***
Я 23-летний должник и ныне бездомный человек. Как меня зовут, не имеет значения, потому что в последнее время я совершал деяния, которые и привели меня к состоянию, в каком я нахожу себя. Скорее всего, всё это началось ещё раньше, когда мне было лет 17. В тот момент на носу были экзамены, которые, по словам многих учителей, «решают всю вашу жизнь». Очевидно, будучи инфантильным подростком, не имевшим и понятия об ответственности, я проигнорировал все слова от родителей и брата. Он был старшим в нашей семье и перегонял меня по возрасту на 6 лет. Если говорить кратко, — брат был тем, кого окружающие смело могли назвать «избалованный ребёнок». Я не говорю о наличии неких фаворитов в нашей семье или же о том, что меня недолюбили. Моё положение было достаточно приемлемым. Я никогда не нуждался в дорогой одежде, чтобы банально ходить в школу, или в чём-то подобном. Говоря откровенно, моя фигура, как личность, отождествляла собой обычного школьника нулевых. После того, как я «успешно» завалил экзамены, поступать мне оставалось лишь в непримечательный колледж. Радовало лишь то, что тот был в столице. По наставлению матери, там за мной мог присматривать мой старший брат. Вот так я и оказался в неизведанном для себя городе. Живя в общаге и ведя жизнь заурядного студента. Заурядного настолько, что меня не приглашали на общажные тусовки, регулярно устраиваемые теми, кого называют «харизматичная личность». Меня тоже порой могли обозвать подобным образом, но при этом всегда дополняли, что мне не хватает жилки приключенца, того самого юного чувства авантюризма, присущего большинству моих сверстников. Как и любые другие, эти слова проходили мимо меня. В конце концов, так прошло три года. Передо мной предстало новое испытание — выпуск из своего учебного заведения. К моему удивлению, всё прошло более чем гладко, и я получил свой диплом. Разумеется, в нём были не отличные оценки. Многие говорили, что моя лень меня сгубит, и они были правы, но, как и все подобные мне люди, я их игнорировал. Вскоре после выпуска я начал работать, живя у брата первое время. Оно было не самым радужным, но жаловаться не следовало, дабы не навлекать на себя ещё больше недовольств со стороны других людей. Наконец, накопив маломальские средства для проживания в одиночку, я снял квартиру на окраине. И тогда началась моя затворническая жизнь. Незначительный «спорт» в виде пробежек из одной комнату в другую и редкие случае ухода из дома в соседний магазин. Абсолютная безработица и постепенное набирание веса. Такая жизнь продлилась два года и закончилась тем, что я нахожусь в том, что было на улице, не в состоянии выплатить долги, которые висели на мне. Я, в поисках лёгких денег, и, не имея желания работать, взял крупный кредит, который, разумеется, выплатить был не в состоянии. Не знаю почему, но банк выдал мне его несмотря на то, что даже в теории мне пришлось бы отсыпать больше трети средств с зарплаты. Таким образом, к концу второго года затворнической жизни на кредитные средства, через суд у меня отняли всё имущество. Отец давно ушёл от нас, и я не имел возможности с ним связаться. Мама заболела на нервной почве после разрыва и умерла, как бы мой старший брат не пытался помочь ей вылечиться, помогая материально. Меня же он ненавидел за мою безответственность, и именно в том, что я ничего не делал, он винил меня. Ведь — «если бы ты пошевелил хоть пальцем, мама была бы жива», слышались от него нелестные слова. Впрочем, он был прав, потому что единственный человек, который искренне меня любил, был оставлен сыном, который это не ценил. И вот такой неудачник как я стоял на перроне станции метро. Размышлять о том, что я мог подать на банкротство, не приходилось. Я был слишком некомпетентен в юридических вопросах, несмотря на диплом подобной специальности. Продвигаясь параллельно путям, копаясь в себе и думая о том, что я мог бы сделать, я брёл по станции, находясь лишь в собственных мыслях. Вдруг я услышал шум около края платформы. Обойдя лестницу ведущую на соседнюю станцию, я увидел людей, столпившихся у платформы. Желание разузнать, что привлекло их внимание и интерес, проследил за взглядом большинства, мельком осмотрев выемку ниже платформы. Внизу лежал какой-то мелкий пацан, который в панике метался туда-сюда. Никто не решался спуститься за ним, однако, к счастью, он не касался контактного рельса. Всё же нужно попытаться сделать хоть что-то хорошее в этой жизни. Такие мысли закрутились в голове. Я спрыгнул в низ, и моё пузо немного подскочило. В конце-концов хикканский образ жизни не очень отражался на фигуре. Подхватив мальца, которому было с виду лет 10, закинул его наверх. В самый последний момент… Я слышал грохот вагонов позади меня, но мне было плевать. Единственное моё желание было спасти ребёнка. Сделав это, я выдохнул с облегчением и, даже не шевелясь, принял на себя мощь многотонного поезда. Далее всё было размыто, был какой-то распределительный пункт, всё было неразличимо ярким. Помню, пообещал кому-то что-то при каком-то условии. Воспоминания размыты. Вспышка, — и я вижу красивую женщину, которая улыбается мне. Рядом ошивался глуповато и одновременно статно выглядящий мужчина лет сорока, не меньше. Он был очень счастлив, и на его лице проступала глупая улыбка, никак не сочетающаяся с его одеждой: строгим фраком тёмно-синего аристократического цвета с золотыми пуговицами. На поясе у него висела сабля. Я попытался вымолвить хоть слово, но получилось странное: — Мрмам! — это только что я изрёк этот звук? Постаравшись, я выставил перед собой руки. Это были руки младенца. Чёрт подери, я переродился. Осталось узнать где. Помню, что выставил кому-то условие. Возможно, я сказал, куда меня точно надо закинуть? Вполне вероятно, что уж на подобное мозгов и решимости мне хватило. Пока что мне нужно было обвыкаться в новой среде. Через год я уже начал понимать часть разговоров моих родителей, как минимум я знал их имена. Мою новую маму звали Хими — имя, очень сильно навевающее японские мотивы. Отца же звали Данте, а фамилия у нашей семьи была Моримото. Меня же отец, не обладая великой фантазией, обозвал Ичиджи. Со временем прижилось, но всё же неприятно слышать своё имя и вспоминать одну не очень хорошую семейку. Для меня всё выглядело очень странно. Всё же было непривычно лицезреть окружение глазами младенца, а мыслить как взрослый человек. Но были и плюсы: я впитывал знания, как губка, и оттого быстро выучил местный язык, и заодно второй, который был прямо как английский, но даже чуть проще. И всё это к пяти годам. Традиции празднования дней рождения были такими же, как и в прошлой жизни — каждый год. Только на юбилеи закатывалась пирушка, и к нам съезжались странные люди. Судя по их разговорам и спорам матери с отцом ранее, мой папа раньше был пиратом. Похоже, и меня он хотел сделать таким. Что же, я не против. Я решил втихаря читать книги по истории этого мира по ночам и занялся другими науками. Теперь я понял, где находился, похоже, я кого-то заставил сильно попотеть, чтобы меня закинули сюда. Хотя, если учитывать научную теорию о том, что всё, что придумали люди, даже в художественных произведениях, имеет место быть в параллельных мирах, то почему бы и не существовать миру Ван-пис. Судя по книге, у здешних жителей даже имеются знания о космосе. Да, я что-то припоминаю, вроде какой-то персонаж у меня в воспоминаниях даже улетел туда. Думаю, с возрастом я вспомню всё, что нужно, и заодно вспомню своё обещание кому-бы там ни было. Что касалось моей физической подготовки, ей занялся мой отец сразу же, как я смог адекватно ходить и бегать, не падая на каждом шагу. Тогда мне уже было четыре года, ну а уже в пять я свободно бегал по джунглям нашего острова. Конечно это были лишь окрестности вокруг нашего дома, иначе меня бы сожрали местные хищники, с которыми мне ещё не скоро было впору тягаться. Остров назывался «Воала», и он был весенним островом. Жители в основе своей были мирными торговцами или бизнесменами, имеющими рестораны, либо же всяческие магазины одежды в своём распоряжении. Остров также находился под защитой морского дозора, но они как-то нехотя выполняли свою работу, и, когда пираты приходили к нам на остров, мой отец выгонял их почти сразу же. Оказывается, он был членом команды Роджера и был на их корабле археологом и музыкантом. Здешние же законы физики значительно отличались от тех, что были в моей прошлой жизни. Здесь я чувствовал себя как-то облегчённее и сильнее. Урон от падений даже с 4-5 метров не был так болезнен. Мама с отцом, однажды поймавшие меня за чтением всяческой литературы, принялись за моё образование. Мама помогала с науками, она же меня научила читать древний язык. С её же слов, она научилась ему у «близкой подруги». Интересно, что же это за подруга такая, что знала то, что давно запрещено мировым правительством. Если я родился с Луффи в один день, на что мне приходится лишь уповать, мне бы хотелось отправиться в плавание вместе с ним. Надеюсь, тот распределитель не напутал с датами. Отсюда следует, что мне нужно отправиться в море в 17 лет. Что касалось моего внешнего вида, я был больше похож на маму. От неё мне передались нежно-розовые волосы и изумрудно-зелёные глаза, а от отца основные очертания лица: от разреза глаз и их расстояния, до чуть более бледного, чем обычно, цвета кожи и даже формы губ. Как минимум так говорила мама, постоянно посмеиваясь, когда наши профили можно было одновременно разглядеть, говоря, что я маленькая версия отца. В семь лет отец принялся за мои навыки фехтования, до десяти лет он мне строго-настрого запретил прикасаться к настоящей катане, чему я не противился. Хотя, говоря честно, соблазн потрогать стоящие в углу родительской комнаты ножны был велик. До моего второго юбилея я тренировался с деревянным мечом и продолжал укреплять свои тело и дух. Попутно с фехтованием отец и научил меня игре на фортепиано и на скрипке, что с его слов поможет в будущем. Остаётся только извиниться, ведь в бою скрипку я перестал использовать почти в самом начале пути. Отец частенько перебарщивал на наших тренировках, то пытаясь меня придавить здоровенными булыжниками, от которых мне приходилось уворачиваться, то оставляя меня в джунглях с деревянным мечом под предлогом игры в прятки.Так я и добрался до своего десятилетия.