И все мосты пали

Если бы кто-то услышал, как Григорий Червинский скорбит по своему прошлому — этот человек вероятно не поверил бы и сказал, что это не тот Григорий Червинский, который был известен широкому обществу, как заядлый сердцеед, подлый обманщик и жалкий дезертир, и это не говоря уже о раскрывшемся убийстве, в котором он был главным и единственным действующим лицом, а также целый набор гнусных поступков, совершенных в здравом уме и при светлой памяти. Как жаль, что для всех этих людей он навсегда останется предателем, сгинувшим в суровых лесах Сибири, так и не понес своё наказание в полной мере. Быть может для кого-то мучительная смерть и есть то истинное наказание, для некоторых это облегчение и возможность освободиться от тяжёлого бремя на плечах, из-за которого ещё живой человек умирает много-много раз в течении всего своего существования. Гриша больше не хотел умирать, он не хотел страдать, пусть это и есть часть человеческой жизни. Он хотел свободы и его собственная совесть мешала мужчине её приобрести. Весь день Червинский провел в маленькой двухкомнатной квартирке, которую они со Стефаном снимали вместе — так было ощутимо дешевле, да и разрушительные набеги печали и тоски преодолевать было легче, поскольку после дружеских бесед всегда становилось спокойнее. Это был человек, с которым можно было обсудить всё на свете, не боясь осуждения и косых взглядов. Яблоневский также чувствовал некую дружескую привязанность к Григорию, но с окончательными выводами пока не спешил — не все поступки Червинского можно было оправдать. Вечер близился. На улице всё холодало, но накопившиеся дела откладывать ни в коем случае не стоило: в первую очередь ему важно было навестить Ольгу Родзевич, поскольку это было просто хамство со стороны Григория не появляться на рабочем месте несколько дней подряд без предупреждения. Вот уже в соседней комнате часы пробили шесть, для обычных визитов без приглашения уже было довольно поздно, но мужчину тянуло к дому Оли словно магнитом, и не дожидаясь более ни минуты, он быстро переоделся, достав с небольшого старого шкафа свои самые лучшие вещи: старая светлая рубашка, купленная в лавке уценённых вещей, потасканный чёрный жилет и брюки, взяты от туда же. Фрак и новое зимнее пальто — подарок Стефана на Рождество, у которого денег было в разы больше, чем у Григория, поскольку к работе мужчина был привыкший. Плотно застегнув на себе пальто, мужчина окинул себя взглядом в зеркале и вышел, оставшись довольным своим внешним видом. — Хотя вот ещё больше года назад я мог выбирать из необъятной кучи самых новых фраков модных жилетов… — Гриша громко стукнул дверью, тем самым не только закрывая её, но и отвлекаясь от ненужных мыслей. Какой толк в воспоминаниях? Прошлое на то и прошлое, чтобы извлекать из него выводы, учиться на собственных ошибках и больше их не повторять. Пока он ехал в карете к дому Ольги, в голове у него проходил целый спектакль, где главными актёрами на сцене был он, его мысли и Оля, которая выглядела довольно милой и доброй, создавая огромный контраст между настоящей госпожой Родзевич. Девушка разразилась самой вежливой руганью, на которую была способна, как только увидела Григория. Глаза её горели от негодования и злости. — Мне нет никакого дела куда Вы ездили и где пропадали все эти дни, Григорий Петрович! Вы не сообщили мне о своём отсутствии даже письмом, в котором можно было коротко объяснить ситуацию. Но вы и этого не соизволили сделать! Назовите мне хотя бы одну причину, по которой я не должна Вас увольнять? — Ольга сурово взирала своими большими зелёными глазами на молодого мужчину, вскинув подбородок. Все слова, которые Гриша так старательно прокручивал у себя в голове так и повисли в немом восхищении, а всё сказанное Олей он пропустил мимо ушей, как только увидел прекрасную рыжеволосую девушку. Родзевич стояла перед ним в своём домашнем платье, на котором вышивка и даже сама ткань, из которого оно было сшито, казалась совсем простым в сравнении из своими праздничными нарядами или подобно тем, в которых девушка обычно приходила на фабрику. Всё также хмуря брови, она ждала ответ на свой вопрос, но вместо того, чтобы извиниться или попытаться как-то загладить свою вину за своё безалаберное отношение, Гриша твёрдой походкой направился к Ольге. Госпожа Родзевич от неожиданности отступила на шаг и даже на долю секунды закрыла глаза, но этого хватило, чтобы сначала почувствовать, а потом увидеть мужские руки на своём лице. Грубыми ладонями Григорий осторожно сжимал мягкую и такую нежную кожу девушки, и затем прильнул к её губам страстным поцелуем, при этом не давая освободиться. Свободными руками Оля уперлась в его грудь, пытаясь оттолкнуть от себя мужчину, но Червинский схватил обе женские руки и зажал их в одной своей. Его рот прижался к рту Оли, крепко и больно. Несмотря на всё это, Родзевич вдруг почувствовала, что больше не в силах сопротивляться. Её накрыло волной такого чувства, что, казалось, весь мир улетел куда-то. Она не хотела больше ничего, кроме того, чтобы его тело было как можно ближе и его губы — такие страстные, были рядом, пусть они и причиняли боль. Девушка никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Ольга даже не представляла, что существует такое волшебное чувство, что заставляет забыть не только о времени, но и обо всём на свете. Той ночью Ольга впервые крупно согрешила, очернив свою душу перед Господом Богом. Она разделила ложе с мужчиной, при этом не будучи замужем за ним. Но главное то, что она нисколько не жалела об этом, ибо рядом с ней в обнимку лежал самый любимый человек в её жизни. Сама не думая о последствиях, она поддалась сладостному искушению и эту ночь провела вместе с Григорием. Ей не хотелось думать плохо это или хорошо. Она просто лежала на его груди и счастливо улыбалась восходу зимнего солнца, которое неспеша плыло по небу, пытаясь осветить каждый уголок Земли. Ещё пять минут и через окно пробивались яркие лучи светила, ровными полосками опускаясь на мужское лицо. Ольга бесшумно поднялась с мягкой кровати, заодно надев на голое тело тёплый халат, посмотрела в сторону мужчины, ровное дыхание которого заставляло её сердце биться быстрее. Простояв так минуту, девушка вышла из спальни и прошла в комнату, где её уже ждала медная ванна в самом центре, наполнена пахучей розовой водой. Она знала, что последствия этой ночи не обойдут её стороной, понимала и то, что пошла наперекор абсолютно всем и осуждение со стороны Катерины её также настигнет. Теперь Вербицкая точно не смолчит, но в данный момент Ольгу волновали лишь собственные чувства. Она была влюблена, но не так, как когда-то в Андрея. Это чувство было совершенно иным, сильное и неопределённое. Теперь это была любовь и счастье заполняло девушку изнутри, заставляя светиться и плакать от радости, потому что её чувство было взаимным.

***

— То есть ты хочешь сказать, что этот мальчишка не справился и провалил мне дело? — расвирипел человек, натянув на лоб чёрный цилиндр и в свете одной лишь лампы было видно поблескивание его маленьких чёрных глазок. — А впрочем, я не удивлён. Если хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам. Мужчина поправил головной убор, кинув при этом взгляд на часы и принялся о чём-то усердно думать. Личный лакей Данила стоял подле своего пана и мрачно взирал на него, ожидая дальнейших указаний. Не прошло и минуты, как хозяин грозно промолвил: — Подготовь мне карету. Поедем в Киев. Я хочу лично поговорить с этим мерзавцем! Он получит своё сполна! Данила послушно кивнул, но на выходе не удержавшись, поинтересовался у пана: — Что же Вы собираетесь сделать с господином, Николай Маркович? — пожимая пальцами на руках, проговорил лакей. В воздухе повисла напряжённая пауза, было видно, как мужчина снова о чём-то размышляет. Резко поднявшись с глубокого кресла, он подошёл к Даниле и в горящих глазах пана лакей увидел огромную жажду мести, несоизмеримую ни с чем. Безумно улыбнувшись, Николай Маркович промолвил: — За свою единственную дочь я расквитаюсь с ним так, что он будет умолять меня о смерти! — тихо пророкотал пан, и развернулись, вышел из комнаты.

***

Прошёл уже ровно месяц с того момента, как Ольга закрутила роман с некогда каторжником, убийцей и просто ужасным человеком которым считался Григорий Петрович Червинский. Конечно от зоркого глаза общественности не смог укрыться тот факт, что одна из самых красивых девушек Киева, с довольно-таки внушительным кошельком, проводит вечера в компании неизвестного господина, который, судя по внешнему виду не обладал такими же средствами, равными Ольге Родзевич. По городу сразу поползли различные слухи о внебрачном романе девушки с малоизвестным, поди не местным, альфонсом, который несмотря на свою простую одежду, держался словно барин, гордо выпячивая грудь и уверенно глядя на всех вокруг. Все эти слухи достигли и дома семейства Жаданов: про нового ухажера Ольги Платоновны не смолкая, вешали с каждого угла и Катю они естественно не обошли стороной. — Павлусь, о чём это горничные говорят. Что-то про Олю, я правильно раслышала? — настойчиво спросила Катерина у Павлины, которая терпеливо выжидала пока поднимется тесто для пирожков с мясом, не отрывая от него своего мудрого взгляда. — Та ты, Катрусь, будто не знаешь. Им лишь бы языками ворочать з дня у день, — отмахнулась Павлина, давая понять, что ей совсем не интересны выдумки, которыми полнится их дом. Вербицкая решила на этом закрыть тему и перейти к разговорам о будущем ужине, который она запланировала для своего мужа. Ей хотелось, чтобы все прошло идеально, ведь порадовать любимого было её главной целью, ибо последнее время у них снова часто случались ссоры, не смотря на то, что Катерина носила ребёнка. Причиной таких скандалов была самая обыкновенная ревность. Андрея колотило во всю, как только на горизонте появлялся Стефан Яблоневский. Жадан видел как у жены загорались глаза при появлении поляка и она сразу менялась в поведении при нём. Единственное, что держало Катю в доме Андрея, так это их общий ребёнок и воспоминания о том самом Андрее Жадане, которого она полюбила и так пыталась вернуть. Женщина не хотела верить, что ошиблась в выборе мужчины. Хотя её собственный опыт и учащенный пульс при виде Стефана говорили другое. В тот же день Катерина решила отправится к Родзевич, несмотря на ненастную погоду. Девушка была даже полна энтузиазма, разузнать как можно больше от своей подруги — наконец-то, предметом их разговора будет не только Катина личная жизнь, но и Олина. Добравшись к особняку, Катерина не заметила ни чужой отличительной кареты, ни чего либо такого странного. Она, всё ещё была переполненная интереса, быстро пошла ко входу в дом, взбираясь аккуратно по высокой лестнице. Лакей без замедленная пропустил её, однако не пригласил проходить в гостиную, как всегда, а велел подождать в прихожей. Катя улыбнулась, однако не поняв, почему так и почему в обед Ольга, раз уж она дома, не может сразу пригласить ее в комнату. Пока крепостной ушел звать хозяйку дома, Катя было начала быстро снимать самостоятельно тяжёлую шубу, стряхивая с нее остатки снега. — Катя! — вышла к ней Ольга в домашнем зелёном платье, заключая подругу в объятия. — Ты не предупредила о визите. Что-то срочное? — Нет, — Катя неоднозначно взглянула на Ольгу, замечая некий блеск в глазах подруги: значит лишь то, что слухи не слухи. Кто-то взволновал обычно холодное сердце подруги. — Ты не одна? — Я была занята работой. Проходи, ты, наверное, продрогла. В твоём-то состоянии и ездить одной, — сокрушенно покачала головой Ольга, проводя Катю в гостиную, где уже их ждал ароматный чай с медом и бергамотом. — Весь Киев гудит о твоём романе. И, кажись, это правда, — засмеялась Катя. Вот только Оля ничуть не улыбалась, наоборот, теперь она стояла тихо, сложив перед собой руки. Вербицкая сжала в руках коробку с эклерами, почувствовав теперь уж неуверенность в их разговоре. — Это не моё дело, но я думала, что раз мы подруги, то можем доверить такие тайны друг другу. Или я неправа? — Конечно права, — Ольга подошла к ней, беря её за руки, не решаясь сказать всю правду. Но, в момент когда она глядела в большие глаза подруги, дверь открылась и в комнате оказался ещё один человек, привлекающий к себе внимание. Катерина оглянулась, ступив сразу же шаг назад, увидев Григория перед собой да ещё и в домашнем одеянии. Она оглянулась на Ольгу, понимая, кто же тот загадочный человек, о котором говорили светское общество. Вот почему она ничего не знала и вряд ли бы узнала лично от Ольги — подруга, как никак, боялась её осуждения. — День добрый, госпожа Жадан, — усмехнувшись, произнес Григорий, окидывая опять взглядом ее округлый живот. Катя отвернулась от него, глядя на Ольгу, взглядом намекая на то, что ей нужны хоть какие объяснения. — Я не думала, что ты настолько не вникаешь моим словам. Или то, что я рассказывала тебе о нём — совершенно ничто? Что он причинил мне столько горя? — Катя вдохнула тяжело, смотря в глаза подруги. — Я думала, что ты поверишь мне и не будешь доверять такому человеку. — Людям свойственно меняться. — Верно. Людям, но не ему, — сказала Катерина, опять глядя на Григория, на лицо, которое снилось ей редко, но в самых ужасных снах. Она желала счастья подруге и готова была принять любую весть, но ведь не то, что Ольга впустила в своё сердце подобного человека — насильника, обманщика, предателя. Люди не меняются так сильно, не принимают совсем другую сторону — Катя и сейчас видела это, но ей было так отвратительно от того, что Ольге было всё равно на слова и предупреждения. И даже здесь её своенравный характер выступил первым. — Я всё тебе поведаю, когда ты будешь спокойна, Катя, — сделала к ней шаг Ольга, но Вербицкая только отошла в сторону. — Не нужно этого, — Катерина быстро ушла в сторону, не желая быть здесь ни секунды более. Она обошла мягкую софу, натыкаясь на Григория, который был ей помехой пройти к выходу. Он смотрел на некогда любимую женщину, убеждаясь в том, что более в его сердце не было ничего к Катерине. — Уйдите прочь! — она всунула в его руки коробку со сладостями и быстро вышла за дверь, оставляя Ольгу в совсем растерянном обличии, глядя на то, как единственная дорогая подруга скрывается за дверью. На улице, Катерина не сразу села в карету. Поглядев немного на дом подруги, она пешком прошла вдоль улицы, пытаясь унять свою злость — Катя и сама испугалась того, что была способна испытывать настолько бурлящие чувства. Она едва не споткнулась, когда ступала на тротуар, однако всё же умудрилась уронить свою меховую перчатку. Катерина с трудом подняла её, чувствуя невероятную слабость и усталость по всему телу. Разозлившись ещё больше на себя, что теперь она подвергает своего же ребенка опасности, Катерина села в карету, следующую непрерывно за ней. Не заметила она, как и тень высокого пожилого мужчины следовала за ней на иной повозке, не спуская взгляд. Иные люди не беспокоили ее так, как родные, чьи поступки вызывали у Кати уйму вопросов и недоумений. А Николай Маркович смотрел до тех пор, пока карета пани Жадан не остановилась близь её величавого особняка и пока изящная фигурка хозяйки этого дома не исчезла за высокими железными воротами. Он осматривал дом Жадана, чувствуя, как злость распаляется в нём все больше. У этой семьи было все то, что должно было быть у его Елизаветы. И этот величавый дом, и возможно это он мог сейчас быть отцом девушки, которая находилась в ожидании любимого ребенка. Андрей посмел постановить на кон все то, что было важно ему, Николаю, ради своего же счастья. Елизавета была мертва, она мучалась перед своей смертью, угасала как свеча, только потому что Андрей когда-то решил бросить её, чтобы иметь все это — чтобы эта чужая женщина в дорогом одеянии была счастлива на месте, которое положено принадлежать его дочери. — Скажите же мне, голубчик, — Николай нагнулся к своему извозчику, протягивая ему мятую купюру и говоря это высоким спокойным голосом. — А как часто госпожа Жадан выходит из дому в одиночку? В её положение, как я полагаю, это происходит не часто… Вопрос возможно и выглядел странным, но купюра скрасила любые углы. — Раз в день отлучается по делам. В остальное время с паном её и видно или пани просто гуляют с компаньонками. Николай довольно кивнул, усмехаясь, но не отъезжая. Как отобрали у него самое ценное, так отберёт у Андрея и он то, что он так сильно любил и оберегал. И жизнь этой девушки не стоит ничего, в сравнении с горем, которое черным хвостом тянулось за ним уже шестнадцать лет.

***

От разнообразия сладостей глаза Кати начали блестеть с самого начала вечера, как только она появилась на пороге дома хозяев, которые устроили очередной праздничный аукцион. Все деньги, которые получат за продажу различных ценностей, в обязательном порядке будут переданы детям-сиротам, которые так же прочувствуют дух праздников и заботы. Катя такого пропустить не желала, ей хотелось, чтобы эти бедолаги получили хоть какую-то долю того тепла, которого получают другие дети. Другие же аукционы, а уж тем более балы, Катя отвергла, при удобном случае говоря Андрею, что ее беспокоит ребенок. Он отмалчивался и принимал возражения, понимая её опасения. Болей более не наблюдалось, однако кто даст гарантию, что так будет и дальше? Здесь же, у господ Зименских, Катерина чувствовала даже уют и гостеприимство, стоя около мужа и держа его под руку. Она была довольна даже своим внешним видом: платье её любимого, голубого цвета, изящно и совсем не вычурно облачало её круглую фигуру, а зелёный и золотистый бисер украшал её высокие, такие же голубые, перчатки. Мягкое манто лежало на её плечах и Андрей постоянно поправлял его, дабы не упало и Кате не было зябко. Но ни от кого не скрылось то напряжение, которое повисло в зале, когда появился господин Яблоневский. Господа не знали его так хорошо, лишь некоторые были знакомы с ним лично, а остальные — слышали сплетни да домыслы. Стефан знал о присутствии Катерины, потому, упросив Ольгу и найдя свой лучший костюм, поляк пришёл на аукцион, сразу же глазами найдя Катерину рядом с мужем. Родзевич кивнула им, но не подошла, ведь Катерина тут же отвернулась. Ольге и быть-то здесь не особо хотелось, но Ромео рядом, которым с недавних пор заделался Стефан, был слишком убедителен и уж очень настойчивым, что девушка не могла отказать ему в компании, пусть и эта затея слабо была поддержана Григорием. — Перестеньте так откровенно глядеть на неё, — сказала Родзевич, делая глоток теплого вина из бокала, чувствуя, как разносится пряный вкус по всему телу, согревая ее. — Да и вообще. У вас денег не хватит со мной расплатиться за то, что я сюда пришла. — Уж куда мне, — фыркнул мужчина. — До Григория Петровича далеко. Жаль, он невыездной никуда. — А при чем тут он? — Ольга отвернулась от него, зная, что ответ на этот вопрос она должна дать сама себе, а не ожидая этого от других людей. После ужина, когда уже запустили первый салют, гостей только побольшало. Уже продали несколько драгоценных диадем, жемчужных серьг, а Ольга даже успела ухватить мужские платиновые запонки, так и не объяснив Стефану к чему они ей. Чета Жаданов купили лишь картину с пейзажем, но Катерина выглядела предельно довольна этой покупкой, наверняка, уже зная, куда сможет пристроить её. Ольга жалела, что не могла поговорить сейчас с подругой, но знала, что потом у Андрея будет намного больше вопросов, благодаря ее сегодняшнему спутнику, да и сама Катя была мало настроена на дружескую беседу. Но Стефан был настолько убедителен и искренний в своих чувствах, что Ольга не смела даже подумать об отказе. В глубине души, она надеялась, что у них сможет что-то получится. — Он пьян? — тихо спросил у неё Яблоневский немного погодя, указывая взглядом на Андрея. Тот и впрямь не выглядел трезвым, будто в нем была уже целая бутылка дорогого коньяка. Катерина растерянно стояла рядом, вцепившись в картину, не зная, что ей сейчас делать. Было видно, что она что-то всё-таки говорила его, молила внять его адекватности, но щеки уже горели от стыда и всеобщего внимания, которым одарили её присутствующие. — Не от любви точно, — Ольга поставила бокал на поднос подоспевшего официанта, пробираясь через людей ближе к ним, смотря и ожидая, что же будет далее. Катерина как раз безуспешно пыталась унять Андрея, который вступил в горячий спор с каким-то уважаемым мужчиной в военном мундире. Жадан действительно был не в себе от выпитого алкоголя: лицо было красным, глаза выпучены, словно он сейчас взорвется, а язык и мозг уже не отвечали за его действия. — Умоляю же! — прошептала отчаянно Катерина, пытаясь унять его в споре, где точно он не был прав. — Андрей, уедем домой, меня вновь беспокоит ребенок… Катерина говорила тихо, никто, кроме него не слышал это, но Андрей не унялся и не отозвался на её слова, как делал это ранее. Кажется, он только сильнее разозлился от этого, с болью и откровенной силой дёрнув ее за руку, нарочито громко говоря следующее: — А мой ли ребенок? Дорогая жена никогда не теряла возможность встретиться с иными мужчинами, когда я был занят делами. Не так ли? Зал умолк, а взгляд Андрея метнулся на Стефана. Тот сделал шаг вперёд, но Ольга успешно ухватила его за рукав пиджака, не давая восполнить задуманное. — Что ты говоришь, — проговорила Катерина, справляясь со слезами. На неё смотрели сейчас все, ей казалось, будто она стоит вовсе нагая перед ними, распахнутая и открытая миру. Вокруг было стервятники, готовые осудить ее за любой шаг, слово, словно они ждали этого момента уже который месяц. Катерина безуспешно дернула ещё раз его, но ничего не произошло и она сделала шаг в сторону, укрывая руками живот. Ольга быстро прошла к ней, беря под руку и уводя из зала, под злые и косые насмешки и вздохи, унизительные высказывания и сожаления. Все знали, что с этого момента нет четы Жаданов, союз более не сможет существовать так, как был до этого. И крепостная более не станет в их обществе такой же ровней, как был ее муж. Селянка должна была знать своё место и не соваться сюда. Сильнее Катя расплакалась на улице, у кареты, стоя совершенно одна в ночной темноте. Она более не сдерживалась, плакала, сколько есть сил, лишь вертя головой туда-сюда, словно отгоняя от себя все мысли. Снег кружил над ними, мелкий и противный, смешанный с дождем. Ни огни, ни фанфары вокруг более не смогли скрыть всю отвратительную атмосферу вокруг. Снег хрустел под тяжёлыми ботинками Стефана, когда он вышел из дома, подходя к ним и обнимая Катерину. Она не успокаивалась, но и не брыкалась против. — Я уже так устала от этих вспышек ревности, — плакала женщина. — Я делала всё, чтобы сохранить наши отношения, хотела, чтобы мой с ним ребёнок родился и рос в счастливой семье… — Катя, дорогая…— начало было Ольга, но была перебита и остановлена Стефаном, который всё ещё держал руку Катерины. — Я нашёл тебе замечательную квартиру. Это рядом с домом Ольги Платоновны и я думаю, что тебе хватит на первое время. Я сначала было для себя ее приберег, но я подыскал себе другой вариант. Катя замолчала и рыдания её стихли, как стих и снег, который более не укрывал Киев. Знала она, какой этот вариант, но сейчас ей не хотелось устраивать новый скандал. Хватало и того, что случилось на аукционе. Женщина лишь холодно посмотрела в сторону Ольги, которая сочувственно глядела на Катю. На её лице читалось искреннее сопереживание и страх за состояние Вербицкой. — Катюш, давай ты сегодня переночуешь у меня, а завтра уже вместе со Стефаном отправишься в новую квартиру? Хотя ты всегда можешь оставаться у меня до тех пор, пока пожелаешь, — проговорила Оля, пытаясь придать своему голосу ободряющий тон. Но Катя снова взглянула на неё таким жестким взглядом, на который была способна. Вытерев слёзы, она отчеканила: — Как вы все можете так со мной поступать? Да разве вы не видите, что тот, кого вы считаете другом — это просто дьявол во плоти, который разрушает всё, к чему дотрагивается. Вы прекрасно знаете что я никогда не прощу Червинского. Никогда! И вы всё равно продолжаете яшкаться с ним. А некоторые, — молодая женщина многозначительно посмотрела на Олю и не отрывая взгляда продолжала, — некоторые позволяют пасть своей совести и чести настолько низко, проводя дни и ночи в одном ложе с этим человеком. Теперь Катерина уже вышла из себя и снова захлёбываясь слезами, кричала во весь голос: — Вы мне омерзительны. Вы оба! Он столько раз покушался на мою женскую честь, на мою жизнь, а вы мне утверждаете в один голос: «Людям свойственно меняться». Он убил моего мужа! Я не могу указывать вам с кем вы должны общаться, но может вы нашли в нём что-то такое, что есть в вас самих? Ведь что-то же вас с ним связывает! — Вербицкая покачнулась, чуть было не упав на землю, но Стефан помог остаться на ногах, за что девушка молниеносно вырвала свою руку с его ладоней и гневно сверкнув глазами, развернулась спиной и ушла в неизвестном направлении. Ольга осталась молча стоять и удивлённо смотреть на подругу, с которой отношения долго ещё останутся натянутыми, если она и вовсе станет говорить с Родзевич, ведь своё расставание с Григорием она точно не планировала, не смотря на то, что знала его бесчестное прошлое. Девушка хотела было сказать Яблоневскому, который ещё секунду назад стоял рядышком, но тот и сам всё понял да и не желал оставлять Катерину в таком состоянии одну. Потому он сначала медленно, а потом всё более ускоряя шаг, отправился за Катей следом. Катя была слишком поглощена своими мыслями, чтобы сразу заметить мужчину, который теперь шёл за ней по пятам. Она обернулась и гневно взглянула на Стефана, подавляя в себе начала бурной истерики. Ей хотелось кричать всему миру о несправедливости своей жизни: она только хотела счастья, у которому шла так долго, помалу приближаясь к своей цели. Почему убийцы заслуживают свободу? Почему лжецы заслуживают любовь? Почему преступники заслуживают счастья? Сотни таких «почему» крутились вихрем в её голове, но ни на одно не находилось ответа. Яблоневский сделал попытку обнять Катерину, но та не поддалась и даже наградила мужчину звонкой пощечиной, которой он никак не ждал. Задержав свои чёрные глаза на лице женщины, он спокойно проговорил, не обращая внимания на вздымающуюся от обиды и злости, грудь Катерины. — Куда Вы теперь идёте? Неужто Вы решили проигнорировать моё предложение и отправиться в свой дом? Вы думаете, раз я считаю Григория своим другом то я ничем не лучше его? — Да, именно так я и думаю! — отворачиваясь от мужчины и переходя со статичного состояния в движение, проговорила Катя. — Вы не правы. Вы не знаете меня и не можете судить меня только по моим друзьям. Вы ведь также когда-то думали, что я покушался на Вашего мужа. Поймите же —жизнь не стоит на месте, люди меняются, если сами того захотят и никто не сможет этому помешать. Григорий один из таких людей. Конечно он ошибался, по-крупному ошибался, но сейчас он готов на всё, чтобы искупить свою вину перед Вами. Стефан смотрел на Катерину несколько по-особенному, пытаясь проникнуть в самую глубь её подсознания. Он видел откровенную враждебность во взгляде девушки при упоминании Григория и потому решил немного отодвинуть эту тему для разговора на последнее место. — Куда Вы всё спешите? Только не говорите мне, что возвращаетесь к мужу. После сегодняшнего скандала у Зименских и то, как он себя повёл с Вами, было бы слишком глупо вновь являться к Андрею и затаптывать там свою женскую гордость. Да и к тому же, Вы давно уже равнодушны к Андрею. — Вы так думаете? Откуда Вам знать наверняка? А если я всё ещё люблю своего мужа, — с вызовом в глазах, задыхаясь от негодования, произнесла Катерина. На лице Стефана появилась насмешливая улыбка и саркастический смех заполнил улицу: — Любите Андрея? О нет, Катя. Я уверен, что Вы любите именно меня. Яблоневский подошел к Катерине ещё ближе, игнорируя удивлённых людей вокруг, притянув женщину к себе и больно поцеловал в обветреные губы. Этот поцелуй так напомнил ей Григория и все его попытки насильно сделать Катю его любовницей яркими вспышками возникли в голове. Но тогда Катерина поняла, что Стефан сказал настоящую правду. На словах женщина могла всё отрицать, но глаза говорили совсем иное и потому она нерешительно и мягко ответила губами, что всё это правда. Катя любила Стефана Яблоневского. Ночь Катерина провела в гостинице, где Стефан снял для любимой женщины наверное самый удобный номер из всех, которые там были: мало того, что вся мебель в комнате выглядела словно её только что привезли с царского дворца, так и вид из окна открывался просто невероятный — весь Киев как на ладони. Виды неоглядных пространств города поражали своей красотой, а особенно ночью, когда почти вся местность была усеяна маленькими яркими фонариками — свет от уличных фонарей создавал необычайно волшебную атмосферу. Катя могла только представлять, какую же цену запросили за такой номер. — Мне так стыдно! — сетовала Катерина, оглядывая небольшую квартирку, в которую её завел Яблоневский утром. Она уже не плакала, только с недоверием и усталостью рассматривала две комнаты её нового, вполне приличного и сносного жилища чуть далее от рыночной улицы Киева. Новый дом расположился на втором этаже жилого дома — теплый и тихий. Внутри было светло, хоть обои и казались несколько мрачными, но высокие окна пропускали солнечный цвет. Стефан объяснил Катерине некоторые изъяны квартиры, ничуть не испугав её — напротив, теперь она была вдохновлена тем, что живёт совершенно одна и, пусть это и страшно, сама будет решать за свою судьбу и своего ребенка, никто не смеет сделать это за нее. Она прошла уже многое и смогла выстоять не одну бурю, так почему это должно остановить её? — Думаю, что тебе здесь будет предельно удобно. Коль будут проблемы, дай знать и я все постараюсь решить. И не стесняйся, Катя, прошу, — сказал он, целуя её руки. Катя кивнула, покрываясь румянцем, отходя сразу же в сторону. — Мне нужна работа. Любая, чтобы я смогла содержать себя и ребенка, — вздохнула она, гладя живот. — И развод. Не думаю, что Андрей так легко откажется от наследника на доверенной бумаге. Придётся ему заплатить. — Ребенок не останется один и ты тоже, — он вновь подошёл к ней, становясь почти вплотную — только живот ее разделял их едва ли. — Я приму его или её. Как своего, будь такое твое желание.

***

Тот вечер у Зименских обсуждался всем Киевом ещё несколько дней. Кто-то порицал Катерину, оскорбляя её и проклиная, ведь только-только смолкли сплетни о связи Вербицкой с её бывшим панычем Григорием Червинским, как она снова замешана в очередном скандале; кто-то наоборот становился на сторону госпожи Жадан и винил во всём её мужа, который привселюдно позволил оскорбить свою супругу, унижая женское достоинство. Андрей будто нарочно не давал злым языкам замолчать, подпитывая недобрые разговоры своим ежедневным времяпровождением в различных питейных заведениях города. Бывало, мужчина напивался настолько, что не различал перед собой людей, видя лишь смутные очертания перед собой. Ярына Дорофеевна была настолько недовольна поведением своего племянника, что её нравоучения были слышны по всему дому. Она даже приставила одного из самых преданных слуг, Фёдора, который должен был контролировать действия Андрея и в самых угрожающих здоровью хозяина ситуациях вытаскивать его с них целым невредимым. А такие моменты наступали всё чаще, ведь уход жены из дому выбил его из бесконечной череды жизненных событий, лишив его того спокойствия и уюта, которые он всегда так любил, но не ценил. Один из прохладных февральских вечеров Андрей Жадан снова проводил в компании друзей-выпивох, прижимая ко лбу стакан с дорогим спиртным напитком и что-то неразборчиво проговаривая трактирщику. Тот, в свою очередь лишь натянуто улыбался, как и полагает обслуживающему персоналу, протирая очередной пустой бокал. Фёдор стоял у дверей трактира, ожидая когда пан соизволит покинуть данное заведение, но тот продолжал сидеть на месте, чуть не засыпая под носом у хозяина таверны. Когда часы пробили полночь, внутри здания, практически опустевшего, находилось лишь трое гостей — Андрей, Фёдор и закутанный с головы до ног в чёрное зимнее пальто неизвестный мужчина, который одиноко пил свой незамысловатый темно-красный напиток, лишь изредка поблескивая тёмными глазами в сторону Жадана. Казалось, он знал Андрея довольно хорошо, поскольку как только с помощью крепака пан покинул питейный дом, неизвестный человек не допив своё вино, последовал за ними, медленно, но твёрдо переступая с ноги на ногу. На улице было довольно спокойно и тихо. Пока Фёдор, оставив Андрея на некоторое время одного, управлялся с каретой — двойка светлых лошадей недовольно фыркали, не разрешая даже приблизиться к ним, Жадан пытался устоять на месте, помутившимся взглядом рассматривая вывеску трактира, с которого только что вышел. Конечно же он не обратил и на мужчину, который стоял всего в пяти метрах от Андрея, а только когда обернулся в его сторону, то ненадолго застыл в немом изумлении, глупо приоткрыв рот: — Быть такого не может… — удивлённо сказал Жадан, но затем отмахнувшись, поплелся в сторону своей кареты. Мстительная улыбка на лице Николая Марковича наводила ужас, но Андрей был настолько пьян, что едва ли это могло быть правдой для него. Мужчина был уверен, что Николай — человек из его прошлого, с которым его связывали не только рабочие отношения, но и практически родственные, либо умер, либо до сих пор находился в Одессе. Зачем ему понадобилось спустя столько лет приезжать сюда и стоять сейчас вот так перед ним. Сделав ещё немного нетвёрдых шагов, Андрей окончательно потерял опору в ногах и упал на землю, при этом издав негромкий сдавленный крик. Всё, что он слышал, это знакомый басовитый смех, от которого ужас стыл в венах. Это смеялся сам Сатана, издавая прерывистые горловые звуки, похожие на скрежещущий звук старой открывающейся двери. Перед глазами всё плыло, стоило только немного привстать, как мужчина тут же снова падал на землю, не давая себе отчёт в происходящем. Проснулся Андрей уже рано утром от сильного стука в дверь его спальни. Кое-как мужчина поднялся с кровати — вчерашняя идеально выглаженная одежда сегодня имела такой отвратительный вид, что любой человек, который хотя бы немного следил за собой, уже давно привёл себя в более менее подобающий вид. Сильная головная боль и ужасное желание залить себе в глотку целое ведро воды убивало его, потому как только он открыл дверь, то не слушая ворвавшегося в спальню Фёдора, а за ним и Ярыну Дорофеевну, приказал мужчине принести кувшин с водой, но тот не шелохнулся и его встревоженное лицо выражало крайнюю обеспокоенность. Андрей протёр глаза кулаком и перевёл взгляд на свою тётку, которая впервые выглядела такой перепуганной в памяти её племянника. Нахмурив брови, Андрей всё ещё изнемогая от мигрени, спросив: — Ну что уже случилось? — Андрей Андреевич, — начал было Фёдор, при этом голос его немного дрожал, — Любовь Васильевна прислала записку. — Слуга отдал свернутый в трубочку маленький листочек. Жадан развернул его — на бумаге второпях пером было выведено лишь несколько строк: «Ночью произошел сильный пожар. Всё сгорело. Есть жертвы. Отправляйтесь сюда как можно скорее. Макарова Любовь Васильевна» Андрей два раза перечитал содержимое записки и уставился на вошедших. Затем не говоря ни слова, растолкнув их и вышел из комнаты. Через несколько секунд тяжелая входная дверь закрылась с такой силой, что стало понятно — Андрея ждут огромные проблемы впереди и всё то, что случилось ранее это цветочки, по сравнению с ближайшим будущим.