На меня не действует "Тишина"

Родился в семье не-магов — терпи. Родился вне чего-либо, вообще напоминающего семью — терпи вдвойне. Терпи насмешки, терпи бедность, терпи камни, что летят в твою голову, терпи, что твоего опекуна в глаза обзывают по-всякому, терпи, когда входишь в силу, терпи странные сны, терпи, пока не попадёшь в Круг, и там тоже — терпи, потому что генетически совершенные отпрыски альтусов, которые наверное заучивают имена своих предков в качестве колыбельной, будут норовить поставить тебе подножку просто потому, что это смешно. Бастард, вымесок, вышвырнутый какой-то богатенькой дурой в канаву. Скучающая аристократка забавлялась с красивым рабом-эльфом и понесла, вот какой забавный казус. Наверное, всё было так: она терпела девять месяцев, чтобы избавиться от досадного недоразумения, а ты теперь терпи всю жизнь — и жди, пока станешь достаточно хорош, чтобы вновь забраться туда, откуда тебя так безжалостно вышвырнули. Данариус плохо умел терпеть, но пришлось научиться — и понять, что это вполне окупающаяся добродетель. В детстве Данариуса не было ничего примечательного, кроме пинков и тычков ото всех подряд. Всё началось с того, что один сопорати, бондарь и торговец соленьями, купил на рынке немого раба-эльфа по дешёвке, а через несколько месяцев обнаружил у себя на пороге корзинку с ребёнком-вымеском. На самом деле чудо; чаще всего таких детей топили, но видимо у кого-то дрогнули руки, сердце или не хватило червонца. Даже такие маленькие убийства стоят денег. Так раб — предположительно, отец ребенка — стал ещё и хромым, но мальчишку оставили — еды он требовал не очень много, раб успевал за ним присматривать, а как только недоразумение встало на ноги, то уже по мере сил могло трудиться. Хотя бы собирать овощи и яблоки для засолки. Таким образом, в детстве Данариуса присутствовали в основном эти самые яблоки, а ещё бочки, мокрые бочки, недоклёпанные бочки, запах кислой капусты, кислых яблок, кислых овощей и иногда — лошадиного навоза и мусора, потому что конюшни располагались прямо напротив, а эльфинаж — через дорогу, налево. Нищета, грязь… тревожные глаза немого раба, который слишком уставал, чтобы хоть как-то общаться, и крепкие кулаки бондаря, которому дармоед в доме был ни к чему, но два раба тоже. Данариуса он решил усыновить — жена его померла за год до это родами — и сделать наследником. Человеческие дети кидали в полукровку чем попало — он не был эльфом, и чисто по внешности мог сойти за лаэтана, но что-то не вязалось. Уши, например. Или рассчитанная злобность существа, которое понимает, что везде лишнее. Эльфийские дети тоже смотрели косо, но хоть ничем не швырялись. Данариус терпел и прятался от камней, но однажды начал останавливать их в воздухе и отправлять в обидчиков. Он не промахивался. Обычно дети плачут и сопротивляются, когда их забирают в Круг, но Данариус (которого тогда, конечно же, звали иначе) — молчал снаружи и ликовал внутри. Опекун — сопорати, «спящий», никогда не смог бы выбраться за пределы своих… бочек. Лишённым магии свободным людям имелось лишь две дороги — в церковники да в военные, и обе карьеры Данариусу не нравились. Причём не нравились до того, что при попытке отдать его в армейские служки — отличная же возможность! — Данариус воспылал гневом в прямом смысле. Пришлось тушить коновязь и обливать водой стену сарая, и второго «казуса магикорума» хватило. Удивительная наглость для полукровки, и всё же — он был свободным полукровкой… с талантом к магии в довесок. Оттуда — от полусгоревшего сарая, перепуганного немого раба и раздражённого бондаря, от специалистов по магическим способностям, проверке и выдаче звания лаэтана — его настоящая история и началась. Данариус отринул всё, что дали ему приёмный и настоящий отцы — ведь этого было так мало, потому и дорожить не стоило. Даже в том возрасте он знал, что сможет взять больше, но для того следовало сжечь мосты и услышать проклятия. Пусть так. Круг стал спасением. Если не домом, то чем-то близким. О Круге не стыдно было думать, в отличие от бочек. Данариус так и не смог прояснить обстоятельства появления корзинки на бондарском пороге; раб молчал даже не потому, что кто-то лишил его языка, но потому, что за болтливость наверняка могли лишить и остального. Жалеть было не о ком и скучать не по кому. В Круге Данариус разделял своё время между обучением у учителей, самостоятельными штудиями в библиотеке, физическими тренировками и попытками — безуспешными — завоевать расположение других студентов, особенно альтусов. Был ли оставшийся позади немой эльф его настоящим отцом, дядей, братом или кем ещё — Данариус не интересовался. Что толку смотреть на грязную половину, если хочешь уйти на чистую, а не торчать посередине? Но альтусам, конечно, подобная наглость была попросту смешна. После первого года обучения Данариус понял, что связи заводятся иначе, а ещё открыл у себя способности, не одобряемые Церковью, что сразу дало шанс — путь пока призрачный — на то, чтобы не тратить время на лизание задниц и интриги, которые вспыльчивому мальчику не очень давались, — а когда-нибудь просто передавить некоторую часть конкурентов силой. Ну или шантажом. Подсматривать и подслушивать он научился ещё на улице, хотя тогда речь шла скорее о том, чтобы не получить затрещин или гравия между лопаток. Магия крови пришла к нему также просто и естественно, как сны о Тени или способность поднимать предметы в воздух, и эта магия была реально ощутимой, весомой, опасной силой, за которую в других частях Тедаса казнили — а в Тевинтере… нужно было поссориться решительно со всеми, чтобы мага крови публично усмирили. Ссориться Данариус умел, но не планировал. Равно как и дружить с кем попало — потому друзей у него почти не заводилось, а вот врагов теперь появлялось в достатке, потому что сила давала самоуверенность, а самоуверенность для лаэтана — либо выигрышный билет, либо смертельная метка. Эльфийские уши юного Данариуса и тут не давали никому покоя. На третий год ему понравилась одна девушка — из неблагородных, беспородных трудолюбивых дворняг, как и он сам, и какое-то время они даже вместе читали книги и прогуливались в саду, занимались травами… конечно, студенты не теряли времени, и как и любые студенты, нарушали правила, как и где могли, в том числе и те, что касались зова плоти. Какое-то время девушка даже отвечала взаимностью на ухаживания — те торопливые и неловкие, какие вообще получались у студентов-магов, за которыми следили сами стены — и в конечном счёте дала себя поцеловать. Ночью, в библиотеке, и пару минут всё шло неплохо. А потом девушка нащупала проклятые острые уши, которые Данариус научился прятать под волосами и повязкой… …Она смеялась, прикрыв рот ладошкой. Почти по-девчоночьи, словно и правда перед ней было нечто удивительно забавное, и довольно громко… Данариус какое-то время смотрел на неё, а она смеялась сильнее, и кажется, кто-то пришёл на звук смеха и видел всю сцену, а может, подсматривал заранее. Кто-то, у кого начали с того вечера гнить зубы. Данариус тогда ушёл в своё крыло, общую спальню, и лёг с таким видом, словно ничего не произошло. На следующий день он вернул девушке мелочи, которые хранил — записки, тетради, маленькие подарки. Ему казалось, что мир снова запах кислятиной и мочёным деревом, этот запах просачивался в сны, наполнял всю башню… А ещё был другой. Запах, который Данариус не мог помнить, потому что дети не помнят, как и где рождаются, но он почему-то помнил — или так хорошо придумал себе — запах пудры, дорогих ароматических свечей, запах роскоши и магии, меди и крови, который составлял его мать — ту, о которой никто не расскажет даже шёпотом. Да и зачем о ней знать? Его происхождение уже утверждено и записано, а маги могут — имеют право — творить себя сами в этом безумном мире. Данариус рос — физически и не только. Данариус учился на собственных ошибках, и со временем перестал носить повязку. Острые уши? Насмешник, который запустил в него морозными чарами с криком про эльфа, сделал это в очень неудобной близости от Стража. Как-то так само получилось, и пришлось придурку посидеть в карцере. Больше никто не хотел дразнить Данариуса, и Данариус старался никого не раздражать намеренно, если к нему не лезли. Так проходили годы — Данариус креп, учился терпению, впитывал знания и постепенно менял прямолинейность на хитрость, хоть и чувствовал, что ему во всём недостаёт уже не выдержки, а лоска. Пару раз он чуть не попадался на опытах с кровью — всегда умело подставляя других или просто выходя сухим из воды. Жестоких наказаний не было, но по неведомой ему самому причине Данариус не хотел слишком выделяться и вызывать зависть… пока что. Ещё будет время. Стоит дать всем недооценить себя — чтобы в последний момент посмеяться в тишине.