***
Сэм лежал на кровати, чувствуя невероятную усталость и легкую тошноту. Он, конечно, хорохорился, убеждал всех что он в порядке, но все было абсолютно не в порядке. И дело было даже не в том, что эксперименты с клинической смертью могут иметь долгоиграющие последствия. Просто он не знал, что скажет Хиггсу, когда его увидит. Курьер перевернулся на бок, закрываясь от мерного синего света компьютера, за которым сычевали ученые. Ему хотелось сжаться в комок и плакать от бессилия. Хотелось расшвырять вещи, палить в воздух, колотить стену до сбитых костяшек. И все эти желания — отголосок иной души. Сэму становилось противно от того, что он влез в чужую жизнь, вывернул наизнанку все самые сокровенные желания, самые потаенные страхи и самые дорогие воспоминания. Как бы он отнесся к тому, чтобы тот же Хиггс имел возможность увидеть все то, чем он, Сэм Портер Бриджес является? Наверное, он был бы зол. Наверное, он бы скрутил поганца боласганом и кинул в водопад. Но хуже всего было то, что мало того, что Сэм залез во все это дерьмо по уши, так еще и сделал это для того, чтобы вернуть Монагана на Берег Амелии. Запереть его снова в одиночестве, разменяв одну жизнь на миллионы. Будет ли это честно? Вряд ли. Но он сделает это ради Лу и ради себя. Сэм чувствовал себя грязным. После смерти Люси он поклялся, что ни перед кем не склонит спины, никогда больше не пойдет на поводу у Бриджес и не будет врать. Но что в итоге? Он был лжецом, он был лицемером, он был эгоистом. Он был в лице всего USA непогрешимым героем. Легко было спихнуть на дементов всех собак. Легко было говорить о безвременной кончине двух великих женщин: Амелии и ее матери. Легко было снова плюнуть в лицо правительству и спрятаться крысой в норе, стараясь не помнить одной простой вещи: он причина всего того безумия, что случилось с миром. Интересно, как бы к нему отнеслись все эти люди, которые пели ему хвалебные оды, если бы Сэм признался во всеуслышание, что он — отправная точка Выхода Смерти? Что это его рождение привело к гибели миллиардов? Как быстро он превратился бы в чудовище? Тяжело вздохнув, Сэм потянулся к упаковке снотворного. Завтра его ждал тяжелый день.***
По комнате витал стойкий аромат меда и трав. Фреджайл, недавно вернувшаяся из дома Хартмана, разливала чай. Она даже приготовила скромный ужин из тех скудных запасов еды, что обнаружила у Сэма в закромах. Атмосфера напряжения ненадолго сменилась спокойствием с легким налетом предвкушения. А что волноваться, если смерть дышит в затылок, а все решится через пару часов? — Крионика, в том виде, в котором ее хотели видеть, так и не успела развиться, — Дэдмен потягивал чай и щурился от удовольствия. — Глубокая заморозка тела имела свои проблемы. Порой, даже с использованием комбинированных криопротекторов, погибало больше половины клеток. В таком случае, ни о каком «воскрешении» целого организма речи не шло. По большей части эта технология использовалась для сохранения отдельных органов. — Ну вот, — Сэм едва заметно подмигнул Фреджайл, — снова лекция. — Но, как вы понимаете, никакие исследования не пропадают бесследно, — Дэдмен сделал вид, что не заметил бурчания Сэма. — Мы сможем соединить процедуру клинической смерти с экстремальным охлаждением тела. Мы используем два типа криопротекторов: криоконсерванты на основе диметилацетамида и биэндоцеллюлярные криоконсерванты. В итоге, мы сможем продержать Сэма в «мертвом» состоянии почти час. — Но тут есть одно «но», — Хартман заерзал на стуле, предчувствуя остановку сердца. — Куда же без него, —Сэм возвел горе очи. — Это будет действительно последняя попытка, — Дэдмен прижал к себе отключившегося коллегу. — После реанимации тебе понадобится больше месяца реабилитации. За это время, если ты не вернешь Хиггса, тот уже будет вне досягаемости. — Класс, — Сэм горько усмехнулся и поспешил перевести тему. Они поговорили о новых исследованиях Дэдмена, о куче короткометражек, что были найдены на одной из флешек, о проказах Лу и даже о новой коллекции одежды от Косплеерши. За тихой, уютной беседой время пролетало незаметно. Сэм, конечно, хотел бы чтобы Луиза была с ним, но и травмировать ребенка он не хотел. А потому кроха проводила свое время в компании Локни и Молинген. Сестры были без ума от крестницы, причем настолько, что даже пару раз заикались на тему суррогатного материнства. И, что уж тут говорить, все невольно догадывались о том, кто же станет отцом их ребенка. Ну может кроме самого Мастера. Внезапно компьютер ожил, оповещая всех присутствующих о том, что биохимический синтез завершен. — Пора, — Дэдмен помог Хартману залезть в капсулу. После он вытащил пару пробирок из центрифуги и вставил в емкости машины. — Удачи тебе, Сэм. Мы все будем ждать тебя с победой. И да, будет слегка холодно. — Let it go, let it go, you'll never see me cry.***
Он не верил в то, что все получилось. Сэм сидел на полу, едва отдышавшись от потока воспоминаний, и с трепетом наблюдал, как золотые нити собираются в схему, сияя все ярче. С каждым вдохом становилось все холоднее, хотя температура на Брегу должна была быть постоянной, но концентрация хиралия не прекращалась увеличиваться, превращая мелкие пылинки в радугу. Сэм потянулся вперед, глубоко вдыхая, как перед прыжком в воду.«Монаган сидел за столом, читая отчеты дементов. Парни, по большей части, были сдвинутыми по фазе, но вполне себе управляемыми. Особенно их впечатляло то, как Хиггс ездил верхом на Сахмет. И все было бы как всегда, если не брать во внимание новую переменную. А именно Сэма Бриджеса. Хиггс открыл одну из фотографий, сделанную впопыхах кем-то из его шпионов, и расхохотался. Мужчина на фото был настолько комично несуразным, что вызывал даже симпатию. Торчащие уши, редкая борода, которую бы и сбрить надо, да видимо у великого курьера на это просто нет времени, жутко серьезное лицо, будто кто-то насрал ему в ботинки. Прелесть! Нет, он конечно многое знал о нем. ДУМ. Возвращенец. Волк-одиночка. Сводный брат Амелии. Тот еще ублюдок. Именно такое впечатление и оставлял этот эгоист, решивший побыть добрым самаритянином. Хотя… Он и сам когда-то примерял эту маску. Нихрена не вышло. А уж у этого труса и подавно. На пути из Центрального до крематория, Хиггс даже видел Сэма вживую. Но тогда было слишком темно, грязно, а он был на работе. Черт, надо было все-таки придумать что-то более эпичное, чем простой Выплеск, в котором, кстати, этот слоненок Дамбо выжил. Хотя, еще не вечер. Вроде бы они с малюткой ФиФи направлялись в Портовый узел…»
«Сэмми. Хиггс с ужасом заметил за собой то, что он обращается к своей личной занозе в заднице именно так, а никак иначе. Что злость постепенно смешивалась с невольным уважением к упрямству этого засранца. И не только. Хиггс искренне не понимал, зачем он напялил на себя старую форму курьера и поперся в Озерный узел, чтобы лично передать Бриджесу бомбу. Зачем он написал на ней свое имя, будто бы хотел, чтобы тот знал, что именно везет. Зачем не одел маску, будто надеясь, что уставший курьер его узнает. Зачем-зачем-зачем. Всего этого не понять. Можно лгать в своих дневниках, можно лгать самому себе, но от некоторых фактов было невозможно скрыться. Он примерялся. Он будто желал встать рядом с «героем» и посмотреть, как они смотрятся вместе. Хах… Парочка бы вышла на загляденье комичной: ушастый качок с эмоциональным спектром табуретки и двухметровый красавчик со слабостью к слезам и макияжу. Как хорошо, что они по разные стороны баррикад. Хорошо же?»
«Открыв коробку, Монаган захотел распахнуть дверь и либо выпустить мудаку очередь из автомата прямо в лицо, либо пригласить разделить трапезу. Ни то, ни другое было невозможно. Что за свинство? Пицца была в идеальном состоянии. Горячая, вкусно пахнущая, с тянущимся сыром и хамоном. И-де-аль-на-я! И хотелось бы спросить у этого ушастого пня — на кой хер ты мне таскаешь эту жратву? Тебе не надо там, ну это, спасать чертов мир?! От своей драгоценной Амелии, если что! Ему это прямым текстом озвучили, а он… Качок, что с него взять. От постоянной ходьбы все извилины выпрямились. Хиггс хотел бы наорать на Сэма, но вместо этого напечатал витиеватое сообщение с извинениями и отправил вдогонку пачку лайков.»
«В горах было довольно холодно. Хиггс проклял все на свете, за то, что с недавних пор обзавелся совершенно отбитым хобби. А именно, он, вооружившись старым фотиком, доставшимся от покойного папочки, периодически прыгал туда, где по отчетам дементов, ползал чертов Сэм Портер Бриджес и… снимал его. Если бы его кто-нибудь спросил: «Зачем?» — Хиггс ответил бы, что очень приятно будет сжечь целую кучу этой макулатуры. Или он может сказать, что прикольно будет прифотошопить морду Сэма к изображению осла и прикалывать хвост по праздникам. Или можно кидать кинжал в фотографии. В общем, как ни крути, а применений у них было огромное множество. Например, обклеить ими всю чертову стену, будто он окончательно свихнулся и помешался на одном человеке, который вдруг заполнил все информационное пространство. Будто все их стычки — не больше чем блажь. Сколько раз Хиггс мог убить Сэма? Сколько раз он мог стереть с лица земли все эти узлы? Сколько раз он ходил по краю, пытаясь не натягивать поводок Амелии, но и задержать ее будущий триумф? Сколько раз… И вот он тут. В горах. Сидит прислонившись к камню, пытаясь согреть отмерзшие в снегах ноги, и слушает как плещется в горячем источнике предмет его маниакальной страсти и ненависти.
Сэм между тем не понимал, что он не один. Наслаждаясь теплой водой, он принялся напевать себе под нос колыбельную для Лу. Его голос, сперва едва слышный, а потом все более громкий, разносился над долиной, улетая эхом к мертвым белым пикам. Неожиданно для себя, Хиггс подхватил незатейливую мелодию, позволяя двум голосам смешаться с ветром и эхом. And I, still hear your heart beat Feel the wind rise, A dawn we're bound to And I, won't wake before you go В какой-то момент Монаган настолько потерялся в мелодии, что перестал следить за тем, насколько громко он поет. В итоге, купающийся в источнике Сэм слишком отчетливо услышал чужой баритон и окликнул своего невольного слушателя. Но ответа так и не дождался, потому что Хиггс сбежал прежде, чем одрадек отсканировал местность.»
«То что Сэм идиот было видно невооруженным глазом. Хиггс скрипнул зубами и привычными движениями вскрыл застежки, а потом и вовсе стянул с многострадального курьера весь комбинезон. Комбинезон до состояния половой тряпки был выпачканный в черной жиже, крови, грязи и чем-то таком, чему и описания-то цензурного придумать было нельзя. Интересно, этот долбонавт реально думал, что одежда на нем сама аннигилируется и можно валиться на кровать в чем попало? Блеск. Ну что за придурок. А мир точно мог на него рассчитывать? Хотя, дурак, вероятно, не Сэм, а Хиггс, который с упорством барана проверял своего главного врага перед сном, заботливо стягивая с того одежду, когда об этом не позаботились шестерки Бриджес. Швырнув на пол курьерскую форму, Монаган наклонился вперед, рассматривая спящего. Тот Выглядел еще более нелепо: волосы были все в грязи и торчали в разные стороны, круги под глазами, на плечах кровоподтеки от тяжелого рюкзака. Он спал так крепко, что Хиггс наклонился ещё немного, раздумывая над тем, а что будет, если он сейчас снимет перчатку и потрогает его за щеку? А если поцелует? Брюнет был так близко, что чувствовал теплое дыхание спящего. Губы у Сэма были полными, обветренными и с парой трещин, но все равно очень притягательными. Достаточно было просто наклонится еще и… Хиггс дернулся и отпрянул назад. Его напугали собственные желания.»
"— Ну, без Тварей, без Выплеска, без всякой херни! Просто старая добрая битва с боссом! Палка против веревки… Какой же дурак. Хиггс чувствовал себя абсолютным, беспросветным, конченным придурком, которого толкало вперед только нечеловеческое упрямство и злость на Амелию. Он видел этот бой в своих снах. Он знал, чем все закончится. И все-таки так хотел победить. Хотел доказать себе, доказать Сэму что он чего-то да стоит без ДУМа, подаренного Амелией. Он хотел что-то доказать. А в итоге руки будто налились свинцом, потому что злости на Сэма не было, в отличии от того, с какой яростью тот пересчитывал кости своему противнику. Сэм был такой же куклой в руках крошки Смерти, с той лишь разницей, что Амелии на Бриджеса было не наплевать, а вот на какого-то там Хиггса Монагана…
Дернувшись вперед, Хиггс обхватил оппонента руками, в надежде на передышку или смену положений, однако, это было больше похоже на самые странные объятия в его жизни. Всю жизнь Монаган страдал от желания, чтобы его приласкали. Он жаждал прикосновений, как наркоман жаждет дозу веселящего порошка. Да, у него всегда было извращенное чувство любви, потому что все, к кому он был когда-либо привязан, делали ему больно. Иногда физически, как папа, иногда морально. И теперь Хиггс почти наслаждался этой близостью, когда кулаки врезаются в тело, окрашивая весь мир в красный. Скоро все закончится. Сэм, с большой вероятностью, спасет мир и уйдет влачить свое монотонное курьерское существование. И он с большой радостью вырвет из повести своей жизни страницу с психопатом-террористом, который пару раз заказал у него пиццу. И от этого становилось так нестерпимо больно, что хотелось совершить что-то безумное. Что-то поистине идиотское, чтобы оставить память о себе. За ухо его что ли укусить?
Но эта мысль так и остается где-то на кромке сознания, потому что тяжелый кулак Сэма отправляет его в нокаут. Шутка про гаптофобию вырывается сама собой, но Бриджес хмыкает и едва заметно улыбается, и поворачивает голову в сторону поверженного врага. У Сэма смешные уши и дурацкая щетина, у Сэма голубые глаза, почти как у самого Хиггса, и волнистые волосы, Сэм хорошо сложен и даже его немногословность больше не раздражает. Монаган точно знает, что это их последняя встреча, а потому он почти готов рассказать этому упрямцу, как сильно он его…
Сэма выдернуло из воспоминания с такой скоростью, что он не удержал равновесие и упал на пол, чуть не раскроив голову об угол кровати. Голова кружилась так сильно, что казалось, будто его сейчас вырвет. Тело отказывалось слушаться, а перед глазами плыло белесое марево. Подняв ладони, Сэм чуть не заорал от неожиданности, поскольку они были полностью покрыты хиралием. И не только они. Все помещение опутывали нити, сливаясь в одну толстую пуповину, которая тянулась в сторону двери и исчезала за ее порогом. Пошатываясь, Сэм побрел вперед, цепляясь за стену. Его голову переполняли мысли и эмоции и так хотелось просто сесть ненадолго и обмозговать все то, что он сейчас увидел, но времени не было. Добравшись до порога, Бриджес с ужасом смотрел в темную бездну, в которой исчезала хиральная пуповина. Казалось, что у этой темноты совсем нет дна. Тряхнув головой и собираясь с духом, Сэм намотал на руку золотые нити и ухнул вниз, провожая пролетающие мимо звезды, кометы и галактики.***
Когда Сэм проснулся, то первое что бросилось ему в глаза, это высокое голубое небо, обрамленное кружевом облаков. Рядом шумели листвой деревья, названия которых он не знал, но крона у них была бордово-красной, а ствол казался необъятным. Среди ветвей весело пели птицы, радуясь новому дню. Поднявшись на ноги, Сэм понял, что находится на небольшой поляне где-то в горах, потому что впереди виднелся обрыв, с которого открывался бесподобный вид на леса, поля, далекое синее море и город, что фантастическим чудовищем обхватил огромную часть побережья. Сэм никогда не видел ничего подобного. На краю обрыва сидел мужчина, чья черная одежда и поникшие плечи слишком сильно выбивались из общего пейзажа. — Ну что ты встал, как памятник самому себе? Я ждал тебя, Сэм.