Тянущий вниз

В конечном счёте, переход мог быть много хуже. Поначалу он почти не замечал, как переставляет ноги: тело онемело, разум плыл отдельно. Он отпустил себя, растворившись в здесь и сейчас, в ветерке на лице, в разноцветных полосах, порхавших на краю зрения, или в особенном плетении ткани на рубахе впередиидущего. Он понимал, что за это надо сказать «спасибо» остаткам дряни в его венах, но был не прочь потеряться в ритме строевой песни или в силуэтах мерцавших под солнцем деревьев. И решительно не думать о своём недавнем опыте. Он мог бы поклясться, что мелкий, похоже, всерьёз вознамерился заставить его пить или перекусывать каждые десять минут. Теперь Баки начинал понимать, отчего тот так бесился, когда Баки становился слишком «наседкой», когда Стив бывал болен. «Может, это такая месть», — с ухмылкой подумал он, принявшись пережёвывать подошвенно-жёсткий паёк с преувеличенной старательностью, широко открывая рот для вящего удовольствия Стива, «незаметно» наблюдающего за ним. В отместку он получил закаченные глаза и локтем в бок, но всё же Стив сбавил обороты и следующие пять миль не пытался его нафаршировать, словно рождественского гуся. Ладно, пускай, — не с пустым брюхом он ощутил себя чуточку лучше и уверенней. Несколько часов спустя колонна подтягивалась ближе и ближе к лагерю, и детали итальянского сельского пейзажа, которые он и впрямь начал узнавать, сделались отчётливей. Даже земля под ногами будто стала надёжнее, а деревья — больше походить на деревья, а не на зелёно-коричневые импрессионистские полотна. Ты счастлив, Стив? Я вспомнил, как эта мазня называется. И всё же почему-то Стив до сих пор оставался рядом, и до сих пор огромным. Может, дело было в дерьме, что плавало в его крови, но другие явные галлюцинации выдохлись до фантомных цветных полос и колыханий на краю зрения. Что могло означать только одно из двух, так? Либо всё это галлюцинация, и он по-прежнему привязан к столу в Австрии, либо реальность: Стив был здесь, превращенный в какого-то амбала, идеального солдата. В памяти вспышкой мелькнул образ невысокого тощего Стиви, сующего голову в дырку в одной из фанерных фигур мускулистых качков, что были на Кони-Айленде, и Баки невольно прыснул про себя. — Что тут смешного? — с серьёзнейшим видом осведомился Стив, задрав брови. — Ты. Твоя тупая рожа, прилепленная к этому телу. Умора, вот что это такое. Стив глянул сердито, но приподнятый уголок рта выдал его веселье. Лицо этого парня было неспособно лгать даже ради спасения его жизни. — По-твоему, я выгляжу смешно, а? — Как обычно. Разве что теперь твоя голова ровнёхонько там где надо, чтобы не промахнуться по ней, — с ухмылкой отбил Баки. — Вроде раньше тебя это не беспокоило, — подначивал Стив. — Просто тебе чертовски повезло, что у меня слабость к носатым соплякам, которые не знают, когда нужно попридержать язык за зубами. — Придурок. — Стив расхохотался, и Баки внутренне выдохнул от облегчения, видя, как беспокойство уходит из его взгляда. Баки знал, что заставил Стива изрядно поволноваться, и в походе вёл себя тихо. По крайней мере, он мог изобразить, будто всё вернулось к норме, и если он будет притворяться достаточно долго, возможно, всё так и станет. В этот момент по их потрёпанному батальону прокатилась нестройная волна возгласов, перешедшая в радостный ор. Они сделали это. Баки выдохнул. Он даже не подозревал, что задержал дыхание. Весь батальон из дюжины разных взводов немного подобрался, повыше перехватил оружие и со Стивом во главе промаршировал в лагерь, словно на параде — между рядами приветствующих их людей, и, чёрт возьми, это ощущалось здорово. — Некоторым требуется медицинская помощь, — Стив начал направлять, будто был рожден для этого. А в этом мелкий ни на йоту не изменился: он и в Бруклине всегда знал, как разрешить стычку на школьном дворе или по-правильному разгрузить грузовик — но кто б его тогда слушал! Но сейчас, в отличие от Бруклина, окружающие обратили на него внимание и принялись выполнять указания. По тому, как люди смотрели на Стива, казалось, что они наконец заметили человека, которого раньше мог видеть только Баки. Сердце наполнилось гордостью, Баки почувствовал, что искренне рад за него. Стив заслужил. Как бы мелкий ни преуменьшал это, он всегда был упёртым правдоискателем на свою шею, но всё равно, чёрт возьми, лучшим человеком, какого Баки когда-либо знал. Баки так и не понял, почему дамочки все как одна воротили нос от Стива. Ну, может они просто не были ценительницами тонких артистичных натур. Не то чтобы смысл каждый раз был в двойном свидании. Как-никак... Баки сбился с мысли, когда, к слову о дамах, брюнетка с самой роскошной фигурой, которую он видел по эту сторону Атлантики, подошла к Стиву вместе с полковником Филлипсом. В форме и бомбере, в галстуке, она выглядела лучше, чем даже Мэри Коннор в том голубом платье в облипку, которое надела, наконец согласившись выпить с ним содовой. Но эта дама, о, она держалась с бо́льшим достоинством, чем по крайней мере половина командиров, которых встречал Баки. — Ты опоздал. — Чёрт подери, Стив определённо больше не был невидимкой для дам. Да и с чего бы? Только взгляните на этого парня: словно сошёл прямиком с большого экрана. Её прицельный взгляд охватил Стива с головы до пят, как будто она хотела съесть его ложкой и пыталась решить, откуда начать. Баки знал этот взгляд, и не мог не задаться вопросом, а взглянула бы она него раньше хоть мельком? — Такси не смог вызвать. — дерзко ответил Стив, показывая сломанный коммуникатор. Напряжение между ними можно было потрогать руками, когда она приглашающе наклонилась к нему, а Стив неосознанно отразил её движение. Баки был уверен, что они вот-вот сольются в поцелуе прямо на глазах у него, всего сто седьмого и полковника Чугунного Филлипса собственной персоной. — Эй! Да здравствует Капитан Америка! — Баки обнаружил, что слова срываются с губ, не совсем понимая, почему прерывает их в такой момент. Что за дьявольщина с ним творилась? Лагерь взорвался аплодисментами, и напряжение лопнуло как мыльный пузырь. Полковник Филлипс выдерживал шум целых полминуты, что по мнению Баки было примерно на двадцать пять секунд терпения больше, чем обычно хватало этого человека, затем оборвал ликование: — Так, дамы, хватит бездельничать, будто нам не нужна победа в войне. Жопы в горсть и вернулись к работе. А что до тебя, Роджерс... — Я нарушил устав и готов понести наказание. — перебил его Стив. Филлипс нахмурился. Повисла неудобно-долгая пауза, во время которой он мерил Роджерса взглядом. — Забудь про наказание. А теперь завязывай с этими сияющими глазами и чтобы через пятнадцать минут был у командования с рапортом. — Я с тобой, Стив, — вклинился Баки. — Я видел там вещи, о которых армия должна знать. — Баки, тебе тоже нужно показаться медикам. И не... не смотри на меня так. Я знаю, что ты хочешь сказать. Информация может и подождать. Иди и дай осмотреть себя, и ПОСЛЕ явись для разбора. — Это приказ, капитан? — Ладно, даже если ему в самом деле нужен осмотр, Баки всё равно должен был хоть чуток поартачиться мелкому в пику. — Ты чертовски прав. — Стив усмехнулся в ответ. Шутливо отсалютовав, Баки развернулся на каблуках и не спеша направился к палатке, отмеченной сверху большим красным крестом.

***

В медицинской палатке было тесно, душно и не хватало людей. У многих спасённых из плена были проблемы посерьёзнее, чем у Баки, им требовалась срочная помощь, и не то чтобы он за это кого-то винил. К нему подходила хорошенькая медсестра, чтобы отметить его, взять немного крови и умыть, и что ж, это почти скрасило три часа ожидания. У неё были аккуратно уложенные светлые волосы, ладная попка, она краснела и хихикала от его шуток. Баки флиртовал с ней столько, сколько мог, пока Лиза, — точно, её звали Лиза, — не ушла приглядеть за другими пациентами, пообещав, что вернётся. Она не вернулась. Впрочем, в её оправдание, он мог чуточку задремать, а в следующую секунду доктор уже хлопал его по плечу. Баки рывком проснулся и увидел рыжеволосого полевого врача с измотанным нетерпеливым лицом и таким количеством пятен крови на хирургической форме, что у Баки с первого взгляда свело зубы. — Сержант Барнс, не так ли? — уточнил тот, взглянув на папку. Внезапно кровь Баки заледенела, в спину вдавился долбаный каркас секционного стола, сердце застучало как бешеное: другой голос, с акцентом, принадлежащий человечку в круглых очках, повторил те же слова у него голове. Он всё ещё на базе, он всё ещё пристёгнут к столу, он... — Сержант! — Пальцы щёлкнули перед носом, в глазах прояснилось, и Баки выдернуло назад в медицинскую палатку, задыхающегося, как какого-то слабака с боевой усталостью. Блядь, он не из тех. Он в порядке. В порядке. Он не как те парни, что вернулись с первой войны, оставив в Европе важную часть мозгов. Он лучше. Он не слабак; он не собирался походить на кого-то из них. — Послушай, сержант, сегодня был длинный день. Извиняюсь, но в примечаниях в твоей карте указано, что в твоей крови были сильные галлюциногены. Видимо, кто-то из вернувшихся принёс нам список некоторых препаратов, применённых во время твоего... э-э, допроса. Я не могу представить, каким тебе сейчас видится всё вокруг. Точно. Наркотики. Дело в них. Сердце Баки медленно успокаивалось, и он поёрзал на койке. — Н-да. Извини, док. Критически взглянув на него, тот бегло просмотрел несколько страниц карты. — Я доктор Эдвин МакКанн. Прошу простить мой вид, последние несколько часов я был несколько занят тем количеством людей, поступивших сюда с тяжёлыми травмами, гангреной, сильным жаром и множеством болезней, которые мне некогда перечислять, а тебе неинтересно слушать. У меня есть пациенты в критическом состоянии, которых нужно как можно скорее отправить в полностью оборудованный госпиталь и подписать бумаги на убытие. — Итак, — он закрыл папку, — мы продолжим, ладно? Баки не успел вставить слово, как кругляш стетоскопа уже прижимался к его груди и спине, в глаза светил фонарик, а в ухе застряла воронка. И словно этого бесцеремонного осмотра было мало, следом холодные руки принялись ощупывать и надавливать на его запястья, рёбра, шею и вниз по рукам и ногам. Его попросили сделать глубокие вдохи, покашлять, проследить взглядом за пальцем, дотронуться до кончика носа, и спрашивали, не больно ли, когда мяли и тыкали там и тут. — Что ж, физически ты кажешься совершенно здоровым, если отбросить некоторое недоедание и обезвоживание. — заключил врач. — Но я заметил симптомы реакции, значит препаратов в организме осталось достаточно. Думаю, побочные эффекты сохранятся ещё несколько дней — возможны краткие галлюцинации и кошмары. Я хочу, чтобы ты пил больше воды, как следует отдохнул, и я дам несколько таблеток древесного угля, которые помогут организму вывести токсины. Никакого алкоголя минимум неделю. — Он закончил черкать в карте Баки. Баки рассеянно кивнул, не уверенный, доволен ли он этим вердиктом. Разве на нём не должны были остаться какие-то следы пыток? Он что, впрямь всё это выдумал? Неужели ему так засрали мозги одними видениями? Ну хоть кашель прошёл. Доктор коротко побарабанил ручкой по краю папки. — Скажу откровенно, сержант. Я слышал кое-что о пленных, которых пытали в другой части той базы. Уверен, если ты обнаружишь, что симптомы сохраняются, — доктор позволил этим словам на мгновение повиснуть в воздухе и встретился многозначительным взглядом с Баки, — я помогу с бумагами на выписку. Господь свидетель, вам, ребятам, уже немало досталось. Подойди ко мне через неделю; а пока отдохни, пока организм очищается и восстанавливается. Тогда и расскажешь, как себя чувствуешь. Он мог отправиться домой. Баки изучающе посмотрел на доктора. Да, он понял верно. Это предложение. У него была неделя на раздумья, и он мог увидеть Бекку, маму, отца... Но кем бы он был, если б сбежал — притом, что с ним не случилось ничего скверного? Ну, ничего по-настоящему скверного. И всё же, девять из десяти видевших то, что видел он, убрались бы отсюда с первым же кораблём, получив шанс вернуться домой, не загремев под трибунал. — Ага. Ага, я уловил, док. Я... Спасибо. Увидимся через неделю и посмотрим, как я себя чувствую. Надеюсь, к тому времени бабочки перестанут уговаривать меня жевать простыни. Брови доктора взлетели на лоб. — Шучу. Шучу, док. Я сейчас не огурцом, но и не так уж плох. — По крайней мере, уже. — Посмотрим, как пойдёт дальше. Когда Баки покинул медицинскую палатку, солнце уже зашло. Всё-таки это было правдой. Ему было гораздо лучше, чем когда он проснулся по дороге сюда. Мир вокруг почти устаканился, и не было ни внезапных скачков во времени, ни странных видений, когда он совершенно переставал соображать. Это было реально. Его действительно спасли. Он направился в столовую с чувством, будто с плеч упала гора.