Глава 9 «Обустройство»
25 октября 2021 г. в 23:35
11.05.2023
Проснувшись с утра после нескольких часов ворочаний, я первым делом взглянул на Юлю. Она ещё спала... Я подошёл к ней, чтобы поцеловать её в лоб. Между тем я присел на колени и, взяв по её ладони в каждую руку, сказал шёпотом:
— Прости, Юленька. Мой юмор — опасная штука, и могут пострадать даже те, кому я вовсе не желал зла. Но мне потешно... Мне всё потешно... Прости. Кстати, странно то, что я влюбился в тебя за столь короткий срок. Однако такое и впрямь бывает, особенно у людей, не имеющих — или имеющих, но мало — подруг и девушек. Ты просто начинаешь бояться потерять мимолётных знакомых, возможно, даже мнимых, которым до тебя нет никакого дела и привязываешься к любым людям: к замечательным, как ты, или не очень.
Я аккуратно поцеловал её в лобик.
— Надеюсь, ты не будешь против.
Оставив знатно повидавшее за жизнь тело на полу пещеры, я решил проверить миниферму сорняков.
Выйдя из тоннеля и пройдя полпути, я остановился — засмотрелся на стену расщелины: на громадные каменные плиты, на фоне которых ты как кирпич в двадцатипятиэтажном доме, и полоску утреннего неба, чьё солнце дойдёт до нас только через несколько часов после мира сверху, сквозь пелену пепла и пыли, что никак не могла улечься за девять дней, и даже когда оседала, ветер беспрепятственно поднимал её вновь — и задумался.
«А как мы собираемся отсюда выбираться по готовности? Здесь расстояние не менее пятнадцати этажей. Да и приспособлений для этого у нас не в избытке. Вообще я только сейчас понял, что отступать сюда было ошибкой. Юле об этом знать, конечно, необязательно... Мы даже не продумали толком план дальнейших действий. Хотя на это не было особо времени. Однако теперь Храмовники просто могут придавить нас к полу. Для этого нужно лишь закрыть единственный путь отступления — верх. Сейчас ничего не попишешь, в любом случае. Как последний вариант — начать вытачивать лестницу из камня кирками и ждать Храмовников».
Я наконец вышел из прострации и пошёл дальше. Оглядев ферму, дойдя до неё, я не обнаружил даже каких-либо малейших взростков. Впрочем, это и неудивительно — слишком мало времени прошло, но всё равно стоит проверять. Ну, человек может прожить без еды около месяца, так что, думаю, мы не пропадём, учитывая наши запасы пресной воды из реки. Более вероятно, что Храмовники убьют нас.
Сегодня, думаю, стоит взяться за исследование пещер. Там, при удачном стечении обстоятельств, можно найти полезные ресурсы. Пока что у нас только есть две железные кирки, множество винтовок и один антикварный мушкет. Таким обмундированием едва ли можно противостоять современным технологиям. Однако сперва стоит хотя бы вернуться.
Перед полным возвращением я окинул взглядом то место, где в прошлый раз нашёл аксолотля. Ну а вдруг у них тут место появления. Я прошёл в пещеру, и перед моими глазами возникла Юля. Она всё также мило спала. Да уж, вот соня, почти 12, а она спит. Хотя раньше я во столько и просыпался. Это время было идеальным для пробуждения. Как одна из особенностей моего организма — неважно сколько я сплю, главное — час пробуждения. Потому что я мог заснуть в десять и встать в семь (в школьное время) и абсолютно не выспаться, засыпая на трёх первых уроках. Однако стоит мне посмотреть фильм до трёх часов ночи и вскочить в девять утра — как я полностью отдохнувший, бодрый, точно в рекламе бутилированной воды, могу сразу поехать в деревню с родителями.
В полной тишине пещеры я услышал отражавшийся эхом стук. Это Юля стучала зубами от холода. Огонь-то ещё горит, но она так хотела отомстить мне, что легла максимально далеко от меня и по совместительству от костра. Ни солнца, ни тепла ядра Земли здесь нет. Только сырость и холод пещеры, дополняющиеся рекой. Но, несмотря на низкую температуру, я всё же укрыл Юлю футболкой и присел на коленях рядом.
— Ну, это будут снова мои мысли, которые я не могу хранить в себе. Да, такова моя сущность. Не быть мне партизаном, хотя я и не рвусь. Вот не могу держать в себе секрет от человека. Знаешь, а возможно и нет, мне было очень одиноко в детстве — впрочем, я и сейчас себя ощущаю на восемнадцать лет — да настолько, что в начале сознательного периода жизни я помню больше няню, нежели кого-то из родителей. Они зарабатывали деньги, чтобы я мог жить безбедно. Однако как объяснить это ребёнку, хотящему заботы, внимания и ласки со стороны родителей? Именно это важно. Ведь в будущем мозг неосознанно будет видеть более ближним проводившего больше времени рядом, и как бы ты не старался войти в контакт, но детская неполноценность берёт своё. Только вот родители вместо счастливого ребёнка предпочли работу, командировки и деньги. Хотя мать всё-таки вечером и по выходным заставал. Её работа всё же была связана с документацией, поэтому далеко ездить не надо было, только в офис. А отец... Кто это вообще? А, человек, приезжающий пару раз в месяц на выходные. И то это была редкость (например, когда в Европу или США уезжал, его могло и не быть по несколько месяцев), — мой голос начинал дрожать, поэтому я дышал глубже и зажал Юлину ладонь между своими. Благо, она не проснулась, только повела носом. — В школе у меня было мало друзей. Ну, как сказать... Надо мной издевались все в классе. Они смеялись над волосами, ростом, голосом, материальным положением, одеждой, молчаливостью, скрытностью и многим чем ещё. После тяжёлого учебного и давящего дня я приходил домой и моей неотъемлемой процедурой было рыдание в ванной. После чего я умывался, как ни в чём не бывало выходил, делал уроки и пытался отвлечься своими увлечениями: чтением книг, просмотром аниме, сериалов, фильмов, написанием стихов. Я постоянно сидел один дома, и во мне формировалась интровертная личность. И это знание переносилось и в общество. Оттого у меня выработалась странная модель поведения — держаться за любого появившегося в моей жизни человека и выжимать из него за короткие сроки что только возможно. Я быстро привыкаю к малознакомым людям, с которыми мы нашли общий язык, и очень дорожу ими, и постоянно пытаюсь поддерживать общение, а порой даже не нарочно навязываюсь. Мне хочется восполнить недостаток общения, внимания и заботы за счёт других. К четырнадцати годам, после покупки телефона, всё радикально поменялось. Ну ты уже прочитала и про Мелиссу, и про моих интернет-друзей, и про зависание в пабликах. Тогда моё самочувствие начало налаживаться, и настроение в среднем было лучше. Да и все оскорбления после нахождения первой, хоть и не очень долгой, любви ощущались уже не так остро. Мне хватало любви и одного человека. Я думал, что если хотя бы ему я буду нужен, то пускай весь мир меня ненавидит. Затем ты уже тоже знаешь, что случилось и отчего мне стало максимально плохо; хуже, чем было. Говоря о девушках, нельзя ни сказать о странности в моём поведении, относящейся лишь к этому полу. С четырнадцати лет, как только мне купили телефон, я активно начал искать подругу. Нескольких каких-никаких друзей найти удалось, а вот подруг... Я хотел именно их, во-первых, из-за пубертатного периода, во-вторых, хотелось новых ощущений, эмоций, чувств. Новый опыт. Вот почему-то именно с девушками у меня ничего не складывалось, причиной чего я долго считал свой характер. И необычность в том, что, несмотря на моё вечное одиночество, мне всегда было достаточно одной девочки-подруги, а общение параллельно с другими считались моим сознанием за измену, хоть я даже не встречался с ними. Возможно, это оттого, что я буквально с первого слова влюблялся в новоиспечённую девушку в моей жизни. И потом было ещё больнее разрывать общение. Часто задумываясь на эту тему позднее, я пришёл к выводу, что от пережитой боли очень сильно закрылся в себе и ускорял от этого время взаимоотношений в несколько раз, перепрыгивая порой целые этапы. Таким образом мозг соотносит прошлые опыты и предпринимает попытку защититься от потенциальной угрозы разрыва посредством сокращения времени на прелюдии и прочие раскачки, переходя сразу к подсознательно желаемому. Мне ж нужна была ласка, любовь, не так ли? Общение ж компенсировалось временем перед признанием в чувствах собеседнице. Дальше было два пути: полный разрыв или продолжение общения (у неё были какие-то причины, чтоб отказать мне в отношениях и не послать) с моей односторонней любовью. Про такое заболевание я нигде ничего откопать не смог, поэтому сам провозгласил подобное поведение синдромом ускоренных взаимосвязей, или фу́лтосом.
Похоже, то же самое произошло и с тобой... Мы только встретились два дня назад, но я влюбился в тебя уже через несколько часов. Да, то, что у некоторых растягивается на года, пролетело у меня меньше, чем за день. Таков он, фултос. Вследствие всего вышесказанного хочу заметить, что ты в праве распоряжаться своими чувствами, однако я бы хотел кое-что отметить: испытывай ко мне хоть что-нибудь. Пусть то ненависть или любовь — неважно. Даже презрение лучше холодного безразличия. Но опять-таки повторюсь: я не решаю, а просто даю векторы выбора. Всё, не буду томить тебя больше этими нудными монологами. Должно быть, из-за них тебе сейчас одни кошмары снятся. Пойду лучше заниматься какой-нибудь полезной работой.
Я уже поднимался с колен, чтобы пойти в развилки пещеры, как вдруг мою руку сжали. Что? Тактильная галлюцинация? Опустивши глаза, я увидел как Юля сжала мою руку своими ладонями. Но глаза закрыты... Неужели Юля — сомнамбул? Через пару секунд мир снова подарил мне эти изумрудно-зелёные глаза, блестящие через капли слёз. Она обхватила мою ладонь двумя своими и жалостливо смотрела на меня, дрожа губами, будто пытаясь сказать мне что-то. Совсем скоро меня пробило трогательностью, и я-таки спросил:
— Ч-что случилось?.. П-почему ты проснулась в слез-зах, Юль?.. — она, пропустив вопрос мимо ушей, поникла головой и начала плакать сильнее, всё так же не отпуская руку. — Юль... Что с тобой? — я наклонился к ней, свободной рукой отодвинул длинные блондинистые локоны и пальцем вытер солёную дорожку от слёз, которые стекали прямо по виску и впитывались в волосы. — Неужто ты из-за меня так?.. Не стоит, пожалуйста, — но от моих слов рыдания только увеличились. Тогда я решился на более радикальные и эксцентричные меры — я робко приблизился к Юлиному лицу и резко дотронулся губами до щеки. Юля вмиг остановилась и в забвении глядела в пустоту вверху. Да, мне удалось успокоить Юлю. Её руки задрожали. Она испуганно, не спеша повернула голову на меня. Губы тоже дрожали, глаза покраснели, как после бассейна, и наполнились страхом. Юля выпустила мою руку, сев и пятившись назад. Видно было, что её скоро накроет вторая волна рыданий. Я недоумённо потянулся к ней одной рукой, однако она ещё быстрее отползла, встала и убежала куда-то в пещеру.
«Боже, что я наделал... Теперь Юля меня не просто ненавидит, а плюсом и боится. Ну почему я не умею размышлять прежде, чем сделать что-либо? Идиот, идиот, идиот, идиот...» — я бился головой о каменную стену пещеры. Когда голова уже была близка к сотрясению, я остановился. Пытаясь не расплакаться, я глубоко дышал и, взяв палку, подожжённую об угли, вошёл в пещеры. Я ж поставил себе такую цель на день, и непредвиденные обстоятельства не покоробят меня!
Я обошёл с несколько десятков развилок, приводящих в тупик, обходил их все полностью, чтобы не запутаться в дальнейшем. Выйдя в общий, самый широкий проход, я пометил перочинным ножиком вход в разветвления и найденное там, чтобы не ходить более по кругу.
Я снова вышел к реке, взглянул на небо: сквозь просветы в дымке виднелись тёплые цвета заката, плавно переходящие друг в друга. К тому моменту я полностью успокоился и частично начал забывать о произошедшем, долго смотрел на небо. В один момент я вспомнил про зажигалку, оставленную Юлей около кострища, взял её, вырвал из дневника десять листков с моими рисунками и расписками и сложил кипой сбоку от себя. Я присел в позу лотоса, или — как угодно — по-турецки и, беря по одной бумажке указательным и средним пальцами, остатками бензина зажигал бумагу. После практически полного догорания, когда уже пламя обжигало пальцы, я передавал огонь на следующий листок.
Бумага подходила к концу. Теперь ветерок, дующий сверху, сдувал её. И вдруг я услышал звуки шагов сзади, испуганно обернулся и сразу же пришёл в спокойствие, ведь это была Юля, крадущаяся ко мне безуспешно. Она была растеряна. Видимо, я сломал её намерения пробраться ко мне в спину неожиданно. А может, и зарезать ногтями.
— Не пугай так больше, пожалуйста... Ты что-то захотела взять? Иначе же я не могу предположить, из-за чего ты решила вернуться, — я продолжал жечь бумагу, говоря спиной с Юлей.
— Ну вообще я за тобой вернулась...
— Оу... Какая неожиданная, но довольно приятная лесть. Спасибо.
— Но... Почему ты так думаешь? Я правда пришла за тобой... Я посидела, подумала, поразмышляла и поняла, что поступила неправильно... Просто это было как-то резко и неожиданно... К тому же это мой первый раз...
Меня очень удивило, что поцелуй для Юли, столь красивой и утончённой девушки, от меня стал первым. На момент я онемел в недоумении, всё также смотря на реку и максимально пытаясь не показывать раскола невозмутимой обиды.
— Хм... — мой голос задрожал; я хотел смеяться от счастья, хотел, улыбаясь, прижаться к ней и зарыться в её волосы. Однако мне нужно было сохранять бесстрастность. — Что-то слабо верится. То ты в страхе убегаешь со всех ног, то сама приходишь и ластишься, — уже довольно сложно было сдерживать восторг. О боже, да! Она пришла и ластится! Да, это то, о чём я и мечтал! — Не кажется ли тебе это... Странным?
— Ну Саш... Я же сказала, что была не права... Для меня подобное действие было шоком, — Юля плавно подходила ко мне сзади, вытягивая каждое последнее слово. А я всё так же играл роль обиженного, хотя уже давно простил всё. — Я не могла предположить, что такой замечательный мальчик может приставать к девочке младше него... — она, мило улыбаясь, обвела полукруг глазами и отвела взгляд вбок. — Ты же мне не безразличен, Саш. Возможно, ты удивишься, но это так. Я осталась наедине со своими чувствами и сейчас могу точно утверждать это, — Юля уже практически вплотную подошла ко мне, а моё сердце от услышанного забилось так, что можно было через эхо услышать сверху расщелины. — И... А что ты делаешь?.. — Видимо, до этого Юля не смогла увидеть сожжение бумаги за моим телом.
— Не обращай внимания. Меня успокаивает огонь. К тому же он очень эстетичен. Когда мне грустно, я либо ем шоколад, либо жгу что-нибудь, — я понимал, что наступает переломный момент моих чувств, посему осознавал, что если я сейчас не позабочусь о сохранности огня, то ночью придётся греться друг об друга либо стать одним из уродливых мразей — болейтусцев (у нас просто не будет времени). Потому догорающий лист я вложил в другой, смял и кинул в костровые угли, от которого они начали тлеть.
— А... — Юля, замерев, пыталась понять только что произошедшее. — Ну так всё хорошо теперь?.. Ты, — Юля резко сделала рывок в моё сторону, присев на колени, и обвила руками мою спину, — хотя бы взглянешь на меня?
В тот момент я был максимально счастлив, моя улыбка разрывала рот. У меня не было такого никогда: бабочки в животе, мурашки — и не от мороза или любимой музыки, а от прикосновений, ну и куда уж без активности ниже пояса. Хотя я боялся произнести это даже шёпотом, ведь знал, что моя голова может быть раздроблена Юлей о твердую стену пещеры. Да и говорить что-либо тогда мне не особо хотелось. Для меня было достаточным чувствовать тепло её тела на влажном берегу пещерной реки. Я гладил Юлю по спине и волосам.
Не знаю, сколько мы сидели. Может, несколько минут или секунд, однако для меня прошло пару часов. Юля уже сама начала подниматься, и тогда я понял, что пора бы ослаблять хватку, хотя и очень не хотелось. Юля встала, пальцами расчесала и поправила солнечно-блондинистые волосы, а я резко выхватил её мягкую, смуглую нежную, ещё не огрубевшую за апокалиптические условия руку и прислонил к губам. Она изумлённо, но крайне мило похихикала.
— Думаю, с завтрашнего дня нужно приняться за выдалбливание лестницы. Храмовников нету уже третий день, так что, думаю, таким незамысловатым ходом мы смогли перехитрить целую шайку элитных бойцов с передовыми технологиями и сейчас уже нет смысла тут выживать, — строил планы на будущее я, зная, что пережить ночь — уже достижение. — Я же говорил, что прыгать сюда было отличной идеей! — горделиво-иронично восхвалился я.
— Чего? — ошеломлённо затянула Юля. — Ты? Говорил? Да ты проклинал всем сердцем эту идею. Кому ты врёшь, чёрт? — на этот раз реакция Юли разительно отличалась от вчерашней. Теперь она поддержала мою шутку и с улыбкой на лице сложила руки на груди.
— Ну не, это ты уже загнула. Моё сердце занято тобой, так что там нет места на проклятья, — я опустил прикованный взгляд на руки Юли и нарочито «невзначай» сказал:
— И да, Юлечка, убери свои ручки, будь добра. А то твоих больших красивых глаз не вид... Кхм-кхм...
— Ах ты ж, гад! — но Юля говорила это в максимально доброжелательном тоне. Мы наконец нашли общий язык. Она кинулась на меня, однако я схватил её руки и зашёл ей за спину. Юля пыталась брыкаться, но я первый подставил подножку, и мы оба упали. Сначала я грохнулся о жёсткий пол пещеры, а она — на моё упругое тело. Я больно ударился хребтом, а Юля, смеясь, слегка толкнула меня в грудь локтем. Да, а хотелось бы наоборот... Она попыталась встать, однако я заблокировал отход посредством захвата руками и прижиманием к себе. В итоге, мы лежали таким образом: я — снизу, а Юля — головой у меня на груди. А хочется наоборот...
Мы просто лежали головой к реке, отдыхали и наслаждались отблесками заходящего солнца. Но через некоторое время оно, по всем прелестям гелиоцентрической модели мироустройства, зашло за край расщелины, погрузив нас во мрак. Я начал спорить с Юлей о том, кто встанет с такого удобного и приятного положения и пойдёт поджигать костёр. Было решено скинуться на «камень, ножницы, бумага». Юля проиграла и была вынуждена покинуть понравившееся место на мне, чтобы подвести огонь к нам поближе. Да, мы настолько сильно не хотели покидать столь романтичное место, что вместо перемещения к огню предпочли перемещение огня.
Юля ломала голову над данной дилеммой, но пыталась одновременно и решить её побыстрее и вернуться ко мне. В итоге она принялась расхаживать вдоль реки в поисках дров, а я в патрической позе наблюдал за ней, сложив руки за головой и лёжа на подушке из воздуха. Через несколько минут, когда стало ещё темнее и холоднее, я начал волноваться, ведь Юли не было в поле моего зрения, она ушла куда-то далеко; туда, где нас ещё не было. И только я хотел подняться и пойти вслед, как она вышла с кипой дров на руках.
— Ты что так долго? Ты вышла наверх, вырастила заново лес, добыла руды, выплавила топор, срубила его и сюда вернулась? Мне тут холодно и одиноко...
— Ох... Не волнуйся, если б я не ушла, то нам бы обоим было холодно, и, возможно, эта ночь стала бы финальной. Ну а сейчас возрадуйся!
Юля принялась создавать огнепровод: она от углей выкладывала дорожку палок прямо до нас, а на самый конец вывалила остаток кучей. Обосновала она это так:
«Огонь от кострища будет передаваться по цепочке и придёт так к навалу, который будет разгораться определённое время. Смысл в том, что от такой близости к огню можно за ночь сгореть и даже не осознать, а прелесть этой системы — чем больше времени проходит, тем температура на улице падает, но расстояние до огня сокращается».
Я, честно сказать, не совсем понял для чего такие трудности, если можно развести огонь просто чуть подальше от нас. Буду считать, что это выполнение условий проигрыша, ведь мы договаривались конкретно «провести костёр к нам».
— Так, всё готово, осталось лишь зажечь. Только чем вот... Ты всю зажигалку на свою пироманию истратил.
— Хоть ты и проиграла, однако я подскажу: метод каменного века — трение. Сложно, но можно. Приступай сейчас и к утру закончишь!
Юля лишь глубоко безысходно вздохнула и принялась за раскручивание палочки об другую. Я не мог сдерживать смеха, но изо всех сил пытался, хотя в душе заливался хохотом. Как можно было такую очевидную шутку принять за чистую монету? Однако я решил некоторое время её не останавливать; хотел посмотреть, насколько далеко это может зайти.
— Юль, — окликнул я через десяток минут, — смотри, что могу, — она вопросительно повернулась и увидела, как я преспокойно взял бумажку, ещё не унесённую ветром в реку, скомкал и через её голову закинул в пепелище. Пепел поднялся в воздух, но бумажка от тлеющих углей вспыхнула, и процесс запущен. Взгляд Юли, медленно вернувшийся от бумажки ко мне, и немой нервный смех говорили сами за себя — смерть.
— Ты... Охуел? П-почему ты м-молчал все эти ебучие минуты? — слышно было, что она готова оглушить меня воплями, однако пока сдерживалась. — Я тут крутила-вертела палочки для нашего с тобой общего блага, — Юля вставала и нагнетающе подходила ближе, — пока ты лежал и надменно наблюдал за мной... Запряг меня, хотя знал решение сам... Издеваешься специально... СУКА! — Юля напрыгнула на меня и уже хотела расцарапать лицо, как вдруг я выставил руки, и они упёрлись прямо ей в грудь... Я на время онемел, мои мышцы расслабились, руки согнулись, и мой клинок стал катаной (надеюсь, что Юля этого не ощутила). Она упала прям на меня губами к губам. В первую секунду мы оба не понимали, что сейчас произошло и пытались осознать, а потом выкинули из головы всякие размышления и соединились друг с другом ртами.
В такой возбуждающей позе мы провели с несколько десятков минут. Огонь уже успел поглотить весь маршрут и дойти до кучи дров. Юля, несколько секунд смотревшая в небо, вдруг изрекла:
— Саш, пойдём кое-куда. Я уверена, что тебе понравится, — она подняла меня за руку и повела за собой поодаль реки.
Я согласился, интрига манила меня. Юля провела меня к изгибу потока, а дальше — территория неизведанная мной, совершенно новая и незнакомая земля. Вернее, камень. Однако, вопреки моим ожиданиям, меня подвели к вертикальной трещине, шедшей к полости в расщелине, над коей находилась ещё одна побольше. Юля забралась по ней и сказала мне следовать её примеру. Ну что ж делать? Я думал, что всё будет куда легче, однако раз уж пришли... Я тоже забрался в полость и стал смотреть с неё на небо.
— Да, действительно. Отсюда небо чуть ближе. Ну, условный просвечивающийся кусочек. Да и выбираться здесь будет легче.
— Дурачок, сюда посмотри, — Юля взялась рукой за моё плечо и указывала мне за спину.
Я обернулся и увидел огромнейший коридор нависающих и возрастающих сосулек — сталактитов и сталагмитов. Там было намного прохладнее, чем у реки. Хотя, вероятнее, что это просто влажность от повсеместно капающей с потолка воды. За счёт неё и появилось сие чудо. По-видимому, это реальная, настоящая карстовая пещера, а не просто искусственно созданная шахта. Я в эйфории начал рассматривать и щупать каждый уголок этого места. А Юля лишь стояла с краю и с умилением, точно мать, наблюдала за двадцатиоднолетним ребёнком, носящимся по зеркальной комнате в парке аттракционов в субботу. Так я завернул вглубь и чуть не завопил от чудесности: все стены, потолок, пол усеяны мхом. Я прошёлся по нему — холодная вода выжимается, как из губки, из комочков махрового покрывала и приятно насыщает ступни прохладой. Если бросить взгляд чуть выше, то может просто от эндорфинов разорваться мозг: водоросли, свисающие с потолка, расходятся от стенки к стенке, образуя не просто сплошную ширму, а обособленные лианы, точно расслоившиеся в некоторых местах. По ним так же стекает вода сплошным потоком. Водопад. Более того, вся жидкость водорослей накапливается снизу во впадине, из-за чего появилось озерцо, больше напоминающее натуральную ванну, кристальной воды. Жаль только, что внутри никто не живёт, тогда бы был полноценный оазис. Кажется, что раньше здесь была полость, над которой проходили подземные воды, что после раскола вылились в реку, освободив свои богатства.
Немного погодя, Юля спросила:
— Ну как? Понравился «условно просвечивающийся кусочек неба, что стал чуть ближе»? — Юля пустила усмешку и закатила глаза.
— Это просто бесподобно. Это место должно быть на открытках всего мира. И очень жаль, что сейчас мы не можем наслаждаться этим в спокойствии. В любое время могут без приглашения пожаловать Храмовники, которые испортят нам весь отдых. А сейчас надо копать и бежать отсюда со всех ног как можно дальше. С завтрашнего дня я как раз это и начну.
Я подошёл к Юле, отрывисто поцеловал её и начал спускаться по трещине, ещё раз взглянув на пещеру, казавшуюся оазисом в глухой пустыне.
— Юль, пойдём, огонь, должно быть, уже разгорелся! — крикнул я затем и услышал свой голос ещё множество раз тише и тише.
Я прошёл к нашему ночлегу и обогревателю и лёг около костра, глядя в потолок. Через несколько минут Юля вышла и легла мне на грудь. Эх, опять не так...
Мы ещё долго разговаривали о самом разном, пока половина моей речи не преобразовалась в зевания. Тогда я понял, что пора бы уже ложиться, пожелал спокойной ночи Юле, поцеловал её напоследок и насильно накрыл своей футболкой — она же у нас такая сильная и независимая, боится за то, что я сам простыну, хотя мне важнее она. Холодный пол пещеры обжигал спину, но всё компенсировалось теплом огня. Я повернулся на бок, к Юле лицом.
— Кстати, пока я не уснул, — вспомнил неожиданно я, — нам снова придётся спать посменно. Топлива нет уж совсем, поэтому надо постоянно поддерживать пламя. Если огонь потухнет, то придётся серьёзно раскручивать палки, хахахахахах. В общем, спокойной ночи!
И я заснул. А Юля раздражённо смотрела мне в спину и беззвучно материла меня, через некоторое время всё-таки успокоившись. Зато своё предназначение исполняла достойно и будила меня через два часа, как и в первый день. Ну вот и прожит ещё один день...