***
Гермиона, проверяя свою догадку, заходила в каждую открытую дверь. Чем дальше она продвигалась, тем сильнее убеждалась, что она, к сожалению, была права в своих догадках. В замке было не так приятно и спокойно, как в любой из дней, когда Гермиона поздно возвращалась из библиотеки, она уже сотню раз пожалела, что пошла одна. Факелы и светильники освещали коридоры, но светили слишком тускло, их свет нагонял тоску. Из-за недостаточного осветления кое-где в коридорах возникли зоны полные глубокой темноты. Девушке казалось, что в нишах кто-то есть, чувствовала на себе чужой взгляд. Тревога подпитывалась абсолютной тишиной, в которой Гермиона слышала биение своего сердца. Она уже собиралась возвращаться к остальным, но какое-то движение из Большого зала привлекло её внимание. Гермиона вошла в зал и застыла. «Опять эти дети!» — она уже не испытывала страх, её переполняли злость и раздражение. — «Сколько можно? Они будут преследовать меня до конца дней? Ученики живы, они в полном порядке, я это осознаю! Почему я снова их вижу?». В том, что это были не обычные ученики, которые просто решили позавтракать в два часа ночи, девушка не сомневалась. Но эти «видения», ведь призраками живых людей не назовешь, именно этим и занимались. Сидели за столом и ели, будто так и надо. Гермиона бросила в них взгляд полный ненависти и уже собиралась уйти, хлопнув дверью, но один из учеников громко поставил кубок на стол, и это заставило ее остаться на месте. Парень встал и смотрел прямо перед собой. Следом за ним то же самое проделал второй ученик. Потом третий, четвертый, пятый, все семнадцать человек встали со своих мест. Синхронно повернув головы к Гермионе, они впились в нее взглядом и растянули губы в улыбке, которая была настолько ужасной, насколько это вообще возможно. Ни в одном фильме она не видела столь ужасающей картины. Глаза, полные безумия, прожигали испуганную девушку насквозь. У неё похолодела кровь, волоски по всему телу встали дыбом, мурашки были такими сильными, что ей было даже слегка щекотно. Гермионе хотелось кричать, сорваться с места и бежать куда угодно, хоть в запретный лес, лишь бы не оставаться здесь, посреди этого кошмара, но она продолжала стоять без возможности сделать даже шаг назад. В глазах начались собираться слезы, губы задрожали и стали кривиться против ее воли. В момент, когда Гермиона была на грани между истерикой и обмороком, ученики, все так же синхронно, подняли ножи и полоснули себя по горлу. Они сделали это медленно, не переставая улыбаться и не отрывая взгляд от застывшей в испуге Гермионы. Этот ужас вывел её из ступора и она закричала, вложив в этот крик весь ужас, который она испытала. Секунда, и ученики снова стоят и смотрят на неё улыбаясь, потом опять режут себя. Это повторилось несколько раз к тому времени, когда слизеринцы и Рон с Кэти вбежали в большой зал. Увидев их, Гермиона ощутила невероятную слабость и просто упала на пол. Все сразу кинулись к ней, никто даже не обратил внимания на хоррор-фильм позади них. Рон спрашивал, что с ней, спрашивал, что случилось, но она могла лишь скулить и глотать слезы. Не выдержав пятый вопрос, она подняла руку и указала за их спины. Крики Дафны и Кэти послышались почти сразу. Видимо, они повернулись в тот самый момент. Тео успел подхватить Гринграсс, прежде чем та успела упасть на пол. Панси же молча развернулась, несколько раз зажмурилась, сжала кулаки и двинулась к Гермионе. По пути к ней впихнула Кэти в руки Рона, который стоял статуей, открывая и закрывая рот, схватила Гермиону под руки как куклу, и потащила к выходу из зала. — Парни, на выход, — кинула она не оборачиваясь и вытолкнула Гермиону за дверь. — Так, Грейнджер, облокотись сюда, — Паркинсон прижала девушку спиной к стене. — А теперь посмотри на меня. Грейнджер, на меня посмотри! Гермиона перевела затуманенный слезами взгляд на Панси. — Грейнджер, это все не по-настоящему, ты это понимаешь? Ты же чертова отличница, храбрая гриффиндорка, так где твоя храбрость, испарилась? — Ты не понимаешь, сначала видение в Хогсмиде, потом кошмары по ночам, теперь это, — дрожащим голосом ответила Гермиона. Во рту было сухо и голос от этого звучал очень низко и хрипло. — Всюду эти ученики, одни и те же, раз за разом. Я была в зале одна, когда это все началось, одна, понимаешь? — Понимаю, Грейнджер, понимаю, но это не повод раскисать, от Дафны это было ожидаемо, Белл тоже тепличный цветок, но ты, Грейнджер, ты совсем другое дело. Гермиона посмотрела на Панси с удивлением. — Если ты хоть кому-нибудь скажешь, что я тебе тут оды пела, мне придется убить тебя, Гермиона, — сказала Паркинсон ледяным голосом, сверля Грейнджер взглядом, а после звонко рассмеялась. — Панси, ты не женщина, ты воин! Если вдруг случится война, ты будешь рядом и спасешь мой трусливый зад, — Блейз обнял ее сзади и поцеловал в затылок. — Рон, а где Гарри? — Гермиона смогла взять себя в руки и выровнять дыхание. — Пошел с Джинни в больничное крыло. Черт! Они же нас ищут сейчас. — Пошли им Патронус, пусть подходят к Выручай-комнате, нам очень многое нужно обсудить. — Я не могу, Гермиона. — Рон, не выдумывай, у тебя отлично получается заклинание патронуса, — Гермиона была удивлена отказом Рона. — Грейнджер, он и правда не может, — сказал Тео и покосился на Малфоя. Драко единственный из слизеринцев умел вызывать патронус, но сейчас парень подпирал стену и смотрел прямо на все еще открытые двери в Большой зал. «Только не сейчас, только не на глазах у всех, пожалуйста», — Драко готов был молиться даже магловскому богу, лишь бы приступ не накрыл его на глазах у всех. — Драко, тебе плохо? — Блейз двинулся к нему, но Гермиона его опередила и встала между ними. — Мне нужно проверить одну деталь касательно моей теории, прежде чем я смогу поделиться ею с вами, — она сразу поняла, что именно происходит с Драко, и решила увести его отсюда. — Драко, ты пойдешь со мной. — Эм, может, лучше я схожу с тобой? — Рон был озадачен её выбором. — Нет, Рональд, останься с Кэти, — она обернулась к остальным. — Сходите поищите Гарри и Джинни, встретимся через двадцать минут возле Выручай-комнаты. Блейз предпринял ещё одну попытку поговорить с другом: — Драко, с тобой всё в порядке? Малфой собрал остатки сил и кивнул: — Да, я просто не принял свою настойку перед сном. — Настойку? — Забини не унимался. — Да, настойку, Блейз! Идите уже, встретимся через двадцать минут, — Малфой начинал выходить из себя. — Хорошо, мы обсудим твою настойку позже, — еще один подозрительный взгляд, которым Забини одарил Драко, и все разошлись по этажам в поисках Гарри с Джинни. — Грейнджер, проверяй свою теорию сама, я не нанимался к тебе в помощники. — И ты говоришь мне это сейчас, когда остальные ушли, как удобно. Малфой, прекрати это показательное выступление, тут больше нет зрителей. Я могу остаться с тобой или уйти, но прекрати делать вид, что с тобой всё в порядке, это смешно. «Уходи», — подумал Драко. — Останься. Драко начинало трясти всё сильнее, он стучал зубами и обнимал себя за плечи. Дышать становилось труднее, сердце выскакивало из груди. В какой-то момент ноги онемели и стали ватными, колени подогнулись, и он рухнул на пол. Гермиона понятия не имела, что ей делать. Оставаться в коридоре, в нескольких метрах от этих проклятых учеников, рядом с Малфоем, который даже стоять не может, ей совершенно не хотелось, его состояние разбивало ей сердце. Она наложила на него согревающие чары и решила отлеветировать Драко в ближайшее свободное помещение. Девушка сама еле стояла на ногах от усталости, к тому же сильно замерзла. Дверь уже маячила перед глазами и она ускорила шаг, двигаясь на исходе сил. Зайдя в кабинет, она аккуратно опустила Малфоя на пол, а после, совсем не зная, куда себя деть, опустилась на парту перед ним. Смотреть на него было очень больно, парень с трудом дышал, хрипел и дергался. «Обнял маглорожденную», — воспоминание снова всплыло в её памяти. Осторожно, будто заходила в клетку к дикому зверю, Гермиона приблизилась к Драко. Он будто не замечал ее присутствия. Нерешительно, сначала рукой до плеча, потом до лопатки, девушка прижимала его всё ближе к себе. Слеза, которая скатилась по его щеке и упала мокрым пятном на её пижаму, стала толчком для разума Гермионы. «Ты сражалась с его отцом в Отделе тайн, а теперь струсила обнять человека, который страдает? Он не трусил, когда обнимал незнакомую девушку на глазах у недругов». Одним резким движением она притянула его к себе, уложила голову себе на грудь и начала водить рукой по спине. «Я обнимаю Малфоя. Я. Обнимаю. Малфоя», — Гермиона и представить не могла, что это будет настолько приятно. — Когда мне было страшно в детстве, отец всегда спрашивал, чего именно я боюсь, и путем логики объяснял мне, почему это неправильно. Именно он привил мне рациональный тип мышления. Любой страх можно победить, если есть что ему сопоставить. Драко, я могу лишь догадываться, какие события привели тебя к таким страданиям, но могу заверить, всё поправимо, — Гермиона уткнулась ему в затылок и шептала почти на ухо. — У тебя прекрасные друзья, Драко. Они помогут тебе со всем справиться. Ты очень сильный, не позволяй полукровке сломать тебя. Где же твоё хваленое превосходство крови, Малфой? Ты позволяешь грязнокровке успокаивать тебя на полу в грязном кабинете. Позволяешь полукровке решать свою жизнь. Что дальше, женишься на домовике? Забудь все, что было, забудь все, что причиняет тебе страх, запомни только то, что это все сделало тебя сильнее. Вокруг тебя есть люди, которым ты безгранично дорог, — конечно, Гермиона говорила о его друзьях, но и о себе в том числе. — Этот приступ пройдет, второй, третий, всё пройдет, Драко. Всё пройдет. Жар от согревающих чар, которые она наложила на Малфоя, грел Гермиону, но недостаточно сильно, она сидела на холодном полу и чем меньше трясло Драко, тем больше начинало трясти ее. Она освободила одну руку и достала палочку, чтобы наложить чары на себя, но ничего не вышло. Гермиона выругалась и попыталась еще раз, но магия не поддавалась. — Ты никогда не задумывалась о карьере Министра магии, Грейнджер? Твой монолог был великолепен, по ночам придумывала? Читала по памяти или где-то спрятан пергамент? — Малфой говорил с издевкой, но без злобы, его голос все еще слегка дрожал. — Всегда пожалуйста, Малфой. — Не надейся, Грейнджер. Даже при таких обстоятельствах они остаются преданными любимым пререканиям. — Уизли не мог вызвать патронус, потому что это нужно было Гриффиндору, а по законам этой чокнутой ночки мы можем творить магию лишь для друг друга. Слизерин для Гриффиндора и наоборот. Поэтому у тебя получилось наложить чары на меня, а на себя нет, — Малфой взмахнул рукой и Гермионе моментально стало тепло. — Считай, что это мое спасибо, Грейнджер. Я надеюсь, мне не стоит напоминать, что ничего не было, мы просто ходили проверять твою теорию. И еще, мы не друзья, не думай, что теперь сможешь бегать за мной со своей помощью. — Да, я спасла тебя от свидетелей, чтобы иметь возможность самой рассказать им всё в подробностях. Завтра перед уроками поболтаю с Забини о твоем самочувствии, а по поводу помощи, хм, ты уже её принял, Малфой. Сам попросил остаться и утешался гриффиндорскими грязнокровными объятьями. Просто бинго, Малфой, — едко заметила Гермиона. Они снова сверлили друг друга взглядом. — Что у тебя за теория относительно этой ночи? — Пойдем к остальным и я расскажу сразу всем. Ты будешь задавать вопросы, потом они будут задавать вопросы, а я не в том настроении, чтобы повторять по два раза. — Грейнджер не в настроении умничать? Такое бывает? Ущипните меня, если я сплю. — Это не поможет, Малфой. — В каком смысле? — Выручай-комната. Все вопросы за ее порогом, — ответила Гермиона и вышла за дверь.***
Все были в сборе. Гермиона три раза прошла мимо стены, игнорируя ожидаемый поток вопросов. Как только появилась дверь, она так же молча вошла в нее и села на кресло у камина. — Ничего себе, ты и о нас подумала? — воскликнул Блейз, осматривая комнату. — Забини, без зеленых оттенков ты не смог бы дышать? — она закатила глаза. — Я просто решила, что так будет правильно. Проходя мимо стены, девушка представляла просторную гостиную в бордово-зеленых цветах, с камином и мягкими креслами, расставленными по кругу. — Мое уважение, Грейнджер. — Оставь себе, Забини. Гермиона знала, что Блейз так же, как она, хочет сохранить их дружбу в секрете, поэтому вела себя так, будто он был рядовым змеенышем. — Гермиона, расскажи что происходит. После той картины в столовой меня до сих пор мутит, — Дафна и правда неважно выглядела, Тео шел рядом и придерживал ее за талию. Гринграсс, к слову, была одной из немногих слизеринцев, кто обращался ко всем по имени. Да и в остальном она больше походила на человека, чем кто-либо еще с их факультета, разве что Тео и Блейз составляли ей конкуренцию. — Communi somno, — Гермиона считала, что названия чар будет достаточно, но, наткнувшись на непонимающие взгляды, вздохнула и продолжила. — Communi somno, простым языком: связующие чары сна. Это единственное и самое подходящее объяснение всему, что произошло. В замке кроме нас никого нет, за исключением учеников из Большого зала, — Гермиону передернуло от воспоминаний. — Но как Паркинсон верно подметила, они не настоящие. Эти чары практически незаметны в использовании, тем они и опасны. Кто-то кинул его в каждого из нас, а мы даже не почувствовали. В книгах ощущение описывается как «легкий ветер». В Хогвартсе вечные сквозняки, поэтому никто из нас не испытал чего-то необычного. После паузы в несколько секунд посыпался шквал вопросов: — Зачем их применяют? — Рон. — Как их снять? — Тео. — То есть мы сейчас спим? — Дафна. — Тогда почему нам было так холодно? — Панси. — Как это связано с нашей магией? — Драко. — Чем это нам грозит? — Гарри. — Мы останемся здесь навсегда? — Кэти. — Мы можем умереть во сне? — Джинни. Естественно, говорили они одновременно, перебивая друг друга и требуя ответ немедленно. — Вы закончили? — Гермиона предполагала, что именно так и случится, поэтому и не стала рассказывать Малфою о своей догадке. Дождавшись, пока все сядут на свои места, Гермиона подошла к камину и с видом уставшего от жизни профессора начала лекцию. — Накладывают их по многим причинам, чаще не по доброте душевной. Снять их невозможно, действие закончится самостоятельно через семь ночей, уже через шесть, если точнее. Каждую ночь мы будем попадать в общий сон, это необязательно будет Хогвартс, нас может закинуть куда угодно. Из этого мы плавно переходим в вопрос о магии. Эти чары имеют своего рода скрипт: волшебник прописывает детали каждой ночи максимально подробно. Этой ночью, а возможно и следующей, мы можем пользоваться магией только во благо друг друга. Холодно нам потому что это не совсем стандартный сон, здесь можно чувствовать голод, страх, боль, холод, жар, в общем, все, что чувствуем в реальной жизни. Умереть здесь невозможно, чары этого не допустят, но есть волшебники, которые частично обходят этот запрет и ставят в свои скрипты пометки. Если мы не выполним определенное задание, то останемся тут навсегда, а наше тело будет в своего рода коме. — Как нам проснуться, Грейнджер? — Обычно, Малфой. Как только прозвенят наши будильники, мы все проснемся и пойдем на занятия, а ночью встретимся во сне. Если не прописана определенная задача, естественно, но нам бы уже посыпались подсказки, так что в этот раз мы просто проснёмся. Пару минут они провели в тишине, пытаясь уложить у себя в голове весь ужас происходящего. Блейз не выдержал первым: — Раз уж у нас полно времени, может мы обсудим, что за херня происходит? — он уже поднимал эту тему с Гермионой, но ситуация вышла на новый уровень. — Ваши видения в Хогсмиде, потом кошмары, теперь мы, какого-то хера, оказались в общем, мать его, сне. Господа, я в замешательстве, даже пошутить об этом не могу. — Это серьезное заявление, — натянуто улыбнулась Паркинсон, пытаясь убавить напряжение, повисшее в комнате. — Как бы это ни звучало, но я устала во сне. У нас еще шесть ночей, которые мы проведем вместе, давайте сейчас просто помолчим, иначе нам всем грозит нервное истощение. Уверена, что у нас остались считанные минуты до пробуждения и ничего конструктивного придумать мы все равно не успеем, — высказала свое мнение Гермиона и уставилась на огонь. Молчание за ее спиной было немым согласием. «Шесть безумных ночей. Кому это было нужно и для чего?». Смысл проглядывался, но он был настолько абсурдным, что вслух она это ни за что не произнесет. Условие магии говорит об уступках со стороны каждого, кто оказался в этом кошмаре, и Гермиона была убеждена, что данный факт останется с ними не на одну ночь. Гриффиндорец просит слизеринца его согреть, а слизеринец просит у гриффиндорца воду? «Шедевральное начало года», — подумал каждый, кто находился в этой комнате.