О цветах мирта и цветах из металла

Чего Кили точно не ожидал увидеть, так это Леголаса, который бы стоял на полевой кухне лагеря. По нескольким причинам, на самом деле. И первой из них было даже не то, что Леголас был принцем и об этом знали все, а то, что эльфы, казалось бы совершенно отделили свою часть лагеря от той, что устраивали гномы — ожидаемое развитие событий, пусть Бильбо, ведущий сейчас большую часть переговоров от имени короны, много сокрушался, что не смог получить большего, чем согласие на сотрудничество и перемирие. Что, на самом деле, уже было многим — намного большим, чем Кили и уже пришедший в сознание Фили ожидали. Для них удивительным стало уже то, что эльфы не стали уходить обратно к руинам Дейла, где изначально был разбит их лагерь, а остались и, пусть в своей манере, протянули руку помощи. Второй причиной уже можно было назвать неожиданность того, что эльфийский принц стоит наравне с простыми людьми, то сосредоточенно вслушиваясь в слова стоящих рядом, то не менее сосредоточенно делающий неразличимые с такого расстояния манипуляции с тушей, кажется, только недавно освежёванного оленя. И какое-то внутреннее чувство подсказывало Кили, что к этому Леголас тоже приложил своё участие. Возможно, он этого оленя и принёс. На самом деле, Кили никогда не видел не то что ни одного готовящего эльфа, но и эльфа на кухне. Ему казалось даже, что ничего сильно сложнее тех зелёных салатов, что они видели в Ривенделле, эльфы и вовсе не едят. Всё же, в Ривенделле они жили пару недель и успели заметить, что мясо было для эльфов то ли чем-то диковинным, то ли просто не самым приятным. Намного чаще к столу подавали речную рыбу. И ту, по мнению большей части Компании, редко и приготовленную самым примитивным образом. Однажды Кили с Фили даже пытались найти в Ривенделле кухню, но так и не смогли, заплутав среди множества однотипных коридоров. И, в конечном итоге, попытавшись вернуться назад, вышли в библиотеку, несмотря на то, что начинали свой путь из главного зала. Чем питались в Лихолесье Кили не знал, но не думал, что местный рацион сильно отличался. Все эльфы были примерно одинаковы, даром что живут в разных условиях. Но Леголас вполне уверенно стоял на полевой кухне и, что было видно даже с расстояния, на котором находился гном, совершенно не испытывал на этот счёт затруднений. Кроме, пожалуй, того, что ему не нравилось лежащее перед ним мясо — об этом почти кричали его поза и выражение лица. Ели ли эльфы Лихолесья мясо? Судя по выражению лица Леголаса — вряд ли. Кили хмурится в задумчивости от этой мысли, прежде чем отвлечься на то, что, оказывается (пусть это и не является сильно удивительным), не он один наблюдает за тем, как эльфийский принц помогает людям. Увлечённый собственными размышлениями, он не заметил этого сразу, но люди и гномы, сидящие у костра, чуть ближе к навесу кухни, тоже наблюдали за этим зрелищем. Правда, обсуждая не особенности питания эльфов, а более простые вещи. Например внешность Леголаса — непривычно идеальное лицо и узкие черты тела, которым восхищались люди и на которые гномы недовольно бурчали, обозначая их как слишком длинные и уродливые в своих безволосых и бледных лицах. Кили, слыша это, внезапно обиженно, думает о том, что Леголас выглядит намного лучше всех обсуждающих его гномов. К тому же, чужая фигура и даже черты лица были отличны от привычной эльфийской мягкости, которую гномы сейчас особенно осуждали. Но вот украшения Леголаса, которые Кили толком и не рассматривал до этого, гномы не упускают и даже хвалят. И брошь на накидке, оказавшейся небрежно лежащей на стоящем неподалёку табурете, и уж тем более серебряную диадему с камнями, показывающую статус принца и собирающую его волосы, что сейчас и так были заплетены в небрежную, собранную явно наспех, косу. Пытаясь не отстать от чужого разговора, Кили однако не может не думать о том, что ему хочется поправить чужие волосы, возможно, даже переплести косу — ведь это так неудобно, когда волосы выбиваются из плетения и отвлекают. Но эти мысли он старается гнать от себя, чувствуя, как начинает краснеть. Вряд ли Леголас бы позволил ему сделать что-то столь личное. Тем более — при свидетелях.  — Кили! — зовёт взявшаяся будто из ниоткуда и касающаяся его плеча Тауриэль. Гном с удивлением разворачивается к эльфийке, сначала, помимо воли, смотря на разной плотности пучки мокрых трав, что она держала в руках и вода с которых размеренно падала ей на сапоги, прежде чем поднять голову и увидеть довольную улыбку пухлых губ. Кили улыбается ей в ответ, радуясь возможности отвлечься от ненужной смущающей мысли. Эльфийка, в отличии от Леголаса, не была неожиданным гостем этой части лагеря — после изгнания из Лихолесья, она примкнула к людям Дейла, в чьём лагере и обитала. Хотя всё чаще работала с гномами, даже помогая в идущих сейчас работах внутри горы. Лишние рабочие руки сейчас были для них даже больше, чем на вес золота, тем более, если они такие выносливые и сильные, в отличии от человеческих.  — Поможешь нам? — спрашивает Тауриэль и ей не нужно уточнять, что она говорит о помощи на полевой кухне, которую этим вечером, видимо, решили подмять под себя эльфы. Как минимум, эти двое. Кили уже открывает рот, собираясь ответить согласием, но останавливается, пытаясь сформулировать свою мысль лучше, потому что осознание собственной беспомощности на кухне сбивает его, прежде чем ответить:  — Я не умею готовить, но если вам нужны просто рабочие руки, то с радостью. Тауриэль выглядит удивлённой таким ответом и даже сводит брови, смотря на него с недоверием. Как будто он должен уметь готовить просто потому что живёт. Кили не нравится ощущение от этого взгляда — будто он разочаровывает её или не оправдывает самых базовых ожиданий. И эльфийка, будто чувствуя его неудобство, тут же меняет выражение лица на ободряющую улыбку, вместе с тем чуть сильней сжимая его плечо.  — Прости, просто у нас всегда готовят мужчины, — она пожимает плечами, — Я даже удивилась, когда увидела, что в лагере готовят женщины. Это же такая сложная работа! Поражаюсь людям, — качая головой, завершает Тауриэль. Кили озадаченно хмурится. Он помнил, что, сколько видел, у гномов, готовили тоже женщины. Конечно, были и мужчины, кто готовил в семьях и мужчины-повара, но их было намного меньше. Потому что готовка обычно относилась к более лёгким и тонким ремёслам и многие женщины сами выбирали это, хотя, в то же время, многие и нет — выбирая тяжёлые или промежуточные. А уж того, как была устроена жизнь в Эреборе до Смауга Кили не знал, будучи рождённым сильно после тех ужасных событий. Быть может, тогда всё и было иначе. Тауриэль смеётся, когда гном подытоживает свои мысли и, вместе с тем, отвечает на её слова, тихим «ого», которое единственное могло выразить его эмоции по этому поводу.  — Леголас, конечно, лучший воин, чем хранитель очага, но он может приготовить что-то сносное даже из, ровным счётом, ничего и пучка трав, об этом я могу судить лично, — утягивая не сопротивляющегося гнома за собой, говорит эльфийка, поражая Кили до глубины души. Конечно, он подозревал, что эльфам нужно немного меньше еды, чем гномам или людям (как минимум, судя по тому, чем их пытались кормить в Ривенделле), но подобные способности не могли не вызывать уважения в любом случае.  — У гномов тоже готовят женщины? — спрашивает Тауриэль, не смотря на дорогу и лавируя между проходящими людьми и гномами, то и дело появляющимися на их пути, так, будто ей не нужно смотреть, чтобы знать кто и где находится. Кили думает о том, что нельзя не радоваться тому, что его ведут, ведь иначе он бы точно налетел на кого-то, будучи отвлечён на разговор и отвёрнут к чужому лицу.  — В основном, — пожимает плечами гном, — Но если они не хотят, то не готовят. Я имею ввиду, на самом деле нет каких-то ограничений об этом. Бомбур, один из нашей компании, был поваром до падения Эребора.  — Хорошо, — кивает Тауриэль, прежде чем, почти смеясь, продолжить, — А то я думала ты подтвердишь местные опасения о том, что гномы рождаются из камня и вовсе не имеют женщин.  — Эй! — толкая эльфийку локтём, возмущается Кили. Но Тауриэль с лёгкостью уклоняется, даже не сбиваясь с шага, отчего локоть лишь вскользь касается бедра. Она смеётся и Кили качает головой на это, однако не в силах не улыбнуться. Тауриэль в лагере будто расслаблялась. По крайней мере, в той его части, где помимо гномов легко можно было встретить людей. И тогда образ суровой эльфийской воительницы рассыпался на глазах, оставляя только настоящий образ простой и весёлой девушки, многим похожей на тех воинов людей и гномов, что любили рассказывать байки и смеяться над чужими шутками в трактирах. Простые и понятные люди, каких Кили уж точно не ожидал встретить среди эльфов. Тем более — так близко.  — Что? — невинно спрашивает эльфийка, — Это не мои мысли, я помню, что ты говорил о своей матери. Кили поднимает руки, принимая поражение и думая о том, что, возможно, у гномов с эльфами разное чувство юмора, когда Тауриэль довольно смеётся ему в ответ. Говорить об этом было бы бессмысленно, особенно, если эльфийка и правда просто пересказала одну из сплетен людей в лагере. Эта байка была стара как мир и не Килли пытаться её искоренить. Или, уж тем более, если она шутила. И вместе с тем они подходят к полевой кухне. Леголас стоит к ним боком, напряжённо смотря на стоящую перед ним женщину, объясняющую, что оленину лучше пустить в похлёбку. Эльфийский принц выглядел этими убеждениями совершенно не впечатлённым.  — Суп с мясом — это сомнительное расходование ресурса и ещё более сомнительное его распределение. Тушёное же мясо легче делить и оно при этом лучше насытит людей. Тем более, я всё ещё не понимаю, зачем в супе мясо, — говорит леголас и Кили удивляется этим словам, по крайней мере, той части про ненужность в супе мяса. Всё же, эльфы были странным народом в своих пищевых привычках. Ему, и кажется, тяжело вздохнувшей на это заявление эльфийского принца женщине тоже, суп без мяса казался чем-то сомнительным.  — Если это правда так, то суп можно приготовить на съедобных органах и костях, — сомневаясь, что эти двое придут к обоюдно выгодному соглашению, предлагает Кили. И тут же жалеет об этом, потому что, пусть он и не говорил слишком громко, на него одновременно оборачиваются все и Леголас, и человеческая женщина, и отошедшая было Тауриэль, и несколько девушек, что сидели чуть поодаль, занятые очисткой корений, которых Кили замечает, только почувствовав их взгляды. Необоснованного, лишнего внимания к себе он не любил. А сейчас это внимание и правда было лишним, когда исходило не от тех, к кому Кили изначально обращался.  — Это, — нехотя и медленно начинает Леголас, — Хороший компромисс.  — И правда славная идея, господин гном, — многократно кивая, вздыхает женщина, наконец отпуская собранный в кулаке край серо-зелёного фартука, — А то мы с господином эльфом никак не могли договориться. Кили выдыхает. Его любовь к наблюдению пришлась как никогда кстати и случайно всплывший в воспоминаниях вечер сослужил свою службу. После этих слов работа на кухне складывается удивительно споро. Оказывается, олень был только освобождён от шкуры, а разделывать его даже не начинали. И теперь Леголас, вместе с всё той же женщиной, берутся за это дело. Кили кажется, что именно спор о способе приготовления мяса стопорил их до этого. Если то, как вёл себя Леголас вообще можно назвать «спорящим Леголасом». Он просто напряжённо смотрит на собеседника. И, что-то подсказывало Кили, всё это время собирается делать по-своему.  — А ты говорил, что не умеешь готовить, — усмехается Тауриэль, когда все остальные в палатке теряют к ним интерес, вновь отвлекаясь на свои дела.  — Я и не умею, — пожимает плечами Кили, переводя взгляд на эльфийку, — Но умею наблюдать за тем, что делают другие. Тауриэль качает головой, прежде чем отвести Кили к тому импровизированному столу, за которым девушки чистили коренья и вручает кусок чистой тряпки, мокрые травы и ступку. Гном не сразу понимает, как всё это можно связать между собой, а когда собирается спросить у эльфийки, то та уже исчезает. Точно как воин, который считает битвы своим ремеслом и не желает браться за другое. А может, отстранённо думает гном, это и правда было её ремеслом — подобные разделения среди эльфов были для него загадкой. И Кили очень везёт, что девушки замечают его беспомощность и объясняют, что из трав нужно сделать кашицу, предварительно их обтерев от воды. Кили кажется, что это слишком сложная последовательность, но он решает не спорить с теми, кто явно знает больше его в готовке.  — Благодарю тебя за помощь, Кили, — раздаётся за спиной Кили мягкий голос Леголаса и гном очень надеется, что тот не наклоняется к нему, потому что голос звучит подозрительно близко к его плечу, — Но я не могу не спросить о том, что ты здесь делаешь. С той встречи в палате эльфийских целителей они не виделись неделю. Точнее, Леголас его не видел, так как через день после позорного для Кили побега, гном решает вернуться, но встречает Леголаса лишь спящим. А после, в лагере, разделенном, можно сказать, на три достаточно сепарированные части, просто не выдавалось возможности. Пусть Кили и искал эльфа взглядом, пока ходил между палатками по делу и без.  — Тауриэль сказала, что здесь не помешала бы моя помощь, — не отрываясь от измельчения трав при помощи пестика, пожимает плечами Кили. Ему думается, что он делает это слишком внимательно и медленно, но это только потому, что сделать плохо ему не хотелось. Если подобное задание вообще можно сделать плохо.  — И оставила на тебя всю свою работу? — хмыкает Леголас и Кили не может не улыбнуться: он сразу подумал абсолютно о том же, заметив исчезновение подруги.  — К её чести хочу сказать, что травы она всё же собрала и вымыла сама, — со смешком отвечает Кили, чувствуя необходимость защитить подругу в разговоре, в котором она этого сделать не могла.  — Я в ней не сомневался, — в ответе Леголаса, за всей серьёзностью, которая, наверняка была просто неотъемлемой частью эльфа, Кили отчётливо слышит что-то едва уловимое и похожее на усмешку, и улыбается, всё ещё не поворачиваясь к эльфу.  — Как закончишь, поможешь мне с остальным, хорошо? Это оставишь здесь, — сжимая его плечо, добавляет Леголас и отходит. Кили запоздало кивает, не отрываясь от своего дела. Касания от Тауриэль были для него чем-то обыденным — они были друзьями. Но Леголас касался его до этого, кажется, всего один раз, когда неделю назад сжимал его руку в палатке целителей. Они не так часто пересекались до этого, но эльф, в сравнении со своей подругой, старался всегда соблюдать личные границы, даже когда кто-то пытался нарушить его. Кили оставалось совсем немного трав, одни из тех, что выглядели подозрительно, но пахли приятно, если их смешать с остальными. Кили было интересно узнать их свойства или хотя бы названия, но спрашивать у сидящих рядом девушек он не хотел — они и так поглядывали на него то ли с интересом, то ли с чем-то непонятным и почти посмеивались в своих перешёптованиях, которые гном не собирался подслушивать. Когда травы заканчиваются, Кили не спешит уходить со своего места, решая немного понаблюдать за Леголасом, который стоит к ним спиной и быстро и достаточно отстранённо нарезает оленью, на сколько может видеть гном, печень. Кили кажется, что это неверно — сравнивать готовку и бой, но движения крупного ножа (на пару мгновений ему видится, что это просто кривой клинок) кажутся ему слишком размеренными и выверенными. Будто натренированные, но не так, как должны быть натренированы движения человека готовящего. Не то, чтобы он не верил недавним словам Тауриэль, но ожидал чего-то иного. Наверное, более непринуждённого. Пусть о непринуждённости, в контексте Леголаса говорить было сложно — он будто никогда не расслаблялся, на памяти Кили. Даже на больничной койке чужое лицо было напряжённым, а движения, пусть и растерявшими грацию, но выверенными. Будто что-то — возможно, эльфийское воспитание — не давало ему расслабиться. И не сейчас, когда Леголас стоял на, по сути, способной с лёгкостью стать враждебной ему, территории, говорить о непринуждённости. На чужой спине, закрытой сейчас не более привычным гному доспехом, а тканью светлой туники, небрежно подпоясанной широкой лентой светлого тканевого ремня, даже было закреплено двое коротких ножен, перекрещенных между собой. Где один кинжал отсутствовал, то ли подтверждая подозрение Кили о том, что в руках готовящего Леголаса был не кухонный нож, то ли просто указывая, что второго кинжала не было — был утерян в бою или просто оставлен эльфом в лагере. Такая своеобразная мера предосторожности даже забавляла гнома, пусть он и понимал, что мало какой эльф хотел бы ходить по лагерю гномов совершенно безоружным. васлакукель Кили отставляет ступку и, под взглядами девушек, которые отвлекаются от своего почти законченного дела, слыша негромкий стук каменного основания о ящик, поднимается, направляясь к Леголасу, который стоял в нескольких шагах от них и, на первый взгляд, совсем не обращал внимания на происходящее вокруг него. Хотя первый взгляд обычно оказывался обманчивым, на опыте Кили. Эльфы будто замечали абсолютно всё вокруг себя. Всегда.  — А я надеялся, что к каждому гному изначально прилагается топор, — всё ещё не отвлекаясь от своего занятия, говорит Леголас, заставляя Кили вздрогнуть от неожиданности столь скорого обнаружения. Он хотел понаблюдать чуть дольше, — Как дополнительная часть или нечто в этом роде. Нам бы могло пригодиться. Кили замирает в немом негодовании и оскорблённости, успев только сделать шаг. Такого мнения о гномах он ещё не встречал и то, что он встретил его от Леголаса не делало этому мнению никаких положительных черт. Как можно было додуматься до подобного откровенно глупого предположения? Не то, чтобы гномы не использовали топор как орудие, но Кили всё равно чувствовал себя оскорблённым. У него никогда собственного топора не было. Да и у многих гномов, помимо него.  — Издеваешься? — вскидывая брови и почти давясь возмущением, пусть и не желал этого показывать, спрашивает Кили, не уверенный, что эльф, не так давно просивший в награду только его поцелуй и эльф, говорящий сейчас такие неприятные вещи — один и тот же. Ведь не может же такое быть на самом деле. Он хотел думать, что этому должно быть хоть немного разумное объяснение.  — Пытаюсь шутить, — на пару секунд позволяя улыбке проскользнуть на своём сосредоточенном лице, отвечает Леголас, прежде чем повернуться к стоящему рядом гному, то ли почувствовав перемену настроения, то ли просто удовлетворённый окончанием своей работы. Кили озадачивает подобная фраза. Потому что шутка была, мягко говоря, слабовата. Если не говорить о том, что она была оскорбительной.  — Тебе стоит, — Кили прикусывает губу и сводит брови в попытке подобрать лучший ответ, — больше практиковаться в юморе.  — Так плохо? — вновь с недолгой улыбкой спрашивает эльф, поднимая брови в каком-то почти комичном выражении, отчего гном не в силах удержать смешок. Кили вдруг уверяется, что строить лица у Леголаса получается лучше, чем шутить.  — Худшая шутка в мой адрес, — явно преувеличивая, отвечает гном, стараясь выглядеть как можно печальней на этих словах и даже пару раз медленно и неглубоко кивая. Это не было так, но Леголасу не обязательно этого знать. По крайней мере, сейчас.  — Ты жесток, — тянет эльф, прикладывая основание ладони к сердцу и откидывая голову назад, будто показывая подобие сердечного приступа, но при этом коротко смеясь на выдохе, что больше похоже на лёгкий кашель, чем смех. Кили, наблюдая за чужими пальцами, покрытыми тонким, но заметным на бледной коже, слоем крови, что немного дёргаются под стать смеху, широко улыбается. И даже прощает эту поистине оскорбительную шутку.  — Ты сделал несколько ошибок в слове «милосерден», — доверительно произносит Кили, касаясь предплечья той из рук эльфа, что оставалась опущенной вдоль тела. Леголас тихо смеётся, прикрывая рот рукой, и этот смех кажется Кили совершенно потрясающим. Лёгким и таким мелодично-звонким и, возможно, гном преувеличивает, но ненавязчиво заполняющим пространство вокруг, умиротворяющим. Кили не может не подхватить этот смех, тихо вторя ему. Смех Леголаса слишком очарователен. Кили кажется, что либо он, либо его бесповоротно влюблённое сердце, вполне может не выдержать. Что этот светловолосый эльф делал с ним? Явно ничего хорошего. Правда, самым плохим в этой ситуации было то, что Кили был совершенно не против. Они так и стоят, совсем не долго, но достаточно, чтобы насладиться этим ощущением — стоят не разговаривая, но обмениваясь улыбками, пока мир вокруг живёт своей жизнью. Будто слов и не требовалось, а мир был и вовсе не важен. Пусть Кили всё ещё не понимал, в чём должна будет заключаться его помощь, ведь основную тушу уже забрали женщины, а в нарезании помощь уж точно не требовалась, он не решался спросить. Но эта мысль прерывается головой оленя, которая лежит у ног Леголаса и у которой всё ещё присутствует язык.  — А язык кто вырезать будет? — сам удивляясь своим словам, спрашивает Кили и эльф хмурится, видимо не сразу понимая, о чём именно говорит гном перед ним. Потому что взгляд к голове на земле он обращает далеко не сразу.  — А его… едят? — неуверенно проговаривая последнее слово, говорит Леголас и всё его лицо выражает то ли недоумение, то ли отвращение. Причём с невероятной для эльфа эмоциональностью. Губы его почти картинно искривляются, нос, в лучших эльфийских традициях, морщится, а брови несильно взлетают. Играть лицом у Леголаса однозначно выходило отменно.  — Едят и многие даже любят, — пару раз кивает Кили, поднимая оленью голову и оценивая взглядом сухожилия, пытаясь понять, нужно ли будет их разрезать или он сможет разорвать их, прежде чем вырезать язык. Леголас молчит слишком долго и, подняв взгляд, Кили видит, как чужое лицо и всё его существо выражает если не ужас, то что-то весьма сродни ему.  — Например Фили очень любит язык. Особенно тушёный с кашей, хотя тушёный язык и правда достоин того ужаса, что ты испытываешь, — фыркает Кили, немного передёргивая плечами, вспоминая не самую приятную картину любимого блюда брата. Ответа не следует и гном полностью переводит внимание на оленью голову, на пару секунд сведя брови, но, покачав головой, перехватывает её поудобней, чтобы в следующий момент рвануть, разрывая пасть и ломая сустав, который оказывается даже не подрезанным. Раздавшийся хруст был настолько громким, что на него оборачиваются все в палатке и, кажется, даже сидящие около костра. Кили прекрасно слышал удивлённо-восторженные вздохи девушек у стола с кореньями. Это смущает и гном чувствует, как кончики ушей загораются, но он пытается выглядеть так, будто ничего не происходит. Даже чуть расправляет плечи, когда опирает голову оленя о ящики и, взяв со стола клинок, который раньше считал ножом, начинает вырезать язык. И, на удивление, это выходит плавно, путь сам он этого никогда не делал, только наблюдая за чужими действиями. Но лезвие послушно и легко скользило под его руками, срезая всё ненужное. Кили не успевает спросить, стоит ли ему и нарезать и вообще делать что-то ещё, как Леголас уже забирает у него из рук язык, вместе с тем достав второй кинжал из-за спины. Кинжал был абсолютно такой же, как тот, что сам он держал в руках и теперь не знал, куда деть. Будь они одного роста, Кили бы, даже не задумываясь, вложил его обратно в чужие ножны, однако сейчас он был просто физически не способен на это, так как те были слишком высоко на спине эльфа. А потому ему остаётся только оставить кинжал болтаться у себя на поясе, ведь свой короткий меч он оставил на этот раз в палатке. Леголас, даже если это замечает, то никак не комментирует, не отвлекаясь от своего занятия.  — Что дальше? — спрашивает Кили, следя за тем, как нож в чужих руках порхает над мясом.  — Ждать, — сообщает эльф через некоторое время, отворачиваясь от своего уже законченного занятия, — Если у тебя есть дела, можешь идти, — перекинув кинжал в руках и быстрым движением убрав его за спину, говорит Леголас, — Если нет, то я был бы польщён твоей компанией. Кили сбивает с толку такая формулировка. «Польщён твоей компанией» — как помпезно и возвышенно, совсем не то, что можно ожидать посреди лагеря людей, на полевой кухне. «Эльфы», — устало думает Кили, тем самым выражая свои эмоции по поводу всех недавних событий. Леголас, не дожидаясь его ответа, возвращается к готовке, сначала подходя к одному из стоящих неподалёку котлов, а после возвращаясь обратно, сбрасывая нарезанный язык к остальным органам, что находились в глубокой миске, что больше походила на помятую кастрюлю без ручек. Не зная куда себя деть, чтобы не мешаться под ногами Леголаса, Кили отступает, становясь по другую сторону стола и наблюдая за чужими действиями. Эльфийский принц и правда ведёт себя вполне естественно за готовкой, пусть светлые, почти светящиеся, эльфийские одежды и оружие за спиной совершенно не вписывались в общую картину. Он будто сам не замечает своего отличия от окружающих его людей, в то время как все вокруг замечают — и манеру общения, и корону, и дорогие одежды, и даже выверенные жесты. Кили видел, как Леголас одёргивает людей, стоит им начать вести себя «подобающе» с наследником Лихолесья, но видел и то, как людям неудобно вести себя на равных с высокопоставленным эльфом. Но, несмотря на это, готовка идёт, удивительно для гнома, слаженно. Совсем скоро Леголас даже заводит с ним непринуждённый разговор ни о чём, мягко ведя тему от погоды к личным предпочтениям оружия для охоты и, следом, боя. За разговором время летит с просто невероятной скоростью и Кили, обычно всегда замечающий розовый закат за склонами Эребора, вне зависимости от того, в какой части лагеря оказывается в это время, удивляется, когда в очередной раз подняв голову, видит темнеющее небо над костром. В этот момент Леголас отходит к котлам, в очередной раз проверяя готовящуюся похлёбку, которую продолжает в возвышенно-эльфийской традиции называет супом. Гном с удивлением выходит из-под полы навеса, чтобы увериться в том, что небо уже темнеет и растерянно замирает с запрокинутой головой.  — Что-то не так? — спрашивает Леголас, оказавшийся рядом слишком внезапно, по мнению Кили. Гном переводит взгляд на стоящего рядом эльфа и замечает, как тот внимательно и даже недоверчиво всматривается в небо и первые проступающие звёзды.  — Ничего, — сам не понимая, смотря на эльфа или на небо, отвечает гном, — Просто я не заметил, как стемнело. Леголас переводит взгляд на него, поднимая бровь в недоумении. Кили улыбается ему, пожимая плечами. Ему нравилось это ощущение — пусть закат и был его любимой частью дня, он не чувствовал неправильным то, что пропустил его сегодня. Леголас, будто слыша эту мысль, улыбается в ответ и сжимает его плечо.  — Мне кажется, скоро около нас соберётся весь лагерь, — говорит Кили, через силу отрывая взгляд от чужого лица и смотря на заметно проявившееся количество людей и гномов у костра. И он прекрасно мог их понять, потому что от кухни пахло просто великолепно. Гном не мог припомнить ни единого раза за последние полторы недели, чтобы обед или ужин пах так привлекательно. Вне зависимости от того даже, присутствовало ли в его составе мясо или нет.  — Не вижу среди собравшихся только мастера Бэггинса и твоего брата, — кивает Леголас который, казалось бы, только сейчас перестаёт смотреть на небо, — Ты говорил, что он уже достаточно пришёл в себя.  — Да, Фили, — начинает Кили, но осекается, не зная, как лучше сказать о том, что его брат не сможет ходить ближайшие пару месяцев точно, — Он пришёл в себя, но пока не ходит.  — Соболезную, — кивает эльф, задерживая голову опущенной на пару долгих мгновений. Кили медленно кивает ему.  — Кажется, пришла пора раздавать сегодняшний ужин, — мягко соскальзывая рукой с чужого плеча, говорит Леголас. Гном кивает ему, хотя прекрасно осознаёт, что так Леголас просто хочет помягче перевести тему. Даже если это оказывается темой ужина. Кили ожидал, что Леголас оставит раздачу ужина на людских женщин, что до этого всё время работали вместе с ним. Однако эльф, к удивлению гнома, отправляет двух девушек отдыхать, предварительно лично налив им две порции в выуженные непонятно откуда деревянные миски. Та самая женщина, имени которой, к своему стыду, Кили так и не запомнил, остаётся рядом с лихолесским принцем, когда собравшиеся люди и гномы начинают почти несмелым потоком подходить к ним, чтобы получить положенную порцию. И, что кажется Кили ещё более удивительным, Леголас сам предлагает ему отнести пару порций в лазарет — брату и целителю, подавая подошедшему гному уже наполненные миски, взятые всё так же непонятно откуда. Но эта забота о его брате оказывается слишком поразительной, отчего природа мисок кажется уже и вовсе несущественной. Кили чувствует на губах улыбку, кажущуюся ему откровенно глупой. Улыбку, что расцветает у него, стоит только забрать миски из чужих рук. И он просто не мог выбросить этого из головы всю дорогу до гномской палатки целителей. Путь и без того был не самым долгим, но занятому мыслями Кили он показался и вовсе прошедшим за секунды. Потому что вот он отходит он полевой кухни, а вот уже Фили, только увидев улыбку брата, подозревает его во влюблённости. Кили хочется немного нервно рассмеяться, от того, насколько сильно это похоже на правду, но он лишь отнекивается, говоря, что сегодня просто хороший вечер. Брат почти выбивает из него обещание познакомить его с этим «хорошим вечером» лично, но от этого Кили спасает Оин. Тот буквально вручает ему в руки сопротивляющегося Бильбо, который, оказывается, уже продолжительное время не отходил от Торина. Кили хмурится и старается не смотреть на лежащего всё так же без сознания дядю. Он прекрасно понимал хоббита. В первые дни он сам с ужасом вглядывался в бледное лицо, надеясь, что Торин вот-вот проснётся. Его пугало, насколько бледным и неживым тот выглядел. Он потратил на эти наблюдения целых два дня, пока его не выпустили в лагерь и даже это время оставило в нём тянущую тревожную боль. И чувство, наверняка поселившееся в Бильбо, пугало Кили своей силой. Хоббит постоянно покидал палатку, чтобы заняться делами короны — с Кили ли, с Балином ли или один — но всегда возвращался сюда, даже не имея собственного места где-либо в лагере. Пропуская ужин ради лишних минут с бессознательным Торином. Чтобы уговорить Бильбо пойти с ним уходит удивительно много времени. И когда они наконец приходят к навесу кухни, Кили видит, как у котла стоит уже только Леголас, лениво опирающийся на одну из широких балок, поддерживающих потолок навеса. Эльф успел накинуть на плечи свой плащ и от того выглядел только инородней среди бедности и грязи лагеря, будто он вышел из древней и прекрасной легенды или детской сказки. Кили кажется странным, что он остаётся на их территории даже сейчас.  — Мастер Бэггинс, — с намёком на тёплую улыбку, приветствует хоббита Леголас и Кили уверен, что видел подобные на лицах эльфов каждый раз, стоило Бильбо оказаться перед ними. Но то, что вызывало такое отношение оставалось для молодого гнома загадкой. Видимо было что-то в хоббите такое, что априори привлекало эльфов и располагало их к его личности. Или же, к его внешности. Возможно, ко всему вместе. — Леголас, — добродушно улыбается Бильбо, когда они подходят ближе. Эльф отворачивается от них на пару секунд, чтобы взять с импровизированного стола две новых миски и, ловко удерживая их, наливает сначала одну, отдавая её в руки Кили, а вторую, почти что следом, наполняет и передаёт Бильбо. — Не знал, что ты теперь здесь обитаешь, — сообщает Бильбо, нехотя принимая свою порцию. Леголас почти незаметно пожимает плечами и, Кили уверен, если бы он оторвал взгляд от чужой фигуры хотя бы на секунду, то точно бы не заметил этого, — До этого с нами оставалась только Тауриэль. — Считаете ли вы проблемой, если в лагере гномов останется чуть больше эльфов чем один? — ровно спрашивает Леголас, ненавязчиво уводя их в сторону пары пустых мест у костра. Были ли эти места там специально или это простое стечение обстоятельств? Кили не знал. Но это всё равно было приятно, в то время как вопрос немного сбивает с толку.  — Никакой проблемы, — пожимает плечами Бильбо, — Просто я не ожидал подобного. Тауриэль некуда возвращаться, а ты, — хоббит неуверенно дёргает носом, будто не знает, как лучше описать ситуацию Леголаса, которую ни он, ни кто-то ещё из их компании, не мог понять до конца.  — Наследный принц Зеленолесья, — кивает эльф с лёгкой улыбкой человека, который заранее знает все чужие сомнения, — Не волнуйтесь об этом. С отцом я поговорю, по этому поводу, сам, а вы, вполне вероятно, сможете использовать моё присутствие в Эреборе, как политическое преимущество. В некоторых ситуациях. Могли ли хоббиты и эльфы разговаривать при помощи силы мысли? Кили не знал, но то, какие «переглядки» последовали за этими словами были похожи именно на это. Бильбо и Леголас будто продолжили разговор, но совершенно не нуждались в словах. Только в небольших движениях бровями, то будто указывая на что-то, то не сильно хмурясь, в случае хоббита, и в отрывистых, почти неразличимых кивках головой у эльфа. Наблюдая за этим, Кили вдруг вспоминает, как они с братом могли делать что-то подобное. Только с намного большим кривлянием. Совершенно по-детски, по сравнению с этими двоими. Лучше чем Бильбо с Леголасом, это проделывали только Владыка Трандуил и Бард из Речного города. Их лица и головы вовсе не двигались, в то время как они разговаривали одним взглядом.  — Mae mannen (Приятного аппетита), — завершает их немой разговор эльф и Бильбо улыбается ему то ли согласно, то ли просто удовлетворённо. Кили старается хмуриться не слишком сильно. Его познаний в эльфийском было более, чем недостаточно, чтобы понять даже такую короткую фразу. Молодой гном мог только сказать о том, что первое слово, если он правильно его определил, значило «хороший». Но второе оставалось для него загадкой.  — Le hannon (благодарю), — отвечает Бильбо, у которого проблем с эльфийским явно не возникало. На этом разговор оканчивается и Леголас плавно переводит внимание на сидящего неподалёку гнома.  — Не переживай по поводу этого, я лишь пожелал вам с мастером Бэггинсом приятного аппетита, — легко улыбается гному Леголас, опуская руки к ему на плечи и совсем несильно сжимая, не столько удерживая, сколько почти массируя. Кили становится неловко от того, что он не смог понять такого простого диалога. Даже не догадался. А теперь будто получал за это поощрение в чужих касаниях. Так не должно было быть и от того Кили только сильней хмурится. Он не мог сказать, что ему не нравится, но уверенность в том, что что-то в этой ситуации не так, не давала спокойно принять это прикосновение.  — Не сядешь с нами? — решая немного перевести тему, спрашивает молодой гном. Ему хотелось отвлечь от этой ситуации как себя, так и эльфа.  — Я вовсе не голоден, — пожимает плечами Леголас, не убирая рук с чужих. И то действие, которое у него выходит, оказывается удивительно приятным. Кили расслабляется, только сейчас понимая, что не только хмурился, наблюдая за Бильбо с Леголасом, но и напрягся от того, что не мог проследить за их разговором и от того, не мог почувствовать его.  — Весь день на ногах и не голоден? — удивляется гном, отбрасывая последние мысли от себя. Ему ещё не раз придётся столкнуться с этим. Он прекрасно знал это, просто не мог привыкнуть. Но, что эльф отказывался есть ему не понравилось. Было что-то неправильное в заботе о еде для других, в то время как сам он к ней даже не притрагивается. Но уговорить его не получается — Леголас отказывается даже попробовать, сообщая, что эльфам нужно совсем немного еды и что лично он не особо жалует мясо. В первом Кили сомневается, считая, что быть такого не может, чтобы такие высокие и вечно находящиеся в движении существа могли есть заметно меньше чем люди и даже гномы. Но вот второе запоминает. Просто на всякий случай. Однако усадить Леголаса рядом удаётся. Есть, пока у тебя за спиной стоит голодный эльф было для Кили слишком некомфортно. И, вместе с тем, ему казалось, что усадив эльфа вместе со всеми, повысятся шансы, что тот всё же согласится на еду. Но этого не происходит. И есть легче не становится, несмотря на то, что похлёбка была настолько же хороша на вкус, как и на запах. Просто потому, что они оказываются слишком близко и это отвлекает. У костра оказывается не так уж и много места и эльф буквально втискивается между Кили и сидящим рядом человеком. Гном уверен, что будь они одного роста, то обязательно бы упирались не только бёдрами, но и плечами. И в этом расположении, не смущавшем его ни с кем другим, сейчас Кили видит какую-то почти интимную близость. Он не старается отстраниться, но упирает взгляд в миску и не отводит его даже разговаривая с Леголасом, который, видимо от скуки, возобновляет их прошлую беседу, только в более ленивом и медленном темпе, специально делая паузы, чтобы позволить собеседнику спокойно есть. Кили кажется, что он получает за один вечер больше контакта с эльфийским принцем, чем за всё время их знакомства. Возможно, даже больше, чем было времени, что Леголас провёл в дозоре в темнице Лихолесья, на которые выступал по совершенно непонятной гному причине. Возможно, он получает больше контакта с ним, чем вообще следовало бы. Как минимум у костра, когда эльф не отстраняется, даже когда у него возникает такая возможность. Кили вновь не замечает, как за долгими разговорами, в которых Леголас периодически ненадолго замирал, когда дело касалось Эребора, пролетает время. И эти замирания казались гному чем-то совершенно не вписывающимся в чужой вечно литой и уверенный образ. Будто тот подбирал слова, не уверенный, как лучше формулировать свои мысли или же, старающийся не оскорбить ни его, ни прислушивавшихся к их негромкому диалогу гномов вокруг. Раньше Кили не замечал такой тактичности за чужими словами. Но не это оказывается для него самым удивительным. Удивительно то, что задумывается об этом Кили только когда они почти у палатки эльфийского принца. Мог ли Леголас применять какую-то магию, которая заставляет теряться во времени?  — Как незаметно прошло время, — невпопад говорит Кили, заставляя эльфа тихо рассмеяться. И заворожённый этим мягким звуком, гном не сразу замечает, как проходивший мимо стражник в эльфийской броне удивлённо на них оборачивается. Будто это что-то крайне необычное или непозволительно громкое. И мысль об этом заставляет его невольно вспомнить о застольях гномов, на которых стражник мог попросту ненадолго оглохнуть от чужого хохота.  — Я хотел сказать ровно то же самое, — сообщает Леголас, будто смущённый своим внезапным приступом веселья. И Кили уверен, что это не так, что эльф обязательно сказал бы это в совершенно другой манере — возвышеннее и красивее. Гном не умел излагать свои мысли подобным образом, а у эльфа это выходило так же легко, как дыхание.  — К великому сожалению, нам пришло время прощаться, — мягко улыбаясь уголками губ, говорит Леголас, но Кили просто не может ответить, заворожённый тем, как красиво ложится прядь светлых волос на расшитую ткань плаща, окончательно выбиваясь из косы, которая лишь несильно держалась у затылка. — Да, — неловко отвечает Кили, когда осознаёт, что молчит слишком долго. Уходить не хотелось, но и продолжать разговор они не могли. Время было уже на самом деле позднее.  — Elei velui. Доброй ночи, Кили, — делая небольшой поклон, произносит Леголас. Кили кажется, что эльф хочет протянуть к нему руку, но обрывает это действие. И гном, вероятно, никогда не узнает почему.  — Gamut nanun (доброй ночи), — почти в ступоре отвечает Кили и не сразу понимает, что эльф не знает кхуздула. Хотя скорее, не сразу понимая, что сам на нем говорил только что. Лишь чужие сведённые в недоумении брови указывают ему на это, — Jemut men (прости). Прости. Гном смущённо отводит взгляд, осознавая, что нервничает. И внутренне корит себя за глупость.  — Доброй ночи, — наконец совладав с собой, говорит Кили, вновь глядя на эльфа и надеясь, что его улыбка не выглядела виновато. Леголас приподнимает уголки губ, будто говоря, что всё в порядке, и вновь несильно кланяется, прежде чем скрыться за пологом своей палатки, оставляя гнома в одиночестве.