***
Во-вторых, Чайльд узнаёт, что Чжун Ли сейчас учится на магистратуре в том же университете, в который перевёлся Чайльд… что, на самом деле, не должно было быть таким сюрпризом, потому что они жили в десяти минутах от упомянутого университета, с какой ещё стати Чжун Ли жить здесь? (— Мы могли бы обедать вместе между парами, — ухмыляется Чайльд, возможно, немного слишком восторженно. Чжун Ли, кажется, это не беспокоит, если судить по небольшой, но не менее счастливой улыбке на его лице. — Да, — соглашается он, подпирая подбородок рукой. — Можно.) Затем Чжун Ли небрежно упускает тот факт, что он на самом деле глава студенческого совета, и Чайльд, в результате, машет на прощание их дружеским свиданиям за обедом перед лицом бесконечных заседаний совета и обязанностей руководителя.***
(Последнее, что выясняет Чайльд, это то, что Чжун Ли, вопреки своей технологической некомпетентности и нереалистично придирчивым вкусам, похоже идеален во всём остальном. Не то чтобы Чайльд специально пялится на своего соседа каждый раз, когда Чжун Ли вдаётся в ненужные подробности о промышленном составе их моющего средства для унитаза или уделяет повышенное внимание грязи на лапах Моракса, или маленькими глотками пьёт свою ежедневную чашку зелёного чая с дзэном тысячелетнего монаха… его глаза просто. Задерживаются. Но, что ж, Чжун Ли объективно очень привлекательный, а Чайльд объективно очень не натурал, так что, конечно, вполне естественно испытывать в этой ситуации какие-то весьма очень не-соседские чувства, верно?) (Верно?)***
— Чайльд, — Чжун Ли похлопывает его по плечу, — думаю, нам надо будет скоро сходить в магазин. Чайльд поднимает глаза от своей переписки с Тоней, где спрашивает, что ей отправить из местных косметических средств Ли Юэ. — Конечно. Тебе нужно, чтобы я пошёл с тобой, верно? Чжун Ли в подтверждение улыбается, и сердце Чайльда переворачивается как блинчик на тефлоновой сковородке. — Это было бы желательно. И я мог бы использовать эту возможность, чтобы показать тебе город, учитывая, что ты только недавно переехал. Чайльд садится, оставив Тоню читать сообщение. Он вернётся к ней позже. — Когда? Чжун Ли смотрит на часы и возвращает взгляд обратно на него. — Как насчёт через пятнадцать минут? Чайльд кривится, поднимаясь с дивана. — Я думаю, мы должны заняться твоим определением «скоро». На выходе они встречают добродушную старушку в фойе, на ней садовые перчатки, громадная шляпа и около трёх слоёв солнцезащитного крема на лице. — Чайльд, — начинает Чжун Ли, поднимая Моракса с пола так, чтобы маленький негодник не бегал вокруг и запутывал свой кошачий поводок в ногах (потому что Мораксу нужны прогулки, иначе он растолстеет, сказал Чжун Ли, и Чайльд, по доброте душевной, решил не говорить ему, что Моракс уже выглядит толстым со всей этой шерстью), — это Бабушка Пин, наш местный садовник. Он поворачивается к Бабушке Пин. — Бабушка, это Чайльд, наш местный… просто местный. Чайльд смеётся от этого, беря старушку за руку и тепло пожимая её. — Приятно познакомиться с Вами, я новый сосед Чжун Ли. Бабушка Пин смеётся вместе с ним, черты её лица противоречат молодому блеску в глазах. — Какой толковый молодой человек. Ты в хороших руках, Чжун Ли. Несмотря на чувство, что это он должен быть в руках Чжун Ли — будучи в новой стране, и всё такое — Чайльд поднимает брови и дерзко спрашивает: — С чего вы взяли, что я толковый? Бабушка Пин берёт двумя руками его ладонь и оглаживает пальцами его суставы. — Во-первых, ты живёшь здесь с нашим дорогим Чжун Ли. Чжун Ли кашляет. Старушка продолжает. — А во-вторых, мозоли на этих руках не могут врать — ты способный, трудолюбивый молодой человек. Чайльд опускает взгляд на свою руку, его ухмылка немного меркнет. На его пальцах несколько рваных шрамов, лежащих поверх друг друга, — результат того, что он слишком рано и слишком неуклюже брал в руки кухонные ножи. Подушечки пальцев слишком грубые от веника, а на мышце у большого пальца тусклый след от ожога от неудачной глажки несколько лет назад. — Мне всегда не нравились мои руки, — возможно, без надобности говорит он. Бабушка Пин смотрит ему в глаза и снова улыбается. — Наступит день, когда ты будешь ими гордиться.***
— Ох, — говорит Чжун Ли, заглядывая в свой очень очевидно пустой бумажник. — Я забыл взять деньги. Чайльд подносит руки к голове. — Сначала такси, потом еда на вынос вчера, а теперь это, — бормочет он. Слава небесам, они на кассе самообслуживания. — Я начинаю видеть в этом определённую закономерность. Чжун Ли просто смотрит на него своим неподвижным взглядом, тонкие пальцы до сих пор держат открытый бумажник, и Чайльд стонет, когда тянется в карман за своим собственным кошельком, чтобы вытащить карту. — Ладно. Они выходят на улицу… чтобы обнаружить Моракса, выясняющего отношения в битве с доберманом вдвое больше себя, оставаясь привязанным к шесту, и Чжун Ли тут же бросает свои три пакета с продуктами и подхватывает своего шерстяного сына с земли. Моракс шипит и воет, обнажает когти и машет ими в воздухе, едва не задевая голые руки Чжун Ли. Доберман рычит, сдерживаемый собственным поводком, привязанным к другому шесту. Чжун Ли пытается быстро развязать узлы на поводке Моракса до того, как женский голос пронзает воздух, резкий словно молния. — Сидеть! Собака тотчас пригибается, и Чайльд поднимает взгляд и видит невысокую девушку с покрашенными в фиолетовый волосами, гневно идущую в их сторону. — Бэй Доу не научила тебя хоть каким-то хорошим манерам? — бормочет она, отвязывая скулящее животное от шеста. Затем она поднимает взгляд. — Я прошу прощения… о. Чжун Ли смотрит в ответ, половина его лица скрыта злобной коричневой шерстью. — Привет, Кэ Цин, — глухо говорит он. — Чжун Ли, — Кэ Цин встаёт. — Не ожидала встретить тебя здесь, я ни разу не видела тебя за время каникул. Хорошо выглядишь. Чжун Ли улыбается, щуря глаза. — Аналогично. Кэ Цин краснеет и кашляет, дёргает поводок собаки и убирает волосы за ухо. — Увидимся, когда снова начнутся занятия. Не забудь отправить Нин Гуан своё расписание, чтобы мы могли составить график наших еженедельных встреч. — Конечно, — отвечает Чжун Ли, возвращаясь назад, чтобы поднять пакеты одной рукой, и неловко попытаться махнуть Кэ Цин (трудно размахивать руками, когда у тебя на плече висит кот). — Береги себя. — Ты тоже, — говорит она. Чайльда не покидает мысль, что этот обмен репликами выглядит очень неуклюже. — Кто это был? — спрашивает Чайльд, как только они оказываются вне зоне слышимости, но всё ещё на виду, — взгляд девушки с фиолетовыми волосами обжигает ему спину, следя за каждым их с Чжун Ли движением. — Заместитель главы студенческого совета, — мычит Чжун Ли, пробегая взглядом по витринам, мимо которых они идут. — Мы не особенно близки, но, по крайней мере, в хороших отношениях. Чайльд оглядывается. Кэ Цин всё ещё смотрит на них. Он отворачивается. — А, ну да. Наверное.***
За день до начала занятий Чайльд объявляет: — Мы покупаем тебе новый телефон. Чжун Ли просматривает какой-то доклад, когда Чайльд хлопает ладонью по столу. Он поднимает взгляд, слегка хмуря брови за стёклами очков для чтения. — Да? — Мы. Покупаем тебе. Новый телефон, — чеканит Чайльд. — Или, если быть точным, я покупаю тебе новый телефон. — Зачем? — Твой нынешний телефон, — Чайльд показывает на Нокию Чжун Ли, безобидно лежащую на краю стола, — доисторическое ископаемое. — Но он всё ещё во вполне рабочем состоянии. Чайльд делает глубокий вдох. И выдох. — Мне всё равно, — по-детски говорит он, не приводя более убедительных аргументов. — Мы купим тебе телефон. Чжун Ли смотрит на него несколько секунд, прежде чем отложить ручку и кивнуть. — Хорошо, если это сделает тебя счастливее. Вот почему три часа спустя Чжун Ли выходит из ближайшего магазина Apple с новеньким блестящим телефоном в руках, выглядя совершенно отчаявшимся от отсутствия кнопочной клавиатуры у современной техники. Чайльд уверяет, что всё в порядке, когда тот настаивает на том, чтобы вернуть в будущем ему деньги. Он привык выражать внимание людям вокруг себя дорогими и странными подарками (яркий тому пример: Одноглазик Тевкра в масштабе один к одному, сидящий на заднем дворе и почти такой же высокий как сам их дом), и, учитывая, что Чжун Ли один из этих людей, Чайльд (чересчур) готов предоставить для него свой банковский счёт то здесь, то там. И, к тому же, он не привязан к деньгам. В конце концов, его родители большие шишки на финансовом рынке Снежной. — О, подожди, — Чайльд дёргает Чжун Ли за пальто, когда они идут по дороге домой, — я его знаю, — он указывает на низенького парня с короткой стрижкой и шляпой, которая слишком огромна, чтобы быть хоть как-то практичной. — Мы вместе учились. — Он был твоим другом? — спрашивает Чжун Ли, но по спокойному тону его голоса Чайльд уже понимает, что Чжун Ли знает ответ. Но всё равно отвечает на вопрос. — Не-а. Чжун Ли выдыхает через нос. — Как бы то ни было, поздоровайся с ним, это всего лишь обычная вежливость. Я пока осмотрю магазины здесь. Чайльд бросает ему зубастую ухмылку, прежде чем уйти, засунув руки в карманы и лавируя между пешеходами, чтобы подойти ближе. Низкорослый юноша, однако, замечает это до того, как Чайльд успевает резко напугать его. Он опасно щурит глаза, Чайльд просто усмехается и сгибает колени, прекрасно зная, как оскорбительно это действие для коротышек. — Что ты здесь делаешь, испуганный лось? — Меня зовут Скарамуш, ты, безбожный язычник, — шипит в ответ другой, наступив рыжему на ногу. — Какого хуя ты здесь делаешь? Чайльд сдерживает крик боли. — Я перевёлся в местный уник, вот что… — фиолетововолосый парень поворачивает ногу. — Ай-ай-ай, сукин сын! Скарамуш наконец убирает ногу со ступни Чайльда и бросает на него грозный взгляд. — Национальный университет Ли Юэ? Чайльд осторожно подгибает пальцы в ботинках. — Он самый. — Блядь, — матерится Скарамуш. — Я тоже. Теперь я вынужден видеть твоё уродливое лицо в университете. — Моё лицо прекрасно, — огрызается Чайльд. Быстрый взгляд назад говорит ему, что в данный момент очень восторженный менеджер по продажам провожает Чжун Ли в элитный магазин безделушек, и Чайльд замирает. В это же время оскорбления Скарамуша влетают в одно ухо и вылетают из другого. — Эй! Слушай, когда я с тобой говорю! — Прости, лось, долг зовёт, — кричит он, переходя на лёгкий бег в сторону Чжун Ли, глухой к чужим протестам. — До встречи! Войдя в магазин, он быстро сталкивается с видом Чжун Ли, держащего… Статую. Или, если быть точным, золотую статую Хамтаро. — Чайльд, — говорит он с незначительным намёком на хныканье в голосе, распахнув янтарные глаза, — я хочу это. — Нахуя? — красноречиво выпаливает он, морщась от того, как статуя блестит от света, словно богомерзкий диско-шар цвета мочи. — Мы не будем это покупать. — Это золото в двадцать четыре карата. — Ладно, послушай меня, мы не… Все протесты умирают в горле, когда Чжун Ли протягивает статую в его сторону, смотря на свои ноги и нежно говоря: — …И она напомнила мне тебя. Продавец нервно переводит взгляд с одного на другого. У Чайльда вот-вот появится психическое расстройство. Золотая статуя Хамтаро в двадцать четыре карата. Чжун Ли думает, что Чайльд выглядит как ёбаный Хамтаро. Аякс «Чайльд» Тарталья, который плакал лишь один раз при рождении, чуть не разревелся на месте, но всё равно заплатил за неё.***
Toe Knee Ah, Ajax Spray-n-Wipe
17:55 тоня стоит ли мне покрасить волосы? чё думаешь о зелёном как у хацунэ мику или типа того
17:57 эм??? что случилось с морковной гордостью? и у хацунэ мику ГОЛУБЫЕ позор тебе >:(17:57 неа позор ТЕБЕ что заставляешь меня присылать миллион масок для лица с шелковицей хотя я знаю что ты их никогда не будешь использовать я шучу чмоки <3
17:58 я тоже тебя люблю братец <3 но больше не буду, если ты действительно решишь покраситься в зелёный. а ещё тевкр ненавидит зелёный17:58 ауч
17:59 с чего вдруг? не говори мне что захотел покраситься потому что захотелось17:59 я просто почувствовал себя немного неуверенно эй честный вопрос как думаешь я похож на хомяка
Toe Knee Ah печатает… Toe Knee Ah печатает… Toe Knee Ah всё ещё, блядь, печатает… «ага» — это то, что в конце концов присылает Тоня, и Чайльд бросает телефон в другой конец комнаты. Он сверлит глазами роковую статую Хамтаро, гордо сидящую на его книжной полке, и хватает её. Это так до чёртиков уродливо. Чайльд быстро задумывается о том, чтобы вышвырнуть её из окна — будьте прокляты пятьсот тысяч моры — прежде чем в голове всплывает недовольное лицо Чжун Ли, и он опускает руки в знак поражения. Падает обратно на спинку кресла, всё ещё держа статую. Не прошло и месяца со всей этой историей с соседями, а у него уже развилось… увлечение. Так ведь? Это не влюблённость. Определённо, не влюблённость. Возможно, он просто запутался в своих чувствах. Потому что, несмотря ни на что, Чайльд, на самом деле, не думал делать что-то такое со своим соседом, потому что да, у Чжун Ли классная задница, да, у него красивые бёдра, но… …Но. Ладно. Неважно, он не должен позволять своим мыслям блуждать в том направлении, потому что сейчас он думает об этом… прижимать Чжун Ли к кровати, или чтобы он прижимал его к кровати… и, о, вау, фантастика, разве это не чёртов внезапный стояк? Итак, теперь это влюблённость? Блядь. Пока Чайльд переживает небольшой кризис, незаметно для него дверь со скрипом открывается, и Чжун Ли входит с новым телефоном и инструкцией по применению в руке. — Чайльд, у тебя есть время… а. Его взгляд падает на золотого Хамтаро, затем на промежность Чайльда, потом он кашляет один раз, второй, прежде чем робко закрыть дверь. С негодованием Чайльд вскакивает и рывком распахивает дверь, крича: — Это не то, что ты думаешь!***
Первого друга в новом университете Чайльд заводит благодаря тому, что он, как придурок, забыл ручку, и ему пришлось одолжить её у девушки, сидящей рядом. Она представилась как профессиональный астролог Мона Мегистус. — Итак. У тебя есть чувства к твоему соседу, — резюмирует Мона, потому что, ну, Чайльд должен был вывалить свой романтический-ставший-экзистенциальным кризис на кого-нибудь в непосредственной близости для жалоб, а иначе он, вероятно, взорвался бы, как один из тех геотермальных источников, которые они изучали буквально сегодня, если бы продолжил держать это в себе. Весь день он безостановочно думал о Чжун Ли; его голос, глаза, талия, грёбанная незаконная задница — два месяца подавляемых похотливых мыслей выпорхнули, наконец, на свободу, потому что он был так занят, заканчивая все свои дела и прощаясь со всеми своими знакомыми в Снежной, что до сих пор у него не было даже спокойной минутки, чтобы подрочить. — Я в жопе, — ругает себя Чайльд. Мона закатывает глаза, потягивая свой чай Chatimе со вкусом личи (купленный для неё Чайльдом, потому что Чайльд, кажется, по какой-то причине представляет собой магнит для людей, находящихся в финансовом отчаянии). — Я в глубокой жопе. Мона фыркает. — Перестань вести себя как большой ребёнок. Кто знает, может быть, это просто, я не знаю, временное. Мимолётное влечение. Чайльд стонет. — Всё не так просто. — Откуда ты знаешь? — Я, — он замолкает, смотря на свои руки. — Хочу держать его за руку. Мона, не впечатлившись, смотрит на него. — Тогда, полагаю, ты в жопе. — Спасибо, — он опускает голову на ладони. — Когда у тебя день рождения? — самопровозглашённый астролог швыряет свой уже пустой стакан в ближайшую урну. Она промахивается, но никто из них не делает попытки поднять его. Чайльд едва приподнимает голову, чтобы опереться подбородком на пальцы. — Двадцатое июля, — бормочет он. — Это для одного из твоих странных астрологических ритуалов? — Вроде того, — отвечает Мона, вставая и доставая из сумки непонятный диск. Чайльд наблюдает, распахнув глаза, как Мона начинает, как она это назвала, «чтение натальной карты», её руки ловкие и натренированные, когда она поворачивает диск, всё, что выходит из её рта, пролетает прямо над оранжевой антенной на его голове; что-то там асценденты, что-то там дома, что-то там восходящая луна и движение планет… — Итак, в общем, — поясняет Мона, — ты получишь эту задницу. — Я получу эту задницу, — оцепенело повторил Чайльд, испытывая небольшую астральную проекцию. Мона убирает свой астрологический прибор также быстро, как и вытащила. — И как твой новый лучший друг и доверенное лицо, я теперь по закону обязана помочь вам двоим сойтись. — Я всего месяц его знаю, — протестует Чайльд. — Что если это действительно просто… — Чепуха! — Мона угрожает пальцем своему другу, в его глазах сверкает озорной огонёк. — Указ звёзд безусловен, и они уже запустили колесо твоего зарождающегося романа в действие! Чайльд чувствует, как у него появляются мешки под глазами. — Зарождающийся роман — ага, как же. Этот парень считает, что дать свой номер — приемлемый способ заплатить за такси. Ни единого шанса, что он поймёт концепт романтики. Романтика мертва. — Так он один из тех типажей, м? — мудро кивает Мона. — Очень хорошо, я посмотрю, что смогу с этим сделать. — …Нет, тебе правда не нужно в это ввязываться. Она хрустит пальцами. — А вот тут ты ошибаешься, Чайльд Тортилья… — Это произносится как «Тарталья»… — …потому что я уже ввязалась в это с того самого момента, как ты вырвал ту умирающую ручку прямо из моих рук! Мне суждено войти в твою жизнь, как проводнику во всех романтических делах, — она ухмыляется. — И думай об этом как о равноценном обмене: ты покупаешь мне молочный чай, я нахожу тебе парня. Справедливо, верно?***
Queen MonAss ❤, Ajax Spray-n-Wipe
15:13 Начнём с главного Если между вами ЧТО-ТО произойдёт я ПЕРВАЯ узнаю об этом Понял?15:14 ок
15:14 Хорошо прекрасно Ты должен ответить понял Проехали Вот план Сначала ты покупаешь ему подарок. Что-нибудь чем он будет пользоваться ВСЁ время15:16 постой я в прямом смысле купил ему телефон типа вчера и золото … забей
15:16 Это не имеет значение. Это было до того как я вошла в это уравнение15:16 хорошо так. что-либо часто используемое например?????????????
15:17 Придурок. Почему ты спрашиваешь МЕНЯ Это ты живёшь с ним Купи что-нибудь не знаю для дома или около того Типа этого [Прикреплённая ссылка]15:19 ты блятб издеваешьсч надо мнй я не буду ппокупать нам
15:19 Ну?????? У тебя есть идея получше??????15:19
ага я могу купить ему э э э
15:20 бля
15:20 Именно. пошевеливайся герой-любовничек***
Невзирая на то, что Чайльд считает это глупейшей идеей, когда-либо возникавшей в солнечной системе и за её пределами (он всё ещё называет чушью восходящие луны и звёздные дома или чтобы там ни было), на следующих выходных он возвращается домой из ближайшего магазина электроники с замотанной коробкой в руках и продолжает пересматривать свои жизненные выборы. — Не верю, что делаю это, — ворчит он, толкая дверь. — Я дома! Чжун Ли? Упомянутый мужчина высовывает голову из своей комнаты, его очки сидят на голове, длинные волосы собраны в пучок, а на лице взволнованное выражение… или настолько взволнованное, насколько может быть у человека с эмоциональным спектром как у кактуса. — Чайльд. Как раз вовремя. Не мог бы ты помочь мне найти мои… — На голове. Чжун Ли поднимает руку, чтобы натолкнуться на очки, лежащие на волосах. — А. Спасибо. — Не за что, — он натягивает на губы улыбку, но внутри у него шевелится странное чувство нервозности. — На самом деле, не мог бы ты подойти на минутку? Я кое-что тебе купил. Чжун Ли поднимает бровь, подходя к двери, где Чайльд поставил коробку на пол, прежде чем взять ножницы с кухни и разрезать упаковку. — Я не помню, чтобы в последнее время произошло что-то, требующее подарка, Чайльд. — О, нет, мне просто, — мямлит Чайльд, разрывая слои подарочной бумаги (почему магазины всё ещё используют подарочную упаковку с принтом Санты?), — просто захотелось купить тебе что-нибудь. — О, — рот Чжун Ли открывается в лёгком удивлении, мило настолько, что у Чайльда перехватывает дух. — Это очень мило с твоей стороны. Чайльд внезапно закашливается, чувствуя, как сердце в груди танцует под Gangnam Style на скорости два и двадцать пять, прежде чем он дёргает тонкий картон упаковки с гораздо, гораздо большей силой, чем это необходимо. Чжун Ли ждёт, пока он закончит, а затем заглядывает в коробку и осторожно вытаскивает содержимое, нежно держа это в руках. — Это… — он замолкает в изумлении. Чайльд чувствует, как его лицо становится горячим, он нервно смеётся, почёсывая щёку. — Прости. Я здесь всего месяц, но уже привожу нового жильца в наше крошечное жилище… — Мне очень нравится, — спокойно заявляет Чжун Ли. Чайльд таращится. — Мы должны дать ему имя. Спустя два часа и бесчисленное количество отвергнутых имён, «Румба» получает соответствующее имя и приветствуется, как первый пылесос, совместимый с Чжун Ли, который когда-либо появлялся в этом доме.