Mission for the Mandalorians: the Way

      Таре выделили покои в конце длинного коридора с высокими, уходящими куда-то на непреодолимую высоту, сводами. Впрочем, во дворце Сената Ондерона все было масштабным и несколько пугающим. Привыкшей к пространству «Сердца» Таре было неспокойно даже в четырех стенах ее комнат, хотя спальня выглядела уютной, утопающей в приятном полумраке из-за занавешенных сводчатых окон. За ними открывался вид на долину Изиза, широкую и местами даже зеленую. Растительности на планете было немного, и та, похоже, вся сосредоточилась в столице — недостатка в воде здесь не испытывали.       Тара выбралась из душа, где оттерла с себя многодневную грязь, смешавшуюся с потом, и вымыла до скрипа волосы. Песка с нее на кафельный пол натекло столько, что впору было чистить водосток, но Тара не смутилась и оставила это на откуп дроидам, которые носили в спальню фрукты на подносах и кувшины с холодными напитками.       Дин сидел в общей зале, задумчиво рассматривая принесенную им двоим еду, расставленную на столике перед ним. Он упирался коленями в броне прямо в край зеркальной глади стола и казался слишком крупным для местной мебели, пусть комната и была огромной.       Его покои, как и сказал Лакс, располагались рядом с комнатами Тары, за смежной стенкой, соединенные широкой аркой.       Понял ли сенатор Бонтери, в каких отношениях состоят его дочь и мандалорец, Тара могла только догадываться. Но к Бездне эти тягучие мысли. И к Бездне самого Бонтери. Он терзал ее не только пронзительными взглядами и словами, в которых крылась явная надежда на воссоединение, а в планы Тары не входило сближаться с биологическим отцом.       — Хочешь принять душ? — спросила Тара, садясь рядом с Дином. Он сдвинул колено, чтобы она смогла разместиться на узком диване и закинуть одну ногу ему на бедро.       — Не уверен, что это хорошая идея, — ответил он, голос дрогнул. Тара решила, что это из-за ее близости — она сняла с себя пыльную одежду и переоделась в легкий халат, который ей любезно предоставили дроиды сенатора, и теперь беззастенчиво упиралась голыми коленями в Дина и склоняла голову, так что капли воды с мокрых волос стекали по его наплечнику с символом грязерога.       — Я не буду к тебе приставать, — вяло отшутилась Тара, но Дин повернулся к ней с самым серьезным видом: она считала напряжение даже за слоем из бескара и его личных переживаний.       — Я проверил, — сказал он вдруг, — здесь нет никаких прослушивающих устройств и маячков, в моей комнате тоже пусто. Но все же нам надо быть осторожными. Особенно тебе.       — Знаю, — кивнула Тара. — Я тоже не доверяю ему.       Она избегала имени отца, боясь, что при упоминании Бонтери ее снова кинет в неконтролируемые эмоции. Вспышка гнева к нему и жалости к себе так выдернули ее из собственной брони, что она боялась их возвращения. Тара не хотела казаться слабой, ни Лаксу, ни себе, ни Дину. Все их пребывание в этом месте было ошибкой, которую следовало исправить.       — Улетим завтра? — спросила она. Дин вскинул голову, склонил ту набок. — Нам нечего тут делать, Паз может разбираться с сепаратистами, сколько ему вздумается. Мы ему ничего не должны, так ведь?       — Так, — осторожно согласился Дин. — Но я не о нем беспокоюсь.       — Обо мне не переживай, — резко прервала его Тара. — Я не хочу оставаться на этой планете, она меня пугает. Нам тут не место.       — Ты не о нас говоришь.       Тара кинула Дину сердитый взгляд и стянула с его бедра ногу — он запоздало прихватил ее у самого пола за щиколотку и вернул обратно. Его перчатки оставили на коже Тары грязный след, но она этого не заметила.       — Хорошо, — напряглась она из-за темы их разговора, но больше — оттого, что Дин едва заметно гладил ее большим пальцем по выступающей костяшке голой стопы. Вот же хитрец, он специально ее выводит из равновесия! — Хорошо, — повторила Тара срывающимся на шепот голосом. — Мне тут не место. Я не хочу сталкиваться с Бонтери, нам с ним связывает только факт моего рождения, и не более. К тому же, я хочу вернуться на корабль, в безопасную зону, где больше не будет Паза Визслы и других нежданных попутчиков.       Дин смотрел на Тару, на открытую кожу ее ключиц под свободным воротом влажного халата, и думал явно о чем-то своем.       — Он твоя семья, — сказал, наконец, Дин. Тара взвыла.       — Ты — моя семья. Он никто.       — И потому тебя кидает в слезы при любом разговоре с ним.       — Дин! — Тара ахнула, прижала руки ко рту, чтобы не кричать. На комок нервов, поселившийся у нее в животе с самого появления во дворце Сената, наматывалось пульсирующее вместе с сердцебиением желание сдернуть с упрямого мужа шлем, чтобы увидеть, наконец, его лицо. Они говорили про Бонтери, тема не нравилась Таре совершенно, но то, как Дин водил рукой вдоль ее безвольной ноги, делало их диалог невыносимым.       Он точно специально все это с ней проворачивал. Чтобы она растеклась лужей по дивану и позволила ему решать за них обоих.       — Дай ему шанс, — попросил Дин очень мягким голосом. Он изменил фильтрацию в шлеме? Почему он звучит так хрипло? — Я вижу, что тебя это волнует.       Ты меня волнуешь, а не Бонтери, пусть он отправится хоть прямиком в дар’яим.       — Если бы у меня был шанс заново узнать родителей, — давил Дин, — я бы его не упустил.       — Ондерон — не самое лучшая планета, чтобы делать тут привал на неопределенное время, — слабо возражала Тара. — Тебе это тоже известно.       — Как я и сказал, — хмыкнул Дин, — я проверил отведенные нам покои. Тут безопасно.       Тара выпрямилась, села так, чтобы смотреть на мандалорца на расстоянии в несколько выдохов, и упрямо мотнула головой.       — Тогда сними шлем. Что? Тут же безопасно.       Дин фыркнул, отпустил ее ногу. Стало мгновенно холодно и больно, будто от его прикосновений зависела жизнь Тары.       — Хорошо, — кивнул Дин, сдаваясь, — решим завтра, улетать нам или оставаться. Идет?       Компромисс Таре не нравился, и он это знал. Но пришлось согласиться, пока они не разругались из-за идиотской причины в лице Бонтери. Много чести ему будет.       — Как скажешь, — выдохнула Тара и встала с дивана. Потянулась, будто случайно мазнув рукой по плечу Дина, и направилась к спальне за аркой, где пряталась огромная, по-королевски широкая кровать.       Ну, хотя бы поспит она с комфортом, словно принцесса Ондерона. Таких удобств не было даже на просторной палубе их нового корабля.       — Идешь спать? — спросила Тара. Она обернулась, заметив, как Дин смутился. В эту игру можно играть и вдвоем, хитрый мандалорец.       — Посплю здесь.       — Кровать большая, вообще-то.       Дин на Тару не смотрел, но весь его вид выражал сопротивление. Рот говорит одно, тело велит другое — нечасто Тара могла увидеть мужа таким растерянным.       — Не она меня беспокоит, — ответил, наконец, Дин и потрогал бедро, на котором остался влажный след от ноги Тары. Она хмыкнула.       — К нам, вроде, никого не приставили, чтобы следить.       — Они тоже меня не волнуют.       — Тогда…       — Тара, — Дин поднялся с места и повернулся лицом к ней, смущенный и сердитый из-за этого. — Я бы тоже хотел снять шлем и посмотреть на тебя своими глазами.       Ее тут же бросило в такой жар, что, не гори вдоль стен факелы, Тара зажгла бы их теплом своего тела.       — Но лучше нам не рисковать.       Тара задержала дыхание, чтобы успокоить взбунтовавшееся сердце. Отсчитала пять ударов в груди, отдающих в живот, затем медленно приблизилась обратно к напряженному до самых кончиков пальцев мандалорцу. Приподнялась на носочках, посмотрела на него снизу вверх: сейчас, когда он стоял перед ней полностью облаченный в свой бескар, а она перед ним — в одном халате на голое тело, — он казался ей более беззащитным.       — Вот поэтому, — прошептала Тара прямо ему в шлем, так что ее дыхание осталось на узкой полоске его визора пятнышками пара, — нам вдвоем тут не место.       Потом опустилась на пятки, развернулась и ушла в спальню. Ну и оставайся, окруженный своими убеждениями на счет семьи Бонтери, словно в своей броне из бескара.       Тара уже засыпала, злая на Дина и себя, когда услышала, как он прошел до постели и сел на пол прямо у изголовья, сторожа ее сон.

***

      Утром Тара проснулась от слепящего луча солнца, бьющего сквозь тяжелые шторы на высоких арочных окнах. Подобное пробуждение было непривычным — она ждала полумрака корабля и гула двигателей на фоне, но очнулась в полной тишине и одиночестве. Дина не было ни рядом с ней, ни подле кровати, и в первые секунды, едва разлепив глаза, Тара закашлялась от охватившего все ее тело страха.       Звать мужа она побоялась — в соседней комнате могли оказаться дроиды или, чего хуже, кто-то из представителей живых рас местной фауны. Тара вскочила, запахнула халат, который во сне скинула с плеч, одурманенная жарким влажным воздухом Ондерона, и выбежала в гостиную. Дина не было и здесь, впрочем, как и кого бы то ни было еще.       Что за напасть… Тара рванула в душевую, чтобы забрать забытые там вещи, но ничего не обнаружила. Зато в спальне, вернувшись, нашла приготовленный комплект одежды в цветах сенатора Ондерона, с символикой сенатора Ондерона.       Чтоб Лакс Бонтери подавился своей учтивостью!       За неимением других вариантов Тара втиснулась в комбинезон темно-серого цвета с желтой окантовкой по бокам и на плечах, застегнулась на все пуговицы под самое горло и бросилась к выходу из покоев.       Где столкнулась нос к носу с дроидами-помощниками BD-3000. Две особи, сделанные под женщин, обе выше Тары. Она застыла перед ними и тут же отпрыгнула на шаг назад.       — Сенатор приглашает вас позавтракать вместе с ним, — продребезжала одна и вытянула руку в пригласительном жесте. Тара захотела плюнуть ей в лицо.       — Где мой… Где мандалорец, который меня сопровождал?       BD-3000 переглянулись, одна склонила голову. Хорошо их натаскали, жестикуляция почти не сбоит и выглядит жутко похожей на человеческую.       — Он ушел из ваших покоев ранним утром. Не сообщил, куда направляется.       Тара прищурилась. Первое: за ее комнатами следили даже ночью, раз засекли, когда Дин ушел. Второе: то, что он в принципе ушел и не сказал, куда, это странно и иррационально. Что могло вытянуть его из комнат в чужом дворце в столь раннее и неоднозначное время? Только очередная катастрофа, не меньше.       Или корабль, оставленный где-то на горном плато за хребтом, подсказал услужливый внутренний голосок, но Тара пресекла его попытки успокоить разгорающуюся злость. Она была напугана и оттого злилась. И к Бонтери идти в одиночестве не хотела.       — Я поем в комнате, — сказала Тара и для верности отошла еще дальше от дроидов. — А вы пока можете принести мне мою одежду.       Кстати, третье: в ее покоях кто-то был, раз забрал грязные вещи и оставил на кровати чистые. И четвертое: рядом с ней в спальне кто-то находился, пока она спала.       Ситуация — хуже некуда. И оружие у них с Дином отобрали.       Дроиды поклонились и ушли, дверь за ними с тихим шорохом закрылась. Тара уселась на диван, рассматривая окружающие ее вещи теперь уже с большим вниманием. Дин сказал, что комнаты не прослушиваются и опасности тут нет, но это не значило, что за ними не следили.       Когда в дверь осторожно постучали и сообщили, что привезли завтрак, Тара облазила каждый комод и полку в поисках отслеживающих устройств, которые могли установить ночью, расцарапала себе ладони, пока прощупывала металлические балки соединяющей арки и жутко устала, осматривая комнату мандалорца. Ему выделили покои гораздо меньше. Ясно, на что без слов намекал сенатор — мандалорец был в его глазах всего лишь сопровождающим его дочери, защитником, слугой, если угодно. На мыслях о том, что Тару он безоговорочно посчитал дочерью, раз отдал ей огромные комнаты, она взбесилась еще сильнее. Да кто бы дал ему право…       В комбинезоне было совсем нежарко, хотя Тара была уверена, что ткань не будет пропускать воздух, и она пропотеет в этом костюме сразу же. это тоже ее разозлило: так она могла бы сердиться на Бонтери еще и за неудобную одежду, но сейчас недовольство фасоном отошло у нее на задний план.       — Госпожа? — позвал скрипучий голос дроида. — Мы можем войти? Мы принесли завтрак.       Тара махнула рукой — отыскать свидетельство нарушения ее личных границ не вышло, пока что. Она попробует еще раз — или выйдет из покоев, как только поест, отыщет Лакса Бонтери и выскажет ему все, что думает.       К несчастью, он явился лично: вошел в комнату вместе с дроидами, которые несли Таре поднос с едой. И замер у стеклянного столика, отделяющего теперь его от Тары, сидящей на диване.       — Я вас не приглашала, — заметила она, прежде чем он начал говорить. — И я ясно выразилась, что хотела бы перекусить одна.       Сообщать о том, что мандалорца нет рядом, Тара не спешила. Вдруг, Бонтери еще не в курсе, что Дин так и не вернулся. Но он снова ее разочаровал:       — Прости мне мою нетерпеливость. Твой защитник отлучился, чтобы вернуть ваш корабль, и я подумал, что тебе будет одиноко за завтраком. Позволишь, я разделю с тобой прием пищи?       Тара нахмурилась и отвела взгляд. То есть, Дин в самом деле отправился вызволять их корабль из горного плена. Почему ей не сказал? И почему, Мандалор Великий, он решил сделать это прямо сегодня?       Ясно было одно: ради того, чтобы попрощаться с Ондероном насовсем, корабль возвращать не надо. Значит, Дин хочет задержаться здесь. Значит, он все еще спорит с Тарой.       Злясь теперь на мужа больше, чем на сенатора, Тара сердито выдохнула:       — Как знаете. Ешьте первым, я посмотрю.       Несмотря на явное недоверие, прозвучавшее в словах Тары, Лакс Бонтери обрадовался — заулыбался, словно ребенок, и присел в кресло рядом с диваном, разрешая расставить перед ним и Тарой тарелки с едой. Им принесли местные фрукты, прохладительные напитки, жаркое из мяса какого-то неизвестного таре животного, поджаренные на солнце хлебцы и сладкий джем.       Сенатор намазывал джем на тосты, накладывал себе фрукты и овощи, макал распаренное на углях мясо в фруктовый сок и запивал водой бледно-розового цвета с пузырьками на дне бокала.       — Это не алкоголь, — сказал он, распознав интерес в глазах Тары, когда она потянулась, чтобы понюхать кувшин. — Твой защитник сообщил, что ты категорически не приемлешь алкогольные напитки, так что я подготовился. Да и не стал бы предлагать тебе пить с самого утра, это не входит в мои интересы.       Тара положила себе фруктов и мяса из тех же тарелок, с которых брал еду Бонтери, осторожно пригубила напиток из того же кувшина. Сладко, но не очень. Охлаждает и тело, и разум — после пары глотков Тара стала мыслить яснее. А после еды ее отпустило совсем: все еще чувствуя злость на сенатора, она все же перестала отсылать Дина к праотцам.       Может быть, им и стоило бы задержаться тут, в безопасной среде, на некоторое время. На Ондероне Тара могла довериться только Дину, но им не угрожал своим присутствием Паз Визсла, никто не гнался за ними, да и на сенатора никто, кроме сепаратистов, не нападал. И кормили тут вкусно.       Дин Джарин, только вернись, я придушу тебя своими руками за то, что не договариваешь.       Видя, что Тара расслабляется, Лакс Бонтери совсем повеселел.       — Не хочешь спросить меня о чем-нибудь? — поинтересовался он, словно в вопросе не было никакого второго дна. Тара хмыкнула.       — Вы и так рассказали мне вчера больше, чем я хотела услышать. Не думаю, что готова ковырять прошлое, которого не помню и знать не знаю.       — Почему ты не знаешь? — подался вперед Лакс. — Со ничего тебе не рассказывал?       Тара прикусила нижнюю губу. В комнате они были с сенатором одни, но её все равно чудилось, что рядом есть кто-то, кто мог бы их подслушать и вывернуть разговор из несколько личного в совсем личное или постыдное, во что-то, что Тара не хотела бы трогать никогда. Словно между Лаксом Бонтери и Тарой Кирк незримым призраком сидели еще двое: Со Геррера и… Тара заставила проговорить это слово хотя бы в мыслях.       Мама.       — Дядя говорил только, что вы не были особо близки, — уклончиво сказала Тара, пряча кривую горькую ухмылку за бокалом с напитком.       — Мы со Стилой…       — Вы с Со, — поправила Тара. Лакс замолчал. — Со говорил, у вас во многом расходились взгляды, и он старался не пересекаться с вами. А потом вы сошлись с мамой, и стало как-то сложновато…       Бонтери коротко усмехнулся и провел рукой по шее, словно смутился.       — Н-да, — протянул он. — Ну, недалеко от истины, в общих чертах. Мы с твои дядей в самом деле многое не разделяли, но ради Стилы я готов был мириться с его революционными взглядами. В конце концов, мы втроем организовали целое повстанческое движение на этой планете, и Стила была нашим лидером. Харизматичная, яркая она умела вести за собой и умела сказать нужные вещи, когда казалось, что надежды уже не осталось…       — Слушайте, — перебила его Тара снова. Она закашлялась, отставила бокал на столик и посмотрела на Бонтери серьезно и сердито — в этот момент она была так похожа на свою мать, хотя и не знала этого, что сенатор умолк и уставился на нее широко распахнутыми глазами. Тара смутилась. — Послушайте, — повторила она, — я понимаю, что вам хочется разделить со мной воспоминания о мам… о маме, но… Я ее не знала. И я плохо помню даже жизнь рядом с дядей. И все это для меня — тяжелая ноша. Я не хочу думать о том, чего меня лишила судьба, я давно приняла решение, что буду жить ради настоящего, и строить будущее буду самостоятельно, и наша встреча с вами в мои планы вообще не входила, даже если я знала, что теоретически вы можете быть живы.       Она остановилась и выдохнула, потом резко втянула ртом воздух. Было сложно дышать, словно Тара впервые говорила открыто о том, что беспокоило ее долгие годы, пусть она об этом и не подозревала.       Лакс молчал. На его лице отражались все эмоции сразу — и Тара снова не понимала, что эту черту он передал ей. Со говорил, что Стила была сдержанной в эмоциях, но открытой к действиям, даже если они противоречили логике и здравому смыслу. Лакс Бонтери был эмоционален и рассудителен — порой даже больше, чем того требовали обстоятельства. Тара унаследовала от каждого из них понемногу, хоть и не знала этого наверняка.       — Я… — заговорил Лакс, справившись с собой, — Тара, я понимаю. Правда. Я и сам не ожидал встретить тебя, но сейчас, пойми и ты, я не могу отказаться от нас. Долгие годы я считал тебя погибшей и не вспоминал о том, что когда-то у меня была дочь, это тоже правда. мне легче было думать, что ни тебя, ни Стилы, у меня не было вовсе, чем вспоминать то, чего я лишился, и гадать, как бы все могло обернуться, откажи я тогда твоему дяде. Может, если бы я не дал ему забрать тебя, ты бы не перенесла все свои несчастия, ты не была бы одинока и брошена, и мы могли бы быть настоящей семьей.       Тара вскочила на ноги. Воздуха не хватало, было слишком жарко, она расстегнула воротник комбинезона и отошла к окну, отвернулась, чтобы не видеть лица сенатора. Если бы да кабы, зло крутилось у нее в мыслях. История сослагательного наклонения не знает, у нее есть только то, что случилось, и этого не исправишь. Так какой смысл теперь умолять о прощении и думать, как бы все могло получиться.       Если бы Тара жила на Ондероне рядом с отцом, она никогда бы не встретила Дина Джарина. А Дин Джарин стоил всех ее бед. Дин стоил всего.       — Прости, — донеслось до нее от середины комнаты. Голос у сенатора был грустным, низким, будто он сдерживал слезы. Тара отерла свои с щеки и уставилась на горный хребет, отделяющий зеленую низину от сухих пластов Ондерона, покрывающих большую часть планеты.       — Вам не за что извиняться, — ответила Тара тихо. — Не за что извиняться в прошлом. Что было — то было. Если же вы думаете, что мы с вами сможем все исправить и перечеркнуть наши жизни и поступки, что привели к нынешнему исходу, то этому не бывать.       — Я бы очень хотел, — произнес Лакс, — но знаю, что это не в моих силах. И тем не менее…       Он встал и шагнул к Таре, она слышала его тихую поступь и стояла, вся напряженная, готовая ринуться от него прочь.       — Если ты позволишь, я попытаюсь стать для тебя семьей теперь, — договорил он, замирая в шаге от Тары. — Теперь и в будущем.       Тара сжалась и не ответила. Молчание Лакс Бонтери принял за ответ — неважно, что именно он подумал, — и поклонился ей, как принцессе Ондерона, хотя Тара этого не заметила.       — Твой защитник обещал вернуться к десяти утра, — сказал сенатор напоследок. — Я отправил с ним своих людей, они ему помогут и вернут ваш корабль в целости и сохранности. Вы можете покинуть планету сегодня же, но… Тара, прошу. Дай нам шанс.       И он ушел, оставляя Тару наедине с раной, которая снова начала кровоточить.

***

      Дин в самом деле вернулся не позднее десяти. Тара прождала его всего полчаса после разговора с Бонтери, и поднялась с кровати, на которой лежала, уставившись в потолок, как только он вошел в покои.       — Я вернул «Сердце», мы можем… — заговорил Дин с порога, но замер, как только заметил взгляд Тары. — Что стряслось? Тебя кто-то…       — Что ты за эгоист! — вскричала Тара и кинулась к нему. Дин отшатнулся, явно побоявшись, что она ударит его, но Тара повисла у него на шее и зарыдала в голос. — Не разбудил меня, ушел, ничего не сказав, я думала, тебя похитили, а ты!..       — Я оставил тебе записку…       Это было правдой лишь отчасти — Тара думала, что Дин попал в беду, только первый час после пробуждения. Потом, сопоставив вместе все новости, которые узнала от Лакса и дроидов, она больше злилась на мужа, а теперь злилась на себя даже сильнее, но ругала только Дина. А кого ей было винить во всепоглощающей, тянущей из нее все силы горечи утраты? После разговора с сенатором она вновь переживала потерю — мамы, семьи, которую у нее отняли, себя.       Дин прижал Тару к себе, поднял над полом. Она даже не заметила, что он присел на кровать, подхватил ее под колени и укачивал на руках, как ребенка, пока она рыдала, размазывая по щекам крупные слезы. Те испарялись в сухом, нагретом солнечным утром воздухе, ресницы у Тары слиплись, и на них остались белые крошки соли.       — Тихо, все хорошо, — говорил Дин и гладил ее по волосам. Тара продолжала повторять, что он эгоистичный придурок, что она будет злиться на него до конца жизни, что никогда не простит, и что прошлое не исправишь.       Как уснула, она не заметила.              А проснувшись, поняла, что лежит под боком у Дина, и на нем нет бескара.       — Ты снял шлем, — сипло проговорила Тара куда-то ему в шею. Голос ее не слушался и ломался, от рыданий она вся опухло, горло охрипло. Глаза слипались, но это от высохших слез, должно быть.       Дин повернулся, закрывая Тару собой от закатного солнца, лучами бьющего ей прямо в лицо, и поцеловал куда-то в макушку.       — Тут безопасно, — ответил Дин. Тара почувствовала голую кожу его ладоней у себя на спине и шее, прижалась к нему сильнее.       — Я зря на тебя накричала, — сказала он. — Прости, я не хотела. Не знаю, что на меня нашло, я…       — Тише, — прервал ее Дин. Тара во сне, видимо, обвила его ноги своими, и сейчас не могла расплестись с ним, хотя наверняка ему было жутко неудобно. Она попыталась отползти от мужа, но он притянул ее к себе силой и вылепил по своему телу. —Ты ничего не сделала дурного, и я все понимаю. Полежи, тебе стоит отдохнуть.       — Я проспала весь день, — заметила Тара, но сопротивляться не стала. Сил не было, в самом деле.       — Мы никуда не торопимся. Тут безопасно, я проверил.       Тара хотела сказать ему о подозрениях о слежке, о том, что кто-то приготовил ее одежду и забрал старую, о том, что записку от Дина, которую он оставил Таре, кто-то тоже забрал… Но уткнулась носом в воротник туники мужа и заставила себя молчать.       Раз Дин сказал, что они в безопасности, значит, Тара может не беспокоиться некоторое время. А назавтра они решат, что будут делать дальше. С собой и жизнью.