Луизиана, милый дом

— Шериф, — окликнула Мэл. — Они больше не вернутся? — Сегодня — нет. Потом — обязательно. И не один раз. Но ты вчера была умницей и все сделала верно, — успокоил он. Мэл улыбнулась — все равно немного виновато. В дверях показался Дэш. — А я? — спросил он. — Был умницей? Шанго рассмеялся, хлопнул его по плечу и кивнул в сторону кабинета. Дэш последовал за ним. — Там наш друг спит в твоей машине, — полувопросительно произнес он. — Да. Преждевременно покидает нас. Отвезу его в аэропорт и вернусь около полудня. Один вопрос. Существует статистика преждевременной смертности с сортировкой по причинам? — Должна быть, — пожал плечами Дэш. — Что именно там искать? — Анафилактический шок и отек Квинке. За последние пятнадцать лет. От шестнадцати до тридцати пяти лет. Данные по всем штатам в сравнении — и по округам в каждом. Дэш пристально посмотрел на него. — Начни с Аляски, — сказал ему Шанго. Он еще ночью написал Роули сообщение, освобождая на сегодня, и, подходя к стоянке, убедился в верности решения: в этой поездке водитель был Шанго не нужен. Джи отлично вписался бы, наверное, в любой кабриолет, но «детке» шел особенно. Никто и никогда не выглядел в потертом и выцветшем, знавшем лучшие времена понтиаке Шанго так органично и хорошо. Это авто словно создано было для того, чтобы Джи занял в нем пассажирское кресло. Джи опирался плечом на край двери и лениво обхватывал треугольник бокового стекла. Запястье красной линией перечеркивал стяжечный след. Другая рука лежала на спинке сиденья. Он не спал — притворился, избегая контакта с Дэшем, или тот сам ошибся, — и пристально следил за приближением Шанго. Сейчас он был не тем, с кем Шанго познакомился после Рождества, и даже не тем, кто прыгнул в салон «Каталины» сутки назад, — кем-то старше, сдержаннее, настороженнее, кем-то более усталым и закрытым. Тем, с кем Шанго хотел быть сильнее, чем прежде, но кого совершенно не знал. — Не опоздаем, — сказал Шанго. — Времени много. Он обошел капот и сел за руль. Захлопнул дверь. Джи повернулся к нему — часть косичек упала с макушки на левый висок. Шанго потрогал одну из них, потеребил. Над хвостиком, перехваченным тонкой резинкой, болтался серебряный шарм-талисман. — У меня не было парней с дредами или длинными волосами. С чего они решили, что мне вдруг зайдет? — Да ни с чего, — повел плечом Джи. — Я убедил их, что сгодится. Всегда хотел намутить что-то такое — и вечно было не к месту. Но прокатило же, — добавил он, ухмыльнувшись. — Да. Значит, хотя бы этому новому фетишу можно было отдаваться без рефлексий. Шанго запустил пальцы в копну, перебрал туго сплетенные пряди, запоминая ощущение. Джи прикрыл глаза и сполз ниже, подставляясь под руку, как кот. Ночью он цедил сквозь зубы: «Ты меня с ума сводишь» — от воспоминания об этом к горлу подкатила сладкая, дурманящая горечь. Шанго неохотно прервался, устроился за рулем нормально, включил зажигание и тронулся с места. Весна наступала, и город распускался, как цветок: еще не выжженная трава, умытые дождем кроны, сочное небо, беззнойный воздух, свежесть и ожидание — лучшее время в Луизиане. Асфальт, не истекая волнами жара, ложился под колеса, ветер ласкал лицо. И рука Джи лежала на спинке сиденья, едва не касаясь плеча. Было бы неплохо катить и катить вот так, чтобы время остановилось, а дорога длилась бесконечно. — Я действительно хотел бы оставить тебя здесь. Он не сказал «себе», не сказал «против воли», не сказал «и мог бы». Какое-то время Джи молчал, как будто не услышал, — Шанго не стал повторять — затем покачал головой, но произнес другое: — Я думал об этом. — О моем желании или о том, чтобы остаться? — Обо всем, — сказал Джи. — Не получится. Я здесь чужой. Это не моя земля, не мое место. Один климат чего стоит, — фыркнул он. — Мне уже сейчас душно, боюсь даже думать, каково тут летом. — Предложение с морозилкой бессрочное, — улыбнулся Шанго. — Если передумаешь, освобожу для тебя место. Джи рассмеялся. Они наконец выехали на шоссе, щадящая сень городских деревьев больше не укрывала от солнца. Немного припекало, совсем чуть-чуть, принять слова Джи о духоте всерьез было сложно, но Шанго прибавил скорость, «детка» плавно набрала обороты, вдавив их в кресла, и тугая волна воздуха окатила сильнее. Джи так ничего и не видел, с сожалением подумал он, у него не было времени хоть немного узнать и полюбить эту землю. Они оба потратили все впустую. — Я, кстати, ее не нашел. Твою морозилку, — пояснил Джи. — Она ведь должна быть с размахом. Со всеми удобствами. Что-то люксовое — пять звезд. Саймон ведь мальчик с запросами. Шанго покачал головой. — Ты плохо его знаешь. Он на удивление нетребователен. — Он жив? — Господи, Джи! — Шанго выразительно на него посмотрел. — Что ты несешь? — А Боуэн? — Он на рыбалке, — закатил глаза Шанго. — Избавь меня от необходимости повторяться. На вопросы твоих кураторов я ответил вчера. Почитай отчеты. — Извини. Просто, я думаю, теперь тебе стоит быть еще осторожней. Они ехали одни — ни впереди, ни позади них на обозримом расстоянии не было видно никого. Сразу за белой разметкой по обочинам стеной вставала высокая болотная трава с поникшими сероватыми метелками, укрывая их с боков. — Не более чем тебе. — О чем ты? — Тебе ведь понравилось тогда? Как вышло с девочкой у озера — необычно, такое не забудешь. Вот ты с тех пор и ищешь похожего — острого, оглушающего — ощущения. Без него не то, верно? Пресно. Очередь красноречиво сверлить взглядом перешла к Джи. — Ты серьезно? — приподнял он бровь: — И как, по-твоему, я этого ищу? Чисто технически? — Понятия не имею, — пожал плечами Шанго. — Даже если б у меня был доступ к медкартам и тестам на аллергены, и я знакомился бы по спискам или справлялся бы на первом же свидании о здоровье потенциальных жертв, это ничего бы не дало — шок нельзя просчитать и вызвать гарантированно. — А если б можно было? — бросил на него взгляд Шанго. — Ты бы хотел уметь? От ленивой расслабленности Джи не осталось и следа — он подобрался и развернулся к Шанго плечом. — Думаешь, я не оказывал Милли помощь сознательно? — прищурился он. — Иди нахуй с этим! Она нравилась мне, я не желал ей смерти и был охуенно рад, когда ее спасли. — Я не говорил, что ты собирался ее убивать. — Я знаю, о чем ты думаешь, — перебил Джи. — О смерти Ла Тойи. Считаешь, что таких совпадений не бывает, но заметь — я мог бы не рассказывать тебе о Милли, и ты бы ничего не подозревал. С Ла Тойей мы впервые увиделись там и даже парой фраз не успели обменяться — аллергик она или нет, я вообще не ебал, да и не принимаю сейчас лекарств, иначе не стал бы ни пить, ни закидываться поверх. К тому же мы действительно не целовались. Не веришь мне — спроси эту вашу дурочку. Она хоть и пизданутенькая, но наверняка подтвердит, что, когда я уходил, Ла Тойя была в полном порядке, иначе вопросы будут и к ней. — О ком ты? — спросил Шанго, уже зная ответ. — О внебрачной ромашке Бувилье — вылитой Линнетт. — Ривер вас видела? — Да. Эта тишечка смотрела наше шоу. На самом деле я сразу почувствовал, что кто-то наблюдает. Но надеялся, что ты. — Джи усмехнулся. — Тебе же нравилось, как мы танцевали, ты хотел, чтобы я кого-нибудь из них трахнул. Ради тебя я даже старался получше выглядеть в процессе и потом был страшно разочарован. Ла Тойя кончила и почти сразу отрубилась — тупо уснула, она не была угашенной. Я тоже взял тайм-аут и еще минут семь провалялся рядом. А когда собрался и вышел, то за дверью столкнулся с Ривер. У нее еще в руках были цветы в склянке. Я отправился искать тебя, а она осталась. Если бы она увидела Ла Тойю в приступе или уже мертвой, то подняла бы шум сразу. — Я не обвинял тебя в смерти Ла Тойи, — помолчав, сказал Шанго. Аэропорт находился убийственно близко, а они обсуждали то, что, по большому счету, не имело особого значения. — Я вообще ни в чем тебя не обвиняю. Джи смотрел на него сбоку — пристально и изучающе. Шанго показалось, с каким-то сожалением или участием. — Это взаимно, — ответил Джи. Паркинг у аквариума терминала был полупустым. Шанго пристроил «Каталину» на второй линии, заглушил мотор. Джи сидел рядом, не торопясь выходить. — Тебя проводить? — Не стоит, — мотнул головой Джи. Но не двинулся с места. Он накрыл кисть Шанго ладонью, сплел их пальцы. Рука у него была как всегда прохладная и сухая, как металл. — Испытываю потребность сказать что-нибудь приторно-пошлое. — Не надо. Лучше поцелуй меня. Джи дернулся, чтобы убрать руку, но Шанго удержал. — Шанго, — начал Джи и сразу же заткнулся. Было интересно, какие слова он подберет для отказа. Шанго подождал, но Джи только вздохнул, покусал губу и отвернулся в сторону, больше не пытаясь освободиться. Они сидели молча, держась за руки, как школьники перед каникулярным расставанием, — смешно и глупо. Царапина вдоль сухожилия на шее еще припухло краснела, а та, что шла поперек, уже только угадывалась — корочка крови отсохла, осталась лишь белесая полоса на смуглой коже. — Я хочу, — сказал Шанго. Джи моргнул и, словно решаясь, замер — а потом снова сжал руку Шанго в ладони и тут же отпустил. В этот раз Шанго ему не препятствовал. Он был согласен на лайт-версию, но Джи неожиданно и ловко перегруппировался — привстал на сиденье, развернулся к нему лицом, перекинул колено через его бедра и оперся с другой стороны сиденья — у дверцы, ухватился за спинку справа и слева, блокируя Шанго, посмотрел на него сверху — точь-в-точь угадывая давнишнюю фантазию. Шанго пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в темные, с ненормально-синим отливом глаза. Удержаться было сложно — он запустил ладони под футболку и огладил жесткое, напрягшееся тело от ремня джинсов по животу до груди вверх — и от лопаток до поясницы обратно. Джи склонился и, на секунду помешкав, коснулся его губ — бережно и аккуратно. Шанго приоткрыл рот, впуская, и подался вперед за большим. Что-то змеиное было в том, как быстро скользнул внутрь язык, колкие мурашки пробежали по плечам к затылку, волосы на загривке словно шевельнулись. Вкус у Джи был свежим и крепким, как капли алкоголя сквозь лед, но таким тонким, почти неуловимым, что нестерпимо хотелось поймать его, почувствовать лучше. Шанго потянулся, чтобы быть ближе, его влекло. Джи целовал бесстрастно, размеренно и не торопясь, почти насильно гася порыв Шанго, сбавляя темп, но не отклонялся и касания ни на мгновение не разрывал. Он вел, Шанго подчинялся. Поцелуй накрывал волнами — то углубляясь, то стихая до поверхностного и легкого — в обеих было пьяняще хорошо, но мало, с каждой секундой желание длить только усиливалось. Слабо покалывало корень языка, и еле ощущаемый поначалу морозный росток, как нить паутины, осторожно, словно прощупывая себе путь, двинулся вниз, обрастая по пути кристалликами с острыми, опасными краями. На вдохе они приятно саднили горло, трахею, бронхи, зареберье. На выдохе ледяными искрами наполняли легкие, замещая воздух, — и в груди все занималось обжигающим студеным огнем. Наслаждение нарастало до болезненного. Шанго поймал себя на том, что комкает в кулаке футболку Джи, притягивая его к себе. Мысль о том, что все это закончится, пугала — пусть так, но потом, не теперь, сейчас оно должно продолжаться. Новый корешок — толще и настырнее — полез уже уверенно и быстро. Следом за ним стартовали еще два, потом еще и еще. Скручиваясь в крепкие жилы, они пробивали себе дорогу. От искр в легких распускались снежинки, протыкая альвеолы ветвящимися заточенными лучами. Было больно и одновременно невыносимо хорошо. Шанго застонал и запрокинул голову, растворяясь в ощущении. Грудь изнутри оплетала мерзлая паутина, ростки множились, достигали сердца и расцветали на нем ледяными узорами, проникали внутрь, раздвигая мышечные волокна. Шанго не видел лица Джи. Он хотел взглянуть на него, но не смог открыть глаз, попытался шевельнуть пальцами — и обнаружил свою ладонь на затылке у Джи. Шанго удерживал его, не позволяя отстраниться, и не помнил, как перебросил руку. Сейчас он не смог бы разорвать поцелуй, даже если б захотел, но и зародыша этого желания в себе не обнаруживал. Стылая сеть, в которой оказалось сердце, затягивалась все сильнее. Шанго тонул в поцелуе, дыхания не хватало — но воздух был и не нужен. Его подхватило и несло на бешеной скорости торнадо, как девочку Дороти, и ничего более прекрасного в жизни с ним не случалось. Резкий звук клаксона подбросил с места. Джи вскинулся, связывающее их силовое поле рухнуло — и от боли в глазах потемнело. Шанго показалось, что у него горлом хлынет кровь, он зажал рот рукой, но потом отодвинул ее и посмотрел — ладонь была чистой. Кто-то громко и глумливо засмеялся рядом. Шанго поднял взгляд и на секунду не узнал Джи: щеки его пылали лихорадочным румянцем, синева из глаз ушла, они стали черными, будто зрачок целиком вытеснил радужку, белки покраснели от сетки расширившихся сосудов. Он опустил голову и тяжело опирался на спинку, но все же вытянул руку и показал средний палец кому-то сбоку. Там снова засмеялись. Темнота по краям обзора рассеялась, Шанго повернулся — из припарковавшегося неподалеку пикапа вылезла компания с рюкзаками и чемоданами: три девчонки и двое парней. Парни засвистели и вернули Джи «фак» с обеих рук. «Брось, — собирался сказать Шанго, — может, тебе еще с ними лететь». Но голос отказал, и язык не слушался, словно одеревенел. Джи отодвинулся назад. Глаза его с жадной тревогой метнулись по лицу Шанго. Онемение отступало понемногу, так же, как и начиналось, — с корня языка все оттаивало вниз. Шанго поверхностно и часто дышал, пальцы его были ледяными — впервые за все это время кожа Джи казалась ему горячей. — У тебя есть с собой лекарство? Таблетки, спрей? — Зачем мне? Я здоров, — с трудом прошептал Шанго. — Кому ты врешь? Я читал твое полное досье. Тебя не приняли в университетскую команду после медкомиссии не из-за травмы колена, а из-за проблем с сердцем. Ты не можешь игнорировать их. — Я в порядке. — У тебя губы синие. — А у тебя глаза красные. — Он присмотрелся к лицу Джи: оно побледнело, но пятна на скулах стали только ярче. — И вообще, похоже, жар. Ты сам-то в порядке? Уже без прежней легкости Джи перелез через его ноги и опустился обратно на пассажирское сиденье. Устало и обессиленно уронил затылок на спинку. — Ночные экскурсии под дождем по мистическим местам Юга даром не проходят. — Купи аспирин. Внутри должна быть аптека. Дышать становилось легче, но сеть, в которую попало сердце, еще не отпускала. — Я не мог остановиться, — сказал Джи невпопад, но Шанго понял о чем. — Как будто замкнуло. Я не хотел. — Я хотел. Джи кивнул: знаю — и на какое-то время прикрыл веки. Он казался изможденным или больным и был не похож на себя. Шанго его не беспокоил. Минуты через две он встряхнулся: — Мне пора… — с неопределенной интонацией то ли спросил, то поставил Шанго в известность. — Да. Он выбрался из машины, достал и закинул на плечо сумку, щелкнул ручкой чемодана, не глядя, небрежно махнул рукой. — Стой, — вспомнил вдруг Шанго. — Хотел спросить, а то мы с Дэшем спорили: как читается твоя легендированная фамилия? Усмешка промелькнула в глазах Джи, но не тронула губы. — Она почти настоящая, это имя моего прадеда. На севере произносят как Айзек, у вас тут — Айфек. На самом деле должно звучать похоже на греческий остров или городок с кампусом Корнелла. — Итака? — Вроде того. — Джи покачал ладонью с растопыренными пальцами в жесте приблизительности и проговорил вслух нечто нерасчленимое на простые звуки. — Оно индейское. Наверное, что-то значит, но я был мелким и мало интересовался, пока он был жив, а теперь его давно нет, и никто не сможет ответить. Шанго вежливо-сочувственно улыбнулся — губы все еще немели, как после анестезии у стоматолога, левая рука ощущалась чужой. Джи пошел быстро и не обернулся даже у отползающей в сторону двери. Шанго дождался, когда она обратным движением отрежет его силуэт, и завел двигатель. Он остановился на перегоне у болотных трав — съехал на обочину, вышел, оставив «детку» одну — и пошел вглубь перпендикулярно трассе. Лед в груди таял медленно, сердце ломило от холода. Крепкие стебли поднимались над головой, трогали его длинными выгнутыми листами, словно похлопывали по плечам и по-женски трепали за щеки, утешительно наклонялись к нему сверху головами-метелками. Под подошвами слабо захлюпала проступающая сквозь дерн вода. Шанго встал, задрал подбородок к небу и крикнул — длинно, сипло, с надрывом. С середины вопля, когда весь воздух из легких почти вышел, звук наконец стал гортанным и сильным. Всплеснули крыльями и вспорхнули в небо, сорвавшись с гнезд, птицы. Стебли зашумели и легли перед ним полукругом. Поднявшимся ветром заложило уши. Морозные узоры внутри размазались и поплыли. Стало легче. И только пара снежинок, застрявших в сердечной мышце, еще саднили и царапали душу.