Кровавые слёзы дождя

      Время близится к ночи, а дождь всё капает, капает, не собираясь останавливаться.       Старая, однокомнатная квартира, доставшаяся по наследству от неизвестного мне родственника, в которой все стены пропахли табаком; скрипящие полы, обои, отклеивающие от этих же стен. Люстра, которая ели как держится на потолке, дающая тусклый свет. Старая мебель с того века. Эта квартира стала родной.       Вид из окна на детскую площадку, на которой детей не увидишь, но вот убитых дешёвой водкой бомжей — да. Отдельное внимание занимают подростки, слушавшие свою безвкусную музыку на полной громкости колонки, орущие на всю улицу или звонящие в домофон с просьбой впустить ночью. Куда смотрят их родители? Хотя, они, скорее всего, не лучше обитателей детской площадки, но только с жильём и кучей кредитов. Пенсионеры, критикующая детей и их родителей, жалующая на низкие пенсии, но восхваляет правительство.       Открываю дверь, захожу, крича: «Я дома!»       Но в ответ тишина.       Вздыхаю и закрываю дверь:       — Ах, точно, я ведь один. Братья и сёстры хуй знает где, отец в могиле, гниёт с червями, а мать я ни разу в жизни не видел, ну или не помню, суть не важна.       Я устал. Кидаю сумку с учебниками в неизвестное направление и иду на кухню, ставлю чайник. Достаю новую пачку сигарет, распечатываю один из концов фольгированной упаковки и вытаскиваю одну сигарету зубами, так как пачка плотно забита содержимым. Поджигаю и втягиваю ядовитый дым, беря и сжимая её указательным и средним пальцами, поворачивая ладонь к себе, выдыхаю.       Усмехаюсь. Как же весело я живу.       — Ой, я сегодня наконец-то встретила своего соулмейта, он такой прекрасный, что аж глаз оторвать невозможно.       Или:        — Я так рада за тебя, ведь ты нашла любовь всей своей жизни, не то, что этот педик, – показывает на меня пальцем, – мне жаль его соулмейта. И их коронное «Хи-хи, ха-ха». Убил бы. Да сдался мне этот соулмейт, сдохну, а следом и он. Потому что нельзя прожить свою дрянную жизнь без этого уёбка, который будет твоим любимым спутником до конца твоих ебаных лет, хочешь ты этого или нет.       — Никто в этом мире даже не представляет, как я от всех устал. – Истлевшая сигарета до фильтра несильно обожгла мои пальцы, из-за чего я выронил её.       Становится тяжело дышать, стою с трудом, постепенно заливаюсь смехом. Падаю на пол, истерично смеясь, ударяюсь об ножку стола.       — Б-блять! Х-Хватит, сука! – Хватаюсь за грудную клетку, задыхаюсь, но продолжаю смеяться в сумашедшем истоме.       Не могу успокоиться. Переворачиваюсь на спину и закрываю рот руками, затыкая тем самым свой блядский рот.       Пытаюсь отдышаться. Успокаиваюсь.       Убираю руки, глотаю воздух. Боже, снова. Меня это уже заебало. Поднимаюсь и направляюсь в ванную комнату. Включаю там свет, захожу и закрываюсь, поворачиваюсь и тут же натыкаюсь на своё убогое отражение в зеркале. Трогаю своё лицо, улыбаюсь: «Господи, Родион, ты прям вылитый обитатель детской площадки, но эта площадка с подвохом в виде бомжей-алкашей».       На меня смотрело чмо с бледной харей, украшенной веснушками: с красными, от недавней истерики, глазами, и с синяками под ними же из-за впадения в инсомнию¹; искусанные губы, покрывшиеся коркой, которая начала кровоточить из-за улыбки; волосы средней длины с крашенными прядками в синие и красные цвета, не видевшие ни воды, ни шампуня в течении недели, если не более. Ну, или на душевнобольного, который не знает, что такое гигиена. Мне нужно принять ванную.       Включаю и настраиваю воду, затыкаю сливное отверстие пробкой. Оставив заполняться ванну водой, ушёл в свою комнату за чистыми вещами. Взяв более-менее опрятные шмотки, я вернулся в ванную комнату. Кладу их на стиральную машину и, наплевав на одежду, залез в ванну. Упёрвшись спиной об стенку ванны и откинув голову, начал свой монолог:       — Хм, а почему у каждого, без исключения, должен быть соулмейт? Почему именно этот человек? А если я не хочу? Я не хочу даже думать, что я его встречу, оно мне не нужно. И, как понять, что он – мой соулмейт?       Хотя, кому как повезло. У кого-то с рождения надпись на руке первых слов его родственной души, у кого-то место. Или другая херь в этом духе.       Пхах, а кто-то, – я. Нихрена нет. Слышал, что в течение времени любая из этих надписей может проявиться со временем, если уж у тебя она не появилась с рождения.       Рука медленно потянулась к лезвию, лежавшему на стиральной машинке. Мозг отключился. Конечность сама начала выводить на бледной коже кровавую надпись, точнее, имя. Надпись была глубокой, кровь ручьями текла из свежий раны, капая большими каплями вниз, а рука начала неметь.       Передёргивает. Лезвие куда-то летит.       — Б-Блять! Ч-что это т-только что было?!       Смотрю на руку, пытаюсь прочесть: «Альфред». Что за дебильное имя?       — Хотя, это меня сейчас волновать не должно! — С трудом поднимаюсь из воды, открываю полку и пытаюсь найти бинты или что-то около того. Найдя, перевязываю себе руку.       — Да ёб– Ай! Руку не чувствую. Класс!       — Хотя, плевать. – Ложусь обратно, понимая, что ничего делать с этим не собираюсь.       Закрываю глаза.       Будь я проклят. А, нет, уже проклят.       Глубокий вдох, выкрикиваю: «Если это ты так проявляешься, то сдохни как можно быстрее! Нельзя было вообще не проявляться или что-то подобное этому?!» Заебись, я его даже не знаю, но уже ненавижу его…       В коем-то веке заканчиваю свой монолог и мою голову. Закончив возиться с этим, встаю и снимаю мокрую одежду, скручивая и выжимая из неё воду. Выхожу, закидываю грязные вещи в стиральную машинку и надеваю чистое. Выключаю воду и направляюсь в свою комнату.       Падаю на кровать. Хочу спать, да и надо бы. Рука болит и щиплет. Надеюсь, что у него точно также, иначе я сам, лично, вырежу своё имя на нём. Плевать на его мнение насчёт этого.       Закрываю глаза, незаметно для себя впадаю в царство Марфея. — Ненавидишь меня, да? Ты не представляешь, я тоже! — Короткие, волнистые волосы, окрашенные в синий и красный цвет. улыбка во все 32, изящные черты лица. глаза янтарного цвета, широко раскрыты… – Урод, почему именно ты? – …На голове чёрные, солнцезащитные очки. Одет в чёрную, большую футболку и в чёрные, рваные джинсы. Ростом чуть ниже Родиона. На руках надето несколько браслетов, но на одной есть и бинты- — Ты себя видел? Я лучше сдохну, чем буду с тобой, мой дорогой соулмейт. — У тебя такое тупое имя, Родион, как Раскольников. Может, у тебя случаем не завалялся топор? Хотя, не суть, – обнимает за шею, прошептав на ухо, – до скорой встречи, любимый.       Просыпаюсь с криком: «Съебись!»       Глаза вновь заполнились слезами, бью себя по лицу: «Не ной, тряпка!»       Да когда это всё прекратиться уже?! Кто это вообще такой?       «До скорой встречи, любимый.»       Нет, не надо, вот только его мне не хватает.