В ночи услышу голос твой

Подходя к боковой двери «Цирка проклятых», Вэй Усянь отметил легкое нетерпение и волнение Жан-Клода. Мужчина переживал за своих вампиров, которых перестал слышать и чувствовать, и потому спешил поскорее войти внутрь здания. Ашер еще в машине говорил, что это Странник блокирует силы подчиненных Жан-Клода, не давая «услышать их крики». Ситуация патовая. Мастер города подошел к двери, которая в целях безопасности открывалась только изнутри, и осторожно постучал. Ни слишком громко, ни слишком тихо. В самый раз, чтобы не дать понять противнику, насколько ты взвинчен или же, наоборот, спокоен. Идеальный стук. Впрочем, сам факт того, что ему пришлось стучаться в собственный дом, уже говорил о многом. Дверь распахнулась внутрь. Без скрипа и прочих спецэффектов. Коридор, что вел в другие помещения, был заставлен картонными коробками и ящиками с разным хламом. Он освещался голой лампочкой, одиноко висящей на потолке и раскачивающейся из стороны в сторону, словно ее кто-то только что задел. От ее тусклого света по каменным стенам поползли тени, создавая ощущение чьего-то чужого темного присутствия. Вэй Усянь настороженно осмотрелся и заметил, что на левой двери что-то блеснуло. Что-то тонкое и металлическое. Из-за неясного света трудно было понять. — Анита? — тихо позвал ее Вэй Ин. — Вижу. Анита резко отбросила входную дверь в сторону, и та с грохотом врезалась в стену. С той стороны никто не прятался и не готовил засаду. Хорошо. Они прошли вглубь коридора, осторожно приближаясь к неизвестной находке. Анита, невольно сверкнув нижним бельем, вытащила из-под платья пистолет, небольшой «файрстар», и прислонилась спиной к стене. Вэй Ин какой-то угрозы пока не чувствовал, а его инстинкты не вопили об опасности, и потому вооружаться огнестрельным не спешил. К тому же, у него сейчас были немного заняты руки. В его голову пришла мысль, что надо бы прикрепить катану к портупее. Но для этого придется снять пиджак, и тогда станут видны ножи и револьвер в кобуре. Не останется никакой интриги и элемента неожиданности. Видимо, Вэй Ину придется все-таки потерпеть и довериться своей интуиции. Она его никогда еще не подводила. — Жан-Клод, останови лампочку, чтоб не качалась, — попросила Анита. Жан-Клод послушно протянул руку и взялся за лампочку. Тени на стенах замерли. — В комнате никого нет, ma petite. — А что тогда на двери? Жан-Клод сделал пару шагов вперед, к предмету, прибитому к двери серебряными гвоздями, и испустил длинный изумленный вздох: — Mon Dieu*! Вэй Ин двинулся ближе, но внезапно наткнулся взглядом на женскую фигуру, покрытую кровью спереди от шеи до пят. Вампирша, а это была она, улыбалась всей широтой своего рта. Она была высока и красива, если не обращать внимания на окружающий ее антураж, с длинными белокурыми волосами и глазами цвета фиалок, в которых зияли лишь животная жестокость и нездоровый азарт. — Хотела я посмотреть на ваши лица, когда вы увидите работу Мастера Зверей, — произнесла она с нескрываемым энтузиазмом. — Странник запретил ему и его присным являться к вам лично. Так вот его визитная карточка. Как она вам нравится? Вэй Усянь быстро сообразил, исходя из этой маленькой речи, что Странник был выше по положению и мог указывать Мастеру Зверей, а потом внимательнее пригляделся к двери, чтобы спустя несколько секунд обомлеть от ужаса. Он отказывался верить тому, что видел. На двери приколотая пятью острыми гвоздями висела чья-то содранная кожа, в которой можно было опознать очертания рук, ног, плеч, спины… Человеческая кожа, содранная заживо. И тот человек точно был в сознании и жив, когда над ним проводили эту экзекуцию, так как крови с ровно обрезанных краев накапало слишком уж много… У Усяня вверх по пищеводу поднялась едкая тошнота. Горло взял острый спазм. Визитная карточка, значит? И до этого было вполне ясно, кто здесь хозяин положения. К чему такая жестокость? Вэй Ин огладил большим пальцем рукоять катаны в поисках успокоения. Страху сейчас не было места в его душе. В конкретно этот момент времени ему могли помочь лишь хладнокровие и точный расчет. Усталость — не повод расслабляться. — А где кисти, стопы? — спросила Анита с безразличием, хотя Усянь почти кожей ощущал исходивший от нее ужас. — Это лишь задняя часть тела, а не кожа целиком, ma petite. Трудно снять кожу с кистей и стоп, когда жертва еще сопротивляется, — мертвым и пустым голосом проговорил Жан-Клод. В его словах слышались знание и опыт. С большой вероятностью ему когда-то доводилось видеть что-то подобное. А может и не только видеть. — То есть кожу сняли заживо? — Ты же полицейский эксперт, ma petite, — уклонился от ответа мужчина, то ли действительно не желая отвечать, то ли ощущая себя до сих пор не в своей тарелке. Впрочем, Вэй Усянь его не обвинял. Подобное зрелище кого угодно из равновесия выведет. — Не было бы столько крови, если бы жертва была мертва… — Oui, ma petite**. — Господи! А серебряные гвозди — это значит, что жертва была вампиром или ликантропом? — Вероятнее всего, — произнес Жан-Клод с теми же безликими интонациями в пустом голосе. — Значит, она еще жива? Жан-Клод выразительно посмотрел на Аниту и тихо сказал: — Она была жива, когда сняли кожу. С вампира или ликантропа недостаточно просто снять кожу, чтобы убить. У Вэй Ина по плечам и спине пробежал озноб. Усилием воли он заставил себя не задрожать и дышать ровнее. — Ашер упоминал какого-то Падму. Это и есть Зверский Мастер? Попытка разрядить обстановку — неплохая. С учетом специфики их работы, Вэй Ину с Анитой еще и не так приходилось шутить, иначе бы они просто-напросто с ума посходили. — Мастер Зверей, — поправил Жан-Клод. — Его нельзя убивать за эту неучтивость, ma petite. Месье Вэй? — Ничего не обещаю, Жан-Клод. Я никогда не поощрял жестокость и убивал всех чудовищ, что вытворяли что-то подобное, без сожаления и зазрения совести. Щадить виновных не буду, уж простите. Ведь от них пощады мы не дождемся. У Вэй Ина изнутри постепенно поднималась злость, которая грозила перейти в необузданный гнев. — Месье Вэй, прошу вас, держите себя в руках. Ma petite, я чувствую твой гнев. — Гнев — предыдущая стадия. Я в бешенстве. — Тогда смири свое бешенство. Сегодня мы не можем за это наказать. Речь идет о том, выживем все мы или нет. Сейчас мы должны думать о том, как спасти своих, — тех, кто еще жив. — Если кто-нибудь еще жив, — мрачно кинула Анита. — Они все были живы, когда я поднялась вас подождать, — сказала позабытая ими вампирша. Анита гневно вскинулась, отчего кудрявые волосы хаотично заметались по ее спине и оголенным плечам: — Лив! Что ты вообще здесь забыла? Чья эта кожа? Вэй Ин усиленно думал. Лив. Лив. Вампирша из поцелуя Жан-Клода. Между ними чувствовалась тонкая ниточка связи, идущая от нее, подчиненной, к нему, к своему Мастеру. И еще было что-то… Вэй Усянь аккуратно прощупал ее своей силой и заметил, что кто-то подпитывал ее извне уже другой силой, густой, как патока или смола, враждебной и чужой. Кто-то очень сильный следил за ними через нее. Дрянь. — А вот и крыса, — хмыкнул Вэй Ин. — Что ты несешь, Демон? — презрительно выплюнула Лив, широко оскалившись. Что ж, клыки на вид у нее были острыми. Она приготовилась было напасть, используя свою сверхъестественную скорость, но Вэй Ин уже обнажил катану и приставил кончик ее остро заточенного лезвия к горлу Лив. Та в шоке расширила глаза и замерла на месте. — Но-но-но, Лив. Стоять. Мы не договорили, — почти ласково проговорил Вэй Усянь. — Меня интересует один вопрос. Каково это — предать своего Мастера? — Так это ты предала нас, — процедила Анита и наставила на нее «файрстар». — Ты предала Жан-Клода? Ради чего? Что тебе обещали? — Силу! И мне ее дали! — Она все равно не твоя, — ехидно пропел Вэй Ин с хищной улыбкой на губах. — Ее тебе даже не одолжили. Ты — лишь тупая марионетка в чужих руках. — Лжешь! — воскликнула Лив с фанатичной яростью. — Он не мог так поступить! — Зачем мне лгать покойнику? — хохотнул Вэй Ин, проводя лезвием вдоль горла, что оставило за собой тонкую красную линию. Лив задрожала, но не сдвинулась с места. — Ты… — Я! Кто же еще? — сказал Вэй Усянь. — Как ощущения? — Ублюдок! — Эй, а вот это обидно! Я родился в законном браке! — Как будто меня это интересует, Демон, — прошипела она. — И то верно, — невесело ухмыльнулся мужчина. — Так ты ответишь на вопрос? Каково это — предать своего Мастера? — Пошел ты! — Ответ неверный. Усянь молниеносным движением, пока Лив не успела сообразить, нанес ей рану в болезненной точке на бедре и перерезал сухожилие на коленном сгибе, когда та пошатнулась и почти упала. Вампирша вскрикнула и рухнула на пол, где ее собственная кровь смешалась с кровью, капающей с чужой содранной кожи. Вэй Ин взмахнул катаной, стряхивая лишние алые капли, и хотел было окончательно протереть лезвие о свой пиджак, как Жан-Клод любезно протянул ему свой платок. — Благодарю, — кивнул Усянь. Протерев катану от остатков крови и убрав ее в ножны, Вэй Ин вознамерился вернуть платок своему владельцу, но его мягко остановили: — Оставьте себе. Возможно, он вам еще пригодится. Усянь спорить не стал и перевел взгляд на корчащуюся на полу вампиршу, вопящую во всю глотку грязные ругательства, чередуя английский язык с другим, неизвестным Вэй Ину. Анита тем временем теряла остатки самоконтроля. — Ты предала нас, — очень тихо и угрожающе говорила Анита, щелкая предохранителем. — Предала своего Мастера, когда давала обет защищать его народ. Ты клялась использовать свое восхитительное тело и свою силу, чтобы защищать тех, кто слабее. Та кожа… Чья бы ни была та кожа — ее владельца ты клялась защищать. Ты его предала. Отдала на адские муки. Анита уверенно двинулась в сторону раненой Лив, снова наставляя на нее оружие. — Тебе не убить меня, Анита. Странник меня исцелит, что бы ты ни сделала. Анита с пустой бездной в темно-карих глазах выстрелила ей в правое колено, которое до этого ранил Вэй Ин. Лив ухватилась руками за ногу, извиваясь и вопя. — Надеюсь, тебе больно, Лив, — с неприятной улыбкой сказала Анита Блейк. — Надеюсь, тебе адски больно. Внезапно в комнате стало холоднее. Вэй Ин повел плечами, сбрасывая неприятный морок, и внимательно взглянул на Лив, что перестала кричать и лишь смотрела на Аниту своими фиалковыми глазами. Ее взгляд излучал сплошную жажду убийства. — Ничего ты мне не сделаешь, Анита. Мой Мастер этого не допустит. — Лив встала и на одной ноге прохромала к двери, на которой висело ужасное украшение. Она оттянула край кожи, демонстрируя два прокола, очевидно, сделанные чьими-то клыками. — Я пила из него, пока его пытали. Я пила кровь под его же крики. — Лив отняла пальцы, измазанные кровью, и медленно их облизала, всасывая в рот и выпуская. — М-м, вкусно! Анита выстрелила ей в другое колено. Лив с визгом свалилась на пол. — Ты что, не поняла?! Ничего ты мне не сделаешь! — Ну нет, Лив, ты ошибаешься. Я сделаю тебе больно, — мрачно обрубила Анита и снова выстрелила ей в правое колено. Лив перевернулась на спину, извиваясь и хватаясь сразу за оба колена, но тут же одергивала руки. Собственные прикосновения причиняли ей нестерпимую боль. Вэй Ин вдруг почувствовал чужую силу поблизости, холодную и тягучую. Похоже, Странник действительно вознамерился исцелить эту дрянь. — Пойдем, ma petite, оставь ее. Странник не так легко отдает свою милость. Он станет лечить ее в своем темпе — будет чередовать милость и наказание. Как большинство даров от Совета. — Жан-Клод открыл дверь на лестницу, ведущую вниз. — Идемте. Чем дольше мы задержимся, тем больше пыток они придумают. Ступени были чуть выше обыкновенных. Они явно строились в расчете не на обычного человека. Анита захлопнула за собой дверь, и теперь крики и проклятия Лив стали немного приглушенными. Вэй Ин, спускаясь по ступенькам, погрузился в раздумья. Его не волновали сейчас страдания Лив. Она их заслужила. Но почему-то Усянь сейчас переживал. В нем поднялось знакомое чувство удушья, какое случилось с ним совсем недавно, на подходе к дому. И сердце стучало, как ненормальное, разгоняя по телу неведомый жар. Окружающее пространство воспринимать стало труднее. Что-то не так. Вэй Ина словно под стекло поместили, куда не доходили ни звуки, ни тепло, ни воздух. Но опасности не ощущалось. Не было ее. — Месье Вэй? С вами все в порядке? Ваше сердцебиение ускорилось, — отметил Жан-Клод. — Не знаю, — отмахнулся Вэй Ин. — Честно. Пойдемте дальше. С ним спорить не пожелали, и они продолжили спускаться все ниже и ниже в подземелья и вскоре добрались до гостиной Жан-Клода, полностью разворошенной и разгромленной. Но Вэй Ину вдруг показалось это абсолютно неважным и незначительным. Ему стало плевать. Все свое внимание он обратил не на надругательство над стараниями Жан-Клода, который с любовью и вкусом декорировал свою гостиную, а на одинокую мужскую фигуру, стоявшую у противоположной стены в самой благопристойной позе, какую только можно было себе представить. Высокую. Стройную. В чистейших белоснежных одеяниях. Вэй Ин резко замер на месте. Все мышцы будто разом окаменели в его теле, застыли, затвердели, не давая сделать ни шага, ни вздоха. Перед глазами поплыло, и каменный пол покачнулся под его ногами. При всем своем желании Вэй Усянь не смог бы оторвать взгляда от этого лица, родного, прекрасного, как поздние зимние рассветы в холодных и высоких горах, безупречных в своей непоколебимости и мощи, невозможного и такого живого сейчас. От знакомого лица с заостренными, как у хищного зверя, чертами и неподвижного, как сама земная гладь. Вэй Ин физически чувствовал притяжение этих янтарных совиных глаз, которому невозможно было сопротивляться. Да и не слишком-то и хотелось. Все внутри Вэй Ина взбунтовалось. Эмоции, и свои, и чужие, неистово сплелись в его груди в тесный клубок бешеных змей. В нем воцарились и выжигающая душу ярость, и глубокое чувство вины, и болезненное счастье, вызванное первой за долгое время встречей, и раздирающая на части боль, и желание убежать как можно дальше, и мольба отдаться здесь и сейчас, и всепоглощающее спокойствие, и бесконечная тоска, вестимо переплетенная с давней любовью, что не исчезла, не испарилась в одночасье и не стала меньше; наоборот, она будто бы расправила наконец долго сомкнутые за спиной крылья и приготовилась взлететь. Выше и выше. Вэй Ин не знал, куда деться. Он терялся в зовущей его связи, когда весь твой мир и все твое существование, вся твоя жизнь и ее последующий смысл сосредотачивались исключительно на одном-единственном существе. Однако на лице Вэй Усяня ничего не отразилось. Единственное, что нашло изменение в его облике, — глаза: они загорелись ярким серебристым пламенем, чистым и светлым. Эмоций и чувств было слишком много для него, хрупкого и такого маленького человека. Тело просто физически не поспевало за всеми изменениями и тонкостями. Мимика не справлялась с той бурей, что на нее свалилась, и потому лицо Вэй Ина застыло бледной фарфоровой маской, которая, казалось, могла треснуть даже от самого легкого прикосновения. Вэй Усяню не хватало воздуха. Он начал задыхаться, и из его груди вырвался рваный судорожный вздох. Сердце быстро и тяжело билось о ребра, а оцепенение начало приносить тягучую неприятную боль. Слишком много. Чересчур сильно. Нужно что-то сделать. Что-то. Что угодно, чтобы выплеснуть наконец все накопившееся в нем безумие наружу, иначе он точно сойдет с ума. Всю боль, что собиралась в нем в течение бесконечных десяти лет, всю тоску, которая не давала покоя в долгие холодные ночи и которая едва не убила его в первые годы, всю ту бесчеловечную тоску и даже ее жалкие отголоски, что не заглушила безудержная ненависть. Вэй Ин еще помнил, как беззвучно кричал над пепелищем своей жизни, срывая голос в темноте, надеясь на ответ, но не получая и отголоска чужих эмоций и мыслей. Вэй Ин не забыл, как в какой-то момент думал, что сдохнет от разрыва сердца и захлебнется в собственной крови, одинокий, холодный, жалкий и всеми ненавидимый. Вэй Усяню нужно куда-то деть все это. В противном случае, он упадет замертво на месте. Ноги сами сделали шаг навстречу Лань Ванцзи. Усянь чувствовал себя ведомым невидимыми тонкими нитями, которые, вплетясь давным-давно в его душу, столь же крепко и искусно сплетались с другой душой. Связывали его с тем, кому он доверился когда-то полностью и без остатка. Шаг за шагом, не разрывая зрительного контакта, не видя вокруг никого и ничего, кроме Лань Ванцзи, Вэй Усянь двигался вперед. Приблизившись к застывшему, как и сам Вэй Ин недавно, каменным изваянием мужчине, Усянь, не сдерживаясь, со всей дури ударил его по лицу. Его самоконтроль всегда был хуже, чем у Лань Чжаня. Лань Чжань отлетел к стене и тяжело оперся о нее рукой. С костяшек пальцев Вэй Ина тонким слоем сползла кожа, а из чужой разбитой нижней губы, скатываясь вниз по изящному подбородку, медленно закапала густая кровь. Белые одежды оказались испорчены. Вэй Ин ощутил, что тиски, остро сжимающие его сердце и легкие, ослабили над ним свой излишний контроль. В груди смешались его облегчение, сравнимое с тем, как если бы человек, долгое время находясь под непроницаемой толщей воды и невыносимым давлением, вырвался наконец на поверхность и сделал свой первый жадный и самый сладкий вздох, насыщаясь живительным кислородом, и темное удовлетворение пополам с чувством вины. Он никогда в жизни не позволял себе как-то оскорбить Лань Чжаня или навредить ему. Никогда. Ни за что на свете. Вэй Ин скорее сам бы себя ударил. Но что-то неконтролируемое и дикое потребовало от него поступить именно так. От Лань Чжаня же шло лишь смирение и теплое чувство радости. Неуместное. Нелогичное. Глупое. Эта радость шла рука об руку с какой-то непонятной колкой болью. Больное счастье. Именно оно. Вэй Ина накрыло этим больным счастьем с головой. Он и сам ощущал его в себе. Не только от Лань Чжаня исходило это чувство. Боги… А Лань Ванцзи продолжал молчать и жадно глядеть в глаза Вэй Ина, ища что-то. Спустя, наверное, вечность он оторвался от стены и, сохраняя невозмутимое выражение лица, глубоко поклонился. Вэй Ину. Вэй Усяню. Своему Спутнику. Спина его была все такой же идеально прямой. И сам поклон являлся эталоном безупречности. Но Вэй Ина душило чувство неправильности и чего-то вроде смущения. — Ханьгуан-цзюнь, — прохрипел Вэй Усянь. Ноль реакции. Он застыл в поклоне, словно собирался стоять так вечно, и не подавал никаких знаков о том, что услышал Вэй Ина. — Ханьгуан-цзюнь, — громче повторил Усянь с отчаянием в голосе. — Встань сейчас же. Молчание. И ничего более. — Лань Ванцзи! — хлестко вывел он. С нотками зарождающейся паники. Лань Ванцзи даже не дрогнул, продолжая стоять на месте. Кончики его длинных волос цвета черной туши касались грязного пола. Неправильно. Нет. — Лань Ванцзи! Вэй Ин подошел ближе и схватился за широкие плечи Мастера, с дрожью оглаживая их сквозь ткань и пытаясь заставить его разогнуться. — Лань Чжань, — тише шепота вывел Вэй Ин, умоляюще, протяжно, почти нежно. Лань Ванцзи едва заметно задрожал. И его колени вдруг подогнулись. Поняв, что собирался сделать Лань Чжань, Вэй Ин в ужасе подхватил его на руки и перенес весь немаленький вес мужчины на себя, судорожно хватаясь за складки белых одежд. Отойдя от непонятно какого по счету шока, он яростно прошипел: — Не смей! Не смей кланяться так, — «Не смей вставать на колени», — кричал в мыслях Вэй Ин, — Ни мне. Ни кому бы то ни было. Слышишь меня? — Вэй Ин… — Заткнись! — процедил сквозь зубы Вэй Усянь. — Еще хоть слово, и я переломаю тебе ноги. Вэй Ин прижал Лань Чжаня ближе к себе, спрятал свое лицо в его шее и почувствовал, как вокруг него медленно и неуверенно смыкаются теплые родные руки. Теперь все правильно. — Потом поговорим, — шепнул Усянь. — И только попробуй уйти. — Мгм, — полузадушенно выдохнул он и обнял Вэй Ина еще крепче, отчего у последнего едва не затрещали ребра. Это простительно.