Баки понял, что это ловушка, когда дверь вагона захлопнулась сама по себе. Он лишь чуть подотстал, прикрывая тыл, потому что — он мог бы поклясться! — сквозь грохот колёс услышал движение позади. Но Стив за это время успел перейти по сцепке к следующему вагону, и внезапно они оказались разделены.
У него была всего пара секунд на попытку вырвать дверь, но даже его дьявольской силы не хватило, чтобы справится с гидровской оснасткой этого клятого поезда будущего. Он успел беспомощно встретиться взглядом со Стивом через окошки в дверях, прежде чем чиркнувшие над головой пули заставили его нырнуть в укрытие за ящиками.
Двое солдат Гидры были то ли безумцами, то ли камикадзе: открыть огонь посреди ящиков с броской маркировкой «biologische waffen». Баки подозревал последнее, поскольку данные подтвердились, Зола совершенно точно заправлял этим поездом и использовал любую возможность прижать их и уничтожить. Пара солдат да немного припасов — не такая уж высокая за это цена.
Баки перевёл дух и открыл ответный огонь, уложив одного, но второй укрылся за ящиками.
Сквозь двери вагонов донёсся безошибочно узнаваемый звук выстрела одной из тех синих энергетических пушек, и сердце Баки сжалось в груди. Похоже, у Стива проблемы куда серьёзнее, чем у него, а он ничего не может с этим поделать. Блядский Зола, блядская миссия: сплошной риск, и ведь Зола
знал, что они заглотят наживку.
Проблема раз — нельзя повредить ящики с биологическим оружием; проблема два — не выходит стряхнуть тревогу после новых энергетических выстрелов в вагоне со Стивов, и вдобавок проблема три — ублюдок, повисший у него на хвосте, оказался чертовски меток. Многовато проблем! Мчащийся поезд с лязгом раскачивался на рельсах, противник не спешил покидать своё опасное укрытие, а Баки мазал выстрел за выстрелом.
И ровно в этот момент его грёбаный пистолет заклинило. Самое время!
Проклятье! Баки втиснулся спиной в угол, втягивая воздух сквозь зубы и лихорадочно соображая, что делать, пока противник не понял, в какой он жопе. И тут Стив Роджерс, благослови господь его душу, нашёл способ открыть двери. Быстро оценив расклад, Стив бросил ему свой пистолет и ринулся в атаку, протаранив ящик и торпедой отправив его к оставшемуся солдату. Спасаясь, тот выпрыгнул прямо под выстрел Баки.
Все закончилось в мгновение ока, и, чёрт возьми, они со Стивом были отличной командой, чего уж.
— Я дожал бы его сам, — тяжело выдохнул Баки, потрясённый сильнее, чем хотел бы признать.
— Я знаю, — вернул Стив с нежностью в голосе.
Высокий свист набирающего заряд энергетического оружия разрушил краткий миг их победы. Стремительно развернувшись, они увидели неуклюже приближающееся бронированное чудовище: полу-рыцаря, полу-робота как из научной фантастики с массивными двуствольными энергетическими пушками на руках.
— Назад! — рявкнул Стив, дёрнув Баки за спину и выставив щит. Баки открыл огонь, но пули безвредно звякнули о броню, и тут же наручные пушки выплюнули двойной залп, мощнее которого был разве что танковый — тех энергетических танков из-под Аццано.
Сгустком синей энергии Стива швырнуло спиной в стену, выбив из рук щит, и рикошетом вырвало часть стенки вагона. В зияющую дыру хлестнул ледяной ветер, Баки рискнул оглянуться и увидел Стива, лежащего ничком у стены.
Из динамиков раздался жестяной вопль Золы:
— Ну же, огонь! Убейте его, убейте!
Оружие вспыхнуло синим, снова набрав заряд, солдат прицелился в Стива. У Баки было мгновение. Вот его шанс.
— Капитан Америка миру нужнее, чем Баки Барнс! — проорал Баки и прыгнул, вынося танко-солдата в пролом.
Едва оказавшись снаружи, Баки отчаянно извернулся, хватаясь за что подвернётся. Руки уцепились за поручень, но сердце пропустило удар, когда от рывка тот с металлическим взвизгом просел с одной стороны, оставив его ненадёжно болтаться над пропастью под напором сносящего ветра. Бронированному громиле повезло меньше: променяв манёвренность и свободные руки на защиту и пушки, тот камнем рухнул вниз.
И пока он смотрел, как тот падает… становясь меньше… меньше… голову повело. Намертво вцепившись в скрипящий поручень, дрожь и стоны которого будто отмеряли секунды до неизбежного, Баки понял, что никогда в жизни им не владел такой ужас. Разыграть спектакль с самопожертвованием ради спасения Стива — это одно, но совсем другое — смотреть в глаза надвигающейся смерти и не мочь ничего, кроме как ждать. Остатки мысли, что так будет лучше, выбила другая:
он вот-вот умрёт, никогда больше не увидит ни Стива, ни свою семью, и Баки понял, что не готов.
— БАКИ! Держись! Руку давай! — Крик Стива заставил его оторвать взгляд от пропасти под ногами. Стив уже выбрался из пролома, цепляясь и перебираясь по отогнутой стенке, но от сломанного поручня, на котором висел Баки, до руки Стива было всё равно что до Луны.
— Проклятье, Баки! Твои слова… Ты нужен
мне!.. — Стив отчаянно тянулся к нему, тянулся изо всех сил, но этого не хватало.
Баки почувствовал, как по поручню прошёл тяжёлый стон, когда последние удерживающие болты ослабли. Баки не жалел о том, что сделал для спасения Стива, единственное, о чём он жалел… Что ж, у него было время это исправить.
— Я люблю тебя, Стив! — успел выкрикнуть он, и поручень отломился.
Краткий миг полёта. Баки позволил вою ледяного ветра заглушить страх. С ним кончено. Осталась одна мысль: он умирает, поступив правильно. Может быть… возможно, только это и спасёт его душу.
***
***
***
Пегги осторожно пробиралась между обломками руин некогда оживлённого бара, под крышей которого однажды собралась команда оптимистичных молодых мужчин, жаждущих одолеть Гидру. За промелькнувший с той встречи год война опустошила здесь всё. Тем не менее даже разрушенный, бар всё ещё выполнял свою функцию, пусть даже всего для одного человека.
Пегги сказали, что она сможет отыскать Стива здесь, но первой мыслью было, что формально Фэлсворт не прав: человек, сидевший за столом в одиночестве с опухшими от безутешного горя глазами и покрасневшим носом, выглядел лишь пустой оболочкой Стивена Роджерса.
Он мельком поднял глаза на цокот её каблуков по неровному полу, во взгляде вспыхнула было надежда, но тут же потухла. Он устало понурил голову.
— Доктор Эрскин сказал, — медленно заговорил он, — что сыворотка повлияет не только на мои мышцы, но и на все мои клетки. Создаст защитную систему регенерации и исцеления… а это значит… я не могу напиться. Ты это знала?
Пегги знала, что Стив сильно переживает, и её сердце сжималось от мысли, что он не может даже ненадолго забыться от горя потери своего дорогого друга. Она осторожно подняла валяющийся стул, чудом уцелевший во время налётов, перенесла к столу и поставила, сев рядом со Стивом.
— Твой метаболизм примерно в четыре раза выше, чем у обычного человека. Это такой побочный эффект.
Помолчав, Пегги вздохнула, отбрасывая ненужные расшаркивания:
— Ты ни в чём не виноват.
— Ты читала рапорт? — Стив не скрывал горечи.
— Да. — Пегги была не из тех, кто любит банальности. Она всегда говорила то, что имела в виду.
— Тогда ты знаешь, что это не так. — Стив захлебнулся словами.
— Ты сделал всё, что мог. — Пегги снова остановилась, видя, что её слова так же бесполезны, как алкоголь, в котором тот пытался утопить своё горе. Стив был упрям, вплоть до взваливания на себя вины за то, над чем не имел власти: за решение Барнса отдать жизнь за него. Она буквально видела, как шестерёнки в его голове прокручивают этот эпизод снова и снова, ища что-то, что можно было сделать по-другому. Казнит себя.
Она попробовала иначе:
— Ты верил в своего друга? Ты его уважал? Тогда перестань бичевать себя. Не отнимай у Барнса право личного выбора. Он погиб с верой, что ты того стоишь.
— Я любил его, Пегги, — вдруг хрипло выпалил Стив.
— Конечно, Стив… — осторожно начала Пегги. Разумеется, мужчины, которые выросли вместе и затем отправились на войну сражаться плечом к плечу, естественно любили друг друга. Всем было ясно, как эти двое были близки.
— Нет. Я его
любил. — надавил Стив. — Мне потребовалось чертовски много времени, чтобы понять это, а когда понял, уже ничего нельзя было изменить.
Между ними повисла тишина. Пегги аккуратно сложила руки на обгоревшем столе. Она не могла себе лгать: порой она задавалась вопросом, нет ли между Стивом и его сержантом чего-то большего, чем любовь между братьями по оружию. Но у Пегги не было ни времени, ни склонности разбирать досужие домыслы, когда шла война. И даже сейчас, когда Стив излил перед ней свои чувства, как кровь из отверстой раны, она обнаружила, что это ничуть не уменьшило её уважения к нему. В сердце Стива было так много любви, и то, что он решил доверить ей эту постыдную тайну в час скорби, свидетельствовало, насколько важно для него её доверие… и как глубоко он был ранен, если делился своей болью. Зная Стива достаточно хорошо, Пегги понимала, что он редко — если вообще когда-либо! — показывал кому-то свою слабость. То, что он описывал, не было влечением, порождённым отчаянием на поле боя, но истинной любовью. И был ли хоть раз, когда Пегги могла его упрекнуть? Никогда.
Для этого разговора ещё будет время и место, но не сейчас, когда Стив скорбит.
— Если он тоже любил тебя, а я полагаю, что очень, тогда он хотел бы, чтобы его жертва не была бессмысленной. Он хотел бы, чтобы ты шёл вперёд.
Горе Стива сковалось в кинжально-острое.
— Шмидт мне заплатит. Я иду за ним и буду сражаться, пока вся Гидра не станет пеплом.
Пегги наклонилась к нему и накрыла его руку своей:
— Ты будешь не один.
