить ему, что между ними никогда не было договорённости быть во всём открытыми и честными друг перед другом, они не обговаривали это, не давали обещаний. Всё исключительно на добровольных началах. Но нет сил вновь защищаться. — Потому что я не могу то и дело пользоваться тобой и скидывать на тебя свои проблемы. Мы и так постоянно ссоримся, — вздыхает Сонхун, рука сама взмывает вверх, а пальцы собирают пряди волос со лба и оттягивают назад. Сонхун смотрит в сторону, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то, потому что смотреть в пытливые янтарные глаза слишком невыносимо. — У тебя тоже полно своих забот, поэтому… Я пытался справиться с этим сам. Хоть как-то. Ладонь Сону легко надавливает на грудь, подталкивая обратно в кабинку. Когда Сонхун отступает, Сону шагает за ним следом, на ощупь защёлкивая дверь у себя за спиной. Без лишних слов понятно, зачем. Сосредоточенный взгляд янтарных глаз заставляет в панике посмотреть на часы. И если до этого казалось, что времени просто неразгруженные вагоны и даже хватило бы ещё на парочку сигарет, то прямо сейчас оно быстро сгорает со скоростью движения секундной стрелки. Как бы одно дело заниматься этим после тренировки, когда времени серьёзно навалом, и все ребята уже разошлись, но совсем другое — прямо перед ней, когда те вот-вот придут. Сонхун абсолютно не уверен, что успеет собрать себя обратно по частям до начала репетиции. Абсолютно точно уверен, что нет. — Эй, золотце, подожди, ребята могут прийти в любой момент, — начинает он, но ладонь Сону вновь настойчиво толкает в грудь, вынуждая сделать ещё один шаг назад. — Сядь, не тяни время. — Сону, очень плохая идея, нас точно услышат. Но проворные пальцы уже ослабляют ремень и расстёгивают пуговицу на его джинсах. Колени предают, подгибаясь, и Сонхун плюхается на закрытую крышку унитаза, наблюдая за тем, как Сону садится на корточки и умащивается между его ног. — Тогда веди себя тихо, Пак Сонхун, — лёгкая усмешка на губах убивает остатки здравого смысла, вырывает их прямо с корнем и швыряет под ноги. Прямо туда, куда опускаются колени Сону, когда он пододвигается ближе. — Вот, убери мой тональник куда-нибудь. И придержи мои волосы, пожалуйста, они лезут в глаза. Сонхун забирает из рук Сону помятый тюбик и только в этот момент понимает, как же сильно дрожат руки. Словно это первый отсос в его жизни, а не миллиард первый. Дело в том, что, когда Сону делает для него такие вещи, без лишних слов понимая, насколько сильно Сонхун в этом нуждается, становится немного хорошо и немного плохо. Сонхун всегда на грани. И совсем не важно, какую именно ласку или близость Сону выбирает, важно то, что он делает, чувствуя Сонхуна насквозь. Это не просто «давай быстренько потрахаемся для хорошего настроения». В философии Пак Сонхуна то, что делает Сону, значит намного больше. Как-то так тональник оказывается в кармане толстовки, а пальцы Сонхуна тянутся вперёд, скользят между мягкими прядками волос Сону, убирая их назад и придерживая близ макушки. Очень аккуратно. Лишь бы не причинить дискомфорт. Сонхун сам чувствует нежность, щекочущую кончики его пальцев. А затем реальность расплавляется, позволяя жадному бессознательному вступить в свои права и забрать полный контроль. Ощущать язык Сону и жар его рта прямо наживую всегда очень-очень-очень хорошо, неописуемо. Это поглощает целиком и полностью. Оставляя клейма безумия на гиперчувствительных рецепторах. Выжигая все мысли на жертвенном костре. Оставляя в живых лишь одну. О том, как же красиво наливаются краснотой пухлые губы Сону. Настолько, что не оторвать взгляд. Пальцы сильнее стискивают шелковистые пряди волос, но не тянут. — Золотце… — предупреждающе скулит Сонхун, из последних сил давя в себе хриплые стоны, булькающие под кадыком, но Сону либо не слышит, либо просто не понимает, что именно Сонхун пытается ему сказать, и погружает в свой жар ещё глубже. Где-то в этой палящей глубине яркой вспышкой на обратной стороне век зарождается новая звезда в необъятном просторе Вселенной. Сонхун пытается выровнять дыхание. Голова кружится, а мир всё ещё размазан, когда он приоткрывает глаза. — Если я узнаю, что ты снова куришь, это будет последний минет в твоей жизни, понятно? — шёпот порхает по губам. Сонхун, ведомый жадностью, подаётся вперёд, как слепой котёнок, ищущий ласки, лишь бы получить такой нужный прямо сейчас послеоргазменный поцелуй. Но Сону накрывает его рот ладонью. — Даже не мечтай, Пак Сонхун. Сначала избавься от этого мерзкого запаха изо рта, — и поднимается, быстро проверяя уведомления на телефоне. — Идём, ребята, наверное, уже собрались и ждут нас.~~~
Мозг совсем отказывается функционировать. Сначала Сонхун думает, что виной всему отсос в туалете. Он прямо вот в этом уверен. Первые полчаса, пока они разминают мышцы. Но как только к горлу подкатывает непривычное чувство тошноты и слабость, то начинает догадываться, что проблема в чём-то другом. — Хун, что с тобой сегодня происходит? — строго спрашивает его старший хён, когда они делают пятиминутный перерыв после повторения всех частей новой хореографии. — Ты никогда ещё столько не ошибался. Это правда. Сегодня Сонхун умудрился перепутать буквально всё, что мог, словно вместе с Ники не долбал хореографию весь поздний вечер воскресенья. Он напутал даже больше Джеюна, который часто грешит тем, что теряется в похожих по движениям частях. — Не знаю, наверное, просто устал… — виновато роняет Сонхун, опустив взгляд, теряясь в нездоровой дрожи, скользнувшей вдоль позвоночника. — Мне жаль, что я так сильно вас подвожу. Если нужно, я всё ещё могу отдать партию Чонвону. Они уже пару раз говорили о том, что будет безопаснее поменять их местами, если вдруг с Сонхуном что-то случится из-за соревнований по фигурному катанию и число участников танца придётся внезапно сократить. Только вот, к сожалению, все решили, что один из танцевальных кусков в исполнении коротышки Чонвона без километровых ног Сонхуна будет смотреться не настолько эффектно. Пришлось пойти на риск. — Тебе нужно отдохнуть, — хмурится Хисын. — Не знаю, как там обстоят дела с графиком твоих тренировок, но ты в таком темпе сломаешься ещё до своих национальных соревнований. Сонхун лишь кивает, поджав губы. Вряд ли он сможет найти время на отдых, до тех пор пока не добьётся чистоты в своих каскадах. И стабильности в четверном лутце. Но о своих переживаниях Сонхун ничего не говорит. Друзья всё равно его не поймут. Он уверен, что они вообще не представляют себе различий между элементами в фигурном катании. Тренировка совсем не клеится. В конечном итоге Хисын оставляет Джея и Джеюна на отработку части с пирамидой, а остальных отправляет домой. И Сонхун безумно благодарен ему за такое решение, но всё равно чувствует себя виноватым. Он плюхается на скамью у выхода в ожидании такси. — Не грузись, хён, — пытается подбодрить Ники. — Если будет нужно, то я отработаю с тобой хореографию снова. Машет на прощание и уходит вместе с Чонвоном, что-то очень бурно обсуждая: аниме, обновление Геншин или переписку со своей «нуночкой». Сонхун смотрит им вслед и буквально ощущает себя страшной обузой. Для всей команды. И особенно для Сону, который жопу рвёт ради высокого рейтинга в универе, надрывает здоровье, но всё успевает. А Сонхун разве что во всех смыслах тратит и обесценивает его время. — Что с тобой такое? — ласковое прикосновение к плечу выдёргивает из тягостных мыслей. Сонхун всей поверхностью правого бедра чувствует, как Сону садится рядом. — Ты сегодня какой-то странный… Или это минеты перед тренировками на тебя так действуют? На самом деле шутка смешная, на неё даже можно было бы что-нибудь ответить. Метко и задорно. Так, чтобы с огоньком. Но у Сонхуна нет на это сил, голова напоминает наполненный водой тяжёлый мяч, который тут же падает на плечо Сону, стоит чуть наклониться в сторону. В следующую секунду прохладная ладонь тут же прижимается к его лбу, затем обводит овал лица и похлопывает по щеке. И это настолько приятно, что Сонхун не против замурчать. — Эй, Пак Сонхун, ты что, заболел? Волнение в голосе Сону звучит таким сказочным перезвоном. Ласковым ознобом прокатывается под кожу. — Наверное, просто устал… — беспечно бросает Сонхун, а сам ластится к прохладным ладоням, словно кот. — У тебя жар, тебе нужно отдохнуть несколько дней, — ворчливо подмечает Сону. — Прими дома какое-нибудь лекарство, чтобы сбить температуру, и ложись спать. Сонхун позволяет телу вновь накрениться к Сону и пристраивает голову ему на плечо. На законное место. Рукой обвивая локоть Сону и прижимаясь ближе. — Что ты делаешь? — раздаётся недовольно шипение прямо над ухом. Сону явно пытается высвободиться, отпихивая от себя, и боязливо оглядывается по сторонам, видимо, проверяя, нет ли поблизости кого-то из ребят. — Можно я останусь у тебя? — тихо просит Сонхун, не желая отстраняться. — Что? — Я не хочу домой. Можно мне остаться с тобой? — повторяет он свою просьбу, совсем не стесняясь проскользнувших по-детски капризных ноток. — Вот ещё! А если ты заразный? У меня промежуточное тестирование на следующей неделе, — возмущается Сону, но его ладонь вразрез словам накрывает ладонь Сонхуна, а большой палец лёгким прикосновением поглаживает запястье. — Боже, ты весь горячий. Даже руки. — Я не заразный… — мямлит Сонхун, перекатывая голову по плечу Сону и придвигаясь ещё ближе. — Наверное, я просто переохладился на льду. Во время тренировки мне стало жарко, и я катался в одной футболке. — Всё равно тебе нужно отдохнуть дома, иначе твои родители будут волноваться. — Не будут, — хрипит Сонхун, старательно игнорируя тяжесть, встрепенувшуюся в сердце. — Не говори глупости, конечно же, будут. Они ведь не изверги, — спорит Сону, но его большой палец продолжает гладить руку Сонхуна прямо над пульсом. Оставляя после себя лёгкое покалывание, усмиряя беспокойно вертящиеся в голове взволнованные мысли и выравнивая стук его сердца. — Каждый мой день дома напоминает реалити-шоу на выживание, — драматично вздыхает Сонхун и чуть закидывает голову, чтобы встретиться взглядом с Сону и сразить его своими широко раскрытыми щенячьими глазками. И, возможно, благодаря им он всё же оказывается у Сону в квартире. Под одеялом, с грелкой под боком, напичканный лекарствами, напоенный женьшеневым чаем, двумя рюмками соджу и уложенный спать лицом к стене. Сонхун разве что успевает написать родителям о том, что останется у друга, а тренеру — что не сможет прийти утром на тренировку, прежде чем усталость берёт верх и, подобно трясине, утягивает его за собой в глубокий сон. Утро встречает ласковыми прикосновениями к щекам. Перед тем как уйти на занятия, Сону заставляет Сонхуна проснуться, заглотить какую-то склизкую и пресную кашу, запить её лекарством и укладывает обратно, велев ещё поспать. Сонхун капризно ноет, пытаясь уговорить Сону прогулять универ и остаться. Он чувствует себя таким слабым. Кажется, что тело безжалостно придавило силой гравитации и раскатало по кровати. Мышцы выкручивает, суставы ломает, а футболка липнет к коже, лишь усиливая ощущение обволакивающего, изнуряющего марева. Страшно оставаться одному в таком состоянии. Ещё и горло, как назло, словно ножами режет. Но невыспавшийся, явно проучившийся почти до самого утра Сону всё равно уходит, и Сонхун не вправе обижаться на него за это, как бы ни хотелось. Прежде чем провалиться обратно в беспокойный, болезненный сон, он звонит маме, чтобы она сильно не волновалась за своего опять пропавшего сына, и врёт, что с ним всё в порядке, и он всего лишь переутомился. Хотя по голосу несложно догадаться о том, насколько ему на самом деле плохо, так что мама пытается уговорить его вернуться домой. Сонхуну совестно, и он неохотно обещает, что вернётся завтра, как только ему станет хоть чуть-чуть лучше. Второй раз он просыпается уже явно после обеда. За окном светло. Влажное полотенце холодит лоб, Сонхун отлично помнит, что засыпал без него. Сумка Сону лежит на стуле у письменного стола. В квартире приятно пахнет свежеприготовленной едой. А с небольшой, никак не отделённой от основной части квартиры кухни доносится возня. Сонхун пытается приподняться, но голова кружится, вынуждая застонать и упасть обратно на подушку. Едва приоткрыв глаза, он пытается нащупать свой телефон или хотя бы наручные часы, чтобы проверить время, но не может. — Ого! Неужели ты наконец проснулся? — громко посмеивается Сону, не упустив мучения Сонхуна из виду. — Не вздумай засыпать, я прогулял последнюю пару, чтобы накормить тебя. Еда почти готова. — Который час? Давно ты вернулся? — хрипит Сонхун, отложив влажное полотенце в сторону, и вновь пытается приподняться, на этот раз через бок. Тело трясёт, но Сонхун подчиняет его и садится, прислонившись спиной к стене. — Где-то полтора часа назад… Ты так крепко спал, что даже не услышал, как я уронил кастрюлю с верхней полки. — Ты готовишь? — удивляется Сонхун, одним глазом наблюдая за тем, как Сону возится с тарелками (и категорически отказываясь открывать второй глаз!). Вообще-то, это первый раз, когда он видит Сону у плиты. У Сонхуна были сомнения, что Сону умеет хотя бы её включать, ведь тот постоянно пользуется электрическим чайником даже чтобы заварить кофе. — Ну, не часто… Но готовлю, а что? — Это хоть будет съедобно? — хмыкает Сонхун и чуть ли не заливается смехом, когда Сону оборачивается, чтобы бросить на него убийственный взгляд. Готовый вызвать на дуэль, чтобы постоять за свою честь. — Пак Сонхун, ты сейчас поедешь домой. — Ну, а что… Мало ли, может, ты пытаешься меня отравить, — хрюкает Сонхун, но тут же стонет оттого, насколько внезапно стреляет у виска. В знак возмездия. Сону закатывает глаза, подходит к кровати с подносом в руках и ставит его Сонхуну на колени, заставив выпрямить ноги. Сонхун опускает взгляд на большую тарелку куриного супа, ложку, две таблетки в углу и стакан с жёлтым напитком, напоминающим растворимые витамины. — Ешь сам, кормить тебя я не буду, — строго говорит Сону и садится за письменный стол. — Ты уже не маленький. Кто-то снова в режиме показного безразличия. Сонхун усмехается и, взяв ложку, драматично изображает, что у него даже нет сил её поднять. Потому что они с Сону друг друга стоят. — А если я даже рукой не могу шевелить? Однако вся его безупречная актёрская игра остаётся без внимания, потому что Сону открывает ноутбук и начинает раскладывать на столе книги и тетради. — Очень жаль. Тогда есть вероятность, что ты умрёшь от голода. Короче, приходится самому черпать ложкой суп. — Это самгетан, на случай, если тебе вдруг отбило вкусовые рецепторы. — А я уж было подумал, что это просто куриный бульон… Вкус и правда какой-то странный, но под недовольным взглядом Сону Сонхун затыкается и ест. Наслаждаясь этим добровольным актом заботы и сострадания. Всё же безумно приятно чувствовать, что за тебя пусть совсем чуть-чуть, едва-едва, самую капельку, но переживают. С Сонхуном такое впервые. Не то чтобы мама никогда за него не волнуется и никогда о нём не заботится. Это не так. Он знает, что она многое делает для него: изо всех сил следит за его питанием, здоровьем, сном. Но это мама. Сону — это всё же другое. Другой тип возможной между людьми привязанности. И несмелая мысль о ней тянет под языком. После еды опять клонит в сон. Теплота, разливающаяся по животу приятным чувством наполненности, придаёт сил и окунает в блаженство, помогая хоть немного отвлечься от ломоты в каждой кости. Во сне Сонхуна пробивает пот. Когда он просыпается уже в третий раз, комнату освещает лишь настольная лампа, а тишину нарушает размеренный стук клавиш компьютерной клавиатуры. — Золотце?.. — беспомощно тянет Сонхун. Стул отодвигается, а кровать чуть пружинит под чужим весом, когда Сону садится на край. Холодная ладонь трогает мокрый лоб Сонхуна и следом чуть поглаживает по щеке. — Жар ещё не до конца спал… Хочешь я заварю тебе травяной чай? Но Сонхун ловит его, положив руку на бедро, и удерживает на месте. — Нет, просто посиди вот так… — Пак Сонхун, сам по себе я не обладаю силой исцеления, — нравоучительно подмечает Сону, и хоть Сонхун не видит, но уверен, что тот закатил глаза. — Дай я принесу лекарство. — Мне и так хорошо, просто побудь со мной… — капризно скулит Сонхун и даже сворачивается клубочком, обвиваясь вокруг Сону. Прохладные пальцы зарываются в волосы и массируют кожу головы, вырывая из Сонхуна первую волну мурчаний. — Что такое? Хочешь к себе внимания? Тебе сколько, десять лет? Или всё же двадцать два? — и Сону явно не упускает эту прекрасную возможность поиздеваться. — Мне пять. Его хихиканье похоже на звон самых мелодичных на свете колокольчиков. — Нет, тебе три, Пак Сонхун. Пусть так. Сонхун довольно жмурит глаза и на несколько бесконечно волшебных мгновений позволяет себе утонуть в этой безмятежности. И просыпающейся в груди жадности. — Это моя футболка, — вдруг говорит он, подметив знакомый рисунок. — Чего это ты носишь её? Ладонь Сону безжалостно хлопает по ягодице, оставляя бодрящее жжение. А сам он супится, громко втягивая носом воздух, прежде чем разразиться возмущениями: — Эта футболка такая же моя, как и твоя! Она живёт в моём шкафу, я стираю её в своей стиралке своим порошком и сушу на своей сушилке, так что имею на неё столько же прав, сколько и ты. Как и на три твои другие футболки, две рубашки, брюки и пиджак. Было бы круто, если бы ты ещё перестал таскать мои носки и нижнее бельё, я устал покупать новое. — Вау, как здорово, что ты ведёшь учёт всех моих вещей в твоей квартире. Я думаю, что нам уже пора просто начать жить вместе, а ты всё никак не соглашаешься. Пальцы Сону снова в его волосах и так приятно массируют затылок, что Сонхун довольно хнычет, ничуть не стесняясь своего ребячества. — Тебе нужно заботиться о своём здоровье, — шепчет Сону, в который раз пропустив столь деликатно завуалированное предложение. — Будет плохо, если ты заболеешь перед соревнованиями. Ты ведь профессионал и должен думать о таком. Родители часто напоминают об этом Сонхуну. Но из уст Сону даже эти слова звучат иначе. Так мягко и ласково. Сону редко бывает с ним ласковым, и на долю секунды Сонхуну даже кажется, что, заболев, он выиграл в какую-то потрясающе щедрую на призы лотерею. — Я боюсь, что не успею полностью отработать запланированную программу и её придётся упростить… — жалобно бубнит он. — Конечно же, успеешь. — Я не прыгну четверной лутц, — вдруг делится своим переживанием Сонхун, словно Сону что-то понимает в лутцах (естественно, нет). Иногда он даже думает, что хотел бы просто учиться вместе с Сону на каком-нибудь самом обычном факультете. Считать цифры, решать уравнения или готовиться перенять какое-нибудь семейное дело, как Джей. Он был бы даже не против выучиться на врача. Только бы не воплощать в жизнь несбыточные мечты, на которые когда-то очень давно не решился его отец. — Конечно, ты прыгнешь, Пак Сонхун, — уверенно отвечает Сону. — Я не смогу, — хнычет Сонхун в ответ ещё жалобнее. И совсем не ожидает того, что Сону наклонится к нему ближе. Едва ощутимое прикосновение губ к виску красками холи окрашивает мир в пёстрые цвета. — Ты можешь всё на свете. Ты же Пак Сонхун, — шепчет Сону очень-очень тихо, словно это вековое таинство, секрет, который больше никто не должен услышать, и добавляет ещё тише: — Кроме вычислений дискриминанта, да? А его невесомый, щекочущий мочку уха, почти беззвучный смех кружит голову. Сильнее клубничной соджу. Он скользит по липкой, покрытой солёной испариной коже, забирается под футболку, перескакивает по позвонкам ниже, ниже, ниже и, нырнув прямо под копчик, растворяется, оставив после себя лишь фантомное дуновение. Сонхун ёрзает, отгоняя слабость, сливающуюся с зарождающимся желанием и заставляющую чувствовать себя ещё более беспомощным и безумно нуждающимся. — Сону… — надломлено скулит он, обвивая руками талию Сону. — Мне нужно в душ… — Какой ещё душ, Пак Сонхун? Выпусти меня, я принесу тебе влажное полотенце. — Нет, мне нужно смыть с себя пот. Слишком липко и жарко. Непонятно, почему Сону вообще соглашается. Но, возможно, у него просто есть некая слабость перед избалованными, заболевшими, жадно требующими к себе внимания детьми. Сначала он мнётся, но помогает раздеться, заталкивает в душевую кабинку и просит позвать, если что-то будет нужно, однако Сонхун бескомпромиссно затаскивает Сону следом, забираясь руками под одежду. Понимая, что мечтал об этом со вчерашнего дня. — Так и знал, что ты начнёшь ко мне приставать, — сварливо бормочет Золотце, неохотно отвечая на поцелуи, которыми Сонхун жадно покрывает его лицо. — Ты такой предсказуемый, но я всё равно повёлся. Вещи Сону вылетают в приоткрытую дверцу. — Не увлекайся, ты и так едва держишься на ногах… — бубнит Сону, а сам жмурится и ластится, всем телом отвечая на ненасытные поцелуи. Впервые они начинают действие именно с поцелуев. Желание целовать Сону разливается по кровеносным сосудам и обдаёт жаром. Тёплая вода стекает по коже, погружая в пелену мягкости. Ладони Сону юрко оглаживают плечи, руки, размазывая по коже душистую пену. Скользят по груди Сонхуна до самой дорожки волос в низу живота, заставляя инстинктивно его втянуть. Но всего этого безумно мало, чтобы утолить ту нужду, которая начинает сжирать Сонхуна заживо. И он отпускает себя, даёт рукам полную свободу, и те сразу же находят своё место на пока ещё обмякшем члене Сону, начиная поглаживания от лобка. И тихие вздохи оседают на влажной коже чуть сбившимся с ритма дыханием. — Господи, у тебя какая-то зависимость от секса… Пак Сонхун, успокойся, пожалуйста, ты плохо себя чувствуешь, — Сону пытается остановить быстро нарастающие движения, но его голос то и дело надламывается. Сонхун чувствует, как у Сону дрожат ладони. — Я не смогу донести и тебя, и себя до кровати. Вообще-то, ты очень тяжёлый… — Я дойду сам, — губы прижимаются к местечку на шее, где ещё неделю назад красовался жёлтый синяк. Жадность подбивает оставить там новый сочный след, но Сонхун лишь едва-едва прикусывает кожу, игриво и не смыкая зубы. — Ты еле стоишь, как ты собираешься меня трахать, расскажи, пожалуйста? — ноет Сону, а его член в ладони Сонхуна уже такой твёрдый и отзывчивый. Сонхун хочет взять его в рот, но не уверен, что сможет потом подняться с пола, если сейчас опустится на колени. Но сегодня просто нельзя оставаться голодным, иначе этот голод прогрызёт изнутри. Фокус расплывается, и что-то давит в груди. Сонхуну всё равно как, лишь бы взлететь. Лишь бы сплавиться кожа к коже. Прогореть в пожаре жадной страсти и потеряться в оставшемся после него тлеющем пепле. Потому что это волшебное тепло способно исцелять. Без него Сонхуна уже давно разломало бы на части. Ноги, как назло, трясутся, он прижимается спиной к стене, чтобы не потерять равновесие, и тянет Сону за собой, обхватив одной рукой за талию. — Тогда, — он наклоняет голову и оставляет поцелуй на влажном плече с лёгким чмоком, — давай ты. И Сону, чуть вздрогнув в объятьях, отклоняется назад, растерянно заглядывая в лицо Сонхуна своими сверкающими янтарными глазами. — Я — что? — неловко шепчет он, видимо, не до конца уловив смысл сказанного. На секунду Сонхуну кажется, что он вот-вот задохнётся. Тем более если произнесёт это ещё раз. Но расплавляющее тело желание оказывается намного сильнее. — Давно не уступал тебе место, — сипит он, глядя на Сону. На долю секунды тот поджимает губы, а затем шлёпает Сонхуна по плечу. И маленькие капельки разлетаются в стороны вместе с пушистой пеной. — Пак Сонхун, тебе что, совсем напекло? — Сону пытается спросить как можно строже, но у него подрагивают уголки губ, глаза мутнеют, а кожа на пояснице покрывается мурашками, стоит скользнуть по ней ладонью. — От жары мозг сварился? — Возможно, но сейчас я не против… — Ты же сам жаловался, что тебе не нравится, — укоризненно замечает Сону, явно, всё ещё пытаясь просчитать, в какую же ловушку его пытаются загнать на этот раз столь внезапной уловкой. Только вот нет никакой ловушки. Сонхун подаётся вперёд и прижимается лбом к прохладному лбу Сону. Расфокусированным взглядом наблюдая за тем, как глаза Сону размываются вблизи. И затягивают в себя ещё сильнее. Сила притяжения настолько космическая, аж под рёбрами покалывает. Напоминание о том, что нужно бы дышать. — Сону, — вымученно тянет Сонхун, на секунду отрывая руки от его тела, но лишь для того, чтобы обхватить двумя ладонями за шею. — Трахни меня, пожалуйста, пока я не передумал, и не заставляй повторять это дважды. Жадный поцелуй пьянит, размывая все грани реальности. В комнате, куда они возвращаются, душно, и Сону не разрешает включить кондиционер. Влажные кончики волос тут же оставляют россыпь мокрых следов на подушке. Дышать тяжело. Тело уже трясёт так, что Сонхун чувствует себя на пределе. Сону так хорошо и долго растягивал его в душе, до дрожи в ногах, что уже можно было бы умереть, но нельзя, потому что это только начало. Очень нужно вдыхать полной грудью, набирая воздух до самого низа живота. Концентрируя всё своё внимание на том, как приятно расширяются лёгкие. Отдав себя в руки Сону, Сонхун позволяет его пальцам делать с телом всё, что угодно. Он одновременно ненавидит и втайне любит это чувство. Дело не в том, что он не доверяет Сону. И не в том, что он принципиально хочет быть тем, кто доминирует в их паре. Сонхун знает, что Сону очень внимательный и чуткий любовник. Он никогда не сделает больно и всегда в первую очередь думает о партнёре. И это уже не первый их раз в смене позиций, чтобы переживать за свою анальную девственность. Проблема в другом. Просто в этой роли Сонхун чувствует себя максимально уязвимым перед самим собой. Таким слабым, беспомощным и полностью открытым. В отличие от того же Сону, Сонхун совсем не умеет брать в ней контроль. Ни над ситуацией, ни над собой. Он даже и не пытается, потому что его сразу же размазывает. И это состояние пугает. И в то же время манит. Чем пугает ещё сильнее. Он до сих пор не понимает, как Сону всегда добровольно берёт на себя эту роль. Потому что Сонхун вывозит её с трудом. Это настолько эмоционально выворачивает его, что потом нужны месяцы для полного морального восстановления. Но иногда хочется, вот как сейчас, рассыпаться на части. Особенно, когда тело такое слабое, послушное, готовое принимать, а не отдавать. И так сильно хочется ласки, заботы и любви. — Главное, не зажимайся, хорошо? Сонхун лишь мычит в ответ, дав понять, что с ним пока всё хорошо, но выходит невнятно. Пальцы Сону намного лучше знают, как и что нужно делать. Они такие осторожные, давят мягко, двигаются плавно и неспешно, уделяя внимание каждой мелочи. — Дыши глубоко и расслабься, — голос Сону доносится откуда-то издалека. Из-под толщи окутавших сознание рваных и сдержанных стонов, карабкающихся по горлу. И его губы, прикоснувшиеся к солнечному сплетению, выпускают их на свободу. Сонхун слышит, как шуршит упаковка от презерватива, но глаза не открывает, лишь прикусывает щёку изнутри. Тело потрясывает, и бёдра, как назло, сводит судорогой, когда он пытается раскрыться ещё больше, позволив Сону умоститься между ног, разведённых настолько широко, насколько это возможно. — Никогда бы не подумал, что болеющим ты можешь быть таким капризным и послушным одновременно, Пак Сонхун. Ладонь Сону гладит его по животу и чуть придавливает, удерживая на месте, не позволяя отползти назад. Вторая придерживает бедро. Сонхун слышит свой скулёж, прежде чем рухнуть в эмоциональную яму. Доверив себя полностью.~~~
Сердце Сону бьётся ровно. А его дыхание во сне такое лёгкое. Сонхун чувствует его на своей шее. В комнате ещё темно, и, скорее всего, солнце пока только собирается вставать, но приглушённый свет, предзнаменовывающий приближение рассвета, уже просится внутрь, проскальзывая в едва приоткрытые щёлки жалюзи. Изнуряющая усталость отступила, оставив после себя лишь лёгкую сонную вялость. А в голове наконец стало ясно. Сонхун чувствует себя возродившимся. Он осторожно сдвигается в сторону, чтобы не нарушить чужой сон. И почти невесомо проводит по волосам Сону, убирая упавшие на лицо прядки. Тот морщит нос, но не просыпается. Во сне его лицо всегда такое умиротворённое, им можно любоваться часами. На самом деле Сонхун считает лицо Сону потрясающим во всех его вариациях. И когда Сону злится, хмурит брови, супится, и когда нахально усмехается. Когда делает эту свою фирменную милую рожицу для фоток в Инстаграм, и когда отрабатывает хореографию, сконцентрировано отслеживая свои движения в зеркале. И когда кусает губы в подступающем экстазе. И когда просто улыбается. Едва-едва. Уголками губ. А ещё Сонхун никогда не забудет лицо Сону, когда они в первый раз целовались. Особенно то, как дрожали его ресницы и пылали персиковые щёки. Он делает глубокий вдох. После волшебных таблеток Сону наконец полегчало, а значит, придётся ехать домой. Туда, где его, конечно же, ждут, но куда он совсем не хочет возвращаться. И всё же Сонхун до безумия счастлив, что смог остаться вместе с Сону в момент самой мучительной слабости. И мысли о том, что Сону позволил ему остаться и даже заботился о нём: кормил, поил лекарствами, помогал переодеваться, плавно довёл до растекающегося по всему телу пика удовольствия и обтёр влажным полотенцем после, — наполняют живот приятным, ласковым теплом. И даже ревность, которой Сону недавно чуть не сжёг всё живое между ними, рассыпавшись в пепел, породила очень странное, одновременно такое светлое и такое опасное чувство — надежду. Надежду на то, что, может быть, это всё что-то значит. Что эта эмоциональная привязанность укоренилась и наконец развивается, прогрессирует, охватывает, проникает во все сферы их жизни, наполняет её смыслом и пускает корни глубже и глубже. В этот раз Сонхун готов слепо верить в то, что это она. Ведь он так долго её ждал. И, если это правда эмоциональная привязанность, если это не просто прихоть, если теперь это чуть больше, чем секс… Тогда, может быть, может быть, может быть, спустя три года, хоть на чуть-чуть, хоть на самую малость Сону наконец влюбится в него в ответ.~~~
Полтора года назад. Танцевальный зал.
— Сону! Сонхун замер прямо у последней ступени, так и не шагнув на неё. Он был уверен, что Сону остался один. Но оказалось, что Хисын-хён тоже всё ещё был здесь. — Собираешься домой? — легко и непринуждённо спросил старший хён. Сонхун никогда бы не смог так же. Особенно с Сону. — Да, сегодня ведь моя очередь убираться в зале, но я уже закончил… Сонхун хотел сразу остаться, чтобы помочь, но ему было неловко предложить такое. Порой рядом с Сону мозг просто отшибало, и Сонхун терялся, не зная, как себя вести. — Тогда пойдём вместе? Или ты ждёшь кого-то? — Что? Нет, не жду. Я на остановку, так что можем пойти вместе, — голос Сону прозвучал так мягко. Сону всегда разговаривал с другими заботливым и располагающим к себе тоном. Сонхун никогда ещё не слышал ничего подобного в свой адрес. Ни разу за всё то время, что они с Сону знали друг друга. — Ну, вдруг… Вы ведь лучшие друзья с Хуном, разве нет? — громко спросил Хисын, а его голос эхом разлетелся по залу и выпорхнул в коридор и на лестницу. — Не видел, чтобы он уходил. Этот вопрос ударил прямо по коленям. Сонхуну стало страшно пошевелиться и выдать своё присутствие. А подошва кроссовка, как назло, заскрипела, стоило наконец наступить на ступеньку. — Мы, скорее, просто… ну, просто друзья. И да, он уже ушёл. — Но вы ведь учитесь вместе. Занимаетесь после школы и готовитесь к экзаменам. — Ну да, мы одноклассники. Послышались шаги. Сонхун успел шмыгнуть за угол, прежде чем Хисын и Сону вышли в коридор и принялись возиться с замком, пытаясь закрыть дверь старым ключом. — Вот оно что! — шутливый тон хёна подводил Сонхуна к панической атаке. — А мы уж было подумали, что Хун крашит на тебя. — Что?! — Ну, а что? Он ведь пригласил тебя в команду, у вас много общего, вы учитесь вместе, а ещё постоянно заигрываете друг с другом. Сонхуну на долю секунды показалось, что он вот-вот умрёт. — Заигрываем?! Он постоянно издевается надо мной, хён, — досадливо выпалил Сону. — И в школе, и здесь. И далеко не в милой манере. Постоянно шутит про мои оценки, передразнивает меня: мою речь, мои жесты… даже то, как я танцую. Ты же видел сегодня! Я вообще не понимаю, почему я с ним дружу. Просто он такой прилипчивый, что от него не отвяжешься, если он решит тебя достать. Ужасно надоедливый. А ещё у него отвратительно завышенное самомнение. — Ох, Сону, тихо-тихо, я же пошутил… — неловко рассмеялся старший хён, видимо, никак не ожидая подобной тирады в ответ. — Это всего лишь шутка. Просто мы любим иногда дразнить его, что он завалил свои экзамены ради тебя. И он много о тебе рассказывал. — Он завалил свои экзамены, потому что он тупой. Что-то отчаянно сжалось внутри живота. Сонхун зажмурил глаза до цветных кругов на обратной стороне век. — Если честно, мне казалось, что вы хорошо ладите. Немного как Том и Джерри, но… Я думал, что вы достаточно близки, раз уж Хун познакомил тебя с нами. Они уже спускались по лестнице. — Мы ладим, когда он ведёт себя нормально, но бывает это очень редко, — вздохнул Сону. — Просто… Из-за постоянной учёбы у меня почти не было друзей, а он как-то сам привязался. И я уже привык к нему, но… Это не значит, что он меня не бесит. И, может быть, мне и нравятся парни, но он абсолютно точно не мой тип, хён. Не могу даже представить себя с кем-то вроде него. Хисын что-то ответил, но Сонхун уже не расслышал, потому что за ними захлопнулась входная дверь внизу. Кровь стучала в висках. Дыхание участилось. Сонхун попытался выровнять его, сделав глубокий вдох, но тут же задохнулся. Никогда прежде он ещё не чувствовал себя настолько убитым, как в тот день.