Лилия долин

Слуги, степенно поклонившись, отступили в коридор. Только тогда я спросил Селюка: — Как ты? Хотя уже видел, что лицо Селюка стало нормального цвета, похоже, что лихорадка прекратилась, да и выглядел он куда бодрее. Селюк удивлённо произнёс: — Не больно… Господин Тайче, я чувствую себя совсем здоровым! Это чудо! Настоящее чудо! Заза же просто упала на колени и поползла ко мне со словами: — Ты спас Селюка, господин Тайче! Да буду я навеки твоей рабой, ты спас его… — Тихо! — твёрдо сказал я. — Молчите! Селюк и Заза тут же замолчали, словно их выключили и только смотрели на меня огромными от удивления и потрясения глазами. — Встань, Заза, — заявил я. — Я не хозяин, мне рабы без надобности. Тем более что сейчас вы и сами себе не принадлежите. Селюк и Заза тут же погрустнели. — Простите, — вздохнул я. — Не хотел вас обидеть. — На правду не обижаются, господин Тайче, — вздохнул Селюк. — Мы и впрямь собственность хозяина. — Скажи, Селюк, — спросил я, — сколько у нас шансов, что мои слова не подслушают? — Здесь? — спросил Селюк. — Почти никаких. — Тогда сделаем так, — сказал я и, поманив их обоих пальцем, прошептал несколько фраз с уха на ухо. Селюк и Заза понятливо закивали, а я громко сказал: — Раз уж тебе стало легче, Селюк, думаю, что тебе требуется ещё поспать. Я слыхал, что сон может помочь исцелению. А мне пора, думаю, что мой гмых уже соскучился без меня и изводит гмыхарей. Надеюсь, что завтра ты сможешь приступить к своим обязанностям, ведь я уже сказал, что другого слуги мне не нужно. До встречи, Заза, Селюк. — Да, господин Тайче, — хором ответили мне, и я отправился туда, куда и сказал — навещать Юлия. На сей раз дежурил другой гмыхарь, и выглядел он не столь благодушно, как предыдущий. Его рубаха была порвана, а кисть руки замотана тряпицей. Ох, надеюсь, что это не Юлий сделал, в противном случае не миновать претензий от Йожина. Увидев меня, гмыхарь нахмурился и сердито сказал: — Ты обещал, господин Тайче, что твой гмых будет вести себя хорошо. — Ай-яй-яй… — покачал головой я, — неужели паршивец сумел набедокурить? — Ещё как! — злобно проворчал гмыхарь. — Я всего лишь насыпал ему в кормушку зерно — хорошее, пареное зерно, политое медовым отваром, а эта мерзкая тварь цапнула меня за руку! Да так, что чуть два пальца не отхватила! Хорошо, что я успел отдёрнуть руку и отделался царапиной! — Вот как… — задумчиво протянул я. — На моего гмыха это не похоже. Не в его привычках кусать тех, кто его кормит… Разве что… — Что? — возмутился гмыхарь. — Я его не дразнил, даже к деннику не приближался, ждал, когда ты уведёшь эту злобную тварь на прогулку, господин Тайче! — А скажи мне, — насмешливо спросил я, — участвовал ли ты в некоей забаве с наказанным слугой по имени Селюк? — Что ты имеешь в ви… — начал гмыхарь, а потом до него дошло, и он возмущённо продолжил: — Ну, участвовал, и что? Этот парень часто занимается такими делами с гостями хозяина! Он настоящая подстилка! И хозяин никогда не запрещал нам развлекаться с ним по своему разумению! — Нам? — переспросил я. — Так вы все это делали? — По правде сказать, — проворчал гмыхарь, опустив глаза, — только мы с Рагунем. Джар всегда говорил, что это не дело. Видимо, Джаром звали того гмыхаря, которого я встретил в первый раз. — Потому-то Джар и ходит непокусанный, — усмехнулся я. — Мой гмых терпеть не может насильников, я же уже говорил. А нюх у него хороший… — Но этого парня для таких вещей хозяин и взял! — искренне возмутился гмыхарь. — Слуга-то из него никакой, что взять с деревенщины! Зато мордашка смазливая и задница неплохая! Да и рот ему почтенные господа… натренировали. У меня вдруг возникло желание врезать кулаком по мерзкой роже этого отброса человечества, но я сдержался. Ничего, я тебе ещё песенку спою… А пока… — Скажи мне, а чем твоё положение отличается от положения Селюка? — спросил я. — Я потомственный слуга! — гордо приосанился недоумок. — Моя семья служила хозяину не одно поколение. — И ты не можешь ослушаться его приказа, так же как и Селюк? — вкрадчиво спросил я. — Н… не могу, — замялся гмыхарь. — И если хозяин пошлёт тебя заниматься тем же, чем он заставлял заниматься Селюка, ты побежишь как миленький и будешь выполнять его приказ со всем усердием? — ещё более вкрадчивым тоном спросил я. — Эээ… Что? Хозяин никогда так не сделает! — возмутился гмыхарь. — Точно, — кивнул я. — Потому что ты рожей не вышел. Но ведь и на такую красоту могут найтись ценители. — Я не подстилка! — возмутился гмыхарь. — Селюк тоже ею не был, пока «добрая» родня его не продала ещё более «доброму» хозяину, — отрезал я. — А отказаться он не может. И ты не можешь. Представь, что твой хозяин решит тебя продать. А новый хозяин посчитает нужным использовать так, как Селюка. И наказывать за каждый промах. И что ты будешь делать? — Такого никогда не будет! — продолжал упрямиться гмыхарь. — Да? — ехидно спросил я. — Пути нашей судьбы причудливы. И мы не можем знать наперёд, куда они нас приведут. Нужно в любой ситуации оставаться человеком. Ты не сумел. Мне тебя жаль. — Ты говоришь неправильные речи! — возмутился гмыхарь. — У меня голова начинает болеть, когда я пытаюсь думать! — Тайче может говорить всё, что придёт в голову, — отрезал я. — а ты попробуй подумать ещё раз. Вдруг получится. А я, с твоего позволения, пойду к своему гмыху. Наверняка он уже успел соскучиться. И с этими словами я прошёл мимо гмыхаря к деннику Юлия и вывел его наружу. Когда мы проходили мимо застывшего в ступоре гмыхаря, Юлий злобно фыркнул, но я строго сказал: — Даже не думай. У нас прогулка. Юлий злобно фыркнул ещё раз и пару раз топнул ногой, сделав отнюдь не лошадиное, а, скорее, кошачье движение, словно «закапывал» гмыхаря. Но от дальнейших действий воздержался, послушно затрусив на выход. Я вскочил на гмыха, сделал несколько кругов вокруг сарая — рысью, галопом, снова рысью, снова галопом, потом перешёл на шаг и наставительно сказал: — Владение собой — есть высшая добродетель. Так говорил один очень мудрый человек, и я склонен с ним согласиться. Гмых снова фыркнул, но уже не так сердито, и я направил его в парк. Юлий бежал медленной, нетряской рысцой, так что я успел заметить у одной из круглых клумб странную суету. Трое слуг — судя по одежде, садовник с помощниками, что-то оживлённо обсуждали, чертя на земле какие-то планы. Я подъехал поближе, и один из слуг поднял голову и приветливо кивнул: — А, господин Тайче… Красивую песню ты спел… Смешную… Мы вот послушали, посмеялись, а потом в голове вдруг прояснилось. И я подумал — а чего мы эти клумбы постоянно круглыми делаем? Скучно же… А если им вот этакую форму придать… да цветы пересадить таким узором — ведь куда красивее будет. — Ага, — вмешался второй слуга, — а если ещё вот этакий узор вывести, то вообще глаз не отведёшь. Глянь, господин Тайче, красиво ведь получается? Я ничего особо не понял в изящных, плавных линиях рисунка, но честно покивал головой и заметил, что идея просто замечательная. Хоть куда идея. Садовники радостно заулыбались, приосанились и продолжили спорить о деталях масштабной переделки паркового дизайна. Ну вот, осчастливил… Как бы Йожин не разгневался на такое своеволие слуг. Но, с другой стороны, если творчество помогает им быть счастливыми — почему бы и нет? У здешних работников радостей мало. Поэтому я поехал дальше, старательно направляя Юлия в тот самый глухой уголок парка, где мы в прошлый раз поговорили без помех. Едва мы там оказались и я спрыгнул с Юлия, как он начал скакать по небольшой полянке, потом шлёпнулся наземь и от души повалялся по траве, а потом заявил: — Уфф! Хоть поговорить можно! Как же мне надоело изображать тупую бессмысленную тварь! И как я выдержу ещё три седмицы? Я же тех двух придурков и погрызть могу! — Юлий, друг мой, — ехидно спросил я, — а с чего бы ты так переживаешь за Селюка? Гмых опустил голову и мрачно изрёк: — Нравится он мне. Хочу забрать. Ты ведь сможешь забрать его с нами, а, Кири? Ну, пожаааалуйстаа… Зрелище, когда на вас смотрит умоляющим взглядом огромная сильная зверюга — не для слабонервных. Но я слабонервным не был, поэтому вынес этот взгляд без вреда для психики, и только потом сказал: — Боюсь, что нам придётся забирать из поместья обоих. И Селюка и его сестру. Ей тут потом точно жизни не дадут. — Ура! — подпрыгнул Юлий, но тут же спросил: — А как? — А вот как — тут нужно подумать, — заметил я. — Однако будь готов, что ещё три седмицы нам в поместье сидеть не придётся. Не нравится мне здешняя обстановка. — Точно-точно, — вдохновенно согласился Юлий. — Обстановка тут говённая, а уж насчёт хозяина я вообще молчу. Давай, рассказывай… Я коротко рассказал Юлию о событиях последних суток, включая рассказ Астениила и исцеление Селюка. Гмых призадумался, открыл было рот, чтобы что-то спросить, но я прижал палец к губам: — Молчи! Юлий удивлённо вытаращился на меня, но не издал ни звука, и правильно сделал, поскольку на нашей полянке появился ещё один человек. Селюк. — Господин Тайче, я пришёл, — доложил он мне. — Вижу, — улыбнулся я. — И я хочу поговорить с тобой. Но сначала поклянись, что никому не расскажешь о нашем разговоре. Если то, о чём я будут говорить с тобой, ты посчитаешь для себя неприемлемым, просто забудь об этом, хорошо? Парень кивнул, при этом густо покраснев. Это чего он себе такого навоображал? Ладно, вопрос риторический, клятву он дал без писка и уставился на меня, продолжая краснеть. — Скажи, Селюк, — спросил я, — а что ты собираешься делать дальше? — Эээ… — завис парень, но потом грустно произнёс: — А что мне делать? Я должен служить хозяину, другого выбора у меня нету. — И долго будет продолжаться твоя служба? — спросил я. — На этот раз я тебе помог, а потом? Что будет с тобой после следующего наказания, когда я уже покину этот дом? — Я не вынесу следующего наказания… — спокойно сказал Селюк, и в его голосе зазвучала обречённость. — Зелья уже в этот раз почти не помогли, если бы не твоя песня, господин Тайче, то я был бы мёртв. Что ж… Обидно. И Зазу жалко — она тут одна останется. — И ты так спокойно об этом говоришь? — спросил я. — А что делать-то? — вздохнул Селюк. — Бежать, например, — ответил я. — Не шути так, господин Тайче, — вздохнул Селюк. — Ты же знаешь — я не смогу сбежать. Клятва не даст. — Ну, насчёт Клятвы — обещаю подумать, — сказал я. — Но если будет у тебя такая возможность — пойдёшь со мной? — Без Зазы — не пойду, — спокойно ответил Селюк. — Я — её единственная родня, не считать же роднёй нашу тётку, которая нас в рабство продала. Я её не оставлю, хозяин на ней всё зло сорвёт после моего ухода, а после его наказаний… Заза не выживет. Так что без неё — не пойду, даже если ты найдёшь способ обойти мою клятву, господин Тайче. Уж прости, но нет. — А кто тебе сказал, что я собираюсь оставлять Зазу? — спросил я. — Я ведь уже понял, что слугам здесь несладко живётся. — Да, — вздохнул Селюк, — пока Заза молодая и красивая — будет служить в доме и… и выполнять приказы гостей хозяина. А когда она станет старше — то будет жить в бараке для тех, кто в поле работает, и рожать каждый год. — Рожать-то зачем? — вырвалось у меня, и только потом дошло, на что намекал Селюк. — Чистая у тебя душа, господин Тайче, никакая грязь к тебе не липнет, — вздохнул парень. — Таким, как мы жениться не положено, а среди полевых рабочих большинство мужчины. Ну, сам понимаешь… как оно получается. Я уже и сам понял, и мне от этого стало ещё тошнее. Какое-то жуткое долготерпение у этих людей… А девушек так особенно жалко. Это что ж получается — любой озабоченный самец может бедняжку силой заставить… да ещё попрекнуть тем, что она такими делами в доме занималась с хозяйскими гостями… Или это отсутствие фантазии сделало этих людей такими — покорными, безынициативными, готовыми служить любому, кто сильнее? Тошно. — Я тебя расстроил, господин? — вздохнул Селюк. — Так это жизнь. Все так живут. — Не все, — отрезал я, покачав головой. — Ну да, вы, Тайче, другие, — отозвался Селюк. — Но вас все почитают и никто лишний раз руку не поднимет. Все ведь знают: обидеть Тайче — удачи лишиться. Ого, какие интересные подробности… Не слышал. Но поверье однозначно стоящее. Возможно, эту легенду придумал кто-то из ушлых Тайче, чтобы защититься от слишком навязчивых… предложений. Но идея стоящая, и теперь молчаливое почтение слуг к моей более чем скромной персоне стало гораздо понятнее. Нет, реально богатая идея — стоит с Майтели посоветоваться, как это использовать, чтобы Йожин меня отпустил. Добровольно и с песней. Нет, над этим стоит подумать. — И все верят? — уточнил я. — Хозяин не верит, — вздохнул Селюк. — Но он это зря. Рано или поздно будет ему расплата. А если каким-то образом поспособствовать роли этой самой расплаты? Да так, чтобы Йожин проникся? Хотя… Всё-таки он слишком для этого образован, может и не поверить. С другой стороны, образованность не исключает суеверности, а просто выводит её на новый уровень. — Понятно, — сказал я, не став развивать эту тему дальше. Даже эти крохи информации стоило обдумать. - Знаешь, Селюк, я постараюсь придумать, как тебя выручить. И Зазу тоже. А пока… пока я в поместье и хозяин приставил тебя ко мне, наказывать тебя не будут. Ибо я категорически против. — С-спасибо, господин Тайче, — выдавил парень, и глаза его как-то подозрительно заблестели. — Из-за нас, ничтожных, столько хлопот. — Всё в порядке, — кивнул ему я. — И ничего вы не ничтожные. Всё будет хорошо. Ступай. Только не проговорись никому. — Да я ни за что! — горячо заявил Селюк. — Да пусть с меня кожу заживо сдирать будут — не скажу. Только Зазе… Я медленно покачал головой. — Нет? — огорчённо спросил Селюк. — И ей нельзя? — Нельзя, — строго ответил я. — Наша тайна будет тайной до тех пор, пока о ней знаем только мы трое. Ты, я и мой гмых. И больше никто. А когда всё решится… Думаешь, Заза не согласится уйти из поместья? — Конечно, согласится, — горячо заявил Селюк. — Тогда всё в порядке. И наш разговор должен остаться в тайне. Понял? — Понял, господин Тайче, — кивнул Селюк. — Никому. — Вот и хорошо, — улыбнулся я. Селюк неуверенно улыбнулся в ответ, потом поклонился мне, развернулся и исчез в ближайших кустах. — Хороший парень… — мечтательно заявил Юлий. — Что делать будем? — Жаль, что проследить за Йожином возможности нет, — вздохнул я. — Ни у тебя, ни у меня. Он наверняка что-то замышляет. — Так и мы можем что-нибудь замыслить, — глубокомысленно заявил Юлий. — Можем… — ответил я, и в мыслях вдруг что-то промелькнуло. — Надо подумать и посоветоваться с Майтели. — А что с Астениилом? — встревожился Юлий. — Будешь соглашаться? — Не знаю, — честно ответил я. — Мало информации. С другой стороны — он же не трон для себя просит, а отца исцелить. — Не ввязывался бы ты во всё это… — хлопнул меня хвостом по плечу гмых. — Себе дороже обойдётся. — Я посоветуюсь с Майтели, — повторил я. — В любом случае главное для нас сейчас — покинуть поместье. А там будем разбираться по обстановке. — Ладно, — проворчал Юлий, — надеюсь, ты знаешь, что делаешь… «В том-то и дело, что не знаю…» — подумал я в ответ, но озвучивать эти слова не стал. Просто немного побегал с Юлием по лужайке, а потом вскочил на него и поскакал обратно. Вечереет. Скоро мне придётся идти к Астениилу — сказку рассказывать…

***

Я не ошибся. Едва я успел вернуться, привести себя в порядок и поесть, как за мной явилась Мара. На сей раз я уже запомнил дорогу в комнату Астениила и специально шёл впереди. И ни разу не ошибся. Дом Йожина перестал казаться мне запутанным лабиринтом… хотя я ведь знаю далеко не весь дом. Астениил на сей раз был почти приветлив, хотя продолжал отыгрывать своё привычное амплуа избалованного засранца. Но меня его наигранная капризность уже не выводила из себя, как раньше, так что очередной порцией приключений Синдбада-морехода я начал отоваривать его без задержки. На сей раз неугомонный мореход после очередного кораблекрушения попал со своими спутниками в земли людоедов и чуть не был съеден заживо, если бы не пожалевший его пастух. Синдбад бежал, но на этом его приключения не закончились. Парня занесло в царство некоего царя Тайгамуса, в котором был очень милый обычай. Если умирала женщина, то вместе с нею заживо хоронили и её мужа. Ну и наоборот, конечно же… По всем законам жанра, Синдбад узнал об этом только после того, когда по просьбе царя осел в городе и женился. И по тем же законам жанра его жена очень быстро скончалась, и Синдбада вместе с нею заперли в пещере, полной мертвецов… Мертвецов в полуистлевших дорогих одеждах и сверкающих драгоценностях. На этом месте моего рассказа побледнел даже Астениил, а уж слуги и служанки, старательно изображавшие стоящую по углам мебель, так и вовсе не смогли сдержать криков ужаса. Астениил благоразумно сделал вид, что не заметил этих проявлений эмоций, Йожин нахмурился, но не решился прервать мой рассказ. А когда стало ясно, что хитроумный купец и на сей раз вывернется, то на лицах слуг появились улыбки — скупые и робкие. — Через месяц пути корабль благополучно достиг родных краёв. Оттуда Синдбад-Мореход отправился к себе домой. Он сложил в кладовую драгоценности, которые привез с собой, и опять зажил в своем доме, счастливый и радостный. Так окончилось четвертое путешествие Синдбада, но и оно не было самым удивительным из всего, что он испытал, — закончил я. Астениил расхохотался: — Воистину велика удача этого купца! Он вновь вернулся домой живой и с прибылью! Мне уже не терпится узнать о его дальнейших приключениях! — Ты непременно узнаешь о них, молодой господин, — склонил голову я. — Хороший ответ, — кивнул Астениил. — Готов ли ты повторить его дважды? Опять намёки? Ох, доставать меня начинает эта восточная деспотия… — Зачем повторять дважды то, что понятно и с первого раза? — вывернулся я. — Время покажет. — Хорошо, — надменно кивнул Астениил. — Ступай, Тайче и отдохни хорошенько. Я совсем не хочу, чтобы запас твоих драгоценных историй иссяк. Я снова склонил голову и вышел из комнаты, действительно намереваясь отправиться к себе для того, чтобы поскорее пообщаться с Майтели. К тому же я наивно полагал, что в этом доме мне ничто не угрожает. Всю глубину моей наивности я успел оценить в тот краткий миг, когда услышал за спиной короткий резкий хлопок. Я хотел обернуться, но тут ноги у меня подкосились и наступили тишина и темнота.