***
С утра Катя чувствовала себя ещё хуже, чем вечером. Как только она проснулась, смогла рассмотреть комнату, в которой провела уже одну ночь. Её новая спальня была холодной, в изумрудных оттенках, с мириадами дорогих статуэток, каких-то ваз и одной картиной, где была изображена красивая девушка. Кате не понравилась эта картина, она выглядела жутко красивой и угрожающей, но об этом девушка забыла тогда, когда надо было вставать с постели. Ноги сразу же утонули в мягком ворсистом ковре, а горничная принесла теплую воду для умывания и свежее платье от Ольги Платоновны. Катя не чувствовала отнюдь голода, лишь усталость и тошноту, которая стояла комком в горле. События минувшего вечера казались ей безнадёжным кошмаром и во сне она надеялась, что проснется в бархатных объятиях Андрея, но явь оказалась куда более чёрствой. Все её движения были лишь механическими и инстинктивными и Катя буквально заставляла себя подумать о том, что ей нужно уехать в больницу для очередной практики, а ещё желательно, чтобы отписать Павлине, которая уже вероятно находилась в полном отчаянии, куда же подевалась ее Катруся. Девушка спустилась к завтраку тогда, когда Ольга уже почти разделалась с ним, а сейчас просто сидела и пила чай, с улыбкой слушая новости от лакея. — Как спалось? — Родзевич указала Кате на её место у стола и та села, благодарно кивая. — Это платье тебе к лицу. — Благодарю, Оля, — Катя вымучила из себя улыбку, но даже не думая приниматься за завтрак. — Пожалуй, я только чаю. Сегодня поеду в больницу, надеюсь, Андрей не будет меня там поджидать. Ольга поменялась в лице и её улыбка тут же исчезла, приобретая серьёзное выражение. — Он приходил с самого утра. Ты спала, вероятно, оттого и не слышала. Я едва ли спровадила его, сказала, что тебя не было у меня. Пришлось убедить, будто ты действительно куда-то ушла в неизвестном направлении, но я не думаю, что он поверит. Быть может, лучше, если бы ты никуда не ходила сегодня, а мы что-то придумаем. Слова Ольги звучали убедительно, но Катя не могла оставить то единственное дело, которое хоть как-то, но грело её сердце и было настоящей отдушиной. — Я не думаю, что он явится скандалить в больницу ещё и с самого утра. А мне надо закончить доклад и помочь доктору Орехову при осмотре. Ольга смолчала, лишь недовольно поджимая губы и веля лакею продолжать рассказывать новости.***
Белизна больнице Кате напоминала о тех временах, когда она проводила каждый день у постели Андрея, оплакивая и молясь. Казалось бы, сколько ещё таких как она, обманутых жён, могут сейчас сидеть рядом со своими мужьями и не знать всей правды о них? А что самое ужасное, сколько таких женщин живут, зная всё, и даже не пытаются уйти от них. В сих мыслях Катерина блуждала недолго, поскольку доктор, который руководил её работой и учёбой, начал обсуждать Катин доклад, хваля её успехи в медицине, а после — усадил подле себя, дабы девушка помогла с осмотром больных. — Вы бледны, Катерина Степановна. Вам самим бы доктор не помешал, — лекарь засмеялся. Он располагал Катю к себе, а ещё ей казалось, что он видит её насквозь и понимает, какие демоны сейчас живут в ней. Мужчина не задавал вопросов об этом, только вот по его взгляду, теплому и отцовскому, Катя понимала, что ему охотно знать, что происходит с всегда отрадной Катериной. Доктор Евгений Борисович напомнил внешне Кате отца Натали Дорошенко. Такие же весёлые теплые глаза, широкая улыбка и седые волосы, которые были списаны будто с какой-то сказки. — Я сейчас схожу вниз, принесу вам одно микстуру, а вы начните осмотр. Мужчина вышел из кабинета, а вместо него в помещение зашла женщина в темной шубе, прижимая к себе свёрток. Катя обернулась, едва ли не уронив колбу вниз, узнавая перед собой госпожу Червинскую. — Добрый день, — Лариса выглядела так же обескуражено, не зная что ей делать. — Сдается, что мне нужно подождать Евгения Борисовича. — Здравствуйте, Лариса Викторовна. Я могу начать осмотр, пока доктор не вернётся, — Катя наконец вышла из оцепенения, ставя колбу на стеллаж и подходя к Червинской. Ей было интересно посмотреть на эту женщину, хоть и знала, насколько её любопытство сейчас не к месту. Лариса растерянно смотрела, думая о чем-то, а после кивнула, передавая мальчика Катерине. — Я не слышала, что вы теперь в больнице работаете. Очень занятно. — Я всего лишь учусь, — Катя уложила бережно мальчика на столик, освобождая его от пелёнок. В глаза тут же бросились красные пятнышки на ручках, которые мальчик желал почесать, только не мог. Лариса с болью смотрела на сына, стоя рядом с Вербицкой. — Давно у мальчика такое? — Уже неделю. Мы поначалу сами пытались, Нежинского врача на дом привозили. Вот только он выписал мазь какую-то, а она кажись хуже сделала, — Лариса говорила это с непонятными заминками, не зная, стоит ли вообще доверять такие вопросы Катерине. К этой девушке у нее не было личной неприязни, но ведь та история с домом и жалость, которую она всё ещё испытывала к Кате, Ларису несколько пугала. Катя надела перчатки, осматривая мальчика. Тот спокойно лежал, не пугаясь незнакомой девушки, только лишь кряхтя иногда, ища большими глазами маму. — Не бойся, малыш, мама твоя тут, — Катя ласково улыбнулась ему, оглядывая красные пятна на малыше, чувствуя, как Лариса заметно расслабилась. — Я не думаю, что это что-то серьезное. Это схоже на ветряную оспу. Все дети ею болеют, каждый просто по разному переносит. Ваш сын совсем младенец, Лариса Викторовна, у него была температура? — Была. У нас горничная новая появилась. Знаете, Яков Юхимович привёз из Червинки, но она слегла почти сразу и лечится теперь. Левушка у нас всегда всё тяжело переносил. — Не беспокойтесь. Доктор сейчас взглянет на мальчика, но я думаю, что он скоро поправится, — Катя ободряюще ей улыбнулась, подмечая, как Лариса искренне любила своего сына. После осмотра у доктора и выписки лекарств, Лариса вышла из кабинета, щедрая на благодарность. Катя от всего сердца желала ей удачи, вот только ее собственное недомогание вернулось к ней. Доктор отпустил её, отметив ещё раз, как талантлива она к медицине, а Катерина и рада была вернуться поскорее к Ольге в дом. Но она совершенно не ожидала, что выходя из больницы, вновь столкнется с Ларисой. Та ожидала её у своей кареты, отдав сына няне, чтобы не замёрз. — Катя! — Лариса едва не подбежала к ней, бережно останавливая за руку. — Я бы хотела ещё раз лично поблагодарить Вас. — Что вы, я не сделала ничего такого, Лариса Викторовна. — После всего, что мой муж сделал вам, вы все равно помогаете. Это очень ценно, — слёзы блестели в глазах Ларисы и Катя видела, как даются тяжело ей все эти слова. — Он сейчас встревоженный всё время, но думаю, что будет очень рад когда узнает, что Левушка скоро поправится. Катя кивала на слова Ларисы, хотя сама желала как можно быстрее дойди до своей кареты. — Можно Вас кое о чем попросить, Катя? — Что? — это Катерина не ожидала точно услышать, обращая внимания на Ларису вновь. — Разумеется. — Мне очень стыдно, но мне больше и не к кому обратиться. Если мне не будет куда идти в Киеве, смогу ли я обратиться к вам за помощью? Госпожа Жадан не понимала от чего Ларисе вдруг понадобится помощь в Киеве и от неё, но Лариса сейчас точно не выглядела как тогда, год назад с момента их первой встречи, и Катерина не хотела отказывать ей. Возможно, на то есть серьезные причины. Катерина достала из сумочки записную книжечку, написав на одном листочке адрес Ольги. — Это дом моей подруги, госпожи Родзевич. Вы можете обратиться сюда, я узнаю и помогу. Лариса закивала, забирая тот листочек, вновь растеряно смотря по сторонам. Катя попрощалась с ней, быстро уходя прочь и скрываясь в городской карете, прося отвезти её домой.***
Катя дышала вечерним воздухом, как только дождь окончился. Она открыла все окна в комнате, без страха заболеть, и с каким-то внутренним спокойствием смотрела на улицу, где по тропинкам бегали люди; она следила также за горничными, которые вывешивали белье во внутреннем дворике и о чем-то громко смеялись. Их жизнь былая наверное, менее сложна, как жизнь крепостных в глубинке. Ольга относилась с терпением и уважением к своей прислуге, никого никогда не смея пороть или даже повышать голос. Она умела говорить спокойно, но таким тоном, что в комнате в момент становилось холодно. Катя завидовала таким способностям — сама-то она не владела убеждением, а каждые её слова поддавались смеху или сомнению. Она проводила рукой по подоконнику, высовывая ладошку вперёд себя и смотря как капли, падающие с крыши, разбивались о её маленькую ладонь. Одна за одной. Катя смогла улыбнуться, смотря как с парадных дверей выходит мать Ольги, которая навестила сегодня дочь и направляется к своей карете. Пани Жадан отказалась от чая с ними, после ужина сразу же убежав к себе в комнату, взяв с собой лишь лимон и воду. Все эти события вновь сказались на ее здоровье и тошнота не уходила прочь, как бы не хотелось. В обед было легче, но это лишь затишье перед бурей. Сейчас ей было было действительно скверно и приходилось спасаться на свежем воздухе, пусть и так. Она поежилась, когда дверь открылась после короткого стука, создавая минутный сквозняк — как никак Катерина сейчас стояла в одной нижней сорочке и байковом халате, готовясь как можно быстрее отдаться сну. Да и она не ожидала, что к ней кто-то придет. В душе Катя надеялась, что Родзевич поймет, каково ей нынче и не будет донимать расспросами. — Прошу простить меня, — Оля вошла в комнату, останавливаясь напротив камина. — Как ты себя чувствуешь? Мне казалось, тебе нездоровится. — Благодарю, — Катя закрыла одно окно, отходя от него, но не смотря на Олю, прижимая к рту ладошку. Катерина начала доставать из ушей сережки, складывая их в маленькую шкатулку и делая вид, будто это дело намного интереснее их разговора. Родзевич изогнула бровь, следя за ней, но продолжая спокойно хранить молчание, делая вид, что ничего не понимает, однако сейчас она знала намного больше, чем Катерина. — Уже немного лучше. Завтра я останусь здесь, не буду никуда ехать, наверное, нужно дать себе немного отдыха. — Конечно, — Оля улыбнулась, кивая. — Тебя тошнит? Голова кружится? Вербицкая кивнула, через зеркало смотря на Ольгу и крутя в руке свое обручальное кольцо, которое сняла, но так и не решалась положить обратно в вытеиватый ларец. — Послушай… — Ольга хотела продолжить, но Катя вдруг сорвалась и выбежала из комнаты, едва ли не сбив с ног горничную, которая только и успела воскликнуть: «Матінка рідна!» Родзевич приказала горничной подать воды как можно скорее и помочь Катерине, а сама немедленно отписала доктору, прося как можно скорее приехать к ним, при этом никому не рассказывая.***
Медленно и лениво утреннее солнце пробралось сквозь занавески, озаряя комнату первыми своими лучами. Запах пирожных и свежезаваренного чая заставляли желудок сводиться узлом и вызывал сосание под ложечкой от истомы скорее приступить к завтраку. Ольга сидела у постели Катерины, ожидая когда та проснется. Доктор сделал ей успокаивающий укол, выписав нужные препараты и к полуночи девушка уже спала, кутаясь в своё одеяло. Наверное, это была первая ночь за это время, когда ей не снились кошмары. — Доброе утро, — Ольга расплылась в улыбке, когда глаза Кати открылись, находя её. Вербицкая и сама улыбнулась во весь рот, приподнимаясь. — Неужто легче? — Немного тошнит, но хоть какая-то лёгкость появилась. Я, наверное, тебе должна отдать деньги за доктора. — Нет, — Ольга отрицательно покачала головой, смотря на суету Катерины. — Это мелочи и я всегда готова тебе помочь. А ещё у меня новость. Катя выжидающе посмотрела на Ольгу, прикусив губу и понимая, что новость опять касается её. — Ты беременна, Катюш. Последующие события, происходящие ближайшие несколько дней, Катерина мало помнила: они либо происходили без ее сознательного участия, либо она умудрялась все испортить. Мысль о том, что в ней теперь ребенок никак не грела Катю, а кидала лишь в холодный пот, но и минутные напоминания того, что теперь она не одна — отдавали тёплыми импульсами. Не хотелось верить и утверждать, что всё налаживается, ведь до спокойной и беспечной жизни ей ещё ой как не близко, но Катя обещала себе, что ребенок обязательно родится. Ведь дитё — новая жизнь, свет и надежда озарит ее жизнь уже следующим летом и станет началом совершенно иной жизни.