Романтическая комедия моей юности реально не удалась!

<i>Ну, хвала небесам за мое свободное время:)) Было тяжко, но я старалась! В последнее время мне все чаще кажется, что мой с таким трудом устоявшийся и до недавних пор практически совершенный внутренний мир раскачивается, словно на непрочных стропилах, грозя погрести под собой самое лучшее, что было в моей жизни, а точнее, меня самого, каким я стал и каким себя полностью устраиваю. Хаяма со мной не разговаривает, не вешается на шею, не треплется обо всяких глупостях, сияя идиотской улыбкой и даже взглядом не удостаивает, проходя мимо – в общем, продолжает категорически и с полным осознанием дела игнорировать. Даже не знаю, что бесит больше всего: тотальный игнор или то, что мне не хватает его бестолкового трепа. Однако это не самые страшные несчастья, посыпавшиеся на мою голову с недавних пор. Оказывается, худшим был отнюдь не Хаяма с его приставаниями, а то, что в мою чертову жизнь снова проникли бабы. А точнее, две раздражающие особы, одна другой краше. Не спасает ничего: ни наушники плеера, превратившиеся из привычки в необходимость, ни ответы на грани грубости, ни показные приступы гнева. "Милым" созданиям, кажется, все нипочем. Вот пойми девчонок после такого. Эти идиотско-мерзопакостные улыбочки-шуточки-подколки, эти манеры раздражающие, эти приветствия, наполненные скрытым, по их мнению, смыслом. И не деться же никуда! Маленькие, острые, идеально наманикюренные пальчики крепко-накрепко вцепились мне в шею, благо хоть в переносном смысле. Вот так и получилось, что ни с того ни с сего, я погрузился с головой в мир тонких запястий, осиных талий, да мягких, на удивление, волос. Откуда я знаю, что они мягкие? Да пожалуйста: - Эй, Хикитани, ну как тебе теперь мои волосы? – Юкиносито нависла грозной тенью. - Как обычно, а что? – она такая с тех пор, как я признался, что гей. - А то, что ты должен их потрогать и сказать точно, - судя по упертым в бока кулачкам, так просто не отвяжется. Вздыхаю покаянно и тянусь к распущенным темным прядям. Это не так страшно, как дотронуться до кожи – обойдется без приступа. - Говорил же – как обычно. Мне вообще на твои волосы пофиг, - на самом деле не пофиг. На самом деле они действительно мягкие. Мягче, чем обычно. Удивительно даже. - Ну вот, опять бальзам не подходит. Попробую другой, - кажется, она расстроилась. Не могу удержаться от подколки. - Слышь, Юкиносито, ты бы мне ещё грудь свою потрогать предложила на предмет упругости, - мерзко усмехаюсь, окидывая её взглядом снизу-вверх. - Может, ещё и предложу. Вдруг у меня самооценка упадет, - она лишь дергает плечами. Нет, ну честное слово!!! - Юкиносито, послушай внимательно, - разворачиваю её к себе за плечи и тут же отдергиваю руки. Через одежду ещё ничего, терпеть можно, хотя уже подташнивает. – Что бы ты там себе не напридумывала, но я не такой гей, как ты себе представляешь. Геи – это не те, кто разбирается в помадах, лаке для ногтей, женских шмотках и последних коллекциях обуви, - да, да, знаю-знаю – убейте меня, но её вопросы и этого касались. – Я просто люблю мужиков больше, чем баб... А баб не люблю вообще и... - Но ты же снизу? – перебивает с таким раздражающим апломбом, что у меня чуть гипервентиляция не развилась на почве стресса. - Ты извращенка? – Не, реально интересно. Она же отвечает на столько красноречивым взглядом и вздернутой на манер мне бровью, что не могу не сдаться. Без толку ведь. Ей что в лоб, что по лбу: - Допустим. И что с того? – разговариваю, как с душевнобольной. - А значит, почти как девушка, - столько убежденности в голосе, что... - Юкиносито, я сейчас тебя ударю, - обреченное на провал предупреждение. - Пощечину отвесишь? – так искренне интересуется, что мне приходиться повернуться к оконному стеклу, чтобы худо-бедно рассмотреть свое собственное отражение. Вдруг что-то поменялось по прошествии нескольких минут? - Не смешно даже, - фыркаю. – То, что я предпочитаю, чтобы меня трахали, не означает, что я на бабу похож. - Я хоть раз такое сказала? – ну прям сама невинность во плоти. – Так что там с моими волосами? - Мягкие. И пахнут приятно. Бальзам менять не нужно, - выдаю покорно. Черт с ней. Может, целее будем. Я и мое самообладание. – Мне на урок пора. - Ага, удачи, - отталкивается от подоконника. - И как ты все время умудряешься меня находить? – вопрос риторический. - Мне и стараться-то не слишком приходится. Ты слишком заметный, - акулья улыбочка, заставляющая чувствовать себя распоследним дураком. - Ну хоть за комплимент спасибо, - на это она не отвечает. Значит, действительно комплимент. Ох уж эта Юкиносито. А в классе все как всегда. Хаяма, игнорирующий меня, и счастливая Юигахама. Осчастливило её сегодня, кстати, именно мое приветствие у входа в школу. С тех пор такая и ходит. Не знаю, кого больше из нас надлежит ненавидеть: её или себя. Лучше бы к Юкиносито ревновать начала. Авось поссорятся и отвянут от меня, наконец. Обе. Но, как известно, по закону подлости, чудеса обходят стороной таких, как я. Ну и ладно. Лучше на тригонометрии сосредоточусь. Хотя, может и не лучше. Скучней урока не придумаешь, на что ни раз и не два я указал преподавателю. Чувствую, влетит от Хирацуки, но это не смертельно. Гораздо худшая ситуация поджидала меня на большой перемене, когда Юигахама, по своему обыкновению, собралась пообедать с Юкиносито. Лишившаяся своей извечной шестерки блондинка-львица оказалась чрезвычайно огорченной сим фактом и не преминула предъявить претензии. Честное слово, я старался не вслушиваться, даже плеер громче сделал, но это не помогало убежать от бесконечного чувства вины. Ведь видеть эти глазки побитого олененка музыка мне не мешала. Боролся с собой, насколько совесть позволила. Тем более, если Юкиносито узнает, что я сие мероприятие проигнорировал, то шкуру с меня спустит – Ками-сама свидетель. - Эй ты, слышь?! – глаза всех без исключения уставились на меня, когда я поднялся со своего места. Даже Хаямы. Да-да, слушай и смотри внимательно. Сейчас я сделаю то, что повергнет тебя в шок. - Нет, это эй ты, слышь! – огрызнулась Миура, обернувшись. - Я не тебе, блондинка, - пренебрежительный взгляд, доставшийся ей, я берег на черный день, но чем этот плох? Черней ведь некуда. – Эй ты, слышь, Юигахама, долго ещё собираешься сопли жевать?! Мы с Юкиносито ждем тебя за дверью. Поторопись, будь добра. У меня бенто остывает. Не прибавив ни слова, я вышел. И пусть думают, что хотят. Идиоты чертовы! Ненавижу всех. Себя сильней всего. - Браво, Хикитани! – у класса уже расположилась Юкиносито. Ну, давай, спляши на моих костях – разрешаю. - Ага. Обосраться и не жить просто, - как бы я хотел, чтобы после этого мой голос был способен выражать хоть что-то, кроме отвращения к себе самому. – Есть что добавить? - Для чего? – Юкино дернула плечами. – Впечатлений этой школе хватит до конца года. Можно тебя поздравить с тем, что перешел на девушек? - Заткнись! – рычу уже серьезно. Она не знает, что несет. - Эй, эй, Хикитани, тебе пора в роль джентльмена вживаться, а они с леди в подобном тоне не разговаривают. Не ожидал от неё такого. Такого от неё не ожидал. Ладонь, коснувшаяся моей щеки, оказалась холодна, словно лед. Словно те ледяные пустыни, что между наших дней пролегли. Нельзя! Нельзя было подпускать её так близко. Вот что случается, если начинаешь думать о других... Скрутило, как всегда, неожиданно. Вначале в пот бросило, потом кровь от щек отлила. Ненавижу! Не трогай меня! Не касайся! Думать даже не смей! - Хикитани, все в порядке? – как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как тонкое запястье перемещается, чтобы тронуть мой лоб. Убери! Убери, я не для тебя! Мне плохо! Не надо, убери! - Не... не тро-гай, - горло сдавило, а значит, до приступа лишь пара минут. Кости уже ломит. Не позволю! Не позволю никому! Я сбежал из дома не для того, чтобы какая-то девка повергла меня в ничтожество. - Хикитани? – наконец, отдергивает руку, в страхе отпрянув. Не знаю, что она видит на моем лице. Только глаза огромные, а значит, то же, что видела мама. Слишком давно приступов не было. Я, наверное, даже страшен. - Мне... мне... мне..., - давай, голова, работай. Работай, черт возьми! Ненавижу себя! – ...В медпункт надо. Извинись перед Юигахамой. Удаляюсь быстрым шагом. Насколько могу, но потом, после поворота, меня скручивает. Всегда так, когда давно не было. Я почти привык. Но... Жалок. Жалок! ЖАЛОК! Ненавижу себя, и плакать хочется. Как так? Я ведь был осторожен после того, как Ао уехал. Без него мне будет хуже, чем обычно. Мне хуже... Эти тонкие запястья, холодные пальцы – я так плакал тогда. Я так хотел, чтобы эта крохотная ручка сжала меня в ответ, как всегда. Я не могу. Не могу... Кости выворачивает, боль отдается во всем теле – только бы не вырвало. Нужно до медкабинета как-нибудь добраться. Пока голова ещё варит. Ха-ха, у тела свое мнение – я падаю. Голове больно, но это ерунда. У меня все внутренности крутит. Ну почему эти пальцы так похожи?! За что?!... В голове плывет. Не знаю, что делать. Если кто-то найдет, даже Хирацука не поможет. - Эй... в... ке..., - доносится словно издалека. Плевать. - По-мо-ги..., - почти шепчу. Громче не получается. В задницу принципы. Мне бы болеутоляющего и снотворного. Поспать надо. Я ничего не вижу. И сознание кажется, теряю. Чувствую только, что кто-то за плечо трясет. Без толку, право слово. Сейчас БОЛЬ на первом месте. Боролся, как мог, и проиграл. Не впервой ведь. Прости, Саи-чан... * * * Я очнулся - ну или точнее, пришел в себя - от ощущения того, что лежу на чем-то мягком. Помню, что потерял сознание в коридоре. Ещё и головой приложился. А сейчас мягко. Странно даже. Значит, кто-то меня нашел. А, исходя из того, что со мной приключилось, я либо в больнице, либо в школьном лазарете. Чертовы приступы! Чертов я! Сколько раз зарекался с бабами не сходиться и вот – оплошал. Кто бы мог подумать, что я могу так просто забыть о таких важных вещах, как меры предосторожности. Да что уж теперь... Тем более, что сознание все ещё плывет и мешает сосредоточиться на чем-то конкретном, а точнее, на угрызениях совести. Подумаю потом, а сейчас... Надо узнать, кто именно меня сюда притащил и где я, черт возьми, нахожусь. Ещё хуже от того, что как всегда после приступа мне хочется близости. Кожа полыхает, только это не огонь. Как колючий ледяной ветер, словно на северном полюсе очутился. Тепла хочу. Близости. Секс - только следствие. Элементарное желание согреться. - Эй, ты в порядке? – мой неведомый спаситель подал голос. Видимо, я все же стонал вслух. Теперь нет смысла отпираться. Вот только глаза открыть не получается. Веки отяжелели, как, впрочем, и все тело. На этот раз от усталости. Боль, конечно, все ещё ощущалась, но уже отдаленно. Проходила. А от этого желание коснуться кого-то становилось все острее и нестерпимее с каждой секундой. Необходимо. Мне необходимо к кому-то прикоснуться. Нет, не так – прикоснуться к мужчине. Если снова окажется женщина – просто не переживу, не выдержу и на ближайшую неделю выпаду из реальности. Но можно успокоиться. Судя по голосу – юноша. Явно молодой – снова повезло. Я так рад, что ещё раз пытаюсь открыть глаза. С третьей попытки получается. И сразу же жалею. Не могу, не могу, не могу... не хочу... не буду... это не честно! Я так не играю! Снова закрываю глаза. Даже рукой прикрываюсь для надежности. Ну почему именно ты? - Аки, ты в порядке? – Не знаю, может, это шуточки подсознания. Может, я действительно хотел, чтобы это был он, но на долю секунды мне кажется, что я сейчас слышу Ао. Но такого быть не может, хотя оказалось бы лучшим вариантом. Просто Ао сейчас в Америке и обратился бы он ко мне непременно: "Аки-чи". Когда я был ещё наивен и неискушен, это звучало с ласковой заботой, но потом, когда снизошло озарение, я понял, что в его голосе всего лишь издевка и завуалированное предложение. Предложение заняться сексом, в котором я позволю ему все, потому что сопротивляться нет сил. - В норме, - голос не отказал, но прозвучало хрипло. Ненавижу это. У меня он и без того низкий. - Ага, как же, - насмешливо хмыкает и, отстранив мою руку, касается запястьем лба. Температуру проверяет. Надо ж какая забота! Я даже нашел силы вновь распахнуть глаза. Как оказалось, зря. Мой бедный мозг этого не вынесет. Мое бедное сердце этого не вынесет. Я сам по себе этого не могу пережить, но... Солнце. Солнце все изменило. Солнце и его лучи, которые путались в пшеничных волосах. Красиво и правильно. Словно так всегда и было. Ветерок, проникающий сквозь открытое окно, трепал шторы и тем самым обрывал одну за другой тонкие солнечные нити, которым, я уверен, так хотелось дергать эти удивительно мягкие пряди. Они сталкивались, сплетались в красивом иррациональном танце, играли в догонялки друг с другом и никак не могли оставить того, кто весь состоял из света. Света и неизмеримой летней глубины. Говорят, что голубизна лета неизлечима, и это так. Я болен. Болен и слаб. Он меня заразил. Своими глазами и их неповторимым цветом. Но больше - заботой. Так обеспокоенно меня разглядывает, аж плакать хочется. Глаза. Его глаза. Такие невыносимо голубые. Я просто умираю... Не отдавая себе отчета в действиях, тяну за руку. За ту, которая так заботливо проверяет температуру. И он падает ещё до того, как осознает, что случилось и мне это нравится. Иначе бы стал сопротивляться. Вот теперь острое различие с Ао. Его бы я никогда не стал целовать. Не осмелился бы просто. Он ведь всегда говорил, насколько мы с ним ненормальные. А ненормальные не имеют право на нежность или любовь. Ненормальные вообще ни на что не имеют право. Только вот теперь все не так. Не так... Хочу его. Хочу его целовать. Хочу чувствовать в себе. Он мой. Не отпущу. Никогда. Я должен сказать. Но вместо этого просто целую. Тяжелый и сильнее меня. Переворачиваю так, чтобы оказаться сверху и целую снова. Пока не опомнился. Прости, Хаято, я такой дурак. - Аки, что ты...? – последнее, что слышу. Приподнимается на локтях, пытаясь что-то сказать, но мне все равно. Плевать попросту. Только вижу, как шевелятся красивые губы. Такое ощущение, что я сейчас нахожусь рядом с водопадом. В ушах лишь грохот падающей воды. Гул. Их словно заложило. Ну и ладно. Не хочу ничего слышать – только чувства. Мне не все равно. Я так соскучился, что выть хочется. Целую страстно и жадно. Мне мало. Мало его. Он мой. Сейчас. Углубляя поцелуй, тянусь пальцами к пуговицам. Ну кто, право слово, носит под рубашкой футболку. Хочу больше кожи. Больше его рядом. Жадно скольжу ладонями. Так много, что я сейчас задохнусь. Я совсем рехнулся после этого идиотского приступа, но отступить означает перестать жить. Мне нужно. Нужно! Необходимо! - Аки, остановись! – Хаяма, наконец, очнулся и ловко подмял меня под себя. Если бы не слабость, я бы выиграл, но сейчас принимаю поражение. Просто смотрю ему в глаза. – Ты понимаешь, что делаешь?! Видимо, молчание он по-своему воспринял, потому что в отсутствии ответа скатился с меня и сел рядом. Благо хоть не на противоположную кровать. До меня начало доходить, что мы в школьном лазарете и я дурак. Если бы тут была медсестра, Хаяма оказался бы в очень незавидном положении. Повезло, что она на рабочем месте редко бывает. - Прости, - хриплю на грани слышимости. - За что извиняешься? – он устроил локти на коленях, чуть наклонившись. Эти острые, напряженные лопатки меня убивают. Даже в глаза смотреть не хочет. - За то, что попытался. У тебя даже не встал. Не знал, что настолько тебе противен... - Не в этом дело, - хмыкает, все ещё отказываясь поворачиваться. – Явно ведь не меня ждал. В чем-то он, конечно, прав. Я, правда, хотел, чтобы это был Ао. Но в жизни бы своей не представил поцелуй с ним. - Это не так. Я знал, что это ты, хотя после приступов не особо разборчив. - Я о том же, - тяжко вздыхает. – Ты бы себя видел... Мне было больно... - А сейчас как? – дергаю за локоть, вынуждая повернуться, и жадно вглядываюсь в глаза. Фокус возвращается так неожиданно плавно, что в пору молиться по воскресеньям начать. Теперь отчетливо его вижу. Все тот же Хаяма Хаято. Пшеничные волосы, голубые глаза, чувственные губы. Приступ почти отпустил. Только слабые отголоски в суставах. - А сейчас верю, - проводит ладонью по щеке. Заплачу ведь, не сдержавшись. Такая теплая улыбка. - Можно тебе отсосать? – вырывается против воли. Ничего не могу поделать. Щеки Хаямы вспыхивают румянцем. Такого он не ожидал. Право слово, девственник. Знаю же, что у него и с парнями было. Незачем тут из себя строить. Я уже почти влюбился, будь оно все проклято! - Спятил? – спрашивает испуганно, но глаза выдают. Теперь точно возбудился. - Не-а. Хочу тебя, - кладу ладонь чуть пониже ширинки, заставляя его зрачки расшириться. – Разве многого прошу? - Аки, ты... В этот момент предсказуемо входит медсестра. Такая милая и большегрудая. Интересуется, как дела. Только киваю, подтверждая ответы Хаято, и чувствуя, как он все крепче сплетает наши пальцы и с трудом сохраняет спокойствие. - Хоть подрочить-то тебе можно? – шепчу в покрасневшее ухо, перемещая ладонь на ширинку, когда сестра отворачивается. Ответа нет, но он и не нужен, судя по тому, как у него стоит. Ловко расстегиваю молнию и забираюсь пальцами туда, где так хотелось его трогать. Хаяма лишь шипит сквозь стиснутые зубы, но не отталкивает. - Пусть ваш одноклассник полежит тут, а вы можете идти на уроки, - едва успеваю отдернуть руку и притвориться больным. - Мне не настолько плохо. Дайте ещё пару минут. И можно Хаяма-сан со мной побудет? – строю глазки «котиком». Это никого и никогда не оставляло равнодушным. Глаза Хаято, устремленные на меня, метают молнии. - Конечно, Хикитани-кун, я пока отчеты закончу, - делает вид, что ничего не поняла. Какая молодец! Через пару секунд хлопает дверь, оставляя нас вновь наедине. Рот Хаямы раскрывается в попытке что-то сказать, но я не позволяю, впиваясь в губы поцелуем и снова ныряя пальцами под белье. Вместо слов низкий стон, от которого по моему члену проходит сладкая судорога, причиняя боль. Ками-сама, как же я возбужден! - Ублюдок... - шепчет Хаято, жадно хватая ртом воздух. Тонкие пальцы стискивают мои плечи, оставляя синяки. Зубы прикусывают беззащитную мочку уха, когда я склоняюсь, чтобы увидеть, как он кончает, утыкаясь лбом в плечо. Перед самым оргазмом я способен только на то, чтобы сказать: "Я скучал!" – низким грудным шепотом. - Ты сейчас моему члену признался? – смеется, пытаясь отдышаться. - Ну, он гораздо честнее свои чувства ко мне выражает, - острю из последних сил. - Хочу быть с тобой, - выговаривает он мне в ухо тихо, но отчетливо. Все – больше не могу. - Хаято, коснись меня, - почти умоляю. Нет! Не почти! Я умоляю! – Если противно, то хотя бы через одежду... пожалуйста... - С ума сошел? – трясет за плечи и заставляет смотреть в глаза. – Только не ты! Губы скользят по скуле. Кажется, воздух раскалился добела – его пальцы расстегивают ширинку. Мой стон, наверное, вся школа слышала. Хватило лишь пары движений... - Ну вот, теперь одежда грязная, - откидываясь на подушку, ворчу, едва отдышавшись. - Сам виноват, - хмыкает Хаяма, поглаживая меня по коленке. Сил возбудиться ещё раз, у меня сейчас нет – хвала Ками-сама. - Мне-то плевать, а ты как пойдешь? – глаз не открываю. Не хочу счастливую улыбку видеть. Он, верно, думает, что мы теперь вместе. - Сейчас спущусь за физкультурной формой, - будто бы проще не придумаешь. Ну и идиот! - В таком виде? – пренебрежительно фыркаю, все ещё отказываясь открывать глаза. Если увижу – умру. - В каком это таком? – наклоняется ниже, обдавая дыханием лицо, и я больше не могу сопротивляться. Раскрасневшиеся щеки, счастливый сияющий взгляд, припухшие от поцелуев губы – обалдеть. - Будто бы вместо урока зажигательно трахался в подсобке, - губы против воли плывут в улыбке. - Сейчас урочное время, и все по кабинетам. Я успею, не волнуйся, - заразительно смеется и смотрит так, будто наглядеться не может. – Ты ведь не сбежишь? - Если бы мог – сбежал бы, - говорю на полном серьезе. - Знаю, - он тоже перестает улыбаться. – Вернусь через десять минут. Самое страшное, что я знаю, что он знает. Знает, что мне плевать, в каком виде через всю школу тащиться. Плевать, что обо мне подумают. Плевать вообще на всех! Он просто дает время на то, чтобы я решил. Ну и кто из нас дурак?..