На меня не действует "Тишина"

Если вы используете магию крови так же часто, как дышите, в какой-то момент вы начнёте задыхаться. Или от собственной силы, или от того, что завистникам очень захочется вас придушить. Лаэтан Данариус не для того стал магистром, чтобы проигрывать, потому научился бить под дых раньше, чем сама мысль об атаке в его сторону успеет оформиться. А ещё он ни с кем не ссорится прямо, но все его враги почему-то умирают или попадают в отвратительные скандалы. Особенно те, кто жаждали подмочить ему репутацию — ведь «зацепок» для этого хватало. Например, форма ушей Данариуса — острая, что могло быть дать повод для тысяч насмешек, но когда-то, в самом начале, Данариус сумел не просто выдернуть слишком болтливые языки, но и скормить их бывшим владельцам. Больше шуток о родословной нет. Архонты оставляют за собой право назначать новых магистров по собственному усмотрению в любое время, и пусть на практике магистрами становятся знатные и родовитые люди, иногда эта система даёт сбой. Побеждает сильный. Со времён древних эльфов это именно так; побеждает тот, кто умеет пойти и взять свою власть. Побеждает смелый, побеждает дерзкий, побеждает тот, чьи глаза злы и сердце не ведает такой скучной вещи, как жалость — к себе и другим. О, Данариус умеет. Когда он появляется в Магистериуме, на него оглядываются. Не потому что любят, но потому что не смотреть не могут. Однако большую часть мыслей он держит при себе и озвучивает крайне редко, в основном лишь при учениках — после особенно сложных ритуалов или при разборе чьих-то ошибок. — Вопреки расхожему мнению, врождённые способности к магии ещё не делают мага чем-то выдающимся, — говорит он как-то раз в присутствии Адрианы, и та очень хорошо понимает его слова. — Поглядеть хотя бы на эльфов. Их тела обладают некоторыми интересными качествами, а кровь весьма насыщенна магией, но они — лишь раса рабов, не способная вернуть себе не то, что свободу, но саму мысль о ней. — И что же вы считаете основополагающим? — Умение выходить за рамки, моя дорогая. Иным можно пустить лириум по венам, но магами им не стать, потому что они лишь «делают магию» так, как принято, как их научили в Круге, в семье, в книге... Пф. — Разве лириум можно пустить… — Конечно же нельзя! — раздражённо фыркает Данариус, но потом его лицо становится почти мечтательным. — Если ты не храмовник, конечно. Хм, почему я никогда не задумывался о… Он обрывает себя — и как бы Адриана ни пыталась завершить мысль, она — не Данариус, и кусочки разлетаются, а магистр не спешит облегчать её обучение или делиться секретами своих озарений. Данариуса не любят, но не восхищаться — не могут, и Адриана понимает, почему. Его опыты всегда необычны, и накануне каждого из них он становится… сложным. Как сейчас, после этого маленького разговора и того эпизода, когда ему не хватило магии для демонстрации своих возможностей на празднестве, и пришлось пополнить её максимально грубым способом. В его улыбке снова скользит что-то самодовольное, шутки — остры и полны соли, что попадает точно на чужие язвы, а разговоры уводят в сторону от любых попыток прознать о «научных планах». Всем в Магистериуме понятно — Данариус снова задумал что-то несусветно увлекательное, но нага с два поделится, пока не добьётся результата (а после — особенно). Настойчивые и любопытные могут попробовать вытянуть из него пару крупиц информации — иногда Данариус намеренно допускает «утечки», чтобы подогреть к себе интерес. Никто не рискует по-настоящему спрашивать только об одном: о прошлом.