Сдать экстерном, или Мой репетитор

Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой. Оскар Уайльд ©. Какое это огромное счастье любить и быть любимым. Антон Павлович Чехов ©.

      — Да где же этот дом? — с ноткой раздражения в голосе произнёс Фран и ещё раз сверился с адресом, а потом и с номером улицы. Он определил, что, раз имеется цифра пять, значит, где-то поблизости должна быть и семь — номер дома, в котором жила Розетта. Да, парень всё-таки решился отправиться к ней и разузнать, что же такого с ней произошло. Сложив листочек пополам, Кёнэ поплёлся в сторону предполагаемого местонахождения дома. Если бы не некое его волнение по этому поводу, то можно было с точностью сказать, что день сегодня выдался в какой-то степени даже прекрасным: ушли с небосвода тучи, которые в последнее время совсем заполонили его и не давали даже маленького просвета солнцу, а ветер заметно притих, в то время как ещё только вчера им выдувало всё, что возможно и не возможно. В общем, день начался вполне прилично, если не считать Мукуро, который снова выглядел так, будто пахал на работе не прерываясь часов десять. Фран точно не знал, что с ним делать и как развеселить, а главное — какими способами вообще действовать. Ведь, не зная проблему на корню, можно сделать ошибку при выборе оных. Однако Рокудо ничего толкового не говорил и сваливал это на какие-нибудь обстоятельства, каждый раз умело придумывая причину. Не зная, что и делать, юноша откладывал эту проблему на потом, точно зная, что в настоящее время не сможет её решить. Поэтому сегодняшний день имел (пока что) полное право называться хорошим и расчудесным. Завидев впереди дом с заветной циферкой, Кёнэ ускорился, однако ему пришлось нехотя задержаться на дороге, нетерпеливо ожидая зелёного света. И вот, наконец-таки дождавшись его, парень сорвался с места…       Сказать, что он ожидал от себя такого рвения по отношению к Розетте, было нельзя, ведь до того зеленоволосый думал, что одинок и у него нет близких друзей — так только, знакомые. Он считал эти привязанности чем-то слишком простым и недостойным его самого. Считал. Когда-то. Когда-то определённо давно. А потом в его дом заявился мужчина с причёской а-ля ананас и полностью изменил его отношение к миру — в лучшую сторону, конечно же. Да, парнишка ещё думал, что якобы не соглашается со всем этим, делая вид активного сопротивления воздействию, но на самом-то деле… был уже давно и полностью согласен с учителем. С чем именно? Да хотя бы с тем, что быть эгоистом порой не так уж и хорошо, а заводить новые знакомства и друзей — весьма занимательное времяпрепровождение. Ведь в социуме и идей каких-то набираешься, и мыслей, и сравнений, и, главное, опыта… Поэтому, немного приоткрывшись людям и искренне улыбнувшись, Фран смог найти пускай двух, но поистине хороших людей — его возлюбленного и Розетту. А что насчёт его удивления по поводу такого рвения, так это просто мелкие отголоски прошлого, ещё иногда заявлявшие о себе, но с каждым днём угасающие всё больше. Сейчас же он просто не старался об этом задумываться и жить так, как хочется.       Наконец впереди показалось небольшое крылечко и большая и чёрная железная дверь, которую, судя по всему, недавно покрасили — поверхность её была гладкой и ровной. А вот крыльцо выглядело малость запущенным и дряхлым, хотя не особо выделялось на общем фоне ухоженного домика с декоративными балкончиками. Кёнэ с минуту разглядывал его и вскоре зашёл по ступенькам на маленькую площадку. Потянул ручку двери на себя — та не поддалась. Сколько бы сил парень не прикладывал к ней, результат был тот же. Фран никогда не считал себя силачом, но и хиляком ведь тоже, однако его попытки открыть дверь, ведущую в подъезд, закончились неудачей. По крайней мере зеленоволосый думал, что она ведёт в подъезд… Устав от бесполезных попыток, юноша прекратил это делать и поднял голову вверх, словно пытаясь что-то разглядеть на самом фасаде этого дома, найти какой-то ответ на его немой вопрос. Вроде, дом как дом — почти похож на его собственный и планировка, скорее всего, такая же, как и у него — только вот этажей там было не пять, а всего лишь два… Может, это и являлось какой-то причиной неоткрывания двери? Парень даже и предположить не мог.       Был вариант такой — постучаться в дверь, может, кто бы и услышал. Фран уже было собрался это сделать, как… отыскал звонок. Искренне удивившись и не припоминая у себя такого, зеленоволосый нажал на потёртую бронзовую кнопочку и стал ждать ответа. «Странно, получается, это дом чей-то, и живёт в нём одна семья, а не несколько? Розетта о таком не рассказывала!» — с изумлением думал Кёнэ, всё ещё переваривая информацию у себя в мозгу и удивляясь, как это так можно жить в таком огромном доме одной лишь небольшой семьёй — как рассказывала девушка — состоящей всего лишь из неё, её мамы, отца и рыжего пушистого кота. Достался по наследству от какой-то знатной бабушки или прабабушки? Или дедушки? Обычно такие довольно-таки не новые дома стоили огромных сумм денег — даже при своём богатом бизнесе Хлоя пока не смогла приобрести такой, уж слишком они были дороги. Ведь в прошлом принадлежали графьям, важным людям, чиновникам, писателям, а потому сейчас их цены решили взвинтить до небывалых высот. Так что юноша пребывал в недоумении; но вдруг дверь приоткрылась, и его сердце взволнованно забилось в предвкушении увидеть подругу и всё-таки узнать, что с ней случилось. Все фразы и слова мигом выбились из его головы, а взгляд невольно искал эту кудрявую русую головку, которая вот-вот должна была появиться в проёме. Но случился облом. Знаете, не просто облом, а облом из такого рода своих собратьев, когда хочется просто взвыть от безысходности и непонимающе затрясти всеми частями тела, складывая свои нечленораздельные звуки в слова «Почему? Как это так?». Фран так мог сделать, но сдержался, порядком приструнив себя и заставив приветливо улыбнуться.       Вместо личика хорошенькой девушки и её волнистой русой макушки парень смог лицезреть какого-то реального Квазимодо* по сравнению с ней: лысая, кажется, плешивая голова, грубые черты лица, огромный нос, огромный рот, узкие серые глазки и небритая щетина на подбородке. Угрюмый взгляд, грязная майка и крепкие волосатые ноги в старых коротких серых шортах окончательно дополнили образ этакого «настоящего и брутального» мужика-алкоголика, не ухаживающего за собой вот уже несколько недель. Потеряв дар речи при виде этой персоны вместо своей подруги, Кёнэ ещё несколько секунд ошалело смотрел на него, а потом, сообразив, что это может показаться ой каким странным, быстро затараторил:       — Здравствуйте! Извините, что вторгаюсь, но можете позвать Розетту? — мужик, усмехнувшись, стал едва заметно, но всё же прикрывать дверь.       — Нет здесь никакой Розетты! — послышался его озлобленный голос, и дверь уже собиралась было закрыться, как Фран, вполне ожидая такой реакции, выставил ногу вперёд, предотвращая это.       — Но как же так? Она здесь живёт! — упёрто продолжил Фран, нисколько не боясь этого страшного бугая. Тот, заскрежетав зубами, слегка надавил на дверь, но, видя сопротивление, сдался и ответил:       — Не знаю никаких Розетт, честное слово! Парень, тебе следовало бы уйти! А иначе получишь между глаз! — его интонация уже не казалась раздражённой, а была ею, а сам он часто оборачивался назад, словно боясь кого-то увидеть.       — Значит, она куда-то уехала… — будто себе и с долей удивления проговорил зеленоволосый, но допросов не закончил; схватившись за дверь руками и стараясь удержать её в открытом состоянии, он продолжил: — То есть, эту квартиру вы купили недавно? А хозяева не говорили случайно, куда уедут?       Новый хозяин гневно взглянул на юношу и предупредительно приоткрыл дверь, потирая при этом кулаки, словно готовясь к броску.       — Может, тебе ещё всю мою жизнь рассказать? Слишком много вопросов для незнакомца!       — Пожалуйста, скажите! Я ведь всё равно не отстану. — Кёнэ сильнее отодвинул дверь и раскрыл её полностью, бесстрашно и с долей равнодушия глядя на мужика.       — Тьфу ты, приставучая мелочь! — чуть ли не брызжа слюной, прошипел лысый. — Да уехали они, уехали! Всей семьёй, эти прошлые хозяева! Была там девчонка одна, уж не знаю, Розеттой её величали или как ещё! А уж куда и почему отъехали — доложить не соизволили, понимаешь. Всё-таки личная жизнь…       Фран с недоверием глядел на мужика, ища в его словах хоть долю лжи, но так и смог найти этого, так что ему пришлось поверить. Это было… даже малость больно понимать, что человек, с которым у тебя вроде хорошо получалось дружить, вдруг пропадает неизвестно куда и ничего при этом не говорит тебе. Конечно, девушка была для него не столь значима, как Мукуро, но всё же… но всё же тоже стала другом, поддержкой в каких-то его начинаниях и горестях, постоянно что-то подсказывала и просто позволяла улыбнуться и отдохнуть от вечных вопросов в своём обществе. Парень раньше и подумать не мог, насколько она умна и мудра не по годам, сколько простодушна, по-детски наивна и трогательна, как умеет успокаивать и ободрять тёплыми словами, насколько вселяла надежду её улыбка и насколько заставляли забывать о проблеме её слова. Розетта действительно наслаждалась жизнью и жила в своё удовольствие. В этом Кёнэ ей даже в чём-то завидовал — этому пока он только-только обучался. Казалось, что при своей мудрости и начитанности девушка понимала суть всего её и не только существования и поэтому научилась ценить каждый момент и каждый день. Искренность, здравый ум, детская радость и поистине красивая душа — вот что действительно уважал в ней парень. Конечно, это было не всё — список можно было продолжать практически бесконечно. Однако сейчас это всё приводилось лишь для того, чтобы понять и почувствовать, как Франу было сейчас неприятно понимать, что свою подругу он прозевал и теперь где её искать — загадка человечества. Внутри него будто всё скукожилось и больно защемило душу, которая и так скрипела, как несмазанная пружина. В эти секунды две, пока он пережёвывал информацию, неохотно принимая её внутрь, за мужиком показалась какая-то фигура, судя по очертаниям, женщины. В тот момент зеленоволосому было как-то всё равно, кто там ходит и что делает, но его взгляд невольно задержался на лице этой женщины, и вмиг его собственное лицо исказилось ужасом и некоторой паникой. Новая хозяйка же, приметив личико своего бывшего клиента, пошло облизнулась и, улыбаясь, с двояким выражением подмигнула ему, а потом пошла восвояси.       Этой мадам оказалась та самая проститутка с проспекта, на котором парень оказался совершенно случайно, как и попал к ней в руки. Его двухсекундный шок перерос в десятисекундный, а хозяин этого дома, уже начиная порядком нервничать, стал потихоньку прикрывать дверь, воспользовавшись замешательством своего собеседника. Да тот как-то и не пытался ему сопротивляться — две неожиданные новости ловко были выстрелены ему в голову и теперь странно перемешались, создав там кашу из обрывков друг друга. Но вдруг, когда до щеколды оставалось совсем чуть-чуть, дверь перестала закрываться и резко распахнулась, обдав парня потоком воздуха. Мужик, держа что-то у себя за спиной, с подозрением спросил у него:       — Эй, слышь, а имя твоё какое? — Фран не сразу понял, что от него требовалось, поэтому, встряхнув головой, ещё пару мгновений недоумённо смотрел на хозяина.       — Вам-то какое дело! — неожиданно сменив тон с доброжелательного на недовольный, проговорил Кёнэ, развернувшись, и уже было собрался уходить, как его остановила грубая мясистая рука, которая обхватила его тонкое запястье. Сморщившись от неприятного касания, юноша нехотя поддался движению и вновь оказался повёрнутым лицом к мужику. Тот, в следующий момент отпустив его, пробасил:       — Нет, ты уж ответь! Какая-то весьма миловидная девочка попросила передать записку именно кое-какому человеку, имя которого записано на обратной стороне конверта. — Он потряс им прямо перед носом у ошеломлённого парня. — Так что, возможно, это твой шанс узнать, что с ней и тому подобное. Говори!       — Фран Кёнэ, — зеленоволосый проговорил это так, будто выдал секретную информацию врагу, и при этом скривился.       — О, вот и отличненько! Хоть теперь всякая дрянь не будет пылиться у меня на полке! — кинув этот конверт юноше, мужик радостно потёр ладони и с каким-то вожделением оглянулся назад — теперь совершенно ясно, кого ожидая и чего добиваясь. — В общем, не смей больше меня беспокоить, пацан! Иначе в гневе я страшен!       Усмехнувшись своим же мыслям, он с грохотом захлопнул дверь; Фран, и так едва поймавший этот хрупкий и такой важный сейчас для него листочек, от неожиданности выронил его из рук и чуть не потерял его насовсем — благо, ловкость рук позволила поймать бумажку до её приземления в мутную лужу рядом с крыльцом. Кёнэ смотрел на неё, как на последнюю возможность узнать, что же случилось с его подругой — это письмо казалось ему священным, волшебным, чудесным, которое должно вмиг пролить свет на мучивший его вопрос. Не решив терпеть до дома и уже сгорая от предполагаемых вариантов написанного там, юноша решил прочитать его прямо на улице, не отходя от кассы, как говорится. Конечно, от ставшего ему мерзким места он отошёл, чтобы не дай бог услышать стоны в том дьявольском доме, в котором обитала соблазнившая его химера. Парень обошёл само здание и остановился с другой его стороны, найдя ближайшую скамейку и усадив себя на неё.       Фран упорно сопел над вскрыванием конверта, но когда смог это сделать, то радостно и с некоторой спешкой стал разворачивать листик, одна сторона которого была испещрена мелким, кругленьким и аккуратным почерком Розетты. Сама бумага, видимо, неспециально, пахла духами автора этого письма, скорее всего, просто впитав в себя этот чудный сладкий аромат при долгом нахождении рядом с девушкой. Кёнэ всё же отбросил эти мысли и принялся за чтение, которое должно было многое ему дать. Вот то, что было в том письме:       Здравствуй, дорогой Фран.       Пожалуйста, если ты начал читать эти строчки, не разрывай моё письмо сразу — хотя бы выслушай, может, тогда твой гнев на меня пройдёт…       Ты, верно, сейчас терзаешься многими вопросами. Уж извини, ответить на все я не смогу, так как не обладаю даром ясновидения и не смогу забраться в твою голову и твои мысли. Так что попытаюсь ответить на самые важные…       Где я так долго пропадала и почему ничего не сказала? Прости, мой дорогой друг, но такой возможности у меня просто не было — родители приказали не заходить в соцсети и никому из друзей не звонить. Хочешь знать, почему? Да потому что мама и папа, кажется, оказались в большой опасности (право, даже предположить не могу, из-за чего) и поэтому должны были покинуть Италию, ясное дело, вместе со мной. Они не говорили мне причину, сказали, что объяснят позже и потом. Я их упрашивала хоть пару слов сказать своим друзьям, особенно тебе, Фран, о том, что я уезжаю неизвестно куда и на неизвестное количество времени. Они наотрез отказывались. Против воли родителей я не смогла пойти. Единственное, на какое ухищрение я изловчилась, так это на написание данного письма и передачу его тебе — я просто была уверена, что ты придёшь. И тебе, раз ты читаешь это, действительно не безразлична моя судьба.       В предыдущем абзаце я умолчала о том, кто мои родители, ведь это играет действительно важную роль в моём повествовании. Мама — наследница одной мафиозной семьи (она об этом прекрасно знала ещё лет с пяти). Правда, кто сейчас в неё верит? Говорят, будто где-то она ещё существует, но никто в глаза её не видел. Притом же государству это никак не идёт в пользу, так что они даже и рады их якобы исчезновению. Но это на самом деле не так. Мафия жива. Они, осознав, что пока слабы, решили не высовываться до поры до времени, собрать все свои силы, а потом сделать резкий ход. Во всяком случае, так мне говорила мама. Её семья — не такая уж известная и большая, поэтому в молодости она преодолевала все трудности практически в одиночку, тайно добиваясь авторитета своей семьи. И добилась. Правда, об этом пока рано кому-либо знать и тебе, Фран, я советую молчать… С какой стати, спросишь ты? А я отвечу: потому что они не стремятся делать ничего противозаконного — наоборот, в нашем мире ещё сохранились остатки так называемой «плохой мафии», которую «добрая мафия» пытается уничтожить. Этой самой доброй мафией и является семья мамы. Ясное дело, что скоро бразды правления, как оказалось, должны перейти в мои руки… Но это совсем друга история, мой милый, не буду грузить тебя своими тревогами и сомнениями.       Так вот, к чему я это всё тебе понарассказала — у этой семьи есть как неприятели, так и союзники. Кстати, отец мой как раз-таки из такой семьи, которая всегда поддерживала мамину; он тоже своего рода мафиози, но не совсем. В общем, наверняка кто-то прознал про них и стал быстро распространять информацию, или же мои родители чем-то кому-то не угодили и те стали жаловаться на них, не пренебрегая добавить и то, что они мафиози… Так и пришлось нам всем мигом сорваться с места и убегать как можно дальше отсюда — надеюсь, с этим проблем не будет.       Ты наверняка думаешь, что это просто какой-то бред — мафия, которая, кажется, давно вымерла и теперь витает лишь только в страшилках, и мой резкий отъезд тебе видется скорее всего лишь как способ ото всех избавиться и послать всё к чёрту, не давая адреса моего реального местоположения. Но это всё не так — просто поверь, что твоя милая Розетта пишет правду и ничего более. Я осознаю, что, узнай мои родители об этом письме, они сразу бы пристрелили меня на месте (не уверена, что утрирую). Так что искренне надеюсь, что ты всё понял и принял во внимание.       Наверное, ещё один вопрос, который наверняка тебя интересует, это почему я не могу отвечать в соцсетях и отправила письмо бумажное, а не электронное. Ответ таков: за нашими действиями уже кто-то начал наблюдать месяца два тому назад, так что все мои письма и переписки уже кем-то стопроцентно прочитаны. Кто это — чёрт его знает, только вот бумага в этом случае намного надёжнее, как думаешь? :)       Где меня теперь искать и как связаться? Это действительно сложный вопрос, решение которого мне неизвестно. Во всяком случае, искренне буду надеяться, что адрес ты не сменишь — тогда информировать тебя будет гораздо легче. А так… предположительно, но ты можешь попробовать написать на тот адрес, который указан в постскриптуме. Вполне возможно, что я отвечу (но частить не стоит, дом не мой, собственно, как и адрес, а моего знакомого).       Вот и, наверное, всё, что я хотела сказать тебе. Надеюсь, ты меня простишь — за излишний эгоизм и скрытность. Увы, и я не идеальный друг… Искренне извиняюсь за свои ошибки и промахи. Но, знаешь, если вдруг нам больше не удастся встретиться (в чём я очень сомневаюсь), то хочу сказать тебе заранее: ты для меня был, есть и будешь самым настоящим, идеальным другом, который может поддержать в сложной ситуации и развеселить в обыденное время. Ты для меня очень важен. Но, если я редко буду появляться на связи, не вспоминай меня. Так будет лучше, правда. Смотри в настоящее и немного в будущее. Я же как-нибудь постараюсь догнать тебя.       Обнимаю, целую и желаю счастливо и ярко прожить жизнь.       Твоя подруга Розетта.       При окончании чтения Фран вновь непроизвольно перевёл глаза на начало письма и стал заново перечитывать не потому, что не понял смысла оного, а затем, чтобы как будто вновь услышать голос Розетты, какой-то едва видимой нитью связаться с нею, будто эта бумажка была проводником между ним и его подружкой, а его буквы вовсе не были бесчувственным текстом на листе, а голосом самой девушки, её чувствами, сомнениями и переживаниями. Это было Кёнэ дорого, поэтому перечитывать письмо подруги он мог, кажется, бесконечно, всматриваясь в каждый завиток её красивого почерка и пытаясь понять, что же она испытывала при написании его. Все весьма несвойственные парню чувства всколыхнулись в нём самом каким-то неистовым ураганом, заставив чуть ли не пролить скупую слезу. Но юноша едва это преодолел, с некой нежностью глядя на бумагу и текст, написанный тонкой ручкой со светлыми чернилами. Всё это казалось ему далёким и почему-то потерянным на достаточно долгое время — и прогулки с Розеттой, и общение с ней, и весёлое времяпрепровождение… Ему казалось, что скорее он должен извиняться и распинаться перед ней, чем она. А вот почему — хрен его знает. Просто чувство такое поганое осталось, вот и всё. Однако с этим нельзя было ничего поделать. Пока.       Наконец сбившись, какой по счёту это было перечитывание (но числа точно пошли уже двузначные), Фран решил зазубрить адрес наизусть и будто отвести ему в своём сердце маленький уголочек, где хранилось бы всё связанное с девушкой. Увы, больше места на это не предполагалось — Мукуро, чтоб его, занял всё, что можно и не можно. В общем, изучив письмо вдоль и поперёк, Кёнэ вдруг осенило, что можно совсем просто по адресу узнать страну, где сейчас возможно пребывала Розетта. И почему всё гениальное приходило ему либо в самом-самом начале, либо в самом конце, заставляя его думать, что он немного отсталый по разуму?       Парень, чуть не выронив, достал телефон и стал поспешно искать карты, которые по пути к ним умудрился удалить. Пришлось заново качать, Интернет здесь, как на зло, не ловил или был очень плохим, итого пришлось прождать минут десять (благо, зеленоволосый догадался отойти в место, где скорость значительно увеличилась). Когда же карты были скачены, Фран догнал, что можно было просто ввести адрес в поисковую строку и таким образом найти. Но, с другой стороны, Интернет выдал бы ему кучу ненужной информации, вовсе не относящейся к делу. Так что выбранный им способ оказался надёжнее и лучше. Вскоре ему удалось узнать, что той страной являлись… никак иначе, как Соединённые Штаты Америки! «Ничего себе, куда её занесло!» — изумился Кёнэ, почесав за затылком. Пару минут пребывая в удивлении, парень всё же отошёл от шока и встал со скамейки. Ноги его понесли неизвестно куда; впрочем, Франу было всё равно. Он ещё некоторое время шёл в неизвестном ему самому направлении, просто глядя на экран телефона и в красную метку, которая выделила на карте дом некоего знакомого Розетты. В конце концов вывело его из этого состояния уличная жизнь — наполненная своими хлопотами, бурлящая, оживлённая. Он просто-напросто столкнулся с каким-то мужчиной и, отшатнувшись в сторону, наступил на ногу собаке, а потом и вообще споткнулся о булыжник и приземлился мягкой точкой на твёрдую мостовую. В его сторону обернулись удивлённые и сочувствующие взгляды, а также два недовольных — собаки и мужчины. Тихо извинившись, парень вскочил на ноги и рванул бегом подальше, потирая ушибленное место на ходу. Кёнэ быстро огляделся по сторонам и понял, что отсюда, каким-то магическим образом, не так долго идти до дома Рокудо. Тот, кажется, сегодня снова куда-то умотал по своим делам и сказал, что будет ждать его у себя. Так что такое стечение событий было даже на руку зеленоволосому.       Свернув на нужную дорогу, Фран наконец мог идти спокойно и ни о чём не волноваться. Хотя как сказать, не волноваться… Когда твой хороший друг в каких-то бегах, испытывает нужду в чём-либо и просто с ним нельзя быть на связи, на душе как-то погано и противно — вроде, и не с тобой вся эта кулемесица происходит, а всё равно волнуешься так, будто сам бежишь от этих незримых врагов неизвестно куда. То же самое переживаешь и очень сочувствуешь своему другу. Это-то и происходило с юношей — он жутко волновался за девушку, за то, справится ли она, сможет ли принять эту кажущуюся даже ему непосильной ношу на свои хрупкие плечи? Увы, пока он не знал, а вот время как раз-таки и должно было показать правду. Только вот понравится ли она ему? И вообще, узнает ли парень истину или его будут вскармливать сладкой ложью? Нам пока неизвестно…       Но вот впереди замаячил знакомый светло-серый и весьма приятный глазу фасад дома, до которого Кёнэ сегодня на удивление быстро дошёл и даже не сбился с пути. Вот он уже зашёл в подъезд и поднялся на нужный этаж. Уже на самой площадке перед квартирой по его ноздрям ударил едкий и дурманящий запах краски — и тут Кёнэ вспомнил, что совсем недавно Рокудо решил затеять ремонт в своём скромном жилище, хотя тот продвигался в последнее время весьма медленно. Но, видимо, сегодня в планах у его учителя было немного иное времяпрепровождение со своим учеником — покрасить что-либо, а может, с этим одновременно что-нибудь и другое сотворить, к примеру, обои поклеить хотя бы в туалете. Конечно, со всеми этими мелочами зеленоволосый был едва знаком, ведь ему никогда раньше не приходилось даже мало-мальски участвовать в подобного рода мероприятиях. Поэтому-то и помощником парень считал себя слабым, но и научиться чему-то новому не рискнул отказаться. Именно из-за этого и много другого, между прочим, он и напросился в помощники к Мукуро, хотя тот никак не намекал на это и даже не сразу рассказал про свою затею, считая, что такими мелочами обременять своего возлюбленного не желает. Но Фран был человеком с принципами, поэтому и навязался на такую работёнку. И, хотя он ничего не понимал в этом деле вообще, был счастлив проводить столько времени со своим любимым; пускай и весь в грязи, в краске, в штукатурке в волосах и с клеем на пальцах, Кёнэ был действительно рад выпавшей возможности и пользовался ею, как мог. Ведь мелкие неудобства по сравнению с постоянным присутствием любимого было ничто, верно?       Зеленоволосый сначала долго и упорно звонил в дверь, а потом, поняв, что его репетитор ещё не вернулся, всё же достал ключ и открыл дверь. С обратной стороны та была обвешана плёнкой — чтобы не загрязнилась от краски или других веществ. Юноша снял с себя верхнюю одежду и стянул кроссовки, потом повесив куртку на вешалку в шкаф. В квартире типичный запах ремонта усилился, но его это не раздражало — наоборот, за достаточно долгое пребывание здесь он привык к нему. Ремонт в основном затронул только главную комнату, туалет, ванную и пока самую малость кухни: всё же она требовалась для приготовления пищи и порой служила даже местом отдыха, ведь в комнате иногда было нечем дышать. Вообще, преображение квартиры синеволосого проходило весьма спокойно и неспешно — в общем-то, куда торопиться? Это и нравилось самому Франу. Впрочем, не только ему; порой, чтобы разбавить нависшую атмосферу скукоты, Мукуро прибегал к использованию тела своего возлюбленного в весьма интересных действах. Это было весьма резко, неожиданно, спонтанно, не совсем, как в прошлые разы — никогда бы Кёнэ не подумал, что будет извиваться от сладкого удовольствия, лёжа в штукатурной пыли и откидывая голову назад так, что самые кончики его волос даже касались намешанной белой краски рядом. Не подумал бы, что этот едкий и не совсем приятный запах ремонта станет для него воздухом и самым возбуждающим в мире ароматом, а плёнка, сплошь и рядом заваленная разными инструментами и кисточками, будет его мягким и самым лучшем ложем на Земле (нет, не потому, что там было так хорошо и уютно, наоборот, из-за твёрдой поверхности затекала спина, а какие-то гвозди больно тыкали в разные части тела, а потому, что Рокудо своими ласками затмевал эти неудобства). Это всё безумно нравилось Франу и порой ему даже казалось, что предела фантазии его возлюбленного просто нет. Вспоминая все эти моменты с лёгкой улыбкой и усмехаясь их с Мукуро детскости и безбашенности, парень прошёл в кухню и присел на стул рядом со столиком наподобие барной стойки. Здесь великая переделка квартиры затронула лишь немного — изменился только сам стеллаж и плитка между его полками. Это значительно меняло обстановку, хотя и было сделано практически в один день — кухонный стеллаж вовремя привезли, установили и всё, а плитка была быстренько сделана до того. Теперь, вместо невзрачных оливкового цвета шкафов, здесь были живые и яркие, необычного фиолетового цвета, с современным дизайном и подсветкой. Небольшой столик мужчина и его любовник решили оставить — всё равно их «семья» была мала, так что и на нём хватало места. Такова была кухня Рокудо в настоящее время; однако не были докуплены ещё некоторые детали интерьера, что сделали бы её более изящной, чем она есть сейчас.       Одна из идей Кёнэ, как украсить их трапезную, состояла в том, чтобы развесить картинки в рамочках, неважно, с каким содержанием (главное, чтобы от еды не отвлекали). И исполнителем этих самых рисунков вызвался быть он сам; а что, собственно, мешало ему сделать это? Вроде рисует, что уж и говорить, хорошо, так почему бы и нет? И да, те серии маленьких зарисовок были совсем не на ту тему — поедать вкусную пищу в присутствии пусть и нарисованных, но всё же страшных ведьм, духов и какой-то обветшалой куклы было явно неприятно, согласитесь. Поэтому для этого дела зеленоволосый решил нарисовать дополнительные картинки, а одна из тех, что он успел сотворить в свою марафонскую неделю, вполне подходила для кухни, между прочим.       Фран на минутку задумался и вдруг достал из рюкзака маленький листик, примерно такого же формата, что и его прошлые эскизы на прошедшем занятии в художке. Из ниоткуда в руке парня появился карандаш, и он приступил к делу. Как только грифель коснулся бумаги, на ней сразу стали виднеться очертания какого-то озера, загадочного леса рядом, даже какие-то странные эльфы вокруг… Юноша точно не знал, что будет рисовать, так что сейчас просто импровизировал и понадеялся на свою фантазию. Смена обстановки как-то положительно повлияла на него — даже отсутствие привычного мольберта его вовсе не смутило, наоборот, было необычно рисовать в другой позе и в другой комнате. Кёнэ прижал ноги к себе и на них удобно положил листочек, чтобы не держать его на весу; было чуть-чуть неудобно, но про всё про это он забыл, полностью окунувшись в работу и создание пускай маленького, но своего собственного мира. Зеленоволосый с удовольствием и глупой улыбкой на губах аккуратно и трепетно выводил чёткие линии на бумаге, тишину прерывали лишь сухие звуки плавного скольжения его карандаша и быстрого усиленного черкания, штриховки, а более мягкие слышались тогда, когда парень начинал стирать ластиком что-то не получившееся в своей работе. В те прекрасные, тихие моменты для него всё обратилось именно в это рисование, слух на какие-то внешние звуки полностью атрофировался, а глаза с интересом перебегали с линии на линию, ища недостатка, и уже привыкали к чёрно-белому видению мира. Да, бывает так, когда, наплевав на всё, мы садимся и творим, когда нам нужно выплеснуть какой-то душевный порыв на бумагу или же когда это невозможно уже держать в себе. Именно тогда творчество становится искренним, идущим от самого сердца и далеко не искусственным, и начинаются открываться новые особенности в нём. Фран ощутил тогда необыкновенную лёгкость своей руки, которая как будто сама выводила на обычном листе чудесные силуэты и очертания, придавала им нужный тон, верно подрисовывала изящные детали и медленно перетекала во что-нибудь другое рядом. Это чувство юноше запомнилось надолго — кажется, никогда в жизни он не рисовал так непринуждённо и так легко. Вот что значит годы упорных тренировок и набиваний руки!       Но вот, судя по всему, наступил вечер, так как в комнате заметно потемнело. Кёнэ едва смог оторваться от своей картины и пойти включить свет, чего, в конечном счёте, так и не сделал — рисунок слишком увлёк его. Он получался загадочным, волшебно-красивым, определённо с примесью чего-то фэнтэзийного и ещё весьма поднимающим настроение своей жизнерадостной атмосферой. В общем говоря, парень решил — будет рисовать до того, пока его картинка совсем не раствориться во тьме — и тут же приступил с новыми силами к ней. Казалось бы, чего так много возиться с одной зарисовкой? Однако зеленоволосый не мог бросить дело на полпути, ему всегда хотелось доделать что-либо (неважно что) до конца и потом уж отдыхать спокойно. Он был из того рода увлечённых людей, которые, лежа в кровати, могут даже во сне проговаривать свой будущий сюжет или набрасывать эскизы картин. Эти люди, если уж взялись за идею, всегда преследуют цель довести её до логического конца. А иначе никак. Правда, порой быть таким человеком не так и хорошо, думал Фран, ведь им невозможно остановиться, начав что-нибудь, отвлечься на другое дело, постараться не думать об этом и отдохнуть, они постоянно думают лишь только о своей идее и фанатично преданы ей. И в это время им совершенно естественно не замечать происходящее вокруг — жизнь, события, горести, печали, счастье, победы. В этом-то и есть их порок. Увлечённые люди не способны отвлечься и сделать перерыв, взглянув, какой за окном век и что вообще происходит. Парень ловил себя на мысли, что раньше был просто копией такого человека, сейчас же благодаря учителю стал более благоразумнее, хотя его трудолюбие и строгая самодисциплина никуда не делись. Возможно, это даже к лучшему.       Но сейчас Кёнэ казалось, будто он на некоторое время всё же превратился в того, кем был раньше; осознать это ему пришлось с тёплой улыбкой на губах, ведь он, увлёкшись, даже не заметил, как входная дверь открылась, вошёл Мукуро, а потом и зажёгся светильник на кухне. Лишь смена освещения заставила юношу очнуться и, несколько раз недоверчиво поморгав, поднять голову. Мужчина вновь выглядел усталым и не особо весёлым, но в ответ на улыбку любимого едва растянул губы также. Было непривычно видеть его не только в рубашке, но и в чёрном пиджаке — на секунду юный художник залюбовался своим репетитором. Тот же, устало хмыкнув, прошёл за противоположную сторону барной стойки и сел напротив возлюбленного. Точнее, не так — просто грузно, но не без капли изящества и духовного угнетения, плюхнулся на обитую мягкой тканью скамейку, что заканчивалась со стороны Франа, проходя под самим столиком. Его лицо выглядело измождённее некуда, рука мгновенно подпёрло голову и некрасиво взлохматила синие волосы. Тяжкий, глухой вздох и последующее за ним: «Ну привет, Фран…». И Кёнэ с некой жалостью глянул на любимого и его изнурённое выражение лица. Явно не от работы. А вот от чего, парень и пытался понять. Правда, этому жутко сопротивлялся мужчина.       Зеленоволосый осторожно положил свою ладонь на руку учителя и проговорил:       — Мукуро-сенсей, что с тобой? — Рокудо лишь неопределённо пожал плечами и откинулся на стенку за собой, подняв голову кверху и прикрыв глаза. Парень вздохнул и, некоторое время помолчав, встал со своего места, отложив рисунок в сторону. Он подошёл к чайнику и нажал на кнопку, в заварник же бросил сухого чая и стал ждать там, пока кнопка звонко не отщелкнёт. Пару раз он оглядывался назад, на своего любимого, и лишь тяжко вздыхал, видя подавленность и разбитость того. А ещё ему было пускай совсем чуть-чуть, а обидно. Вот его любовник сидит и мучается с какой-то своей проблемой в одиночку, в то время как он мог бы рассказать о ней Франу, и всё решилось бы гораздо быстрее. Так нет же, он прикидывается, что всё сможет сам!.. Кёнэ тихо заскрежетал зубами от недовольства и решил, что сейчас не преминет сказать об этом синеволосому. Послышался гулкий щелчок, вмиг разбудивший его. Вскоре две дымящиеся белые (каждая с разным рисунком) кружки приземлились на стол. Одна пробороздила дорогу по столику в сторону мужчины и остановилась там. Зеленоволосый отхлебнул напиток и в который раз изумился, каким же он был простым и неказистым, но таким приятным на вкус, особенно без сахара — тогда действительно ощущаешь его истинный вкус. Чай из пакетиков — лишь жалкая пародия на то, что продается в банках и засыпается в заварник; вот где настоящее наслаждение! Однако ни его божественный вкус, ни в некотором смысле хорошее расположение духа не смогли сегодня развеселить и ободрить парня, ведь главная его проблема была перед ним…       Через пару минут прихлёбываний Фран встал и обошёл стол, остановившись рядом с Мукуро, — тот не изменил своего положения и, соответственно, не притронулся к чаю. Юный художник демонстративно прокашлялся и осторожно присел к нему на колени, считая, что хорошо предупредил. Мужчина заметно вздрогнул и быстро открыл глаза; увидев ученика, он лишь слабо улыбнулся и провёл пальцами по его щеке.       — Ты чего, мой милый?.. — а голос слабый, хриплый — вовсе не похожий на голос того властного и уверенного в себе Рокудо. У парня сердце дрогнуло от него, но он не подал виду, а лишь нежно прижал его ладонь к своей щеке ещё сильнее и залез получше на любимого.       — Почему ты не хочешь отвечать, что случилось? Я ведь вижу… — Кёнэ вдруг обвил шею любовника руками и уткнулся носом в его пахнущую свежим воздухом шевелюру; репетитор слегка прижал его за талию к себе и молча зарылся в его мягкой фиолетовой кофте. Фран не вытерпел долгого молчания и резко оттолкнул любимого, прижав к стене за плечи и заглянув ему в глаза. Мукуро не выразил какого-либо удивления, просто безвольно откинулся назад. Его ученик совершенно не узнавал своего любовника — такая безразличность к происходящему могла быть только у слишком чем-то подавленным человека.       — Думаешь, со всем справишься сам? А вот и нет! Ты просто дурак, Мукуро, большой дурак! — не сдержался парень и высказал всё, что думал, при этом скрестив руки на груди. Рокудо усмехнулся и с некоторой долей сочувствия посмотрел на своего любимого; тот взгляд грустных синих глаз отчего-то запал в душу юноши надолго.       — Да, ты прав, я дурак… — тихо и хрипло проговорил мужчина, убрав синие пряди с лица. Кёнэ громко хмыкнул и поудобнее устроился на коленях учителя.       — И всегда им был!..       — Не всегда… — вдруг откликнулся синеволосый, — Я стал им ровно с того момента, как вошёл в твой дом. Догадайся, кто был причиной моего моментального потупения?       Зеленоволосый, отвернувшись, всё равно не смог сдержать улыбку — он обожал репетитора, каждое его слово или полушутку, — и готов был простить его любую провинность. Его щеки мягко коснулись губы Мукуро, а в волосы по привычке зарылись его пальцы, ласково поглаживая и будто тем самым стараясь успокоить Франа. Тот расцепил руки и соединил их за шеей возлюбленного, ещё малость обижаясь, но уже «отогреваясь» от этого. Однако назревший вопрос парень забывать не хотел, поэтому следом за этим сразу начал:       — Ну пожалуйста, скажи, что с тобой? — Тяжкий вздох со стороны Рокудо, мелкая дрожь уже по его телу. Кёнэ развернул его лицо к себе и внимательно заглянул в глаза: — Скажи же… Я смогу помочь. Я пойму. В любом случае, просто хочу быть полезным и знать, что ты мне доверяешь. Знаешь же, как ты мне дорог…       — Ладно, смысл здесь скрывать? — будто самому себе задал вопрос мужчина и сейчас же ответил: — Это слишком отвратительно, но… хорошо, будь что будь. И началось это, между прочим, не тогда, когда ты подумал — то есть в наше первое собрание — а практически недавно. То есть сегодня.       — Неужели тогда ты действительно уставал от работы? — изумлённо спросил Фран, широко приоткрыв глаза. Мукуро откинулся назад и кивнул, усмехнувшись.       — Ты же знаешь, что моя самая лучшая работа — это ты. А какие-то собрания — увы, не моё. — Его пальцы нежно прошлись по щеке Кёнэ, а затем опустились дальше, быстро и как бы мимоходом пройдя по груди, животу и наконец соскользнув вниз. Парень едва сдержал дрожь, которая крупным зарядом прошлась по его телу, — прикосновения любимого всегда слегка возбуждали его. Он вздохнул и прямо глянул на Рокудо, всем своим видом пытаясь выразить мучивший его давно вопрос. Синеволосый прекрасно понял и откашлялся, лицо его как-то вмиг помрачнело, однако его ученику было всё равно, какая там тайна скрывается за ним — он решил, что сможет принять всё.       — Сегодня утром мне пришло сообщение от… не поверишь, от М.М. Она говорила, что хочет встретиться со мной. Я сначала даже и не знал, какие дела у неё могут быть ко мне — ну да, мы давние знакомые, да, раньше хорошо общались, но теперь, спустя года, наше отношение друг к другу заметно охладело. Так что недоумевал я конкретно. И сказала она мне прийти на встречу не в какое-нибудь кафе или тому подобное заведение, а к себе домой. Ну, думаю, ладно, хрен с ним — расскажет, что нужно, и я быстро оттуда уйду. А отказывать как-то не хотелось. Вот так и оказался у неё дома. В общем, выходит М.М. ко мне вся заплаканная, бледная, растрёпанная и что-то лепечет. Ну, я не стал её сразу расспрашивать, в чём дело, а сделал успокаивающего чая и подал ей, посадив на стул. Она вроде как притихла, успокоилась, а потом и говорит, якобы её парень бросил. Мне мгновенно захотелось приложить ладонь к лицу, чтобы не видеть этого или ненароком не засмеяться — ведь девушка меняла своих ухажёров, как перчатки, и каждый раз, когда встречала кого-нибудь, считала, что это любовь всей её жизни, а потом сама же, из-за какого-нибудь пустяка, и расходилась с ним. И каждый раз она звала меня к себе в качестве плакательной жилетки. Да, девушку мне было искренне жаль — ведь, если это и не было настоящей любовью, сама М.М. так всё равно думала и считала это непреложной истиной. Но, увы, всё-таки она была чрезмерно глупа в выборе партнёра… Однако не мне её судить и что-либо говорить. Ну, так вот, о чём я там?.. А, точно: М.М. была сильно расстроена, я её вроде как успокоил. И тут она совершенно неожиданно меняется в лице — там больше нет ни капли печали — и хитро-прехитро улыбается, глядя на меня. И тут же произносит что-то типа «Мукуро, а ты не хочешь заменить моего бывшего? Мы с тобой и знакомы давно, и знаем друг друга хорошо, просто ты на меня внимания никогда не обращал, как на девушку… Может, нам стоит попробовать?» Я, естественно, стал подбирать слова, как бы остроумно и жёстко её приструнить, чтобы даже повода не было, как она, резко перегнувшись через стол, схватила меня за воротник и буквально впилась в мои губы… Это было… мягко сказать, ужасно… — Рокудо прикрыл ладонью глаза, дабы не выдать своего расстройства, его голос заметно ослабел. Всё это время Фран был терзаем маленькой долей ревности, но после того, как увидел возлюбленного таким, мгновенно всё готов был ему простить и даже больше. В этом движении он смог увидеть, как учитель глубоко сожалел, а если к этому ещё и приплести его такое вот отстойное состояние во весь вечер, будто произошло что-то поистине ужасное, можно было сказать одно: Мукуро действительно был опечален произошедшим. Только вот Кёнэ немного не понимал, почему это так сильно повлияло на него — ну поцелуй, ну подумаешь, можно пережить, забыть и прикрыть новыми ощущениями. Так почему же мужчина воспринял это так остро?       — Примерно догадываюсь, о чём ты сейчас думаешь… — тихо начал он, убирая руку ото лба и невесело глянув на него, — Просто пойми… я ненавижу, когда ко мне так откровенно прикасаются совершенно чужие мне люди. Это неприятно, мерзко… Я с некоторого времени (догадайся, с какого) стал весьма верным. Моя действительная любовь — это ты и чувствовать на своих губах я желаю лишь только твои губы. Поэтому меня совершенно выводит из себя такое нахальное поведение. Я просто не представляю, как можно изменить… Хотя раньше познал эту науку как нельзя лучше, ну да сейчас не об этом. Главное — то, что происходит сегодня, и на сегодня я безнадёжно и как в первый раз влюблён в тебя. — Слабая улыбка со стороны Рокудо; Фран прикрыл руками лицо от смущения и стыда — было безумно приятно слышать это, а понимать то, что его любимый так высоко ценит их отношения, сильно расстраиваясь из-за чужого поцелуя, оказалось немного не по себе и оттого стыдно. Опять он чувствовал себя виноватым — не идеальным, не подходящим такому человеку, как его учитель. Мысли стремительным потоком неслись в его голове, ища выхода из этой ситуации.       — Надеюсь, любимый, ты простишь мне этот поступок и поймёшь, что-то произошло вовсе не по моей вине. Хотя и можно было предположить… с другой же стороны М.М. никогда чего-то подобного не позволяла себе со мной. Вот так… А закончилось в общем всё тем, что я высказал ей всё, что думал о ней, и ушёл. Может, наше общение после этого сведётся к минимуму, но я рад. — Мужчина прижал парня к себе и прошептал ему на ушко: — Мне нужен только ты… И извини, что всё так банально и неинтересно.       Кёнэ молчал, боясь ляпнуть что-нибудь, что испортило бы общую атмосферу. Но и оставить репетитора в неведении, заставляя страдать, тоже не дело. Так что он убрал руки с лица и взглянул на Мукуро.       — Конечно я тебя прощаю!.. Всё равно… дурак… так волноваться и переживать из-за такого! То ли ты меня не знаешь… думаешь, я совсем бездушная кукла?.. — Зеленоволосый говорил с перерывами, надрывно дыша, и вдруг остановился на последнем моменте, серьёзно задумавшись. «Так странно… кажется, ещё совсем недавно я вполне подходил под это определение…» — пронеслась мысль у юноши в голове, а его руки уже неосознанно тянулись к возлюбленному. Рокудо, кажется, улыбался и гладил своего ученика по спине, словно успокаивая. Тут Фран неожиданно отодвинулся от него и горячо выпалил:       — Мукуро-сенсей, пожалуйста, не вини себя! И, знаешь ещё что… Помнишь, ты на меня праведно гневался за моё эгоистичное поведение? Так вот, пускай это прощение будет как бы шагом на пути к моему исправлению. Ведь я правда хочу измениться… — Синеволосый вдруг простодушно рассмеялся, потрепав любовника по голове.       — Господи, ты ещё помнишь про это? Мне кажется, ты уже давно показал всё, что только возможно, и изменился в самую лучшую сторону. Вполне вероятно, что это событие тоже как-то повлияло на это… — Мужчина подмигнул ему; Кёнэ расплылся в улыбке. Он прижал любимого к себе, будучи радостным от того, что всё наладилось, — он искренне надеялся, что Рокудо после этого выбросит тот гадкий поцелуй из головы. Ведь что-то подобное зеленоволосый же смог выбросить…       Пару минут продолжалось это объятие, а после парнишка отстранился и стал расстёгивать пиджак Мукуро — ему казалось, что учитель чувствует себя в нём некомфортно. Тот приподнял бровь и тихо прошептал «Ого! Уже?». Фран, упорно сопя, пытался продёрнуть пуговицу сквозь тугую петлю; таких предстояло расстегнуть впереди ещё целых три штуки. Мужчина не стал прерывать занятие своего любимого, лишь вновь натянув на себя привычное хитрое выражение лица и самодовольно улыбнувшись. Расправившись с пиджаком, юноша приступил к рубашке — развязал галстук, который сам же с утра и завязывал, и расстегнул первые три пуговицы сверху. Так его учитель выглядел более традиционнее для него самого и… даже чуточку сексуально. Кёнэ оглядел его: Рокудо, развязно облокотившись о спинку, вальяжно сидел, а его вид и взгляд, и тело стали постепенно пригонять кровь к низу парня — кажется, его любовник знал, каким именно взглядом нужно посмотреть на него, чтобы возбудить. Фран был даже чуточку рад, что снова смог лицезреть своего любовника таким — это значило, что всё плохое позади, а воспоминания хорошенько забыты.       — Послушай, мой милый… Не против оказать мне кое-какую приятную помощь? — неожиданно раздался голос Мукуро, и хитрая улыбка проскользнула по его лицу. Руки властно и ловко обвили талию зеленоволосого любовника, при этом забравшись под его кофту.       — Конечно не против. Говори. — Фран с удовлетворением почувствовал, что ладони возлюбленного переместились на его живот и стали поглаживать кожу, опускаясь вниз и неоднозначно оттягивая ремень джинс.       — Устроишь мне некое подобие терапии? А то послевкусие этого ужасного поцелуя всё ещё крутится у меня на языке… — тихо и шелестяще зазвучал его голос, а сам он оказался рядом с ухом зеленоволосого, с напускной наивностью прикусив его. — Я хочу тебя, Фран… Ты даже не представляешь, как меня возбуждает даже твоё присутствие рядом со мной, особенно в последнее время. Понимаю, что могу слишком торопить события — если это так, то просто скажи. Возможно, ты и сам не готов, раз в тот раз не попросил продолжения…       — Я готов! — Кёнэ, обуреваемый сильными эмоциями и покрасневший, словно помидор, на секунду слез с любовника и толкнул его на скамью так, чтобы он лёг на неё. Сев на мужчину сверху, он продолжил расстёгивать пуговицы, с улыбкой обнаружив, что оказался вполне прав. То, что должно было произойти, слишком взволновало его и заставило испытать действительно фееричные чувства — наверняка сам секс должен быть намного приятнее прелюдии к нему… Поэтому Фран был готов отдаться Мукуро прямо здесь и сейчас, совершенно забыв про то, что он, мягко говоря, будет заниматься этим в первый раз. А этот самый первый раз, ещё мягче говоря, не всегда приятный, в особенности для парней… О чём и поспешил напомнить ему Рокудо, поражённый активностью своего любимого, уже закончившего с рубашкой и приступившего к брюкам.       — Мой милый, ты так быстр!.. Думаю, нам некуда торопиться. Да и притом же, говоря о том, я вовсе не имел в виду сегодняшний день… Куда же ты так спешишь, глупый ученик? — Мужчина с насмешкой наблюдал за смущённым, но упорно продолжающим расправляться с его одеждой Франом, который лишь после этих слов на секунду приостановился, решив послушать, что скажет его учитель. Синеволосый упёрся на предплечья и погладил парня по щеке, улыбнувшись.       — Не спеши, любимый… Такое дело требует подготовки. А сегодня я не настроен делать её. Боюсь, что буду неосторожен — а потом из-за меня ты не сможешь вставать целую неделю. Так что давай позже? — увидев раздосадованное лицо Кёнэ, он дополнил: — Ну, а сегодня я не против вновь ощутить моего извивающегося Франа под собой, который, как и всегда, с громким девчачьим стоном кончит мне в руку. Как тебе такая идея?       — Я не делаю это с девчачьим стоном! — смутившись, выпалил зеленоволосый, а после конкретно замялся, пытаясь подбирать нужные слова. — Ну… ладно, хорошо. Сойдёт… Только давай с этим не затягивай! А то… знаешь, ну… я понял, что тоже… — Вновь долгая пауза; он боится показаться банальным в своих словах, — Понял, что тоже хочу… с тобой…       Лицо его густо покраснело, сердце в это время бешено заколотилось, а в душе словно взрывались фейерверки различных чувств и эмоций. Он просто не верил, что-то, чего он и сам не так давно хотел, будет исполнено. Да и вообще: этот идеальный человек под именем Рокудо Мукуро хотел его, желал обладать им — разве это не было счастьем для Кёнэ? Он, если честно, и представить этого не мог — никогда не думал, что сможет заинтересовать своего репетитора именно в этом плане. Однако он сильно ошибался ещё изначально, ведь был любим этим человеком, а значит, устраивал его во всех планах; в выборе партнёра синеволосый был щепетилен. Так что сейчас парень, глупо улыбаясь, наклонился к любимому и осторожно коснулся его губ, пускай и касающихся сегодня чего-то чужого, но всё равно, таких родных. Мукуро улыбнулся одним уголком губ и податливо ответил, руками поглаживая тело своего ученика, постепенно снимая с него кофту. Вскоре, стащив с него верхнюю одежду, мужчина приступил к брюкам, всё ещё не отрываясь от его рта, стараясь всё время держать юношу в напряжении, лаская наивно-приятно, но уже на грани «дьявольски-приятно».       Фран же, как и всегда, вновь изнывая от недостатка нужных ему ласк, чувствовал пальцы любовника, которые специально касались его возбуждённой плоти, подливая тем самым масла в огонь. Стаскивая рубашку с репетитора, он не мог выдержать и, на секунду прервав поцелуй, глухо простонал — Рокудо не спешил расстёгивать его брюки, лишь обманчиво орудуя там своими руками.       — Что же ты делаешь? Как всегда, изводишь меня!.. — прошипел юноша, полностью улёгшись на него и пытаясь этим соприкосновением хоть как-то заглушить огонь в своём чресле — но от этого стало только хуже. А Мукуро хитро улыбался, наблюдая за возбуждённым любовником.       — Мне кажется, нам стоило бы перейти на более удобную горизонтальную поверхность. Здесь места мало, — заметил синеволосый, привставая и поднимая своего ученика. Тот недовольно прохрипел, но поддался. Подходя к дивану, мужчина всё же обернулся и подмигнул: — Не переживай, не упадёт твой настрой за это время!       — Чёртов Рокудо! Когда ж ты отвяжешься от этого названия? — далее раздался смех — Рокудо всегда забавляло, когда его ученик злился. При том же это добавляло некой страсти в их отношения, особенно в вот такие вот моменты…       Наверное, дальнейшее рассказывать не стоит — это и так прекрасно понятно и, в общем-то, для нас уже обыденно читать. Только вот для них это всё по-прежнему феерично, горячо и страстно; впрочем, на то есть свои веские причины… Но вот то, что должно заинтересовать нас поистине, будет описано в следующей главе. Сегодняшний же день, в котором тайное стало явно, близится к концу. Собственно, как и сама история вообще. Так как же всё закончится? Сможет ли Фран достигнуть той цели, которую ставил себе изначально? И с намёком на какое будущее герои уйдут от нас, завершив свой цикл жизни и перейдя на другой? Всё, всё это будет в следующих главах, которые завершат сию историю.       Вам же остаётся только ждать и верить. _______________________________________________ * Квазимодо — литературный персонаж, имеющий весьма уродливую внешность.