Как окончить свой список желаний перед тем, как умереть - руководство от Кэйи Алберича

Рэйзор наполняет свой меч электрическим элементом, и он знает, что с такой силой сможет разрубить даже самые крепкие магические кристаллы, а значит у крошащегося янтаря в человеческом теле нет и шанса выстоять. Кэйя не первый человек, которого он убивает, но он определённо самый необычный. Рэйзор думает о том, что ни разу не видел, чтобы человеческая плоть так легко поддавалась, как у Кэйи, с вымученным последним хрипом, ткани мышц ослабли и кровь крошилась, словно это была уже загнившая плоть, объединённая с гео элементом. Туловище Кэйи крошится от силы, вложенной Рэйзором в свой удар, и тот ловит верхнюю половину Кэйи прежде, чем она достигнет земли, а его ноги падают на поверхность, согнувшись в коленях. «Во мне сейчас больше от гео элемента, нежели от человека», ответил Кэйя на вопрос Рэйзора что-то ещё? «Я бы хотел, чтобы каменные части меня были стёрты в пыль, а плоть сожжена в пепел. Если это возможно, пожалуйста, соскреби пыльцу от гео элемента моего тела с края Утёса Звездолова. Я могу лишь молиться о том, чтобы они долетели до моего дома. А пепел я хочу, чтобы был зарыт на поляне с туманными цветками». Они всегда были его любимыми. Рэйзор легко может сокрушить гео элемент, но его электро не хватает, чтобы обратить плоть и кости в пепел. Ох, другая красная огненная девочка, у неё есть Пиро Глаз Бога. Рэйзор знает, что она живёт где-то в Рыцарских казармах, поэтому выдвигается на её поиски. Когда она открывает ему дверь, то, потирая сонные глаза, вопрошает: «Рэйзор? Зачем ты так поздно пришёл?» Он берёт её за руку и лишь отвечает: «помощь», и затем ведёт её к остаткам Кэйи. Когда они выходят на задний двор, гео фрагменты отсвечивают под лунным светом, и рука Эмбер становится жёстче* в его хватке. Рэйзор знает, что он не совершил ничего непозволительного, ведь Кэйя уже был мёртв и его нужно было вернуть земле, и то, что он сделал, было естественным, но… Тоскливый крик, который вырвался из груди Эмбер, когда она рухнула на колени, заставил его сердце забиться чаще.

***

Что-то не так. Что-то утяжеляло воздух, оно давило на горло Дилюка изнутри ещё с того момента, как Кэйя ожидал его у двери «Доли Ангелов» семь ночей назад. Песня, спетая Венти, история, рассказанная Кэйей — это вся информация, которую он имел о прошлом Кэйи, и этот факт заставляет его чувствовать себя отвратительно. Тяжесть оседает в его груди и расползается по телу тогда, когда Барбатос останавливается посреди празднования и с грустной улыбкой произносит: «Это в действительности лучший вечер». Дилюк нервно сглатывает, когда атмосфера в таверне становится невероятно давящей, но никто, ни одна живая душа, этого не замечает. Что-то не так, не так, не так, почему никто другой этого не видит? Ветер дует совсем не в том направлении, и делает это настолько громко, что Дилюк хочет рухнуть на колени и заткнуть себе уши. «Бард, что происходит?», он спрашивает, «Ты что-нибудь знаешь?» Барбатос бренчит аккорд и меланхолично, со скорбью в голосе, отвечает: «Я знаю многие вещи, например, как воет ветер, земля шепчет о долговечности и завершении контрактов. Чего я не знал до этого дня, так это то, как плачет Луна и, светя бледным светом, является трупом». Дилюк не может дышать. «Мне нужно идти», бросает он и пытается сдержать тошноту. Ужасное чувство свербит и мутит где-то в его груди, как что-то настолько огромное, что еле сдерживается под кожей, и он показывает вытирающему стол Чарльзу жестом, чтобы тот заменил его. Он вываливается из таверны, Кэйя говорил, что уедет завтра, поэтому конечно, конечно он ещё в Мондштадте, мирно спит перед долгим путешествием. Дилюк добегает до центрального фонтана, когда протяжный вопль раздаётся из Рыцарского Штаба, и каждая частичка этого тяжёлого ощущения, росшего внутри него, перерастает в ужас, и он ощущает, как у него начинает сосать под ложечкой**. Он карабкается по стене, совершенно не беспокоясь о том, что его могут увидеть, ведь обычная дорога заняла бы у него слишком много времени, и вот уже рыцари высыпали на улицу из своих казарм, большинство в полусонном состоянии, одетые в неподходящие по размеру доспехи и пижамы, с оружием, на всякий случай. Вся толпа перемещается на тренировочную площадку позади здания и Дилюк вклинивается в неё, адреналин разливается по венам, и вот он поворачивает за угол и просто… останавливается. Эмбер, Скаут ордена, сидит на земле, абсолютно застывшая, и рядом с ней дикий волчий мальчик, вцепившийся в её руку. А впереди, то, на что они пялятся, это- Нет. Пожалуйста, нет. Дилюк, на ватных ногах, сметает двух подростков со своего пути и падает, приземлившись на колени перед Кэйей. Лунный свет отсвечивает тёмно-синим, когда дрожащая рука Дилюка кладёт голову Кэйи на своё колено, он игнорирует то, каким лёгким тот кажется, как от Кэйи остались лишь голова, верхняя половина туловища и его левая рука. «Кэйя», произносит Дилюк дрожащим голосом, «Кэйя». Его руки в перчатках оглаживают загорелую щёку того, плоть уже давно холодная. Почему ты по-прежнему спокойно лежишь? хочет Дилюк спросить, ведь даже во сне, насколько он помнит, Кэйя ворочался из стороны в сторону, меняя позы так, будто его тело не может спокойно улечься в кровати. Кэйя должен был быть вечным, никогда не ранен, никогда не спокоен, всегда ухмыляющийся, лгущий, и переносящий вес с одной ноги на другую. «Кэйя», Дилюк знает, что звучит, как потерянный ребёнок, прижимая Кэйю к себе и немного покачиваясь, а слова его звучат, как молитва любым Богам, которые его вообще услышат, «Мы найдём тебе врача, Пастор сможет тебя исцелить. Она полностью восстановит твоё здоровье, и затем мы сможем-». Он чувствует, как ладонь мягко ложится на его плечо и поднимает взгляд на Джинн, чьи очертания лица выражают неверие, скорбь и жалость. «Дилюк», говорит она тоном, настолько наполненным сочувствия, что Дилюка сейчас стошнит прямо здесь, «Его нет. Пожалуйста, отпусти». Злость вскипает внутри, словно магма, и Пиро элемент начинает бурлить, когда он прижимает к себе Кэйю ещё сильнее: «Нет, нет, Кэйя никогда-» «Взгляни на него.», говорит Джинн, «Взгляни на то, что осталось от него. Мы проведём похороны и просмотрим его завещание когда встанет солнце, а также нам надо будет провести расследование об его убийстве на наличие подставы-» «Рыцари Ордо Фавониус некомпетентны», срывается Дилюк, и рука Джинн, находившаяся на его плече, оказывается одёрнута, но ему слишком наплевать, «Это уже второй раз, когда они подводят меня. Как вы могли позволить, чтобы это произошло с вашим Капитаном? Бесполезно, бесполезно. Я буду тем, кто найдёт убийцу и отомстит». Дилюк включает голову, так, здесь гео фрагменты вокруг тела Кэйи. Оба Гео Глаза Бога, о которых он знает, принадлежат Рыцарям: Альбедо и Ноэлль. Ни одного из них он не знает лично, лишь по их репутации в городе и из рассказов Кэйи в «Доле Ангелов». Возможно, в Мондштадте останавливался какой-нибудь путешественник с Гео Глазом Бога, может, даже член Фатуи, кто же ещё, кто ещё мог такое сделать? «Я сделал это». Эмбер перестаёт рыдать, чтобы выдать шокированное «Рэйзор!», когда волкомальчик опускает свою голову: «Я просто сделал то, о чём меня попросил Мистер Кэйя». Дилюк чувствует вихрь пламени, пока его языки окутывают волосы и, в ярости, он призывает свой Глаз Бога. «Ты», он рычит, «Ты это сделал?» Его двуручный меч уже призван и находится в его руках, прежде чем до него доходит, что происходит, в его голове лишь заела одна мысль: как ты посмел как ты посмел как ТЫ ПОСМЕЛ?! Пиро элемент воспламеняется, он окутывает тело Дилюка, пока тот мягко перекладывает тело Кэйи на землю и поднимается на ноги. Огонь поглощает лезвие меча, пока Дилюк готовит своё оружие. И затем, мягким, но опасным и шипящим тоном, он произносит: «Ты поплатишься за это». Рэйзор выглядит так, будто он не уверен, но всё же встаёт в широкую стойку и тоже призывает своё оружие. Он выглядит юным, сначала думает Дилюк, а затем, он убил Кэйю. Приподняв край тяжёлого меча с каменной кладки, усыпанной разбитыми фрагментами гео и кусками плоти, Дилюк целится в волчьего мальчишку, пока ярость бурлит и кипит в нём, перекатываясь под кожей, как пульсирующая магма, рвущаяся к жерлу вулкана, и он готов сжечьсжечьсжечь вс- Ноги покидают землю и он стремительно отправляется ввысь, в воздух, пытаясь бороться, вырваться вперёд, чтобы добраться до убийцы Кэйи, но у него нет совершенно ничего под ногами, никакой земли, пока сила его толчка не растворяется и он мягко не опускается на землю. «Бард», рычит Дилюк, пока всё его уважение к когда-то бывшему богу Мондштадта скрыто за шлейфом скорби и ярости в его разуме, нахуй последствия, пусть я буду покаран, хочет он произнести, когда приземляется на колени. Всё, что делает Барбатос, это снисходительно смотрит на того, идя в сторону Кэйи. «Действующий Грандмастер», говорит Барбатос, «вы можете отозвать остальных рыцарей. Мне и Мастеру Дилюку нужно переговорить о некоторых вещах». Джинн выглядит уставшей, она выглядит потрёпанной, скорбящей, и такой, такой измотанной. Но она поднимает свою ладонь и командует наблюдающим рыцарям: «Идите спать. Я допрошу всех вас утром. Выкиньте этот инцидент из головы, мы разберёмся с ним завтра». Они сомневаются, некоторые даже выглядят огорчёнными, но они с неохотой рассыпаются обратно по своим казармам, тихо переговариваясь. Дилюк выдает усмешку над теми, когда они уходят, но всё ещё не может подняться на ноги, и Барбатос наклоняется, чтобы поднять Кэйю. Он гладит его по голове, как родитель, утешающий своё дитя, и обращается к Дилюку: «Пожалуйста, воздержись от нанесения Рэйзору увечий, он лишь сделал то, что от него требовалось». Дилюк скалится: «Ты не рифмуешь», а Барбатос отметает это обвинение: «Последнее желание сэра Кэйи было, чтобы я не рифмовал сегодня». Он кладёт Кэйю на колено Дилюка, давая увидеть в лунном свете то, что от того осталось. Ничего, кроме верхней половины туловища, одной руки и головы, но он выглядит… спокойно. «Сэр Кэйя, который был убит семь дней назад. Ветер завывал так громко и так долго по нему, но земля восстала и собрала его воедино на достаточно долгое время, чтобы привести свои дела мирские в порядок. Пусть он и каменноголовый, но я думаю, что даже он достаточно долго жил, чтобы понять скорбь и тоску…», бормочет Барбатос, «Разве вы не рады, Мастер Дилюк? Имея последние семь дней на Земле, все его мысли были лишь о Мондштадте. И вы, сэр Рагнвиндр, были первым и последним человеком, которого он поприветствовал, имея мало времени в запасе. Какая честь». «Какая несправедливость», отвечает Дилюк, запуская руку в локоны цвета ночи, и поднимает голову Кэйи, чтобы столкнуть их лбы. Кэйя. «Ты любишь своего отца?» спрашивает Дилюк, глядя на Кэйю сверху вниз своими большими глазёнками. Они уже несколько часов ждали на месте, где Крепус впервые встретил чужеземца, и оба мальчика сейчас устроились на пледе для пикника под плодоносным деревом, пока их наблюдающие няньки находятся достаточно далеко в подлеске, чтобы не слышать их разговора. «Конечно!», настаивает Кэйя. Он смотрит не на дорогу, а на лес, куда ушли няньки. Он выглядит… виновато и напуганно, и даже немного грустно. «Он сказал, что пойдёт и возьмёт виноградного сока». Дилюк думает об этом: «но он же ещё не вернулся», и Кэйя настолько внезапно начинает злиться, что это даже почти напугало Дилюка. «Он любит меня! Он обнял меня! Если бы Мистер Крепус никогда не вернулся за тобой, ты бы его всё ещё любил?!» «Конечно бы любил!», Дилюк кричит в ответ и раскрывает рот, чтобы снова выкрикнуть что-то, но после осознает, как глупо звучали его слова, и чувствует, как его рот захлопывается сам по себе, и яркий красный румянец проступает на лице. Он плюхается обратно на плед, пока в уголках его глаз образуются обжигающие капли слёз, когда он произносит: «Прости, я был тупицей. Наверное, он вернулся и не смог найти тебя. Он скоро вернётся». Кэйя опускает свой взгляд на траву и набирает горстку в ладонь, после чего давит её меж пальцев, прежде чем кинуть на коленку Дилюку. «Да, ты тупица». Они оба делают вид, что не замечают слёзы, струящиеся по щекам Кэйи. Кэйя. К возвращению Дилюка в Мондштадт Кэйя настолько изменился, что он едва ли может сказать, что хорошо знает этого человека. Он идёт с такой уверенностью и широкой походкой, что ни следа не осталось от того кроткого исхудалого мальца, прятавшегося за спиной Крепуса, промокшего до нитки, как пёс. Он вырос высоким, крепким, со своими длинными ногами, волосами и ресницами, с открытой грудью нараспашку, будто рубашка, которую он носит, не может её закрыть. Дилюк только один раз появляется перед его глазами, и уже годами позднее, он мечется меж чувством облегчения, что тот так хорошо подрос, и чувством возмущения, ведь его титул самого высокого меж них двоих был перехвачен. Но в то время всё, что мог видеть Дилюк, это тупое лицо Кэйи, запах дождя и свежевскопанной земли, звук шпиона из Кэнри`аха, от чего он чувствует лишь горечь и предательство, когда проносится мимо Кэйи, игнорируя его приветствие. В «Доле Ангелов» иногда он жалуется, оттирая стаканы от отпечатков пальцев и грязных пятен, когда слышит ложь и обман, льющиеся из уст Кэйи, словно изысканнейший яд. Ах, куда же делся тот маленький мальчик? Тот самый, который в первый вечер, когда Крепус положил ладонь на его иссиня-чёрную макушку, когда они оба мокрые стояли у половика, рассматривал бледную кожу Дилюка и красные, красные, красные волосы с неким удивлением в глазах. Тот, который с восторженным трепетом глядел на блюда, подававшиеся по приказу Крепуса во время ужинного застолья, ты слишком худой, мальчик, с дрожащими руками и сомнением в глазах, когда откусывал первый кусочек от ароматного мяса, чуть ли не задыхаясь от насыщенности вкуса специй. Он ел и ел до тех пор, пока его не вырвало себе на колени, почти плача от унижения, и, когда горничные убрали беспорядок после него, он всё ещё продолжал есть. Дилюк смотрит на его костлявые руки и думает про себя: славно. Тот, который так, так сильно сопротивлялся выходу на улицу, когда повалил первый зимний снегопад. Дилюку пришлось чуть ли не силой вытаскивать того, и, когда первая снежинка коснулась его носа, он вздрогнул так сильно, что вырвал свою руку из руки Дилюка, прежде чем остановиться и произнести с тихим изумлением: это не больно? Больно? Пепел обычно жжёт глаза и нос. Это не пепел! Это снег, он состоит из замороженной воды. Ох, верно. Этот мальчик успел иссохнуть и умереть, пока Дилюк был занят, или же был уложен в коробку и закопан так далеко, что больше не увидит ни света, ни снега, или же был разрезан, а все нетронутые и весёлые части были срезаны с косточек, чтобы быть засоленными и сохранёнными в качестве долговечных памятных кусочков мяса. Бедный, бедный Кэйя. Дилюк просыпается. Он сидел на каменном стуле перед каменным столом. Миска ароматного супа и кружка горячего чая безобидно стоят на столе прямо перед ним. По правую руку от него за столом сидел Воздушный дух, весело наливавший себе кружку Одуванчикового вина, напротив — Кэйя, а рядом с тем золотой, коричневый, величественный, мать его, дракон. «Ээ», по-идиотски произносит Дилюк. Лист гингко порхает по воздуху и приземляется в чашку с его супом. Адиантумное дерево. Должно быть, они в Ли Юэ. «Чудно видеть тебя тут», произносит Кэйя, пока ухмылка, растянутая на лице от уха до уха, заставляет его выглядеть так, будто он сейчас расплачется. Воздушный дух берёт кружку, которая составляет аж половину от его размера, и выпивает алкоголь: «Самое время, ведь призвать тебя сюда без моего Сердца заставило меня поднапрячься». Дракон, три раза обёрнутый вокруг, но всё ещё свисающий со своего стула, издаёт рокот, от которого, казалось, дрожит сама земля, будто её тектонические плиты трутся друг об друга: «Последняя ночь ещё не окончена. До самого восхода солнца контракт о завершении всех Земных дел ещё не завершён». «Не обращайте на нас внимания», Воздушный дух произносит, «Мораксу и мне нужно поболтать о многих вещах, всё же, прошли тысячи лет с нашей последней встречи». Наступает неловкая тишина, когда Воздушный дух и дракон отворачиваются в сторону и начинают тихо шептаться, но слова, которые они произносят, ощущаются в голове Дилюка как песчинки, ускользающие у него меж пальцев, поэтому он решает прекратить попытки подслушать. Кэйя смотрит на него в упор, преданно*** и тоскливо. «Могу ли я потрогать твои волосы?», он спрашивает. Могу ли я потрогать твои волосы? Тонкие, маленькие пальцы проскальзывают меж малиновых локонов очень нежно, осторожно, прочёсывая все спутанные волосы, встречающиеся меж кудрей, они так похожи на огонь, но совсем не обжигают! После этого вопроса разговор меж этими двумя начинает литься, как звонкий ручей. Льётся он быстро и легко, они вместе вспоминают, смеются, беззаботно болтают о том и о сём, и в какой-то момент они оба начинают плакать, громкие, заунывные рыдания вырываются из их лёгких. «Время пришло», говорит дракон, и Воздушный дух вздыхает: «Да, верно». Кэйя поднимается на ноги, с рукавами, мокрыми от слёз, и он распоряжается: «Ты позаботишься о Кли для меня? Иногда Альбедо уезжает на слишком долгие экспедиции, а Кли моя девочка, хорошо?» «Хорошо», всхлипывает Дилюк, задыхаясь от слёз и соплей, а Воздушный дух подлетает к нему, чтобы усесться на плече, мягко погладив того по щеке. Это уже в четвёртый раз. В четвёртый раз Дилюк теряет Кэйю. В первый раз под дождём, когда осознание предательства текло по его венам, а Кэйя смотрел прямо на него, пока ложь срывалась с его уст. Во второй раз в одиночестве, истекая кровью, пялясь на спину Митачурла, пока тот уходит, чтобы найти новое племя хиличурлов. В третий раз под рыдающей луной, со сверкающим гео элементом и застывшей плотью. В четвёртый раз покидает тут, в сопровождении двух Богов. Дилюк плачет, когда протягивает руку вперёд, какое позорище, шепчет ему собственный разум, ты потерял его много, много лет назад, так почему же продолжаешь цепляться за него? Дилюк просыпается. Он в своей кровати, в комнате на втором этаже «Доли Ангелов». Он в полном беспорядке, его подушка промокла от слёз, а в горле ужасная сухость, глаза красные и воспалённые. Его призывают в штаб Ордо Фавониус. Он идёт. Снаружи комнаты, в коридоре, маленькая девочка в красном лежит на полу. Она рисует что-то на бумаге синим мелком. «Мистер Дилюк», неуверенно протягивает она, поднимая на него взгляд, когда тот подходит, «Вы здесь тоже за вещами Кэйи?» «Тоже?», он переспрашивает. «Агась!», говорит она и сгибает колени, лёжа на животе, «Мистер Кэйя отправился в путешествие, но Мисс Барбара сказала, что это немного другое путешествие, вроде того, на которое ушла моя мама! Мистера Кэйи не будет оооооооочень, очень долго!» Ты позаботишься о Кли для меня? Дилюк треплет её по волосам и пытается выравнить тон своего голоса: «Верно. Я думаю, я тут, чтобы забрать пару вещей Кэйи. О? Что ты рисуешь?» Кли с гордостью поднимает листок бумаги, чтобы показать свой рисунок: «Это Мистер Кэйя! А это я! Мистер Кэйя рассказывает Кли о Правилах Выживания для Кли. Я буду рисовать одну картинку с ним каждый день до тех пор, пока он не вернётся, потому что он говорил, что ему очень нравятся мои рисунки. Ты знал, что он хранит каждый, который я ему давала?» Он оценивает рисунок строгим взглядом, и затем кивает: «Это очень хороший рисунок». Кли задирает голову, чтобы посмотреть на Дилюка, и он не может ничего поделать с тем, что в его памяти всплывает преданный взгляд вдаль, который Кэйя бросил, когда говорил Кли моя девочка. Ах. Теперь Дилюк понимает. Джинн выглядит усталой, так, будто она плакала часами перед тем, чтобы заснуть, прямо как и Дилюк, когда она передаёт ему вложенный в ножны меч и маленькую, тяжёлую коробку. Дилюк открывает её и в ней оказывается Глаз Бога, принадлежавший Кэйе. Драгоценный камень посередине угасший и серый, совершенно не источающий этот замораживающий холод, которым от него раньше веяло. Каким-то образом именно увидев его своими глазами Дилюк осознаёт, что это действительно конец. Кэйя должен был быть вечным, но теперь — нет. Он покинул этот мир. И всё, что остаётся Дилюку, это посылать свои молитвы, использовать каждый оставшийся в нём грамм веры на то, чтобы каждый Архонт и Бог позволил Кэйе покоиться с миром. Я молюсь, чтобы в твоей следующей жизни мир был благосклоннее к тебе, благосклоннее за каждую несправедливость, которую тебе пришлось вытерпеть, и о том, чтобы мы могли снова встретиться. Береги себя, мой милый братец.