heavydirtysoul покурим?
Я вижу, как Джош проверяет телефон, параллельно отвечая что-то Брендону, тем временем Райан что-то пытается мне доказать, но я лишь шикаю, махая рукой, чтобы он заткнулся. josh_nun я бы с радостью но брен ненавидит математичку настолько что готов написать об этом песню — Слышь, — я хлопаю Райана по груди, не отводя взгляда от Дана, который кивает Брендону и посматривает на меня. — Что думаешь по поводу миссис Гленн? — Этой рыжей суке? Она не хочет ставить мне зачет, потому что в моих глазах водится дьявол, — отвечает Росс, и я хмыкаю. А вот ко мне она относится нормально. Даже нежно. — Вот все это ты сейчас скажешь Брендону, понял? — я смотрю на Райана, и тот резко вздергивает брови, не понимая, с чего он должен это делать. — И тогда я ублажу Марка ради твоей наглой рожи. Росс неприятно щурится, явно недовольный таким выражением, но он не спорит, кидает: "Идет", и шагает в сторону Ури, яростно захлопывающего шкафчик. Впервые вижу Брендона таким. Но сейчас мне все равно. Я жду, пока тот обратит внимание на Райана, а потом киваю Джошу в направлении выхода, показывая пачку сигарет. Он напоследок кидает что-то Ури и свободно следует за мной. А у меня прямо сердце из груди желает вырваться от этого чувства и приближения сзади тела Джоша. Мне как будто катастрофически его мало, просто хочется, чтобы он постоянно был рядом со мной. — Ты ее тоже ненавидишь? — спрашиваю я у парня, когда мы выходим из колледжа. Я заранее протягиваю ему сигарету, и мы идем вместе к нашему месту. — Я ее нет, но она меня, кажется, да. Говорит, что я рано заболею Альцгеймером, если продолжу красить волосы в разные цвета. Не знаю правда, как это связано. Я усмехаюсь, как обычно упираясь спиной в стену и, наконец, нормально смотря на Джоша. Он стоит напротив меня, но не так близко, чтобы это вызывало у меня инфаркт, наоборот, как будто бы катастрофически далеко, но при этом я все равно могу видеть веснушки, которых с весной стало больше, могу видеть легкие морщинки вокруг глаз. — Меня она называет олененком и говорит, что слухи про мой передоз распустили грязные люди, ведь такой милый мальчик, как я, даже муху не обидит. Джош затягивается, слегка щурясь, будто я и правда смог выбить лотерею. Возможно, миссис Гленн просто неосознанно любит плохишей с ужасной судьбой. — Ну в чем-то она точно права, олененок, — говорит он, и мое сердце делает кувырок от того, как он это сказал. Я чувствую себя героем подросткового сериала, на которого обратил внимание главный красавчик школы. — Что ты делаешь сегодня? — спрашиваю я, затягиваясь. На самом деле я не нуждался в никотине, я просто нуждался в губах Джоша. — Работаю, а потом собираюсь в зал, — отвечает он, а потом ухмыляется одним уголком губ. — Хотел что-то? Я вижу, что Джош понимает, что именно я хочу, он просто издевается, желая, чтобы я произнес это вслух, но я лишь дуюсь, закатывая глаза и смотря в сторону. Понимая, что Дан не дождется, он делает ко мне шаг и за подбородок поднимает мою голову к себе, буквально нависая сверху. Дан затягивается в последний раз, а затем выкидывает сигарету, и я получаю дым вместе с чужими губами, тут же обвивая шею парня и слегка сжимая волосы на его затылке. Мы начинаем целоваться так, будто со вчерашнего наша страсть никуда не делась, и это опьяняет, разгорячает сознание. Мы оба трезвые и меня радует то, что Дану плевать, если нас кто-то увидит. В этом огромное преимущество колледжа по сравнению со школой. Людям здесь действительно плевать, и тут нет короля и королевы. Поэтому он вжимает меня в стенку, а пальцы гладят шею, я чувствую, как его большой палец аккуратно очерчивает мой кадык, и из-под ног уходит земля. Я вмиг оказываюсь где-то в другом месте, очень влажно и очень много причмокивающих звуков, от которых мое тело начинает дрожать, будто наконец получило долгожданную дозу. Но Джош успевает вырвать меня из грез, пока все не дошло дальше. Он потирается своим носом об мой, а затем отстраняется, оставляя меня красного с опухшими губами держаться за стену, чтобы не упасть. — Мне нравится твой ободок, — напоследок говорит он, быстро чмокая меня в щеку и уходя. Я еще стою в ступоре какое-то время, забывая, что уже время идти в следующую аудиторию, а затем мотаю головой и улыбаюсь. Черт, как же мне чертовски мало. Я даже начинаю дышать чаще, ловя последние нотки запаха парня, чтобы насладиться этим в последний раз. Жаль, что Джош очень занятой, а мысль о преследовании отметается сразу же. Я же не хочу его пугать на первых днях наших отношений. Хм. А встречаемся ли мы? Наверное, это не имеет значения. Мы оба взрослые люди, Джош так вообще только день назад первый раз открылся и хоть он сам и делал все время первые шаги, я все еще не уверен, что он готов кричать на весь мир о том, что Тайлер Джозеф украл у него частичку сердца. Упс. Я очень тороплюсь, думая, что я украл у него частичку сердца. Вот так часто и бывает, когда влюбляешься. Я ведь даже не спрашивал о том, что Джош вообще думает о том, что между нами происходит. Да и у него ведь все еще есть какая-то там телка с большой грудью и длинными ногами. Я смотрю на свои трясущиеся руки и чувствуя привкус крови во рту. Черт, а вот это не очень хорошо. Это мне очень сильно не нравится.***
— Я встретился с Фрэнком. Я спотыкаюсь на своей беговой дорожке, мгновенно обращая свой взгляд на Джерарда. Тот спокойно крутил педали на велосипеде и выглядел при этом абсолютно сухим и не уставшим, когда как я на своей дорожке после получаса быстрого шага уже обливаюсь потом и пытаюсь ловить воздух. Хорошо, что здесь хотя бы стоит кондиционер. — Потрахались? — Не все должно сводиться к сексу, Тайлер... — Потрахались. Уэй тяжело вздыхает, пока улыбка тянется по моему лицу. Джерард такой Джерард. — Это было ошибкой. Я хотел с ним поговорить, — Джерард беспомощно вскидывает руки, продолжая уже сильнее крутить педали, пока я слезаю, точнее сползаю, с дорожки, укладываясь на ворсовый пол в позе звезды. В детстве я занимался баскетболом и даже не думал, что мое тело станет таким далеким от спорта, а пот будет вонять селедкой. Я просто пытаюсь получить больше серотонина и вернуть былую выносливость, но сейчас я хочу лишь вырубиться от усталости. Прошло ведь только полчаса... Раньше я целые марафоны мог пробежать. — Секс разговору не мешает, — подмечаю я, вытирая лицо полотенцем. — Вообще не понимаю, Уэй. Тебя, наконец-то, трахнули, а ты недоволен. Я поворачиваюсь на бок, смотря на парня, который от чего-то краснеет, отводя взгляд в сторону. Его ноги замедляются, а руки складываются на груди. Мне не нужно знать Джерарда с самого рождения, чтобы прочесть все по его телодвижениям. — Блять, это ты его трахнул, — догадываюсь я, от чего Джерард кидает на меня испепеляющий взгляд, будто стоило этому факту всплыть наружу, как он становится реальным. — Тогда я понял, че ты такой недовольный. Джерард фыркает, кидая в меня свое полотенце, а затем поправляет спортивную полоску на лбу. Как я знаю, Уэй не любит спорт, он здесь со мной за компанию, пока я не понимаю от чего страдаю больше — от отсутствия наркотиков или Джоша. Это помогает. То есть, выслушивание чужих проблем делает мозг безучастным от своих. — В любом случае, завтра мы встретимся еще раз и обязательно поговорим. Нам нужно многое прояснить по поводу того, что между нами происходит. Не хочу бессмысленного секса. — Говорит чел, который сам трахнул своего бывшего после того, как из-за него попал в стационар, — парирую я, на что Уэй лишь закатывает глаза, заканчивая все-таки крутить педали. На самом деле, я знаю, насколько Джерарду ментально тяжело это выносить, он наверняка очень сильно жалеет, что дал волю животному желанию по отношению к человеку, который когда-то бросил его в грязь. Как бы я не подначивал его за это, я действительно переживаю за своего друга. Зная, как эти "феромоны" Френка действуют на Джерарда, я не дам больше своего мальчика в обиду. Я встаю на трясущихся ногах, а затем иду к маленькому окну над потолком — единственному источнику свежего воздуха в моем подвале. Я достаю пачку сигарет и жестом спрашиваю Джерарда, будет ли курить он. Никто из нас не имеет ничего против выкурить по сигарете после занятия спортом.***
Джош старше меня на два года. Он подсел на наркотики в пятнадцать лет, но до семнадцати он ими лишь иногда баловался и никогда бы и не подумал, что когда-то всерьез станет зависимым. Парень был одиноким с ощущением постоянной тревоги и желанием докричаться до небес, чтобы его проблемы услышал хоть кто-то. Родители часто ругались, и порой Джошу приходилось успокаивать младших детей. В какой-то момент он вступил во что-то наподобие эмо-сообщества, где и нашел свою компанию — парней, носящих все черное и желающих умереть (читать: добиться внимания). Они говорили Джошу, что понимают его, что и у самих похожие проблемы, другими словами — вешали лапшу на уши брошенному и одинокому подростку. Джош перекрасил волосы в черный, выпрямлял их, скрывал свои глаза, проколол губу (шрам от нее до сих пор виден, когда Дан гладко побрит) и вел ужасный образ жизни. Они разбивали окна, воровали посылки, рисовали разного рода непристойности, разбивали пустые бутылки из-под алкоголя на проходной части. Джош пытался таким образом отвлечься, не понимая, что это совсем не то, чем бы он хотел заниматься. Если у меня все началось с травки, у Джоша все началось с экстази. Он тогда лишился девственности с какой-то девчонкой из их компании, но совершенно этого не помнил. Дальше мефедрон, марки и, собственно, марихуана. Но его компании не нравилась травка, им нравилось чувствовать спектр эмоций, который они не могли взять из жизни. Джош соглашался употреблять только в те дни, когда хотел отомстить матери, в другие дни, когда в его жизни все более менее налаживались, он даже задумывался бросить этих ребят и не думал ни о чем запретном или аморальном. Он потерял себя, как личность, не знал, кто он и кем он хочет стать. С одной стороны сильная обида на свою семью, а с другой плохая компания, манипулирующая им. Все это очень сильно накладывается на пубертат и в итоге вываливается в агрессию. Как к другим, так и к себе. После ухода мамы из семьи Джош "протрезвел". Начал анализировать свои чувства, пытался отыскать причину ухода матери с ее точки зрения и наткнулся на собственную ошибку. Его проблема была не в одиночестве, а в слабости. Джош опирался на семью в качестве решения своих проблем, но никогда не пытался бороться с ними сам. И одиночество ему как раз-таки в этом и помогло. Он перестал опираться на кого-то, перестал слушать чужое мнение, перестал выполнять приказы и перестал тратить силы, если человек не верит ему. Он делал лишь то, чего хотел сам. Его так называемые друзья перестали ими для него быть, он начал пользоваться теми возможностями, которые они давали. И из-за всего этого он каждый день чувствовал себя выжатым и при этом совершенно бесстрастным, будто в этом мире не осталось больше красок. Кроме наркотиков. В конце концов, он в них и утонул. А любимым стал героин. Любимым и последним. Нужно отдать наркотикам должное — кора, которую Дан построил в себе с самого детства, начала трескаться, и с каждым новым употреблением Джош открывал грани своей личности. От этого он тоже стал зависимым, хотел узнать, какие еще черты скрываются внутри него, и чем еще он мог бы пользоваться. Он понял, что в нем также кроме агрессии и обиды есть доброта, нежность, проницательность, воля. И после всего этого он собрал из себя пазл и стал единым собой, просто чаще всего под воздействием наркотиков и алкоголя. Джош тоже видел передозы и смерти от наркотиков, но он никогда не жалел наркоманов, в том числе и своих друзей, которые его и подсадили, он всегда считал, что "всем нам гнить в одном месте". И он был прав. Джош не верил, что можно излечиться и что в этом есть смысл. "Ширяйся, пока не сдохнешь" — вот, что он говорил. — "А когда сдохнешь, передай иглу следующему". Но потом он встретил Брендона Ури. Брендон стал единственным, кто готов был встать между иглой и Джошем, даже ценой собственной жизни. Никто так сильно не желал жизни Дана, в том числе и он сам. И это очень сильно озадачило его. Джоша, который не знал какого это — чувствовать себя нужным и услышанным. Жаль только, что было уже поздно. Джош смирился со своей участью и, даже когда лежал на грязном кафеле туалета, понимая, что его глаза пытаются закрыться не просто так, ни о чем не жалел. Ни об одном действии и ни об одном слове. И если бы ему дали шанс это переиграть, он бы прошел по тому же самому сценарию, ведь других просто и не знает, да и не хотел открывать. Но жизнь все же дала ему второй шанс. Точнее, Брендон Ури. И, кстати, он же его и переиграл. На хорошую концовку. — Сделал двойную работу, зная, что ему за нее не заплатят. Джош выкидывает докуренную сигарету, а затем закрывает окно террасы, выходя с нее и параллельно стаскивая кофту. — Ты уже отплачиваешь. Буквально каждым новым вдохом. Я следую за ним, стаскивая штаны, под которыми были домашние шорты. Пришлось взять из дома, ведь в них намного комфортнее спать, чем в больших штанах Джоша или вечно сползающих боксерах. Мы с Джошем пока не обсуждали тему сна полуобнаженными, но надеюсь, что скоро к этому придем, ведь просыпаться мокрыми уже порядком надоедало (температура тела Джоша ночью достигает сорока пяти градусов, я клянусь). Я подключаюсь к колонке своим телефоном, планируя поговорить с Джошем побольше перед сном, невзирая на то, что завтра нам обоим нужно ехать в колледж. Моя тревожность под вечер только усугубилась, поэтому пришлось уговорить Дана на ночевку. И, хоть он и говорил, что после работы и бокса будет уставшим, сейчас он выглядит бодрее некуда, но после откровений на террасе его взгляд стал более задумчивым. И я хочу это исправить. На колонке начинает играть Foster The People — Pumped Up Kicks, и Джош вскидывает брови, на что я лишь пожимаю плечами, слегка пританцовывая. Смысл хоть и стремный, но музыка что надо для танцев. Был бы я музыкантом, писал бы такие же треки. Я не думаю о наркоте, пока смотрю на Джоша, кривляясь в танце, но мое тело думает. Хоть я уже и привык к тремору и даже больше не пытаюсь его скрывать, иногда организм посылает мне волны тошноты, и приходится очень сильно себя отвлекать, чтобы это не доставляло неудобств. Поэтому плейлист с качающими треками, средняя громкость (отца Джоша сегодня нет дома) и воля телодвижениям. — Эй, Джош. — Он плюхается на кровать, заводя руки назад и смотря на меня выжидающе, пока я ловлю шанс и подхожу к нему, усаживаясь на колени. Я знаю, что это все для Дана в новинку и будет лучше, если я просто буду делать первые шаги и не обращать внимания на чужое замешательство. Со временем Джош привыкнет. Если бы ему действительно было некомфортно, он бы это сказал. — Почему ты отказался печатать статью? Я выгляжу абсолютно спокойно, пока спрашиваю вещи, которые когда-то наверняка Джоша задевали, что тоже ставит его в некое замешательство, но, как я и говорил, с Даном безумно легко в этом плане. — Потому что для моей семьи статус превыше всего, Тайлер. Я лечился в частной клинике, где сохраняли конфиденциальность. Ни в одном документе не указано, что я проходил реабилитацию. Маме даже после переезда не нужны были слухи. Хотя они так и так были. — Я киваю, ведя палец по футболке Джоша и слегка подцепляя ее снизу. Конечно, передоз в туалете, хождение на собрания, как бы ни хотелось, но этого всего не скроешь. Однако вот моя мама не считает эту семью дурной. Она, наоборот, считает Джоша отличным примером для подражания. Наверное, я все-таки изменил ее взгляд на мир. — Откуда ты знаешь про статью? Мой палец замирает, и я перевожу взгляд на глаза, а потом и на соображающую ухмылку. — Случайно наткнулся в архивах, — отвечаю я, пожимая плечами. Мой ответ честный, поэтому за ним не идет больше расспросов или издевательств, так что мой палец продолжает путешествие, открывая часть пресса. Джош ловит его, останавливая, и по взгляду парня я вижу, что мои щенячьи глазки и "пожалуйста", как в прошлый раз, сейчас не сработают, поэтому расстроенно вздыхаю. — Может, Сэт все-таки прав, а? Джош смотрит в мои глаза и тихо хмыкает. Мне становится стыдно за свою озабоченность. — Я не думаю сейчас о том, как хочу юзануть. Я думаю о тебе. Так от чего мне отвлекаться? Я сжимаю губы, пытаясь найти в чужих глазах хоть каплю лжи. Джош странный, если раньше я думал, что могу его разгадать на раз, то сейчас понимаю, как ошибался. Он сложнее, чем я думал, его мысли это запутанный клубок, который я пытаюсь распутать и при этом не винить себя за каждый новый шаг. Я заливаюсь теплой краской от каждой его прямолинейности и при этом чувствую себя недостойным таких слов. — Джош... — я смотрю вниз на свои руки, теребящие футболку. Больно произносить такие слова, когда уже слишком поздно. Я сам заварил эту кашу и теперь отказываться от нее значит сделать все, что было до этого, бессмысленным. Но я боюсь, что если я хотя бы не попытаюсь предупредить, то когда-то это аукнется мне страданиями Джоша. — Я не тот человек, который тебе нужен. Я не заслуживаю всего того, что ты мне даешь. Возможно, уже поздно давать заднюю, но я просто хочу, чтобы ты знал, что я не идеальный партнер для тебя, и вряд ли когда-то смогу им стать... — А я не гей. И что с этим будем делать? Я резко вскидываю глаза, не ожидая такой фразы. Я думал, что Джош будет заверять меня в обратном, но он лишь как всегда — сух и прямолинеен. Однако от этого и не становится обидно. Я буквально после этих слов сам начинаю думать о том, что сморозил хрень. Джошу совершенно плевать, насколько я для него идеальный. Он уже выбрал меня и это говорит о многом. Кажется, с этим парнем будет очень легко из нюни превратиться в самоуверенного в себе человека. Чертов Джош. Когда как я не идеален для него, он слишком идеальный для меня. — Да ладно, а сосешься с парнями, как натурал, — бросаю я, фыркая и собираясь с него слезть, однако Джош ловит меня за руку и притягивает к себе так сильно, что я падаю на его грудь, но не для того, чтобы поцеловать, а для того, чтобы быть ближе взглядами. Для того, чтобы взять мое лицо за подбородок нежно, но при этом властно. И я знаю этот жест, после него следуют слова, от которых мое тело начинает трястись, а позвоночник искриться. — Во-первых, не с парнями, а с тобой. Во-вторых, если ты продолжишь заставлять меня сомневаться в своем выборе, я действительно начну это делать, и никому из нас хорошо от этого не будет. — Я уже было открыл рот, чтобы возразить, но Дан положил на мои губы большой палец, заставляя замолчать и не перебивать. — И вот тебе совет, Тай. Большинство твоих сомнений и переживаний приходится от того, что ты считаешь себя человеком, не заслуживающим счастья, любви, прощения и так далее. Не строй из себя жертву. Дай людям самим выбирать, как они хотят к тебе относиться, и просто кайфуй от хорошего к тебе отношения. Понял? Я киваю, смотря в чужие глаза и пытаясь понять, откуда у парня, который большую часть своей жизни даже не знал, кем является, такой багаж знаний о людях. Кажется, будто Дан в сто раз лучше Кэндис, или... Блять, ладно хватит, я наконец признаю, что по мне все очень просто читается, все довольны? — Это было грубо, — комментирую я, слегка щурясь на парня. Джош убирает руку от моего лица и вопросительно вскидывает бровь. — Поэтому у тебя встал? Я заливаюсь краснотой до кончиков ушей, кидая взгляд вниз, будто хочу сам в этом убедиться. Наверное, зря, потому что от картинки того, как мой стояк упирается в живот Джоша, мне становится еще хуже, и я спрыгиваю с парня, желая провалиться сквозь землю. И все же, иногда его прямолинейность совсем не к месту. Плечи Джоша дрожат. Он, сука, смеется. — Знаешь, вообще-то, я не могу это контролировать, — бубню я в свое оправдание. — Это происходит само собой, когда ты рядом. Джош прикусывает губу, и я мигом выпрямляюсь, тут же отворачиваясь и закрывая лицо, ведь только больше краснею. У него точно есть какая-то суперсила, влияющая на меня, и мне страшно подумать, как еще он ей воспользуется. — Мне жаль. Мои плечи вздрагивают. Я ожидал, что Джош будет продолжать меня подначивать, и в итоге мы оба будем дурачиться, но эти слова, сказанные серьезной интонацией, заставляют меня заинтересованно повернуться, ожидая услышать продолжения. — Что я пока не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Я облизываю губы, понимая, что он имеет ввиду. Все эти сдерживающие движения парня в мою сторону, как тогда на террасе, когда он пытался сдерживать меня, чтобы дальше поцелуев ничего не зашло, как сейчас, когда он не позволяет мне переходить черту похоти. Я не встречался с натуралами или с бывшими натуралами, все мои контакты были с геями, либо с людьми, скрывающими, что они геи, но я понимаю Джоша. Он еще не готов к чему-то такому. Возможно, в его голове еще не до конца укладывается тот факт, что если засунуть руку ко мне в трусы, то там не будет плоскости, а если под футболку, то, наоборот, она там будет. Я готов ждать столько, сколько Дану нужно. В любом случае, этот человек одними своими поцелуями мне крышу срывает, так что я этим уже более чем доволен. Да и если долго сдерживаться, то результат превзойдет любые ожидания. Только вот нужно сказать об этом Джошу... — Do you know that there's still a chance for you? — пою я в унисон с солистом. Эта песня была прислана судьбой. — 'Cause there's a spark in you Я беру расческу, будто это микрофон, и поворачиваюсь, смотря на Джоша, который выглядит сейчас слишком заинтересовано, от чего мне становится немного не по себе. Да, с Джерардом пение обходилось мне легче, но так или иначе, я прикрываю глаза, делая по комнате шаги и перепевая солиста, вливаясь в каждое слово музыки, чтобы передать ее эмоцию Дану. — 'Cause baby, you're a fi-i-i-i-i-irework, — я хмурюсь, сгибаясь пополам, чтобы пропеть эту строчку. Она не была тяжелой, только если для других, возможно, да, но для меня высокие ноты не проблема. Да и когда я проваливаюсь в музыку, это все выходит само собой. — Come on, show ′em wha-a-a-a-at you′re worth! Я указываю на Джоша, слегка подмигивая, от чего тот усмехается, но при этом почему-то выглядит шокировано. Я пытаюсь снять с него это глупое выражение лица, пока пою второй куплет и взлохмачиваю кудряшки, но потом энергия песни снова меня охватывает, и я отпрыгиваю, начиная кружиться вместе со стулом и запрокидывая голову, представляя, что вместо расчески микрофон, а я стою на сцене. И мне нужно выложиться на сто процентов ради человека, который мне безумно нравится. Ты просто должен зажечь свет И позволить ему сиять Под конец мое дыхание начинает меня подводить, но на качество песни это не влияет. Мне становится жарко, и грудь часто поднимается и опускается. По моей коже идут мурашки от этой энергии, которую я пропустил через себя ради Джоша. Я никогда не стеснялся показывать себя таким близким людям, но сейчас ощущаю легкое смущение, пока смотрю на Джоша, который почему-то не смеется от моих прыжков и беготни по его комнате. В конце концов, я подхожу к нему ближе, пропевая последние строчки и тыкая пальцем в лоб. Это всегда было внутри тебя И пришло время пропустить это через себя. Я тяжело дышу, убирая "микрофон" в сторону. У меня желание начать подпевать и танцевать под следующий трек в моем плейлисте, но озадаченное выражение лица Джоша не дает мне покоя. — В чем дело? — Я не знал, что ты умеешь петь... Я фыркаю. Не считаю, что умею петь, просто делаю это от души. — Я ж говорил, что в детстве в хоре пел. Я сажусь рядом, падая спиной на подушки, а ноги складывая на колени Дана. Я вздыхаю, махая руками на лицо. Вот это я дал жару, конечно. — А кто не пел? — Джош хмурится, двигаясь ко мне ближе и придерживая лодыжки. Опасно, Джош, у меня снова может встать. — Я думал, ты просто так это ляпнул, чтобы я отвязался... Но у тебя реально восхитительный голос, Тайлер. Я улыбаюсь. Ну, в какой-то степени он прав. Мне льстит, что мое дурачество он называет "умением петь". Помню, Джерард как-то тоже об этом говорил, но я не придаю значения лести. Однако сейчас Джош действительно выглядит одновременно восхищенно и серьезно. Если бы я знал, что его так просто можно было покорить, то спел бы намного раньше. — Эй, — Джош толкает мои ноги коленкой, упираясь одной рукой около моего бока. — Ну-ка признавайся, какие еще свои таланты ты скрываешь? Я фыркаю. Не думаю, что Джош хочет это знать, но не могу сдержаться. Все-таки не одному ему меня смущать. — Ну, один мой талант ты уже видел, — я тыкаю кончиком языка в щеку, и это действительно заставляет выражение лица Джоша поменяться. Я прямо вижу, как перед его глазами плывут картинки с этим воспоминанием. — И надеюсь, что увидишь еще один, но заранее скажу спойлер, — я перехожу на шепот, — я безумно хорош, когда сверху. Джош цокает, закатывая глаза, от чего я начинаю смеяться. Один один. А если серьезно, то я даже не задумывался о том, что если есть вещи, которые получаются у меня лучше, чем у других, то это мой талант. Как-то не приходилось, когда все вокруг, в том числе и я, поливают меня грязью, не воспринимая, как человека. Лео удалось многое похоронить во мне, особенно моего наивного внутри ребенка. И сейчас Джош пытается его достать, доказывая, что это не наивность, а доброта и вера. И у него получается. Это меня немного беспокоит. Я прокашливаюсь, смотря на потолок и слегка барабаня пальцами по своей груди в такт своему сердцебиению, ментально готовясь к тому, что сейчас выйдет из моего рта. Блеснула боль в твоем прощальном взоре, Покрылись сумраком любимые черты. Никто не дал мне столько горя И столько радости, как ты. Как сон, исчезло в суете вокзальной Лицо любимое, — и вот опять покой. Никто не дал любви такой печальной И в то же время радостной такой. Прощальный взор запомнил я навеки — Он в мертвого легко мог жизнь вдохнуть, — И карие глаза, и вскинутые веки, И губы, детские чуть-чуть. Блеснула боль в твоем прощальном взоре, Покрылись сумраком любимые черты, Никто не дал мне столько горя И столько радости, как ты. Я облизываю свои сухие губы и прикрываю глаза, чтобы не видеть взгляда Джоша. Читать стихотворения намного интимнее, нежели спеть песню, по крайней мере, для меня, ведь я еще никому их не читал, кроме как на уроках литературы. В моей голове заучено много стихотворений, и я бы мог подобрать целую кучу, чтобы описать свою жизнь. Но вот это одно единственное, которое я бы хотел посвятить Джошу и больше никому на свете. Для кого-то я его ведь выучил. И, понятно, что о любви между нами еще очень рано говорить, и так же понятно, что в оригинале стихотворения глаза серые, а не карие, но к чему это? Это же просто стихотворение, которое я просто прочитал, необязательно придавать ему смысл. Надеюсь, Джош не надумает ничего такого... Кровать слегка скрипит, когда Джош ко мне наклоняется. Я чувствую, как его лицо приближается ко мне, и думаю, что готов, но оказывается, что нет, ведь как только его губы касаются моих, сердцебиение ускоряется, а пальцы начинают дрожать. Выдох сам по себе вырывается из носа, и моя рука взлетает, чтобы сжать волосы на чужом затылке. Возможно, когда-нибудь, мое тело перестанет так остро реагировать на наши поцелуи. Возможно, тогда, когда Джош не будет проводить своим языком по моей нижней губе. Возможно, тогда, когда он не будет после этого ее прикусывать и вызывать этим стон из моего рта. Я завожусь мгновенно и мне стыдно от такой своей реакции, когда я даже не знаю, что думает об этом Джош. Его взгляд изучающий, его рука, плывущая по моей ноге изучающая, и я не могу закричать и попросить его прекратить надо мной издеваться, потому что мне нужно научиться терпению. Однажды, когда Дан будет знать мое тело, я обязательно получу награду, а сейчас я лишь сильно стискиваю чужую одежду, пытаясь не поддаваться под прикосновение на бедре. — Это ты меня так поощряешь? — спрашиваю я, выдавая смешок и пытаясь на это отвлечься, пока чужие пальцы так нежно поглаживают мою ногу от лодыжки до края шорт и обратно. Я буквально чувствую, как мои мурашки заставляют эту руку двигаться медленнее. — А ты хочешь, чтобы я тебя поощрял за каждый открытый в тебе талант? — спрашивает он где-то рядом с моим ухом, а затем слегка отстраняется, чтобы взглянуть в глаза. — Когда ты так говоришь, то да, — незамедлительно отвечаю я. — Тогда я стану самым талантливым человеком на свете. Джош отстраняется больше, какое-то время выдерживая на мне взгляд, о чем-то задумавшись. Я начинаю накручивать себе, что взболтнул лишнего, и накручиваю только больше, когда Джош решает не говорить вслух свои мысли. Я даже не могу выпытать это из него, потому что просто не знаю, какой вопрос задать. Поэтому я сжимаю его запястье и упрямо смотрю в глаза напротив, чтобы тот не смел отстраняться или отводить взгляд. — Ты веришь мне? — спрашивает он, что мигом заставляет мое лицо нахмуриться. Не это я ожидал услышать, но тем не менее отвечаю без единой растерянности. — На сто процентов. — Нельзя никому верить на сто процентов. Кроме себя самого. Я падаю головой на подушку, вздыхая. — Если я хорошо обманываю других, то представь насколько я идеален во лжи самому себе. — Точнее насколько твой разум пытается защититься от правды, — парирует Джош. — Хочешь одну правду? И если ты действительно так сильно мне веришь, то должен принять ее и уложить в своей голове без каких-либо сомнений, договорились? Я не уверен в том, что я смогу уложить в своей голове то, что скажет мне Джош, потому что я предполагаю, что своими словами он сейчас пойдет против моих внутренних устоев, но тем не менее я киваю. Я постараюсь, и даже если и не с первого раза, то обязательно приму то, что он хочет сказать. — Тебе не нужно выворачивать себя наизнанку, чтобы заслужить от меня что-то, и тебе не нужно иметь сиськи, чтобы я хотел тебя поцеловать, — говорит он, и из его рта это вылетает так легко, будто это все действительно просто. Однако для меня все это таким легким отнюдь не кажется. И я даже не моргаю, когда в упор смотрю на Джоша. — И правда в том, что ты мне нравишься независимо от того, умеешь ли ты петь или читать стихи. Это все лишь делает тебя отличительным от других. Но для меня ты и без этого стал особенным. Каждое слово Джоша летит в меня стрелой, сокрушая и выбивая почву из-под ног. Мое падение должно было быть жестким, но оно очень даже мягкое. Такое же мягкое, как взгляд напротив, которого недавно я так сильно боялся. Мои сомнения тяжким грузом пытаются коверкать чужие слова, но я им не даю этого сделать, я растворяюсь в сладкой правде, впускаю вновь в свое сердце надежду и обещаю себе, что если она разобьется и в этот раз, то я больше никому и никогда не поверю. Я хватаю слова Джоша и запоминаю их, как стишок, чтобы никогда не забывать. Я ставлю эти слова на самой доступной полке, чтобы потом их легко было отыскать, и вешаю на них самый тяжелый замок, чтобы никто больше никогда в жизни не стер их из моего разума. И я чувствую себя сильнее. — Хочешь правду, Джош? — спрашиваю я и спустя вечность все-таки моргаю. Я дожидаюсь, пока Дан кивнет, и обжигаю горло своей следующей фразой: — Мне еще никто такое не говорил. Джош касается моей щеки, и я только сейчас замечаю собственные слезы. Все всегда требовали от меня что-то, пытались сделать из меня другого человека. Людям всегда нравилось лишь мое тело, мой голос, мои волосы, мое какое-то умение, но никогда я сам. И я так сильно к этому привык, что и сам начал пытаться подстраиваться под чужие интересы. Столько раз с Джошем я пытался казаться другим, но он будто каждый раз видел меня насквозь. Каждый раз ему удавалось вывести меня на те эмоции, в которых я показывал свою уродливую натуру, и каждый раз он не отстранялся. Я верю этому человеку, потому что его слова и его действия никогда не были направлены против меня. Только лишь против моей лжи, но даже тогда он перешагивал через себя и давал мне шанс. — Ну видишь, хоть в чем-то я же должен быть у тебя первым, — говорит он, и я хочу сказать, что, вообще-то, он уже побил рекорд в открытиях для меня, но не успеваю, потому что он снова меня целует. И ему абсолютно все равно, что я шмыгаю носом, пытаясь избавиться от соплей, что мои губы мокрые и все еще подрагивают. Этот человек, который осознал себя только в семнадцать лет, буквально переворачивает мой разум с головы на ноги. И я хочу полностью доверить ему себя. — Джо-о-ош, —тяну я, кладя ладонь ему на губы, потому что он начал целовать мои щеки, видимо, пытаясь взбодрить, а мне не очень комфортно думать о том, какие соленые теперь губы Дана. Я провожу рукой по своему лицу несколько раз, чтобы стереть всю мокроту и пытаюсь не выглядеть ребенком, когда хмуро смотрю в чужие глаза. — Мне очень нравятся все слова, которые ты говоришь, но давай договоримся, что ты больше не будешь принимать мой флирт всерьез? — Оу... это был флирт? Прости, я не очень в этом разбираюсь. Я не могу понять шутит он или нет, ведь после этой фразы он вновь нападает на меня с губами, но теперь на шею, при этом рыча и играясь. Я не сдерживаю смеха, потому что мне становится безумно щекотно, а по коже бегут неприятные мурашки. Я брыкаюсь, пытаясь освободиться, но у меня абсолютно нет шансов перед этим хищником, придется просто смириться и ждать, когда он полностью мной насытится. Надеюсь, что этого никогда не случится.