Метро 2035: Восстание

Мерный шум двигателя отдавался в голове. Несмотря на японские технологии, трясло азиатское чудо техники нещадно. Оно и неудивительно — ведь настоящих дорог здесь и нет. Точнее не было. Лет так двадцать пять..... Мы ехали куда-то вперёд, на Восток. Уходили быстро, без оглядки, потому что нечего уже было хранить, некуда было возвращаться. Все те, кто когда-то был нашими друзьями, близкими, роднёй — все оказались предателями, суками, шкурными мразями. А ведь когда-то я верил в них. Считал своей семьёй. Почти как Робинзон Крузо, из знаменитой книжки, своего друга Пятницу. Даже больше, наверное. Оставил ради них Орден, утащил с собой Аню, поссорился с Мельником. Ради этого сброда я ходил по радиоактивной земле, рискуя каждый день поймать смертельную дозу. Ради них я подорвал Улей Чёрных, которые вырезали бы всех до единого на этой жалкой станции. И в этом гребанном метро.... При этих словах я снова вспоминаю лоснящуюся, подтянутую и здоровую морду Бессолова. Правильно, ведь этот хмырь, вместе с горсткой выживших чиновников, назвавших себя "Невидимыми Наблюдателями" сидит в Бункере под Таганкой. Там чисто, хорошо кормят, медицина на высоте. Как же оперативно, суки, меня подлатали. Кровушку слили, свежую залили. От смерти, мля, спасли. И замочили Летягу, совратили Гомера и Лёху, едва не убили ВДНХ, чтобы заставить меня уйти из Метро... И теперь я и единственный человек, оставшийся мне верен до конца, едем хрен пойми куда без целей, с минимумом запасов, и не знаем, доживём ли до завтрашнего утра. — Артём! Тёма! Ты спишь, что-ли? Ласковый, но жёсткий голос Ани выдернул меня из небытия. Она ведь пошла за мной. До конца. Поверила, отказалась от Ордена, от отца, от высокого положения в Метро.... Все только для меня, сволочи этакой. Эх, совесть, где ты была раньше.... — Да, Ань? — спросил я тихо, стараясь не поднимать на неё глаз. Мне казалось, что за эту слабость она изобьет меня до полусмерти. И, будет права наверно.... — Впереди город вижу. Кажется, Королёв. Во всяком случае, раньше был. Эта дорога, она же вроде все крупные города соединяет. По крайней мере, раньше. Как насчёт привала, а, Тём? Уже вечерело. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, ночь официально вступала в свои права. Из-за облаков вышла Луна. Красивая, как маленькое Солнце. Как там говорил Летяга, надо искать везде оптимизм? Ну, во всяком случае, теперь мне никто не помешает любоваться на неё. Одно маленькое преимущество - видеть то, что никогда не увидеть жителям Метро. Жаль, звезд ещё нет. Было бы абсолютное напоминание о той, утраченной навсегда жизни. — Да, давай, — согласился я, легко потягиваясь. Костюмов уже не было ни на мне, ни на Ане — радиационный фон был стабилен как только мы вышли за пределы Москвы. Вот ведь поганцы, держат людей в подземелье, время от времени выпуская на "свежий воздух". Не передать словами, как мне было хорошо в тот миг, когда резиновая маска противогаза, ставшая уже практически родной, с тихим шипением отошла от моего лица. По вспотевшей коже немного неприятно холодило, но это были мелочи, пустяки. Здесь был воздух. Здесь была жизнь. Паленая и неизвестно как выжившая и мутировавшая, но жизнь. И здесь вполне можно было бы жить, растить детей и так далее. А как Аня была счастлива.... Конечно, вскачь она не пустилась, закалка спартанская не позволяла, но та блаженная улыбка, с которой она вдыхала этот воздух, полуприкрыв глаза, отпечатался у меня в памяти надолго. А потом мы обнялись и стояли рядом, долго, не отпуская друг друга ни на шаг, ни на метр. Глядя в её счастливые глаза, я не мог оторваться. Как же приятно, что твои взгляды и устремления кто-то разделяет и идёт за тобой, что бы не случилось.Затем мои руки легонько начали поглаживать её темные короткие волосы, касаться правильного личика, скул, висков, наши губы сплетались воедино. Наверное, впервые за очень короткое время я получал искреннее наслаждение от близости с Аней. Уверен, что многие назвали бы меня сейчас таким мягкотелым, тихим романтиком, не достойным зваться спартанцем, что как был я сопляком, в тихую сбежавшего на Ботанический, так им и остался. Так вот: заткнитесь. Ибо хрен вы можете почувствовать то, что чувствую сейчас я: особенно после всего того пиздеца, приключившегося со мной и многими другими. Морду бы набил, честное слово, но увы, вы только в моем воображении существуете. Ну а кому в этих пустошах кроме меня нужна моя история? Мы сидим у импровизированного костра, разведённого относительно недалеко от места нашей остановки. Спать решили на открытом воздухе, по очереди — оставаться как на ладони в незнакомой местности не хотелось, про город и говорить нечего, но и в машине сидеть было бы опасно — "японка" лёгкая, какой нибудь птеродактиль с лёгкостью её унесёт. Разумеется, рядом оружие, но сейчас даже такие ставшие привычными посиделки становятся чем-то новым. Всё-таки метро накладывало свой отпечаток на всё — восприятие, ощущение. Кажется, в одной из книжек, прочитанных мной в юности на станции, был роман, какого-то неизвестного писателя. Так вот, там как раз был эпизод с отдыхом у костра одного из героев. Помню, иной раз представлял себя на его месте. Ну вот, нафантазировался. Поговорить с Аней особо не получилось — устали мы оба. Больно насыщен был день всякими приключениями. Потому, сейчас она тихо посапывает, а я, как верный муж и страж её покоя, сижу рядом и пытаюсь обдумать положение, в которое поставила нас судьба. Та вспышка ярости, придавшая сил на ВДНХ, отступила и теперь начинал просыпаться рассудок. "Что же, блин, делать то теперь? Дома считай нет, друзей нет, ничего в этом мире нет. Аня разве что есть.... Но каково ей самой? Ещё три дня назад она была первой красавицей Метро, дочерью одного из самых влиятельных людей подземки, лучший снайпер Ордена. Ещё и квартира в Полисе, не чета моей палатке на ВДНХ. И отца своего, причём родного, да к тому же инвалида, бросила. Все мне, идиоту. Эх, Анечка, ну почему я такой эгоист?!" Костер мерно потрескивал, переваривая очередную порцию хвороста, который мы нашли ещё в Москве. Добрые люди не поскупились, принесли нам немного. Как минимум на одну ночку ещё хватит, наверное. Ну а там — смекалка и сила русского человека. "Ну и что сейчас? Детей я рожать надумал. А где гарантия, что они вообще выживут? Или что дефектными не станут? Или что они вообще зачаться смогут? Ибо с моими то вылазками туда, на башню, я вообще удивлён как вообще дышу. Спасибо, Алексею, мля, Феликсовичу, пособил, курва..." Вообще такое самобичевание для меня не очень частое явление. Ну, ничего удивительного, при моей то упрямости и вере в себя. Ну а теперь вот, когда цель достигнута, я сижу и думаю, что же делать. Писец, короче. Самое интересное, что я не слишком то рад наличию других выживших. Нет, конечно, приятно знать, что ты не один и всё такое, а уж играть в тот "спектакль" который организуют Наблюдатели, конечно, ещё меньше хочется, но что нас ждало бы там? Приняли бы нас там? Намного ли там чище чем в Москве? Есть ли там... Люди? Именно люди, а не какие-нибудь каннибалы или мутанты. Как я не старался отбросить эту мысль, но я искренне жалею жителей Метро, которые подчиняются этим товарищам. Потому что сам видел их, понимаю, чувствую, что они не такое быдло. Как там говорил отчим: "Не вини людей, они не виноваты"? Прости, товарищ Сухой. Жалеть могу, простить — нет. Хотя, что им с моего прощения?" Я огляделся. Тихая ночь, чёрная, но по летнему тёплая. Луна все также мерно светила над головой. Никакой живности вокруг не наблюдалось, даже как-то непривычно, что-ли... Главное, только не накаркать... Независимо от себя, несмотря на тренировки, я задремал.... ....И оказался в сияющей белизной комнате. Казалось, что свет исходит от каждой каменистой панели, холодно, но в то же время нежно, если можно так сказать о свете, окутывал тело. Я помотал головой, заморгал глазами, но стряхнуть наваждение не мог. Ущипнул себя — не помогло. Зуд лёгкой боли прошёл по всему телу, как укол на прививке. Попытался отхлестать себя по щекам — не вышло. Боль была, была настоящей, может, самую малость приглушенная. Нивидимого канатика, тянущего человека из сновидения, тоже не было. Собственно, освободиться из этого морока не выходило совсем. Оружия с собой у меня не было — только нож, который я носил с собой в качестве запасного оружия и для ближнего боя. Неожиданно, что-то начало изменяться. Белизна впереди меня начала сгущаться. Это.... сложно описать словами. Как будто свет становится более густым, объемным, что-ли. Не просто сиянием. А какой то массой, имеющей форму, направление и т.д. Свет сгущался, уплотнялся, темнел, приобретал иные краски, разделялся, из монолитной массы становился отдельными частями, которые постепенно детализировались. Оно превращалось... В человека? Крупная фигура, облаченная в металлические доспехи странного зеленоватого с жёлтым цвета. Карманы на груди. Огромный шлем с прибором ночного видения и линзами, защищавшими глаза от света. Крепкие перчатки, предохраняющие руки владельца от штырей, ножей и т.п. Металлические ботинки, закалённые, которые способны одинаково легко крушить рёбра подвернувшегося под руку оппонента и бесшумно ступать по ставшей чужой теперь, поверхности. Я обомлел. Мне казалось, что я вернулся на несколько лет назад. В тот памятный вечер на ВДНХ, после смены, в которой впервые узнал о Полежаевской и где морпех Андрей подобрал щенка... ... Я иду по ВДНХ, усталый после смены и старый друг отчима, пришедший сюда сквозь все Метро, ради того чтобы узнать больше о Чёрных, заговаривает со мной. А я рассматриваю его экипировку и млею от того, что не видел ничего подобного. Но всё-таки, это был он. Хантер.