О цветах мирта и цветах из металла

Это было каким-то диким ужасом. То, как Тауриэль кричала в тот момент одно единственное имя. «Кили.» Леголасу кажется, будто он уже тысячу лет не слышал такого отчаяния и боли ни от кого — ни на поле боя, ни в мирное время. Никогда такого бессилия. Он поворачивается на крик и разум его парализует в ту же секунду. Всё зрение концентрируется на узкой точке, в которой над вырывающимся Кили Болг заносит острую рукоять топора. Как у этого орка рука поднимается так бесчестно пытаться убить противника? Как он смеет поднимать руку именно на этого гнома? Руки же эльфа, в противовес этому, живут своей жизнью, сами достав очередную стрелу и натянув тетиву в рефлекторно знакомом жесте. Эмоции никогда не главенствуют над рефлексами. Ему нужна ещё одна секунда, чтобы выпустить стрелу в голову орка. И единственная мысль в голове. «Пусть мне повезёт. Пусть ему повезёт.» Но мысль не успокаивает. Не успокаивает настолько, что даже зная, что выстрел был смертельным, Леголас достаёт следующую стрелу, вновь вскидывая лук и выпуская следом. Отец, многочисленные учителя и собственный опыт говорили, что на одного врага должна уходить одна стрела. Один точный выстрел. Ведь потратить больше — значит иметь на одну стрелу меньше в будущем и рисковать своей и множеством чужих жизней. Леголас не думает об этом. Не думает даже о том, что выпустил бы вторую стрелу даже если бы она была последней. Даже если бы в противовес этому решению стояло спасение его собственной жизни. Он видит, что всё позади. Видит, как Болг пошатнувшись, разжимает руки, роняя Кили в одну сторону, а свой топор в другую — возможность удара просто канула в небытиё. Видит, как Тауриэль почти что подползает к гномскому принцу, по пути поднимая с земли клинок, готовая биться дальше, пусть и не способная полностью встать на ноги. Видит, как Кили, одной рукой держась за горло, упорно вглядывается в сторону, с которой прилетела стрела, но не видит его. Леголас видит, но не верит в это до конца. И только когда вторая стрела вонзается в горло Болга — пусть Леголас целился в голову, никто не отменял того, что орк успел сделать свои последние шаги назад — он позволяет себе отвернуться. После такого не выживают. Кили в безопасности. Они с Тауриэль справятся дальше без него. Есть ещё вещи, о которых ему стоит позаботиться. Всё его существо желает спуститься, увидеть Кили и Тауриэль, лично убедиться, что они в порядке, но орки продолжают наступать, оттесняя Короля-Под-Горой к краю водопада. И руки Леголаса вновь начинают жить своей жизнью, раз за разом заводя тетиву и отпуская стрелы со смертоносной точностью. Недолгая заминка позволила оркам почти что окружить Торина. Он не мог остановиться сейчас. Здесь от него зависело намного большее, чем там. Он не мог уйти со столь выгодной позиции, на которую попал не иначе как чудом. Особенно не мог спуститься и убедиться, что с Кили и правда всё в порядке. Не было времени. Эта глупая мысль разносилась в его разуме наравне с чем-то сравни ужасу. Он видел, что Кили жив. Он не мог допустить иного. Но он не мог знать о том, насколько сильны были чужие ранения. Насколько эти ранения были опасны. Болг не нанёс решающего удара, но он и его приспешники могли нанести множество других. И это сводило Леголаса с ума, будто нарастая сильнее с каждым выстрелом. Каждый павший от его стрел орк не вводил в боевой транс, а только становился очередным катализатором тревоги. И потому когда башня начинает крениться, почти что уходя из-под ног, Леголас думает, что падает в обморок. Всего на доли секунды, но он допускает, что это волнение достаточно сильно, чтобы подобное произошло. Потому что тошнота, так непривычно появившаяся на поле боя, всё это время была более чем реальной. Но он не падает, в отличие от башни, которая рушится в пропасть, стоит ему спуститься на лёд замёрзшей реки… Леголас просыпается от того, что его трясут за плечи чьи-то руки и зовёт знакомый, но отчего-то далёкий голос. Стоит ему это понять, как он тут же распахивает глаза. На самом деле, вместе с тем он пытается сесть, но резкая боль в плече, с невероятной скоростью отдающаяся в голову, не даёт ему сделать этого. Эльф тихо стонет, вновь падая на подушки. Падение головы не было сильным, но ощущалось так, будто его с немалой силой отбросили на камень. Воспоминание о том, что именно так и было приходит нехотя, будто проступая из тумана, показывая, что было после того, как ему пришлось спуститься на лёд и пойти в бой наравне с королём гномов, когда стрелы всё же закончились.  — Хэй, как ты? — раздаётся вопрос рядом с ним и Леголас с удивлением понимает, что это голос Кили. Что гном делал здесь? Ведь, если его не обманывало обоняние, Леголас был в эльфийской палатке целителей.  — Ты жив, — выдыхает Леголас помимо своей воли, стоит ему увидеть чужое взволнованное лицо. В собственных словах ему кажется столько облегчения, что даже головная боль отходит чуть вглубь ощущений, уступая эйфории, что наполняет его теплом. Кили был жив. Немного более бледен, чем эльф помнил, но жив. Волосы гнома были в крови орков и боги-весть-чём-ещё, хоть, кажется, их пытались отчистить, как очистили лицо, рубашка, которую тот, видимо, раньше носил под доспехом, местами была в его собственной крови, а в уходящую за спину прорезь недалеко от шеи виднелись бинты, но он был жив. И улыбался ему. Леголас не может не улыбнуться в ответ, пусть губы растягиваются в улыбку через силу, от чего она выглядит вымученно.  — Конечно я жив, ты спас меня, — закатывает глаза гном и улыбка Леголаса, доставляя ему почти болезненный дискомфорт, становится ярче. От ощущения радости в голове будто поднимается дымка, потянув за собой тошноту. Но где-то наравне с радостью и мыслями о том, что его отбросили с намного большей силой, чем он предположил в начале, всё же появляется мысль о том, что Тауриэль наверняка была той, кто рассказал, кто именно выпустил стрелы. Леголасу было интересно, сказала ли она о том, что стрела должна была быть одна или решила умолчать эту чисто эльфийскую делать?  — Но ты не ответил на мой вопрос, — смотря внимательней, говорит Кили, в то время как Леголас старается дышать глубже и при этом делать это незаметно. И, по тому, как хмурятся чужие брови, понимает, что выходит это у него не сильно хорошо. «Наверное это старение», — вдруг меланхолично думает Леголас, обдумывая, что именно заставило его чувствовать себя так плохо сейчас. Ведь раньше он переживал травмы намного тяжелее этих с большей лёгкостью. Ведь что такое не самая глубокая рана в плечо — её он успел заметить ещё до того, как потерял сознание и она не сильно мешала ему в бою — и один удар о камни, пусть и достаточной силы, чтобы он потерял сознание? Единственными вариантами, способным пошатнуть его состояние столь сильно, были яд на клинке и недостаточное количество целителей. Ведь не он один был ранен. И его раны уж точно не были самыми страшными из тех, что получил его народ в этой битве. Хотя проснулся он вряд ли сильно дальше, чем через день или два после битвы. И все эти варианты вместе (в чём Леголас был почти полностью уверен) привели его к тому, что он имеет сейчас.  — Всё неплохо, — отвечает эльф на чужой вопрос, решая, что это будет даже не ложь. Ведь ему было достаточно хорошо, чтобы проснуться, но не было достаточно хорошо, чтобы это и правда можно бы было назвать «хорошо». Кили смотрит на него серьёзно и внимательно, отчего кажется намного взрослее, чем во все остальные моменты, что Леголас его видел. Но хмурое лицо вскоре проясняется, стоит ему кивнуть и на губах гнома появляется улыбка. Леголас не решается ещё раз пытаться улыбнуться в ответ, пусть ему и очень хочется.  — Можно я посижу тут с тобою немного? — спрашивает Кили и эльфу кажется, что это не совсем тот вопрос, который тот хотел задать.  — Конечно, — отвечает Леголас, вместо того, чтобы кивнуть. Что-то подсказывало, что двигать головой ему не стоит. Наверное, это был вечно испаряющийся подчистую инстинкт самосохранения, который позволил только приподнять голову, чтобы смотреть на собеседника было удобней.  — Как ты попал сюда? Не думаю что отец бы, — спрашивает Леголас, но на столь длинную фразу удивительно не хватает сил. Однако Кили понимает его и тихо смеётся. Леголасу нравится этот лёгкий смех. Это именно то, что он хотел бы сейчас слышать — знак о том, что вся тяжесть уже позади.  — На самом деле за этой полой шатра, — Кили указывает на ближайшую к ним «стену» коротким взмахом руки, — Стоит Тауриэль, она помогла мне пролезть сюда, потому что через вход меня не пропустил целитель. Понимаешь? Охрана пропустила, а целитель упёрся! Леголас хотел бы рассмеяться, но только улыбается шире обычного, слыша эту почти обиженную интонацию гнома, когда тот говорит о целителе. От увиденной им недавно взрослости не осталось и следа.  — Тебе смешно? — пытаясь звучать осуждающе, реагирует на чужую улыбку Кили, но собственная улыбка гнома явно говорит о том, что его тоже забавляет данная ситуация.  — Нет, что ты, я серьёзен, — не переставая улыбаться, отвечает Леголас. Это было чистым ребячеством, но ощущалось так правильно, что эльф просто не мог удержаться. Тем более, когда сидевший на краю койки Кили смеётся в ответ на эти слова так чисто и весело. Возможно, чуть громче, чем стоило бы тому, кто желает скрыться от целителей и стражи. Но это совсем не волнует их обоих. Леголасу нравится этот смех. Хотя не больше, чем ему нравится этот гном целиком. Когда чужой смех замолкает, Леголас позволяет себе прикрыть глаза. Думать было утомительно. Вести же диалог — тем более. Тем более, Кили тоже не спешит продолжать прямо сейчас, обдумывая что-то. И это молчание, чем бы оно не было вызвано, не давит на них, позволяя расслабиться и просто наслаждаться обществом друг друга. Леголас любил подобное молчание. И оттого был рад найти его в компании Кили.  — Ты звал меня и Тауриэль во сне, — заставляя вновь открыть глаза, через некоторое время сообщает Кили немного смущённо, будто не уверенный, что ему стоит спрашивать. Леголас несильно, почти даже незаметно, кивает. Он понимал природу этого вопроса. Он и сам бы спросил, услышь что-то подобное от спящего. Пусть он и не знал, что сам он говорил что-то вслух. Во сне, которым являлось всего лишь недавнее воспоминание — даже не кошмар — он молчал. Но у эльфа не было ни единой причины не верить чужим словам.  — Хотел узнать, в порядке ли вы, — решая отвечать как можно более простыми предложениями, говорит Леголас. Врать же он не собирался в любом случае.  — Зачем ты сделал это? — спрашивает Килли сразу же за чужим ответом. Леголас чуть хмурится, не понимая о чём именно говорит гном и тот тут же поясняет, видя это замешательство, — Зачем ты спас меня и дядю? Я имею в виду… Ты ведь не должен был… Кили отводит взгляд, опуская глаза. Будто стыдится. «Или смущён», — понимает Леголас, когда гном сцепляет руки в замок и начинает неловко перебирать пальцы, ожидая ответа. Это кажется ему милым в своей нервной искренности. Леголас давно не видел ого, чтобы в его присутствии кто-то вёл себя так искренне-открыто. И это заставляло тепло гореть где-то в середине души. Эльф делает над собой усилие, но накрывает чужие руки своей ладонью. Он хотел выразить свою поддержку и лёгкое недомогание точно не стало бы препятствием к этому, в любом из вариантов этой жизни. Леголас хотел бы сказать, что никогда бы не простил себе, знай он, что мог спасти Кили и не сделай он этого. Хотел сказать, что молодой гномский принц, за их столь короткое время их знакомства, стал ему важней и прекрасней света звёзд. Хотел сказать, что не пережил бы, осуди он его за смерть своего дяди. Хотел бы сказать, но просто не мог. Не хватило бы ни слов, ни сил.  — Не должен был, но хотел, — вместо всех своих мыслей, отвечает Леголас, сильней сжимая чужие руки. Выходит не особо сильно, но это он был готов простить себе, ведь все силы уходили на разговор и то, чтобы удерживать голову. Кили поворачивается к нему, приоткрывая рот в немом удивлении. Будто слышал все мысли эльфа за этими простыми словами. Леголас улыбается ему мягко, кивая под чужим взглядом и стараясь не поморщиться от последовавшей за движением боли и лёгкой тошноты.  — Что ты хочешь за это? — непонимающе, но вместе с тем уверенно, спрашивает Кили и улыбка Леголаса сама собой сходит с губ. В этом и была его проблема — он ничего не хотел. Знал, что ему всё равно не получить того, что он желал на самом деле. А потому не считал нужным даже надеяться.  — Мне ничего не надо, Кили, — отвечает Леголас, не пытаясь вновь улыбнуться. Чувствуй он себя хорошо, улыбка бы и вовсе не сошла с его губ, но сейчас лучше будет не пытаться выдавить из себя улыбку. Это кажется жалким.  — Не может быть. Ну же, любую цену, я, — Кили хмурится, даже немного подаваясь вперёд, отчего нависает над лежащим эльфом, — Я не верю, что подобное должно оказаться не награждённым. Что ты хочешь? Кили повторяет свой вопрос и Леголас прикрывает глаза, прежде чем ответить:  — Ничего. Очень хотелось уснуть. Погрузиться обратно в прохладную темноту, пусть в ней его непременно нашли бы кошмары. Силы были практически на исходе, но Леголас не желал оставлять этот диалог неоконченным. Ведь, возможно, другого, такими темпами, им может не выпасть. А потому Леголас вновь открывает глаза. Кили не верит ему. Эльф знает, что сам бы не верил. Никто не спасает чужую, во всех смыслах, жизнь просто так. Никто не тратит на это две стрелы, хотя знает, что ещё первая стрела настигла свою цель в самое уязвимое место. Никто. Но Леголас не хотел усложнять. Он хотел несбыточного — позволения ухаживать, позволения хотя бы попробовать отношения, даже любви, если окажется, что судьба на его стороне. Но знал, что удача вряд ли повернётся к нему столь сильно. Быть может, он сможет стать гномскому принцу другом, как стала Тауриэль. Но он не будет просить, пусть он и будет счастлив этому. Уверен, что на самом деле будет.  — Не верю. Не верю, — качая головой и смотря прямо в глаза, проговаривает Кили, мягко выпутывая одну из своих рук из длинных пальцев эльфа и накрывая поверх. Леголас внезапно оказывается заворожён тем, как контрастно, но вместе с тем гармонично, выглядят их руки. Рука Кили — почти что маленькая на его, если бы не её большая ширина, и то ли загорелая, то ли на самом деле смуглая, а под ней его собственная — длиннопалая, худая и непозволительно бледная на фоне чужой. Эльф подавляет желание переплести их пальцы. Он не должен. Это было бы глупо. Но на это действие, хотя скорее его отсутствие, уходят такие драгоценные силы. И Леголас устало выдыхает, позволяя голове бессильно откинуться назад, отчего получается так, что он несильно отворачивается, смотря чуть выше головы Кили. Есть ли вообще смысл сопротивляться? Леголас не знал. И даже не хотел думать об этом сейчас. На раздумья уходило слишком много сил, которых у него уже не было. Последние он собирает для того, чтобы вновь приподнять голову, чтобы посмотреть в чужое лицо.  — Твой поцелуй, — говорит Леголас и внутренне весь замирает, — Я не могу просить большего. Кили выглядит поражённым настолько, что кажется не дышит. Эльф ожидал подобной реакции. Намного худшей, на самом деле, но, во многом, включающей удивление. Были ли однополые связи вообще чем-то нормальным для гномов? Леголас не мог знать, но подозревал, что совсем скоро сможет узнать об отличиях взглядов эльфов и гномов в этих вещах. Ответа не следует, пусть выражение лица Кили медленно сменяется с поражённого на задумчивое. И вместе с тем Леголас не чувствует в себе достаточно сил, чтобы ждать ответ, смотря за изменением чужого лица. Стоит эльфу откинуться на подушки, как сон начинает медленно поглощать его, забирая в свои объятия. Леголас вдруг уверяется в том, что ответом ему будет отказ. И это ощущается до болезненного правильным. Будто тот самый центр души, что ранее наполнялся теплом и счастьем от чужого присутствия, сдавливает неизбежной, но удушающей болью. Но эльф убеждает себя, что болит у него только плечо и голова, а вовсе не душа.  — Могу я отдать подобную награду, когда ты будешь здоров? — задаёт вопрос Кили, когда Леголас уже не следит за временем. Эльф слышит первое слово уже в дрёме, но открывает глаза, понимая значение слов. Пусть и не понимая их назначение. Причину. Когда он приподнимает голову, то видит, как Кили чуть краснеет, но смотрит на него в ответ. Леголас медленно моргает, перебирая в мыслях чужие слова. Это было неожиданно.  — Когда захочешь, — отвечает он, не желая, чтобы его слова звучали как попытка заставить. Поцелуй был скорее формой того, что он желал, вовсе не самим желанием.  — Тогда я, — Кили всё же не выдерживает, отводя взгляд, поражая Леголаса своим смущением, отражённым на щеках уже ярче, — Подожду твоего выздоровления. Эти слова звучат так невинно, что Леголас готов пожалеть о своих словах. О том, как выразил своё желание. Кили отпускает его руку и Леголас выдыхает, улыбаясь ободряюще. «Ничего страшного, если ты не захочешь», хочет сказать он своей улыбкой, потому что сил на слова не хватает. И произносить их не хочется тоже. Пусть в этом и правда нет ничего страшного. Кили улыбается ему и встаёт с койки. В этот момент Леголас понимает, что, несмотря на его попытки убедить самого себя в том, что у него нет неоправданных надежд, надежды всё же были. Призрачные и незаметные ему самому, но до этого момента они были. Но теперь и для них не оставалось причин. Кили продолжает улыбаться ему, но теперь будто ещё более смущённо и почему-то мнётся рядом с кроватью, неловко переступая с ноги на ногу, будто не решаясь сделать что-то. Эльф приподнимает брови в немом вопросе и Кили, резко выдохнув и быстро облизав губы, наклоняется к его щеке, чтобы оставить немного неуклюжий поцелуй. И стоит ему отстраниться, Леголас замечает, что гном краснеет до почти комично-красного оттенка, упорно не смотря на него.  — Буду ждать твоего выздоровления. Меня вряд ли пустят сюда ещё раз, — быстро выпаливает Кили и, с кажущейся Леголасу невероятной, скоростью, вылетает из шатра, скрываясь за невидимой с положения эльфа прорехой в тканях. Но всё это Леголас замечат уже почти что фоном. Мир вокруг него сузился до одной точки примерно после того, как Кили отстраняется от его щеки. Небольшой точки, размером с горящий сейчас пламенем поцелуй на его щеке. Он будто немеет, в то время как на щеке горит место невинного поцелуя, который ощущается как самая невероятная и чувственная вещь в его долгой и, без сомнения, насыщенной жизни. Леголас прикрывает глаза и медленно тяжело выдыхает. Вот что на самом деле было неожиданно. Эльф откидывает голову на подушки, закрывая глаза, в то время как на губах, сама собой, расцветает улыбка. Кажется, у него и правда есть шанс на то, что судьба будет благосклонна к нему. Однако, чем больше эльф думает об этом, тем сильней сон утягивает его разум в блаженную прохладную темноту. Леголас засыпает со счастливой улыбкой на губах, от которой оказывается просто не в силах избавиться.