Три года спустя
Питер по-прежнему оставался собой. Было в нем то, что никогда не исчезало. Интриги. Острые ощущения от погони и радость от разрушения. Манипуляции и тьма внутри. Жажда крови, коварство и даже глубочайшие раздражительность и безразличие. И дерзость. Куда ж без дерзости. Но было в нем и кое-что другое. Например: — Крис! Приятно, что ты присоединился к нам, — Питер заключил его в объятия, и охотник засмеялся и в ответ обнял его и похлопал по спине. — О, я ни за что в жизни такое бы не пропустил. Были в нем и то, чего никто не мог бы от него ожидать. Что-то вроде: — Что это?! — Мелисса ткнула в розовый цветок на рубашке Питера. Потому что розовый, очевидно, любимый его цвет. Или даже... — Пожалуйста, только не это, — заскулил Стайлз, прикрывая лицо, когда Питер схватил его за рубашку и вытянул парня из-за стола. Одна рука Хейла легла на его талию, а другая обхватила пальцы, Питер подтолкнул юношу так, что тот совершил пируэт, затем он притянул его ближе, зажав их переплетенные руки меж их грудей. Питер танцует. Начало далось тяжело. Стая сперва ему не поверила, думала, что он снова пытается их обмануть. Но время шло, происходили все более важные события: в город прибыло еще больше опасных злодеев, и, чтобы победить, пришлось объединиться. Разбитое сердце, новая дружба. В конечном итоге в эти странные и трудные времена семейные узы воссоединились. А потом, когда Стайлз оказался Феей и спас весь город от полного уничтожения, никому не показалось странным, что Питер время от времени тянулся обнюхать стаю, или что он намного чаще улыбался, или был весел. После стало легче. Стало легче, когда Стайлз взял все под свой контроль, обнаружив, что его магическая сила превосходит природную оборотня-альфы. Стало легче, когда он использовал свою новообретенную магию, чтобы прорваться сквозь спутанные узы стаи и сделать Питера ее частью. Стало легче, когда Питер и Дерек минули фазу «молчанки» и наконец поговорили друг с другом и примирились. Работая сообща, они стали лучше, чем прежде. Дядя и племянник — больше не сломленная альфа и его полусумасшедший полумертвый родственник. — Я хотел бы произнести тост, — сказал шериф, вставая из-за стола и приводя всю комнату в почтительное молчание. Он прочистил горло, затем улыбнулся Стайлзу и Питеру. — Я нахожусь в уникальном положении, потому что... ну вы все знаете эту историю. Вы все знаете, как абсурдно то, что эти двое вообще выносят друг друга, — по залу то и дело прокатывались смешки, — И вы все знаете, как идеально они подходят друг для друга. Стайлз посмотрел на Питера, их пальцы переплелись, и эти ласковые голубые глаза сковали его сердце холодом. В хорошем смысле. — Когда я впервые застукал их за поцелуями... господи, да я подумал, что никогда не оправлюсь от этого, — снова смех. — А во второй раз? Ну, по крайней мере, на Стайлзе были брюки, но ты, Питер, мог бы быть не в одной только рубашке, — Питер беззастенчиво пожал плечами, когда смех заполонил комнату. — А если серьезно... Мы все прошли через то еще дерьмо, — Питер успокаивающе провел большим пальцем по руке Стайлза. — Этот год был не легче предыдущего, да и тот год был не легче, чем год до него, и я сомневаюсь, что это вообще когда-нибудь закончится... Но я с радостью скажу, что, оглядываясь назад, вспомнив этот год, я больше не вижу той боли, что нам пришлось пережить... Я вижу вновь обретенную любовь, — шериф взял Мелиссу за руку, прежде чем он снова обратился к собравшимся, и оба нежно улыбнулись друг другу. — Стайлз, я до сих пор понятия не имею, что значит то, что ты фея, — Стайлз фыркнул. — И, Питер, я все еще не понимаю, что там за альфоомега-хренотень с тобой творится. Но зато то, что вы теперь вместе, в моей голове отлично укладывается. Шериф поднял бокал, и все остальные последовали его примеру. — Сын. Питер... Я немного огорчен тем, что ты не захотел взять фамилию Стилински. Хотя я тебя не виню. В смысле... Питер Стилински? — все вокруг засмеялись. — Но я знаю, как важно дать роду Хейл шанс возродиться будущими поколениями. Я знаю, что это важно, и Стайлз... Я... Для меня большая честь быть частью семьи Хейл, — Стайлзу пришлось на мгновение отвести взгляд, когда его губы дрогнули, а глаза обожгло слезами. — Я многому у тебя научился. И я знаю, твоя мать гордилась бы тобой, — о нет, вот и слезы. — И, Бог свидетель, — отец всхлипнул. — Я люблю тебя, сынок. Стайлз вскочил и подбежал к отцу, чтобы обнять его. — Я тоже тебя люблю, пап. — За новобрачных! — прокричала Эрика, и все ей вторили. Да, было тяжело. Но теперь все хорошо. — Удачи в медовом месяце, — сказала Лидия Питеру и Стайлзу, лукаво подмигнув. — Я оставила кое-что интересное в вашей машине. Крис похлопал Питера по спине, когда они снова обнялись. Эти двое стали почти неразлучны. Они сошлись довольно быстро, когда Крис увидел Питера с другой стороны. Со стороны, которая на самом деле не не переносила Арджента на дух. Им нравилось вместе смотреть бейсбол и баскетбол, их объединяла тактика ведения боя и тому подобное. Удивительно, как в одни дни они резвились, как малые дети, и как в другие дни в них просыпались старики. Дитон кивнул Стайлзу, уходя и подмигивая. О, как весело Дитон провел время, пытаясь помочь Стайлзу усмирить в себе ошеломляющую силу феи. В какой-то момент, когда Стайлз с изяществом пытался контролировать рост маленького молодого деревца, ветклиника Дитона превратилась в груду обломков, из-под которой наружу вырвалось взрослое дерево. Да, Дитон старался изо всех сил, но ему приходилось так же тяжело, как и Стайлзу, пытаться контролировать всю эту необузданную энергию. Не говоря уже о том, что Питер то и дело пытался затащить Стилински в постель, пока у того эта сила била через край. Питер предпочитает говорить, власть его больше не привлекает, но Стайлз в этом сомневается. Стайлз и Питер обернулись и помахали стае, прежде чем выскочить из комнаты и запрыгнуть в свою новую машину. Им стал очередной черный Camaro, потому что Питеру хотелось автомобиля типа Lamborghini, а Стайлз хотел какой-то практичности, поэтому оба решили обратиться к привычному варианту — удобному компромиссу. Но у этого Camaro есть две розовые полосы посередине, как у гоночных автомобилей, потому что Стайлз посчитал, что это будет чертовски забавно, а Питер же настаивал, что, хотя розовый его любимый цвет, полосы здесь как корове седло, что заставило Стайлза полюбить их еще больше. Так все и останется, пока они не решатся на новую покраску. — Куда, лапушка? — спросил Питер, заводя автомобиль и выезжая из дома, который они вместе купили. — Хммм... — Стайлз взглянул на возлюбленного и представил его полуобнаженным, мокрым и растянувшимся под солнцем рядом с ним. — Куда-нибудь, где пляж. Питер ухмыльнулся. — Звучит неплохо.***
Они только вышли на живописный уединенный пляж и закончили устанавливать палатку, когда им позвонил Дерек. — Не смей брать трубку, — Стайлз приподнял бровь. — Не отвечай, пожалуйста, милый, просто иди сюда, — умолял Питер, ложась на надувной матрас в одних плавках и протягивая ему руки. — А вдруг что-то важное, — сказал Стайлз. — Да, или совершенно ничего важного. Стайлз ухмыльнулся и, подойдя, шлёпнулся вниз и оседлал бедра Питера. — Я быстро, — волк заскулил, и Стайлз провел пальцами по его груди. — Да, Дерек? — Не хотелось бы прерывать ваш медовый месяц, но нам нужна ваша помощь. — Неееет, — заскулил Питер, запрокидывая голову. — Это Бейкон Хиллс, чего вы ожидали?! — подала голос Лидия откуда-то из глубины, затем вскрикнула, и раздался звук электрического разряда. Где-то на заднем плане Эрика испустила ужасающий боевой клич, и Айзек накричал на нее: «Боже мой! Ты ебанулась?!» И в ответ Эрика крикнула: «ДА!» — Пожалуйста, — сказал Дерек. Черт. Дерек сказал «пожалуйста». Значит, дела плохи. Стайлз вздохнул. — Будем через три часа. — Неееет! — вновь заскулил Питер, когда Дерек повесил трубку. — Мы перенесем свиданку, — пообещал Стайлз, целуя своего мужа, переплетая окольцованные пальцы. — Тогда нам нужна еще неделя. — Конечно, детка, — Стайлз встал и спустил матрас. Питер все еще лежал на нем, все еще надувши губы. — Назад в Бейкон Хиллз, — сказал Стайлз, начиная складывать вещи обратно в машину. — Дом, милый, блять, дом, — проворчал Питер, разбирая палатку. — Эй, — Стайлз схватил его за плавки и поцеловал, издав довольный звук. — Я люблю тебя. — Ммм, я тоже тебя люблю, — Питер углубил поцелуй, проводя руками по голой спине Стайлза. — Ммм. Может, сперва пробегусь по пляжу? — У тебя есть время, пока я не закончу собирать вещи. — По рукам, — Питер чмокнул мужа в щеку, затем выскочил из плавок и обратился. Он преуспел в превращении, и больше оно не выглядело самой мучительной пыткой на свете, но Стайлз знал, что позже ему придется массировать плечи Питера. Он не против. Тем более, что теперь его массажи переросли в страстные занятия любовью. Серый волк пересек пляж, разбрасывая за собою песок, перепрыгивая дюны и чуть не спотыкаясь о закопанные ветки. Стайлз смотрел, как он на полной скорости врезается в волну; выглядело так, будто это было больно. Стайлз подавился смехом и покачал головой, когда лапы Питера взлетели в воздух, когда на него обрушилась волна. Мгновение спустя его волчья голова показалась из-за воды, и он стал плескаться, словно взволнованный щенок. Стайлз часто думает о старом Питере. Он думает о Питере, который отобрал бы телефон у Стайлза и просто сказал Дереку, чтобы он отвалил. Он думает о Питере, который скорее разнес бы свою машину, чем позволил ей иметь неприглядные розовые полосы. О Питере, который никогда и никому не позволит увидеть, как он резвится. А потом Стайлз напоминает себе, что точно так же, раз этот Питер оставался тем же старым Питером, то и этот все еще старый Питер. В сражающемся в бою Питере он видит своего старого знакомого; того с фирменной зубастой ухмылкой и темным взглядом, залитым кровью лицом и утробным рычанием, грохочущем в груди. Этому человеку проще находить радости в жизни. Хоть это и означает, что теперь Стайлзу всю дорогу домой придется чувствовать запах мокрого пса. Он вышел за Питера не ради Питера нового или старого. Он вышел за Питера ради всего его. Потому что они идеально подходят друг другу. — В горе и радости, — они держатся за руки, кольца мерцают в мягком оранжевом свете. — В болезни и в здравии, — на лице Питера, — на лице, что некогда так редко улыбалось, — появляется ласковая улыбка. — Пока смерть не разлучит нас, — Стайлз может думать только о том, что этот человек погубил его, и Стайлз совсем не против. — И, возможно, после. Ну мало ли что, — это же, мать его, Бейкон Хиллс.