haikyuu headcanons

Яку ненавидит болеть. Ещё больше он ненавидит выздоравливать. Это состояние, когда ты ни туда, ни сюда, просто убивает его. Не хочется ничего делать, просто лечь и умирать (образно конечно). А больше всего на свете Яку ненавидит фальшивую заботу, охи и ахи людей, что также фальшиво переживают. Они делают это для вида, для статуса, для черт пойми чего. Яку не лезет – ему это до лампочки – ни к другим, ни к себе. А Лев лезет, выспрашивает, высматривает, интересуется и как-то слишком наигранно удивляется. Мориске это выводит и он рычит, разворачиваясь на пятках и собирая свои вещи. — Скажете, что заболел, — говорит он и ведь не врёт, пакость такая. — Скажем, — зачем-то отвечает Куроо. Он тут вообще ни пришей, ни пристегни, хотя капитан, хотя важный такой весь. И Хайба кивает так активно, что у Яку, кажется, сейчас голова заболит и закружится. Он уходит, а первогодка смотрит ему вслед, теребя пальцами край майки. Яку встряхивает головой и тотчас жалеет об этом – та раскалывается так, что парень готов взвыть. Он добегает до дома, хлопает дверью и тяжело выдыхает, кашляя. Мама испуганно копошится на кухне и выходит к сыну – тот весь красный, словно варёный рак. Женщина лишь тяжело вздыхает, ни говоря ни слова, и забирает у него сумку, которая внезапно кажется парню неподъёмной. Либеро бредёт к своей комнате, валится на аккуратно заправленную кровать лицом и жмурится – всё тело начинает нещадно ныть. Вечером звонит Куроо, спрашивает про самочувствие, предлагает занести тетради с конспектами по новой теме. Светловолосый мычит что-то невнятное, но капитан Некомы понимает его отлично и бросает напоследок фразу, от которой Яку хочется придушить и его, и себя: — Тогда к тебе Лев залетит, он ближе всех. Выздоравливай! Мерные гудки в динамике эхом раздаются в голове парня и тот просто хочет провалиться сейчас под землю. Какой к чёрту Лев, почему он, с чего вдруг. Третьегодка негодует, но быстро успокаивается. Всё-таки когда ты болеешь, тебе сложно не то что злиться, тебе сложно даже дышать. Примерно через полчаса он слышит голоса в гостиной, смех мамы и шаги к двери. В дверь стучат, а затем распахивают осторожно, даже боязно. — Яку-сан, вы как? — первое, что приходит в голову зеленоглазому. Яку-сану хочется съязвить, подколоть, но он лишь кидает многозначительный взгляд и кутается в одеяло посильнее. — Я принёс вам тетради, которые Куроо-сан просил передать, — вновь пытается завести разговор Хайба. — И лекарства. И, эм... немного сладостей. Я знаю, что вам их сейчас нельзя, но как только выздоровеете... Мориске продолжает молчать и парень отмирает, медленно заходя в комнату. Из сумки выуживаются злосчастные тетради, аккуратной стопочкой располагаясь на столе. Затем пакет с каким-то вкусностями – Яку не уверен с какими именно. Вылетевший пустой пакет, кажется из-под лекарств, идёт обратно в сумку. Лев ставит её куда-то возле кровати и садиться на край. Либеро демонстративно отворачивается, рассматривая шторы. — Яку-сан? — как-то жалобно зовёт Хайба и Мориске готов поклясться, что чувствует его взгляд. — Что? — наконец подаёт голос рыжеволосый и замирает – его обнимают. — Яку-сан, вы можете говори-ить, — хныкает первогодка. — Да, могу, отцепись уже, — слишком мягко отвечает Яку и тонет в чужих изумрудный глазах. В них плещется беспокойство и у либеро сердце сжимается. Яку не любит болеть. Но ещё больше он не любит заставлять кого-то беспокоится.