***
Мне было тринадцать. Меня должен был забрать из школы водитель, которого всегда посылал мой отец, но, видимо, тот был перехвачен; и незнакомый человек забрал меня вместо него. Он объяснил, что отец опаздывал на встречу с губернатором. И я не думала, что был смысл задавать ещё вопросы. То, что отец опаздывал, было обычным явлением. И в том, что отправлял случайных водителей забрать меня, тоже не было ничего необычного. Мне понадобилось время, чтобы понять, что что-то не так. Эта улица казалась незнакомой, но когда это осознала, было уже поздно. Машина, в которой я была, остановилась на заправке. Я пыталась поговорить с водителем, и вдруг мужчина в маске открыл дверь и сел внутрь. Он оттолкнул меня, чтобы иметь больше места для себя, и приставил пистолет к моей голове. — Сиди тихо, или я сделаю из твоих внутренностей отбивную. — Он прошипел, и я сдержала свой крик. Я была в ужасе. Настолько, что сделала то, что он сказал. Молчала, но сердце бешено колотилось в груди.***
Спустя какое-то время мы остановились. Мне казалось, будто сердце сломает рёбра и выпрыгнет наружу. Мои руки были потные и липкие, колени дрожали, хоть я и сидела. — Двигайся. — Мужчина, стоявший рядом со мной, приказал идти. Я заставила себя сделать то, что он сказал. Соскользнув к двери, осторожно толкнула её. — Быстрее. — Он рыкнул, следуя за мной. Я подавила всхлипы, которые были готовы сорваться с моих губ, и сморгнула слёзы на глазах. Я двигалась быстрее. Спрыгнув с машины и посмотрев наверх, увидела маленький домик, к которому мы только что подъехали. Он был приземистый и квадратный, выкрашенный в ужасный кремовый цвет, с обвисшей красной крышей. Мои глаза метались по сторонам, пытаясь понять и вспомнить как можно больше. Водитель вышел из машины и надел маску. Это не помогло. Я уже знала, кто он. Это напугало меня сильнее. Я знала его, его лицо. Он схватил меня за плечо и грубо потащил в сторону дома.***
Меня бросили в маленькую комнату так сильно, что я ударилась головой с характерным звуком. Хлоп. Приподнялась и аккуратно коснулась места, которым ударилась, и быстро оглянулась вокруг. Комната выглядела как какая-то кладовка. Полки были почти пустые, только пара банок с бобами, пачки с пастой и коробки лапши быстрого приготовления. На полу лежала тонкая подушка и старое одеяло. — Наслаждайся нашими удобствами, избалованная соплячка, — рявкнул водитель перед тем, как закрыл дверь и запер её на замок. Когда он ушел, и я осталась одна, наконец заплакала. Так тихо, как могла. Я села на подушку и накрыла лицо одеялом, уткнувшись глазами в грубую ткань. Моя голова пульсировала от предыдущего удара.***
Проснулась от громких криков и стуков, как будто люди били кулаками по стенам. Я торопливо поднялась и прижала одеяло к груди. Внезапно дверь в комнату резко распахнулась. Человек, которого я раньше не видела, стоял напротив. Его глаза были широко раскрыты и казались дикими. Он быстро вытащил меня из комнаты. — Беги! — приказал, толкая меня к коридору. Я споткнулась. Мои ноги тряслись, и голова всё ещё болела от того удара. Я не могла бежать, у меня даже не получалось ходить. Упала на пол, и мужчина, толкающий меня, споткнулся о мою талию. — Блять, — рявкнул он, пнув меня и пытаясь встать. Я схватилась за место, где он меня ударил, и застонала от боли. Что происходило? Что случилось? Перекатилась на спину и взглянула вверх… Что это было? Мои глаза расширились от шока. Это был сон? Галлюцинации? Это были волосы. Длинные, тёмные волосы спадали сверху. Что-то… кто-то ходил по потолку?! Я ахнула. И внезапно фигура быстро двинулась, закрутилась в воздухе и приземлилась прямо рядом с человеком, волочившим меня. Это была женщина. Бледная кожа, светящиеся зелёные глаза, красные губы. Она подняла ногу и наступила мужчине на горло. Его крик превратился в тихое бульканье. Я хотела закрыть глаза, но не могла. Я не могла даже моргнуть. — Думала, что просто немного перекушу здесь, — сказала она, и красные губы изогнулись в усмешке. — Но, видимо, нашла целое змеиное гнездо. — Она вывернула ногу, и раздался громкий треск. Я вздрогнула. Затем женщина наклонилась, схватила мужчину за плечо и без труда подняла его. Это было так, будто смотришь на крушение поезда, от которого невозможно отвести взгляд. С убийственной грацией она внезапно наклонилась вперед и сжала челюсти вокруг шеи жертвы. Острые клыки вонзились ему в шею, а затем… Она… Она? Пила его кровь? Меня вырвало, желчь быстро поднялась из желудка.***
Тело мужчины бесцеремонно упало на землю. Женщина осталась чистой, безупречной. Она облизнула губы и снова обратила внимание на меня. — Хмм, — сказала она, — и что это тут у нас? Маленькая девочка заперта в крошечной комнате в захудалом доме, полном странных мужчин. Как… ужасно. Она остановилась и зашагала вперёд, пока не остановилась надо мной. — Ты была бы идеальным десертом. — Голос её был гладким, как стекло, с чужеродной ноткой. Я хотела отойти от неё, отодвинуться, но не могла. Она удерживала меня не физически, а своим взглядом, своей аурой. Она гипнотизировала. Боль в теле уменьшилась и стала тупой. — Вампир, — сказала я, посмотрев «Сумерки» и достаточно фильмов с рейтингом 16+, чтобы знать или хотя бы предположить, кем была женщина. Она изогнула бровь в усмешке. — И как ты пришла к такому выводу? — спросила она, вытягивая руки, будто представляя себя. — Из-за клыков? Хождение по потолку? То, что я пила кровь? Или… ироничная футболка? Когда она сказала это, я взглянула на принт на ее одежде и увидела «Знаете что отстой*? Вампиры.» Непрошеный смех сорвался с моих губ. Я определенно спала. Это было уже слишком. Слишком, слишком... — Прошу, отпусти меня! — наконец сказала я через минуту. — Пожалуйста. Пожалуйста, отпусти меня. Женщина склонила голову, словно обдумывая это. — А что я получу взамен? Что было бы лучше того, чтобы я от тебя отказалась? Сладкий-сладкий источник молодой крови? Я моргнула. — У моей семьи есть деньги, — быстро ответила я. Вот оно. То, что люди всегда хотят. Она пожала плечами. — У меня тоже. Я почувствовал, как моя грудь сжалась. Мне нужно было что-то придумать. Что-нибудь. — Поклонение? Я могла бы поклоняться тебе? Вампиры были довольно тщеславными. Им нравилось внимание. Они бы, вероятно, стояли перед зеркалами всё время, если бы могли видеть своё отражение. Она засмеялась. Жёстким, резким голосом. — Это то, что, возможно, сработало бы с моим братом. Но нет, мне не нужны поклонники. Удар. Сильные стуки в моей груди. Моё сердце громко стучало. И наконец я сказала: — Любовь? — Кровь от сердца, любовь от всего сердца. Как могло быть иначе? — Я могла бы любить тебя. Это было предложение, сделанное напуганным и наивным умом. И оно заставило смеяться её ещё сильнее.***
Прошло мгновение, а потом наступила тишина, такая хрупкая, разбитая мягким «Ох» от неё. — Ты серьёзно? Она обдумала это? Я быстро кивнула. Да/ Если это меня спасет. Да. Я могла любить… я могла бы любить её. Как друг. Как сестра. Это будет сложно, но не невозможно. Она наклонилась и внимательно посмотрела на меня, словно ища признаки обмана. Я выдерживала её взгляд так твердо, как могла, когда она наконец посмотрела мне в глаза. Её глаза были люминесцентными, светились. Я ещё никогда такого не видела. Они были красивыми. — Как тебя зовут? — К…Кара Дэнверс, — я нерешительно сказала. Женщина кивнула, принимая ответ. — Меня зовут Лена, — затем произнесла она. — Лена… — повторила я, словно эхо, как будто пробуя её имя. Она продолжила смотреть на меня. — Это красивое имя. Она кивнула ещё раз и отошла назад. — Хорошо, — заявила она, похоже, что-то решив. — Значит, ты заключаешь сделку, Кара Дэнверс, — сказала она, протягивая мне руку. — Я сохраню тебе жизнь… Всё, что тебе нужно, — это любить меня. Я почувствовала, как моё сердце ушло в пятки. Во что я себя втянула? Однако я не могу отступить. Если только хочу умереть. Я тихо вздохнула, заставила себя протянуть ладонь и взять её за руку. Она была бледной, холодной и твердой, как слоновая кость. — Да. — Затем, как только я это сказала, она легко подняла меня. Все, что мне нужно, — это любить тебя.***
С той ночи прошло несколько дней. Все спрашивали меня о том, что произошло: мои родители, друзья, репортёры, психиатры, которых наняли для меня родители. На всё у меня был только один ответ: — Я не знаю. — Я не знаю Я не знаю Я не знаю, что случилось. Или, по крайней мере, что случилось на самом деле. Была ли Лена настоящей? Я правда видела вампира? Всё с той ночи было таким туманным. И не помогло то, что после того, как она меня вытащила оттуда, Лена меня вырубила. Через несколько часов я проснулась в машине, в которой меня привезли в тот маленький дом. А сам домик горел, и громкие сирены пожарных, полицейского транспорта и машин скорой помощи пронизывали воздух. Один из полицейских нашел меня, и они быстро отвезли меня в больницу на обследование. И я не видела Лену снова. По крайней мере, уже не в тот день. Но я думала о ней каждый день. Думала. Как мне любить её?***
Кошмары. Почти каждую ночь меня преследовали кошмары. Было что-то очень… пугающее в том, что твоя безопасность была полностью разрушена. Быть забранной со школы. Быть пойманной в ловушку совершенно незнакомыми людьми. Быть запертой в комнате с таким небрежным обращением. Чтобы обычный день превратился в необратимо ненормальный. И технически быть спасённой вампиром? Это было слишком. Этого было слишком много. И можно было подумать, что образ Лены, пожирающей шею мужчины, будет в списке моих кошмаров, но это не так. Нет. Мои кошмары были о том, что меня держали под дулом пистолета, бросили в крошечную комнату, из-за чего я чувствовала сильную клаустрофобию и была в ловушке, из-за чего начинались приступы паники всякий раз, когда меня запирали в комнате одну. Моё дыхание и пульс учащались, грудь сжималась, пальцы начинали неметь… И я даже пару раз теряла сознание, но (к счастью) находила мама, а затем учитель. Моя мама очень беспокоилась. Моему отцу было… неудобно. Ему нужно было поддерживать свою репутацию, и было бы трудно сделать это с дочерью, страдающей посттравматическим стрессовым расстройством. Он не мог беспокоиться. У него были встречи, на которые нужно было пойти, рукопожатия. Поэтому он дал матери больше свободного времени, чтобы она могла заботиться обо мне. Она начала оставлять меня и забирать из школы на остальные занятия (я не могла больше верить ни одному «водителю»). Она обыскала весь Нэшнл-Сити в поисках психиатра, с которым я действительно хотела бы поговорить. Готовила мои любимые блюда и покупала любимые напитки, помогала с домашней работой. Следила за тем, что продолжаю заниматься клубной деятельностью. Она… Она душила меня. После многих лет строгого надзора, когда, чтобы убедиться, что мы выглядим как идеальная семья, когда меня практически постоянно игнорировали, когда начались «важные дела папочки, дорогая», её усилия казались неискренними. Она была идеальной женой политика, и теперь вела себя так, будто ей было не всё равно. Это чувствовалось ненастоящим, как будто она просто притворялась годами… Я даже не могла назвать это игнорированием, пренебрежением или большими ожиданиями… Это была ужасная смесь всего этого. Мне стало ещё труднее дышать, и я старалась ничего не говорить, не унывать под этим давлением. Но однажды после школы мама начала ругать меня за то, что я отказалась разговаривать со своим новым психиатром, и я больше не смогла сдерживаться. Огрызнулась. Я была так зла, так напугана. Начала кричать, говорить ей, что она не понимает, через что я прохожу. И никогда не понимала. Никогда не поймет. То, что она делала, было так же плохо, как и то, что сделали похитители, запихивая меня в тесную коробку и ожидая, что просто буду в ней сидеть как кукла. Слёзы начали стекать по моим щекам, и мать выглядела разбитой. Я никогда не видела её такой из-за меня. И это было больно, болело в груди. Но я так устала от всего этого, поэтому крикнула оставить меня в покое и побежала в свою комнату, заперев за собой дверь.***
И она не пошла за мной. Я зарылась в свою кровать и плакала, плакала, плакала. Я не могла больше так делать. Я начала распадаться. Недосып разрывал меня по швам, а давление ужасно стесняло грудь. Мне нужно было поспать. Боже, пожалуйста, мне нужно поспать. Я полезла в карман и осторожно выудила бутылочку, которую украла из аптечки родителей. Мама называла их своими «Ла-ла лэнд конфетами». На этикетке было написано «АЛПРАЗОЛАМ 0.5 МГ. ТАБЛЕТКИ. ПРИНИМАТЬ ОДНУ ТАБЛЕТКУ ПЕРЕД СНОМ ОТ БЕССОНИЦЫ.» Я схватила бутылку с водой на прикроватном столике и быстро приняла одну из таблеток, не заботясь о том, что мой желудок был пуст. Затем снова зарылась в кровать. Мне нужно было, чтобы таблетка начала действовать быстро. Я уже чувствовала, как голова пульсирует, а грудь сжимается и сжимается. Началась клаустрофобия. Дверь была закрыта. Окно было заперто. Я хотела что-то открыть, но не желала, чтобы мама вошла… И боялась того, что может войти в моё окно. Из-за страха вытащила ещё одну таблетку и проглотила её, прежде чем снова закрыть глаза. Меня так трясло, что несколько раз чуть не уронила таблетку и успела пролить на себя немного воды. Какая-то часть меня хотела, чтобы я просто потеряла сознание и чтобы таблетки не давали мне проснуться после этого. Мои руки онемели и покалывали. Голова была такой, будто вот-вот взорвётся. Думаю, я стонала или хрипела… Я не была уверена. В дверь постучали. Я кричала, чтобы они ушли. Просто оставьте меня в покое! Это звучало так резко. Как костяшки пальцев по стеклу вместо дерева. Моя голова начала казаться немного легче, всё было, как в тумане. Это была таблетка? Или я просто слишком быстро дышала? Шум. Я не могла его описать. Как будто громкий щелчок и скрип, и хлопок одновременно. Это сотрясло моё сердце. Я попыталась пошевелиться, но мои конечности внезапно стали такими тяжёлыми. Всё было таким тяжёлым. Что это было? Что происходит? — Ты глупая, глупая девочка. — Я услышала кого-то, что-то прошипело на меня откуда-то. — О чём, чёрт возьми, ты думала? Голос казался знакомым, но я не могла сказать, кто это. Этот звук был похож на зелёный? Как будто светло-зелёный? Или как белый? Белый фарфор? Это руки на моих плечах? Легко… кладут меня на бок. Что происходит? Пальцы, словно лёд, впились мне в плечи, а затем внезапно толкнулись мне в рот. Я пыталась оттолкнуть их, но они тоже были слишком, слишком сильными. И безжалостными. Они протиснулись через мои губы, не обращая внимания на то, что я пыталась укусить их, и глубоко погрузились мне в горло, быстро активировав рвотный рефлекс. Меня начало рвать. Всё, что я проглотила, вылетело наружу; а потом меня снова вырвало, пока не почувствовала только желудочную кислоту, обжигающую горло. Потом меня вытирали мокрой тряпкой. И холодные пальцы откинули мои волосы, оставляя дорожку вдоль виска, желанный контраст на моей пылающей коже. — Тише, — голос снова заговорил, теперь мягче и намного тише. — Тише, mo chuisle, ты через многое прошла. Время спать. Спи… не волнуйся. Ты в безопасности. Я с тобой. Я не дам в обиду тебя. Безопасность. Это то, что обещал мне отец. То, в чём поклялась мать. То, что мой психиатр сказал мне. Что теперь я в безопасности. Но я не могла им верить. Но в этот раз… я почувствовала, как мягкая ладонь прижалась к моей щеке. В этот раз я почувствовала это. Я чувствовала себя в безопасности. И наконец… я заснула.***
Когда проснулась, во рту был кислый привкус, а на щеке лежал призрак холодной руки. Солнечный свет проникал в открытое окно — я проспала всю ночь. Первый раз за… долгое время… Подождите... Окно было открыто? Я вылезла из-под одеяла и, спотыкаясь, подошла к окну. Посмотрела на него и увидела, что защёлка… сломана? Как будто она только что раскололась пополам от грубой силы. По моей спине пробежала дрожь, и я огляделась. Таблетки, которые украла у мамы, пропали. А свитер, который был на мне, лежал в мусорке рядом со столом. Я подошла к нему и осторожно попыталась поднять, но он был мокрый от… Что это было? Ох... Рвота. Прошлая ночь. Этот голос. Это прикосновение. Я дотянулась до собственной щеки. Она была здесь? Вчера вечером? Она сделала, чтобы меня стошнило? Я подошла к окну и посмотрела в него. Она присматривала за мной? Лена. Она сказала, что защитит меня. Я почувствовала, как моя грудь снова сжалась. И когда услышала стук в дверь и голос моей мамы: «Дорогая? Мы можем поговорить? Пожалуйста!» — я моргнула и оглянулась. Лена. Она снова спасла меня?***
После этого мама стала больше быть со мной, а не просто работать надо мной как над проектом. Она старалась не ограничивать меня и позволила выбрать психиатра, с которым мне было комфортно. Это была хорошая пожилая дама с добрыми глазами и мягкой улыбкой. Психиатр порекомендовала мне начать вести дневник, который, кстати, оказался очень расслабляющим занятием; и начала помогать мне с клаустрофобией. Медленно, но верно. А ночью… Ночью я оставляла окно открытым. Это заставляло меня чувствовать себя в безопасности. Она заставляла чувствовать себя в безопасности. И иногда я писала ей записки и оставляла на подоконнике перед сном. Каждое утро, когда просыпалась, записки пропадали. Или временами, если я задавала вопросы, она отвечала мне в них. Первое, что я написала после пары недель после того, как она ворвалась в мою комнату, — я просто написала «спасибо, Лена». И остальные несколько записок были очень похожи. Спасибо за то, что присматриваешь за мной. Прости за то, что я взяла те таблетки. Я надеюсь, ты в безопасности. Потом писала из любопытства. Следующие были с вопросами. Небо сегодня восхитительно. Но я не уверена, что ты можешь насладиться им. Обжигает ли тебя солнце… или, знаешь, блеск? Ответ был кратким и немного оскорбительным. Это было: Ахахах! Но, тем не менее, это было… успокаивающе — знать, что она была здесь, знать, что она присматривает за мной. Так что, не смутившись, я задала ещё один вопрос. Рада, что ты нашла это смешным. Какой твой любимый цвет? Очень прямой вопрос. Тот, который ей не пришлось бы объяснять. Синий и красный, чтобы видеть. И чёрный, чтобы носить. Её почерк был смелым и сильным, как и она сама; и я обнаружила, что многократно перечитываю её записки, как если бы они рассказывали мне больше, чем просто слова, которые были ясно видны. И этот обмен продолжался ещё несколько недель, пока однажды я не перестала получать ответы. Мои записки всё ещё пропадали, но я не получала на них ответа в виде двух предложений, пропитанных сарказмом, или прямых ответов, которые не имели скрытого смысла. И… И это беспокоило меня. Иногда ночами я тихо шептала «Лена» в прохладный ночной воздух. Лена, где ты? Но единственным ответом была тишина. И в какие-то ночи я не спала и ждала. Ждала, наблюдая за запиской, которую оставила, пытаясь хотя бы мельком увидеть свою спасительницу-вампира. Записка исчезала только тогда, когда я уже крепко спала; даже когда я лежала в постели и пыталась притвориться спящей. Поэтому я перестала пытаться увидеть её. Какая-то часть меня беспокоилась, что Лена не получит мои записки; поэтому я решила, что мне просто нужно поспать, чтобы она продолжала это делать. А другая часть знала, что она всё равно предпочла бы, чтобы я действительно отдыхала; даже если я не получу ответа. Даже если не узнаю о ней больше... Всё будет хорошо. Она защищала меня, и я… я наконец начала спать и отдыхать очень хорошо. Так что всё будет хорошо. Я продолжала писать ей записки, а она продолжала присматривать за мной, как мой собственный ангел-хранитель. И это продолжалось. Ночь за ночью. Недели за неделями. Месяц за месяцем. И год за годом. До того, как... До того, как…***
Мне было 17 лет. Я заканчивала последний год в старшей школе и была сильно взволнована. С тех пор получила ещё несколько случайных записок от Лены и их хранила в красивой деревянной шкатулке для драгоценностей, которую мне дала мама. Окно оставалось незапертым и открывалось каждую ночь, и все мои записки (хотя я больше писала не ежедневно, а раз в неделю после первого года) всё равно исчезали к утру. А иногда по ночам… в некоторые ночи… я слышала голос или голоса извне. Мягкие, приглушённые голоса, говорящие небрежно, как будто в лёгком разговоре. И вместо того, чтобы бояться, они только заставляли меня чувствовать себя в большей безопасности. Особенно тот, что был со знакомой иностранной ноткой.***
Николь была моей лучшей подругой в старшей школе. Она была милой и игривой, и у неё было неисчерпаемое количество энергии для человека ростом всего 4 фута и 10 дюймов (147см). И, в отличие от меня, она была очень популярна и была чирлидершей. Я была менее известна: член шахматного клуба, дискуссионного клуба и женской университетской баскетбольной команды; и мы стали друзьями только потому, что ей был нужен репетитор по физике, а меня назначили к ней. И хотя я предпочитала просто сидеть дома и читать, она была экстравертом, который считал, что каждый должен жить каждым днем в полной мере и веселиться как можно чаще. Так что в пятницу вечером за несколько недель до выпуска она притащила меня на небольшую вечеринку парочки футболистов. Это был не один из их обычных праздничных вечеров, когда весь дом, бассейн и лужайки были заполнены множеством подростков, источающих пот, волнение, нелегально и безжалостно выпивающих пиво; как будто, если бы они бросили пить, их жизнь потеряла бы смысл… — Перестань так усердно думать, — сказала мне Николь, втаскивая меня в дом. — Я слышу, как шестерёнки вращаются у тебя в голове всю дорогу. — Чего? — запротестовала я, как только дверь за мной закрылась. — Как ты вообще могла бы… — Эта морщинка тебя выдает, — сказала она с нежной улыбкой. — Давай, Кар, расслабься немного! Мы выпускники. Мы заканчиваем школу! Всё будет хорошо! Жизнь не взорвётся только потому, что мы немного повеселились! — Это правда! — Квотербек Джеймс Олсен поддержал её, протянув два красных пластиковых стакана. — Расслабься, баскетбольная девочка, — сказал он с дерзкой усмешкой. — Ты можешь действительно что-то получить, если сделаешь это. — Прошу прощения? — спросила я, приподняв бровь, игнорируя предложенные им напитки. — Я сказал… — Перестань, Джимми, — произнесла Николь, принимая предложенные напитки. — Не будь таким придурком с моей подругой. — Ладно-ладно, — ответил Джеймс, подняв руки в успокаивающем жесте. — Я буду хорошим, но наслаждайтесь напитками. Если понадобится, на кухне есть ещё кое-что. Я смотрела, как он уходит, и изо всех сил старалась не бросить в него один из стаканчиков. — Извини, Кар, — сказала Николь. — Обычно Джеймс ведёт себя хорошо, но у него бывают моменты. — Да, моменты… — решительно ответила я. Николь надулась и посмотрела на меня, протянув стакан. — Выпьешь хотя бы с лучшим другом? — спросила она, широко открывая глаза и глядя самой манипулятивной щенячьей мордочкой, которая была в её арсенале. — Блин, — сказала я, взяв напиток. — Хорошо, просто… просто убери это! Она самодовольно ухмыльнулась, привыкшая получать от меня то, что хотела. — Хорошо! А теперь до дна! И я выпила вместе с ней. Быстро, чтобы мне не пришлось задерживать вкус во рту дольше, чем нужно. Я ненавидела пиво. Я ненавидела его вкус. И это было особенно отвратительно. Тогда я просто не знала, насколько оно было отвратительным.***
У меня свело живот. Во рту пересохло, а в глазах покалывало. Зрение затуманивалось, в голове сильно пульсировало. Я потеряла Николь и сейчас шла, спотыкаясь, по коридору второго этажа. Я упёрлась в первую попавшуюся дверь и отчаянно попыталась повернуть ручку, но мои руки были похожи на лапшу для бассейна — были неуправляемыми и толстыми. Что произошло? Напитки? У меня был только один. Я была назначена водителем и всё такое, как бы Николь не настаивала… а она… Николь выпила довольно много. Большинство из нас собралось в большой гостиной. Джеймс Олсен (КБ), Морган Эдж (центральный) и Дон Маккуин (один из защитников), Брэнди Ловин (главная чирлидерша), Стейси Годси (заместитель командира группы поддержки), Николь и я. Брэнди включила музыку, а Стейси накинулась на Дона; они пытались засунуть языки друг другу в глотку. Джеймс и Морган тихо разговаривали между собой. И Николь с радостью рассказывала мне о новой книге, которую она читала, под названием «Мир Софии». Именно в середине описания досократических философских идей она внезапно подалась вперед и чуть не упала на меня. Я поймала её и быстро посадила. Затем, пройдя курс подготовки по оказанию неотложной медицинской помощи (и запрошенный после… после того, как меня похитили много лет назад), я начала немного её трясти, чтобы посмотреть, придёт ли она в себя. Не сработало. Пытаясь сохранить спокойствие, осторожно приложила два пальца к точке пульса на её шее и почувствовала медленное, но устойчивое биение. К этому времени Джеймс и Морган встали и подошли. — Воу, она в порядке? — спросил Морган странно ровным голосом. Я проигнорировала их и осторожно уложила девушку обратно на диван, на котором мы были, прежде чем положить одну руку ей на грудь, а другую — под нос. Биение. Два. Её грудь поднималась и опускалась, и я почувствовала, как через её ноздри вырывается короткий поток воздуха. Она всё ещё дышит, хорошо. Не говоря ни слова, я вынула телефон и собиралась набрать 911, когда Джеймс внезапно схватил меня за запястье. — И что это ты тут удумала, ёбаная лесби? — спросил он внезапно холодным и жестоким голосом. Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и он крепче сжал моё запястье. Злой. Безрассудный. Здесь явно было что-то не так. — Ты издеваешься, Джеймс? — взорвалась я. — Я звоню 911. Николь просто потеряла сознание. Это может быть что-то серьёзное. И пошел нахуй за то, что называешь меня так. Я собиралась сдвинуться, когда Морган внезапно схватил меня за локоть. Я оглянулась и увидела, что Брэнди упала на стул, на котором сидела, а Стейси… Стейси просто сидела на Доне и холодно смотрела на бессознательное тело Брэнди. — Я не думаю, что ты понимаешь, что здесь сейчас происходит, сука, — сказал Морган, почти плюнув мне в лицо. У меня начинала болеть голова, во рту пересыхало. Дерьмо. Мне нужно позвонить 911. Что-то определённо было не так. Без колебаний я вспомнила свои уроки самообороны и изо всех сил ударила лбом по лбу Моргана, так сильно, что он отпустил меня и споткнулся. Затем я скрутила своё тело и жёстко ударила Джеймса ногой между ног. И когда он упал, схватила его за голову и с силой прижала колено к его лицу. Он упал, удивлённый; из носа текла кровь. И прежде, чем они успели сделать что-нибудь ещё, я убежала. Я побежала.***
Я сначала побежала к входной двери, но она была заперта и слишком тяжела. И когда моя голова начала кружиться, я не чувствовала, что смогу сломать её. Поэтому решила подняться наверх, найти место, где можно спрятаться, и позвонить в службу 911. И вот я пыталась открыть дверь неуклюжими и неуверенными руками, похожими на лапшу для бассейна, а потом услышала позади себя голоса. Джеймс и Морган. Я начала паниковать, моё сердце бешено колотилось в груди. Нужно было попасть в комнату, чтобы спрятаться… Пожалуйста, откройся! Пожалуйста, откройся! Пожалуйста, просто откройся! Я собиралась ударить дверь плечом, когда она внезапно открылась и я упала. Я думала, что упаду на твёрдый пол, но вместо этого упала в объятия тонких, но сильных рук, которые схватили меня и осторожно подняли. — Нам действительно нужно прекратить так встречаться, — упрекнул спокойный знакомый голос, как и пара незабываемых сияющих зелёных глаз, смотревших на меня. Я сглотнула. У меня галлюцинации? Я протянула руку и нежно дотронулась до прохладной щеки Лены, мой большой палец почти коснулся её губ. — Лена, — я медленно выдохнула. Она была настоящей? Я глубоко надеялась, что это так. Она была человеком, который заставил меня чувствовать себя в такой безопасности, такой защищённой. Тогда я поняла, что со мной всё будет в порядке. — Кара, — она ответила забавным изгибом губ. — Как мне поверить в то, что ты любишь меня, когда тебя постоянно окружает мусор? И после того, как эти слова сорвались с её губ, я услышала два громких удара из коридора. Вздрогнула, и Лена без особых усилий прижала меня к себе. Я стала намного выше с тех пор, как мы виделись в последний раз; теперь во мне было около 5 футов 5 дюймов(165см); я стала стройной и спортивной благодаря карате и баскетболу. Но всё ещё чувствовала себя такой маленькой, особенно когда её глаза загорелись интенсивным, почти голодным сиянием. — Такие… плохие маленькие мальчики, из-за которых ты так быстро меня бросила, — насмешливо и смертельно вздохнула она. Она протянула руку и собственнически положила свою руку на мою, её прохладное прикосновение послало электрические заряды по позвоночнику. — Могу ли я убить их всех? Я знала, что это не пустая угроза, что она с радостью выпьет кровь и души всех в доме, но Николь... чёрт, Николь.... — Нет-нет, — неуверенно произнесла я, пытаясь осмыслить туман в своей голове, вызванный тем, чем парни заправляли напитки, и моё полное неверие в то, что я снова увидела Лену. — Стоит… вызвать полицию, скорую помощь. Они накачали нас наркотиками. — Мои губы онемели, и было трудно выговорить слова. Я даже не знала, понимает ли она меня. Но веселье, мерцающее в её глазах, потухло, сменившись стальной решимостью. — Я знаю, — внезапно произнесла она, кивая головой. — Я уже позвонила. Анонимно. Они скоро будут тут. — Николь? — аккуратно подвела я, не в состоянии сказать остальное. Она в порядке? Всё ещё дышит? Проснулась? Лена вздохнула и с нечеловеческой скоростью и силой с лёгкостью подняла меня на руки. Я инстинктивно обняла её сильную шею, сжимая руки крепче или как можно крепче руками, которые всё ещё казались неуправляемыми и толстыми. Моё зрение начало затуманиваться, и я почувствовала, как сжалась грудь. Это напомнило мне тот день много лет назад, как будто я снова была той маленькой девочкой, запертой в кладовой. Но Лена… Сильные руки Лены крепко обнимали меня, и я смогла медленно успокоить своё сердце и дыхание. Наконец мы добрались до гостиной. Все были без сознания: Джеймс и Морган в коридорах наверху, Брэнди и Николь по-прежнему были на месте, а Дон и Стейси повалились друг на друга. А там, у камина, стояла высокая красивая брюнетка с насыщенной оливковой кожей, в стильном чёрном брючном костюме с белой шелковой блузкой. Она выглядела так, как будто только что вышла с деловой встречи с генеральным директором компании из списка Fortune 500. А Лена… теперь, когда я посмотрела, она выглядела как дерзко одетый и эффектный генеральный директор компании из списка Fortune 500. Она была одета совсем не так, как я видела её в последний раз, — на ней был тёмно-бордовый пиджак поверх красного кружевного топа, который подчёркивал безупречную фарфоровую кожу. У неё была элегантная шея, острый подбородок. Макияж был безупречным, а губы… — Сэм, Николь в порядке? — спросила Лена, прерывая ход моих мыслей. Я проследила за её взглядом и посмотрела на единственного стоящего человека в комнате. Сэм покачала головой с мрачным выражением лица. — Её сердцебиение замедляется. И кончики её пальцев посинели. Я пару раз заставила её стошнить, но и это не помогло. Что бы она ни пила, её тело уже обработало достаточно, чтобы это стало смертельным. Лена снова посмотрела на меня и осторожно посадила на одно из сидений в комнате. — Скорая помощь рядом, — объяснила она, — нам нужно идти. Нас здесь не поймают. Поражённая внезапным страхом от осознания того, что Лена собирается бросить меня, я попыталась удержать её крепче, но это было бесполезно — мои конечности становились всё тяжелее, как и веки. — Пожалуйста, — я прохрипела, в горле пересохло, и голос охрип. — Лена, пожалуйста, не уходи. Она нежно сжала мои протянутые руки и сказала: — Я не уйду, Кара. Я буду здесь всё время, с тобой всё будет хорошо, mo chuisle. Просто закрой глаза. А затем звук сирен пронзил воздух. И Лена исчезла. И мои глаза закрылись.***
Когда я проснулась, то находилась в больнице. Содержимое моего желудка было откачано, и мой организм промывался через капельницу. Родители были в комнате: мама держала меня за руку, а отец разговаривал по телефону в углу: «губернатор это...» и «сенатор то». В тот момент, когда я открыла глаза, попыталась найти Лену, но её не было. И моя грудь быстро сжалась. Я спросила маму, сколько сейчас времени, и она сказала мне, что сейчас 10 часов утра следующего дня, суббота, и что я нахожусь в отделении реанимации больницы Нэшнл-Сити. Мама рассказала мне, что случилось прошлой ночью после того, как я отключилась, о том, что в доме Олсена все были без сознания. Затем её голос начал прерываться и становиться нерешительным, что заметил даже отец. Он снял трубку, подошел, чтобы взять её за руку, а другую положил поверх моих и маминых рук. Мама начала рассказывать мне о Николь. Когда скорая помощь прибыла, пульс девушки уже остановился, и медики быстро начали оказывать первую помощь. И пока они это делали, у Брэнди начались припадки. К счастью, приехала другая скорая помощь, и им не пришлось делить усилия. Но… но этого было недостаточно. Николь была молодой и здоровой, поэтому над ней усердно работали, пытаясь спасти. Они, вероятно, сломали несколько рёбер из-за сильного массажа сердца, пытались промыть желудок пакетами с жидкостью, дали ей жизненно важные лекарства, вставили трубку в горло, чтобы она смогла дышать, чтобы пальцы Николь перестали быть синими… но Николь… Николь умерла. В отделении неотложной помощи, в такой холодной и белой комнате, полной противоположности её личности. Я не могла удержаться от слёз, плакала прямо в простыни. Не может быть. Нет. Нет. Тогда мне сказали, что Брэнди всё ещё жива, в другой комнате здесь, в отделении интенсивной терапии. Как они видели её родителей, обезумевших и опустошённых, потому что Брэнди почти не отвечала. С аппаратом искусственного дыхания и множеством лекарств, которые поддерживали её… жизнь… Или как это можно назвать? Слёзы продолжали катиться из моих глаз, пока.. пока… моя мама не рассказала про остальных. Они также были найдены без сознания и доставлены в реанимационную. Они сказали, что кто-то пришёл, напал на них и отравил. Я была в бешенстве. Так разозлилась, что начала кричать, что это они во всём виноваты! Это они отравили нас. — Это они отравили нас, мама! Может, они и не думали, что это может убить, но эти… эти ублюдки сделали это! Они убили Николь! Из-за них Брэнди умирает! Джеймс и Морган схватили меня и… — Воу-воу, — внезапно сказал отец, его лицо было явно недовольным. — Это очень резкие обвинения, милая. Это может навредить нашей репутации. Особенно для таких известных семей, как Олсены… Ты же знаешь, что они владеют местными компаниями СМИ. И Эджи! У них самая известная строительная компания, и ты уж точно знаешь… Конечно, я знала. Я знала, что МакКуины, которые владели и управляли самой большой франшизой, были его сильнейшими сторонниками. Все такие семьи были его сторонниками, и Годсы поддерживали его, даже если они не были так высоки по социальной лестнице. Но собственно, что за хрень?! — Николь умерла, — я зло прервала его корыстные объяснения. — Мой лучший друг умер! Они убили её! Папа, это неправильно! Или ты вообще не знаешь, что хорошо, а что плохо? Отец смотрел на меня, будто я ударила его; он открыл рот, но сказать что-либо не смог. Мама обеспокоенно смотрела то на меня, то на него; её собственные глаза были мокрыми от слёз. Какое-то время спустя он встал и вышел из палаты. Отец так и не ответил на этот вопрос. А мама… мама разрывалась. С годами мы стали ближе, намного ближе, но она определённо оставалась женой сенатора. Она потёрла большим пальцем мои суставы и сказала, что всё будет хорошо. Но это было не так. И она соврала.***
С тех пор прошла неделя. И Брэнди умерла вчера поздно ночью. Я плакала до тех пор, пока у меня не пересохли глаза. Я пыталась, очень старалась, чтобы что-то случилось, но отец оставался равнодушным; и с матерью было так же безуспешно. Олсены, Эджи, МакКуины и Годси объединились, чтобы обезопасить своих детей, и увековечили ложь о том, что какой-то другой анонимный человек или люди напали и отравили нас, пока мы, старшеклассники просто невинно развлекались. Это вызывало у меня отвращение. Мне было невероятно противно. Ложь везде. Ни капли правды. Я пыталась обратиться в полицию, но они относились ко мне больше как к надоедливой неприятности, чем к чему-либо ещё. Сказали, что я что-то запомнила неправильно, потому что была «слишком одурманена наркотиками.» Я никогда не была так разочарована. И Николь всё ещё была мертва.***
В ту ночь, незадолго до полуночи, я села у открытого окна и начала кричать: «Лена, Лена, Лена!» Родители были на благотворительном балу, поэтому я не заботилась о том, что кто-то услышит. Прошло несколько секунд, и я снова начала кричать: «Лена! Лена! Пожалуйста, приди! Мне надо поговорить с тобой». И после долгого молчания вдруг она почти беззвучно приземлилась на толстую ветку примерно в десяти футах от моего окна. А потом в мгновение ока оказалась на моём подоконнике, присела на корточки; её светящиеся зелёные глаза осматривали меня. — Хмм... Да mo chuisle, ты звала? — Она заглянула в мою комнату. — Похоже, тебе ничего не угрожает, так что я могу подумать, что это на самом деле светский визит. Как по-новому. Она называла меня этим именем. Она называла меня так раньше, и от неё это звучало так странно красиво. Это звучало… правильно. И я не думала, что имела в виду произношение или акцент, не была уверена, но это просто казалось правильным. И мне действительно было интересно, что это значит, но меня отвлекло то, во что она была одета. Облегающее платье со змеиным принтом, с бело-оранжевыми вставками на тёмном фоне, с элегантно сложенным вырезом. Подол скользнул вверх по стройным ногам от её действий и продемонстрировал много кожи, много безупречной кожи. Её бедра, икры, её ступни были в паре закрытых туфель с острым носком, которые выглядели так, как будто были сделаны из настоящей итальянской кожи. Все они собрались вместе, чтобы создать очень отвлекающий… — Кара? — сказала она, выводя меня из ступора, когда вошла в комнату и легонько стянула платье. Я почувствовала укол чего-то непонятного и покачала головой, чтобы очистить свои мысли. Сделала глубокий вдох, а затем сказала «спасибо». — И прежде, чем я успела сказать что-нибудь ещё, она испустила долгий вздох и откинулась на окно позади, прежде чем склонить голову набок, как будто её это не впечатлило. — Что ж, — она пожала плечами, — я полагаю, что это самое близкое чувство к любви, которое я получу на данный момент. — Она остановилась, её обычно яркие зелёные глаза, казалось, потемнели, когда она пристально наблюдала за мной своим полуприкрытым взглядом. — Скажи мне, Кара, — сказала она через некоторое время, её красные губы внезапно скривились в ухмылке. — Сколько раз мне ещё нужно спасти твою жизнь, прежде чем ты выполнишь свою часть сделки? Я почувствовала, как мои щёки вспыхнули от смущения и стыда, вспоминая сделку, которую заключила много лет назад в попытке спасти свою жизнь. Сделка, которая, видимо, продолжалась, потому что здесь снова была Лена, спасающая мне жизнь в третий раз. Я посмотрела вниз, не в силах удержать её взгляд, и прерывисто прошептала: — Я… мне очень жаль. Я просто... я просто ещё не готова. Я услышала, как Лена глубоко вздохнула и нерешительно взглянула на неё. Она выглядела скорее уставшей, чем рассерженной; и я не могла не высказать то, о чем думала некоторое время: — Но я близко. Очень. Я определённо забочусь о тебе. — Я сделала паузу, изучая её лицо, как и она мое, а потом, не найдя изменений, продолжила: — И я думаю о тебе. Много. Изменились. Мягкость в изгибе её губ, сияние в изысканных зелёных глазах. Я почувствовала, как тепло снова приливает к моим щекам, на этот раз больше от смущения. И как бы я не стеснялась, я знала, что мне нужно сказать ей об этом. И что ж, как только я начала, казалось, что мой рот не знал, когда остановиться. — Я думаю о тебе всё время, — я призналась спокойным и мягким голосом. — Я думаю о тебе, когда просыпаюсь, когда ты забираешь мою записку, оставляешь свою. Спряталась ли ты от солнца или можешь находиться в нём. Я думаю о тебе, когда ложусь спать, смотришь ли ты на меня. Слушаешь ли меня. И если ты иногда садишься на подоконник, постарайся сесть ближе ко мне. С каждым словом, слетавшим с моих губ, я чувствовала себя все более и более уязвимой, как будто снимала укрытие за укрытием, пока ничего не осталось. — Я думаю о тебе, когда ты рядом и, тем более, когда тебя нет. Я думаю о тебе, когда вижу твои любимые цвета, красный и синий. И мне интересно, любишь ты розы или чернику. Я думаю о тебе, когда касаюсь чего-то холодного или вижу зелёную вспышку. Я улыбнулась, изгиб моих губ вызвал определённую и неоспоримую нежность. — Я читаю твои записки почти ежедневно, постоянно, даже по прошествии всего этого времени, желая узнать о тебе как можно больше. А потом ещё больше. — Я медленно встала и сделала шаг вперед, затем ещё один, сокращая пространство между нами. — Я думаю о тебе всё время, Лена, — повторила я, когда мы в конце концов оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. — И благодарю тебя. Благодарю за спасение моей жизни. Она смотрела на меня, оценивая, думая. Затем, наконец, после долгой паузы кивнула. — Пожалуйста, — сказала она, принимая мои искренние слова и пристальный взгляд. После небольшой паузы она заговорила: — Мне жаль, что твоя подруга Николь умерла. От её слов я снова расстроилась и заплакала, хотя в основном это были сухие рыдания, так как всё ещё не оправилась от прежнего раза, когда выплакала все слёзы. И Лена, не раздумывая, схватила меня и крепко обняла — объятия, в которых я всегда чувствовала себя в безопасности. И она держала меня, пока я плакала и плакала. Плакала по Николь, по Бренди и их семьям. Оплакивала их всех. ...