***
Ночи на Гарки подкрашивали землю и растения в розовато-лиловый, а издалека, если смотреть на леса с обрыва, где был припаркован корабль, все казалось еще и синим. Никакого зеленого, ничего коричневого, словно эта планета была сплошь усеяна фантастически яркими цветами. Ядовитыми, надо полагать. Зачем еще флоре вырабатывать такие оттенки в своей листве. Тара сидела, прислонившись к стволу дерева, увитого лианами, и задумчиво смотрела вдаль, на стекающую по пригоркам небольшую реку: она вливалась в запруду, окруженную ярко-лиловыми цветами, и вода светилась изнутри чем-то флуоресцентным. Дин вернулся от водоема, куда ушел пятнадцать минут назад, с влажными волосами, прилипающими ко лбу, и в одной тунике. Броню нес в мешке у себя за плечом; она тяжело зазвенела, ударившись о землю рядом с Тарой. — Полегчало? — улыбнулась девушка. Мандалорец тряхнул головой, капли воды с его волос попали Таре на щеки и руки, она довольно зажмурилась. Как там говорил Дин? Джате, шерешой. — Подобные мероприятия — слишком шумное дело, — заключил Дин и сел напротив Тары, упираясь в точно такой же ствол высокого дерева со стекающими вниз витыми лианами. — А как проходят вечеринки мандалорцев? — спросила девушка. Дин, смутившись, повел плечом. — У мандалорцев не бывает вечеринок. — Хорошо, а что бывает? Гай бал мэндо, как он проходит? Мандалорец окинул Тару внимательным взглядом, будто не понимал, она спрашивает об этом всерьез или шутит. — На открытой местности, где много воздуха и света. Собирается все племя, в центре поля разжигают большой костер. Хорошо, если будет драка. — Драка? — переспросила Тара, прищурившись. Дин кивнул. — Какая приличная церемония проходит без драки? — Ах… Девушка тихо рассмеялась, прикрыла рот рукой, но улыбка не ускользнула от взгляда Дина, и тот покраснел. Тара заметила это, тут же затихла. — Ты хотел поговорить. — Хотел. Он выдохнул свое «хотел», словно оно было его личным словом, словно оно значило больше, чем простое желание. Девушка облизала губы — вдруг во рту пересохло, — и серьезно кивнула. — Хорошо, давай… — Что тебя так тревожит? — Дин повторил вопрос, который Тара уже слышала от него в университете, в темноте коридора, и теперь не понимала, ждет ли он нового ответа и насколько глубокий смысл вкладывает в свой вопрос. Тара втянула носом сладковатый воздух — это аромат цветов так заполняет все вокруг?.. — Ты, — просто ответила девушка. Она знала, что Дин не поймет, но тот вспыхнул сразу, потянулся к ней всем телом. — Ты не хочешь теперь… — О, нет-нет, прости, не в том дело! — тут же кинулась в оправдания Тара. Оттолкнула себя от дерева, нашла руку мандалорца и сжала ее в своей. Свежий шрам на ладони она чувствовала каждой клеточкой кожи. — С тех пор, как Грогу забрали, мы с тобой… Тара прикусила губу, зажмурилась. Создатель, вспоминать малыша каждый раз так сложно, словно время не отдаляет их от первичной боли, а только усиливает тоску. — С тех пор, как его забрали, мы с тобой стали немного… Я цепляюсь за Гэвина, ты прав, но и ты ведешь себя так, будто твоей целью теперь стала… Дин нахмурился, и девушка не винила его в медлительности — она с трудом сама формулировала правильную мысль, хотя та зрела в ней с Татуина. — Словно ты вознамерился сделать меня своей целью. Это… это неправильно, Дин. — Ты моя семья, — запротестовал он, и был в своем убеждении прав, конечно. Но Тара покачала головой, стиснула его руку крепче. — Ты сказал, что отказался от Пути, по которому вели тебя Дети Дозора, но я вижу, как его отсутствие тяготит тебя, и ты заполняешь пустоту в себе… мной. Скажи, что я не права? Разве ты не рисковал собой в смертельно опасных гонках ради корабля — для меня, разве не отказываешься искать мандалорцев своего племени из-за меня? Дин рассердился — Тара ожидала этого и потому, вероятно, не говорила о своих сомнениях раньше. Мандалорец выдернул руку из ее ладони, опустился обратно спиной к стволу дерева. Резко выдохнул. — У нас есть поговорка, — процедил он устало, — она имеет отношение к резол’наре. Алиит кандоши’я ан. — Семья важнее всего, — перевела без запинки Тара, и Дин вскинул к ней почти удивленный взгляд. — Знаю. И разделяю это убеждение. И все остальные из шести деяний. Понимаю и принимаю их, у меня было время осознать, что я хочу стать мандалоркой не только ради того, чтобы стать твоей женой. Но, послушай… Она переместилась ближе к Дину, села на колени перед ним и склонилась так, что ее волосы теперь касались его туники, от его дыхания слабо шевелилась челка у нее на лбу, а лицо мандалорца почти размывалось от того, что было так близко. Тара снова облизала губы и невольно опустила глаза к губам Дина. — Я не хочу, чтобы ты делал меня смыслом жизни. Дин глубоко, рвано вздохнул, глаза забегали по лицу девушки. — Ты всю жизнь следовал Пути, а потом отказался от него, и ты растерян, даже если не признаешься — я вижу, чувствую это, — быстро заговорила Тара. — Я думала, что лучшее, что я могу для тебя сделать, это не давить, дать тебе время понять себя, ждать и… А потом ты стал рисковать понапрасну, будто сам нарывался, и я не хочу, чтобы ты был несчастен из-за того, что выбрал меня, словно этот выбор заставил тебя отказаться от принципов, которых держали тебя прежде. — Я сделал это по своей воле, — тщательно сдерживаемая злость заклокотала в горле Дина, и Тара быстро кивнула — да, понимаю, это так, все верно. — За кого ты меня принимаешь? За юнца, который не может отвечать за свои поступки? — Нет, конечно же, нет! Я говорю о другом… Мандалорец попытался отодвинуться — обиделся, она задела его, и сама понимала, что это его заденет. Но стоило все прояснить. — Помнишь, когда в прошлом году ты согласился на работу от Ранзара Малка, хотя знал, что дело опасное? — попыталась Тара снова. — Я тогда плохо понимала, почему ты вдруг ведешь себя так необдуманно, ты будто хотел выпустить пар, потому что злился на меня за что-то. — Не злился, — возразил Дин. Он все еще прятал от нее взгляд, смотрел куда-то вдаль, на ту же реку, должно быть. Потом вздохнул, вернул себя в воспоминание прошлого года. — Не на тебя. Ты рассказала о гимере и пытках, это меня разозлило. О. Тара понятия не имела, и теперь правда окатила ее нежданным теплом. Девушка невольно улыбнулась, губы задрожали, она спрятала улыбку за нервным прикусом и ущипнула себя, чтобы очнуться от наваждения. — Т-ты, согласился на предложение Малка из-за меня? — Нет, я такого не говорил, — выдохнул мандалорец и тут же покраснел, — ты все слова мои будешь переворачивать с ног на голову? — Ох, нет же! Хорошо, пусть не из-за меня, но ты ведь вел себя тогда необдуманно из-за лишних эмоций, помнишь? Тара склонилась еще ближе к Дину, попыталась поймать его взгляд. Невольно выдохнула ему прямо в рот, его щетина уколола ее губы. — Сейчас ты ведешь себя очень похоже, — прошептала девушка. — Действуешь необдуманно, рискуешь собой, хотя ты пообещал мне… Пусть это прозвучит слишком претенциозно: Дин, ты готов весь мир к моим ногам положить, а я этого не хочу. В глазах остальных она могла оказаться дурой. В глазах Дина она все еще была неуверенной девицей, которая отказывалась принять бескар и стать частью его души, руни. — Люби я тебя чуть меньше, я была бы счастлива, кьяр’ика, — добавила Тара. — Мандалорец решил посвятить свою жизнь женщине — кто откажется от такого? — она горько усмехнулась, покачала головой. — Но это неправильно. Я не хочу, чтобы ты делал меня своим Путем. Я должна быть частью его, а не воплощать его целиком. Дин теперь смотрел прямо на нее, в нее, и, должно быть, наконец-то видел свой ответ в глубине ее блестящих глаз или в глубине самой души. Он поднял руку, медленно коснулся ее лица пальцами — Тара на мгновение прикрыла глаза, окунаясь в тепло его тела. — Мои убеждения не приведут нас к спокойной жизни, — хрипло сказал Дин. Девушка улыбнулась, все еще не открывая глаз. — Знаю. Таков Путь, не правда ли? Он коротко закашлялся, и Таре пришлось отодвинуться, взглянуть на него, чтобы понять, что мандалорец сипло смеется. — Ты не можешь говорить это с такой легкостью. — Ничто не дается мне с легкостью, — процитировала девушка его же с самым серьезным видом. Он успокоился, посмотрел на нее опять и улыбнулся — тепло, открыто, как не улыбался уже некоторое время. — ‘лек, — отозвался Дин. — Будем считать, я тебя понял. На то, чтобы принять это, мне потребуется чуть больше времени. А сейчас, будь добра, отодвинься. Ты… слишком близко. Тара послушно отсела, испытывая некоторое недоумение, и наблюдала, как он поднимается с места и собирается уйти, оставить ее сидеть под этими деревьями, в свете этих ярко-лиловых цветов в одиночестве. — Дин?.. — Тара, — остановил он девушку и сам замер. — Я тебя понял и не хочу давить. Я разберусь с Бо-Катан и другими проблемами, а потом приду к тебе за ответом, хорошо? — За каким ответом? — совсем запуталась Тара и вскочила, пошатываясь, на ноги. — Дин! Остановись, о чем ты? Он кинул ей внимательный, долгий взгляд, в котором девушка отчего-то высмотрела горечь, и ее прошибло осознанием сразу и целиком, будто кто-то окатил ее ледяной водой. Тара бросилась следом за мандалорцем и схватила его за руку. — Постой, подожди. Я… я готова, я хочу… — девушка подавилась теплым воздухом с приторным ароматом местных цветов, зажмурилась на мгновение, выдохнула. Подняла к Дину чуть испуганный взгляд. — Я выучила мандалорскую клятву в ту же ночь, как ты ее произнес. Дин вспыхнул — тоже весь целиком, с головы до ног, — и вдруг сжал ее руку в своей, а потом нашел вторую и прижал обе к себе, заставляя Тару ступить к нему ближе, вырывая из ее груди заполошный выдох. — Почему не сказала? — зашептал он. Девушка засмотрелась на его сухие губы и потому ответила не сразу, с запозданием. — Мне же нужно пройти церемонию… Я думала, это важнее. — Да, важнее, — согласился Дин. Его дыхание опалило щеки Тары. — Но рядом нет кузнеца, мы с тобой одни. Я думал об этом. Мандалорцы считают, что муж и жена — это часть одного целого, и в этом случае ты будешь мандалоркой даже без церемонии. — Точно?.. — Я только хотел быть уверенным, что ты понимаешь и принимаешь свой Путь полностью. Теперь я уверен. Дин почти незаметно кивнул, притянул Тару к себе и обнял, обвил руками за плечи, прижался губами к ее виску. Ох, Создатель… Она должна была сказать еще кое-что, до того, как ее окончательно поведет на ватных ногах. — Тогда у меня есть… у меня есть для тебя… Тара кое-как выпуталась из объятий мандалорца, чувствуя себя настоящей предательницей собственных желаний, и с трудом нашла дрожащими пальцами отрез ткани, который носила с собой в поясной сумке уже долгое время. — Вот, — произнесла девушка заплетающимся языком. — Ты только не смейся, ладно? Я сделала ее сама, потому что не нашла красной ткани. Она держала в руке красную ленту, тонкий длинный обрезок, тщательно вымоченный в окрашенной воде, высушенный и снова вымоченный. Она проделывала это с бедным куском чистой накидки до тех пор, пока лента не стала достаточно красной, и теперь протягивала ее удивленному, почти смущенному Дину. — Я срезала ее с новой накидки, которую выкупила у торговца на Татуине, — объяснила Тара все еще молчаливому мандалорцу. — Надеюсь, она достаточно красная? Похожа на ге’тал? Дин молчал, и Тара решила, что все напутала и сделала все не так, а ведь она так гордилась своей работой. Но подняла глаза к мандалорцу, а он — он смотрел на девушку и улыбался. — У меня тоже кое-что есть, — ответил, наконец, Дин. И вытянул из-за пояса темно-красную ленту. Она была чуть короче, чем та, что Тара держала в руках, и чуть шире, и больше напоминала ленту для волос. — Ты... — Тара захлебнулась всеми словами сразу, потянулась за лентой, словно она уже привязала ее к мандалорцу, и Дин перехватил ее ладонь с зажатой в ней самодельной ге’тал. — Тебе ведь не нужно повторять слова своей клятвы? — спросила девушка, тихо, едва слышно. Дин медленно помотал головой, не сводя с Тары взгляда. Она знала, так и знала, что произнесенная единожды, клятва мандалорца становится истинной, как любое его обещание. — Тогда, позволь мне… Им пришлось сесть — Тару почти не держали ноги, и Дин усадил ее под дерево, на краю обрыва, с которого можно было наблюдать, как местная река, подсвечиваемая флуоресцентными неизвестными красками, стекает мелким водопадом в запруду, и вода струится там в окружении ярко-лиловых цветов. — Поверить не могу, что это так легко сделать, — нервно усмехнулась девушка и чуть не закашлялась, когда Дин протянул руку и заправил выбившуюся прядку волос ей за ухо. — Готова? — спросил он, словно сам был готов к этому уже давно. Впрочем, он и был. Тара посмотрела на мандалорца, увидела абсолютное, безграничное доверие к ней в его взгляде, и на миг подумала… она подумала, какая же она дура и как она могла не увидеть всего раньше, и как могла не понять, что Дин никогда в них не сомневался, даже если терял свой Путь. — Готова, — выдохнула девушка. Зажмурилась — всего на мгновение! — и протянула Дину руки, которые он тут же взял в свои, горячие. — Ми солус томе, — заговорил Дин первым. Тара улыбнулась. — Ми солус томе, — повторила она. Мы едины, когда мы вместе. — Ми солус дар’томе. Мы едины — когда мы порознь. — Ми ме’динуи ан. Мы разделим друг с другом всё. — Ми ба’джури верде. Мы взрастим воинов.***
Дин взял руку Тары и завязал у нее на запястье ге’тал. Протянул Таре свою руку, чтобы она проделала то же самое со своей самодельной ге’тал. Потом перехватил ее ладонь и обмотал концы обеих лент на их запястьях. Девушка прикоснулась к обрезкам — ничего особенного, просто ткань с накидки и тесьма, — и вдруг всхлипнула. — П-прости, я не знаю, почему плачу, — попыталась оправдаться она, но Дин сжал ее пальцы, заставив посмотреть на себя. — Знаешь. Все в порядке, сейчас хороший повод поплакать. Губы Тары задрожали, она упала Дину на грудь и дала волю эмоциям, и он придерживал ее одной рукой и гладил по голове и вздрагивающим плечам, чувствуя, как все его тело окутывает тепло. — А долго… — будто вспомнила девушка, — долго надо вот так ходить, связанными? Дин попытался воспротивиться огромной волне нежности, что топила внутри него все остальные ощущения, — и проиграл почти сразу же. — До самой ночи, — ответил он. Девушка нахмурилась. Его жена, застучало у мандалорца прямо в голове. Его жена. — Но сейчас уже ночь, — недоуменно произнесла Тара. Ох, Бездна… — До той самой ночи, — попытался объяснить Дин, тут же ощущая жар во всем теле. Проклятье. Тара охнула. О, неслышно отозвались ее губы, и сама она покраснела. Дин просил ее не сидеть к нему так близко, но теперь… Он потянулся к девушке, пропустил пальцы сквозь ее волосы на затылке, несильно сжал, чувствуя, какая хрупкая у нее шея под мягкой кожей. Тара подалась ему навстречу и первой прижалась к его губам. Ге’тал пришлось развязать.