Желание, которое я не хочу, но...

      Стоимость изделий с бриллиантами, особенно если они инкрустированы крупным драгоценным камнем, были невероятно высоки. Порой только члены королевской семьи могли себе позволить носить их, но их красота и великолепие оправдывали такие затраты. Карсейн считал украшения излишними для мужчины… До тех пор, пока не полюбил одного из них.       Ласс думал, что такой человек как Аллендис достоин носить на своих пальцах только лучшее кольцо из всех, которое возможно было сотворить. На это ушло много времени, но вот наконец ювелир закончил работу и с гордостью представил свое творение. Великолепные ажурные линии, идеального качества бриллианты, гравировка с внутренней стороны перстня — К&А, великолепно подобранный центральный камень (его внешний вид был продуман в каждой своей детали). Прекрасный хризоберилл завораживающего золотисто-коричневого цвета, что по своей стоимости превосходил даже бриллианты, имел огранку капли и выглядел безупречно за счет своего крупного размера. Кольцо было тяжелым, но, увидев его в первый раз, Карсейн подумал: «Это оно!»       И не ошибся. На безымянном пальце перстень смотрелся изящно и достойно. Невольно Аллендис даже приподнял подбородок, чувствуя себя по-настоящему могущественным. И неудивительно, ведь теперь он носил прямое подтверждение любви Карсейна де Ласс, гениального фехтовальщика и будущего герцога Империи Кастины. Подобрать кандидата в любовники лучше, чем он, было невозможно. Аллендис чувствовал, что эта их связь окупит себя сполна. Даже если чему-то было суждено их разлучить.       — Ну откуда ты взялся? — задыхался от восхищения Карсейн. — Как вошел в мою жизнь? Почему только твой шепот может пересилить тысячи других голосов?       Аллендис улыбнулся. Глаза его смеялись.       — Ты перечитал романов? Откуда такие слова?       — Я просто говорю правду, — покаялся Ласс. — Из всех известных мне людей, ты — самый всеведущий, гордый и властолюбивый. Никто не может сравниться с тобой и в красоте. Женщины, мужчины — все тебя любят и почитают. Но сколько у тебя сторонников, столько и врагов, и большинство из них ты нажил осознанно. Чем больше наблюдаю за тобой, тем больше убеждаюсь, что ты далеко не ангел, каким тебя представляют. Мне известно, что ты натворил немало дел. И хороших, и плохих. Но что меня всегда удивляет, так это твое упорство. За что бы ты не брался, ты все делаешь хорошо. Тебе не нужна поддержка. И ты мне нравишься таким, какой есть. Я, наверное, самый большой дурак во всей Империи, раз полюбил тебя.       — Теперь моя очередь, полагаю? — чуть склонив голову на бок, спросил Аллендис. — Тогда я тоже скажу тебе, кто ты есть. Ты — шумный, беззаботный и проблемный. Каждая минута с тобой — это испытание для меня. У тебя невинная душа, ты ценишь дружбу и умеешь любить по-настоящему. Ты эмоциональный, и это сводит меня с ума. Тебе ничего не нужно от других. Ты сходишься с людьми не ради выгоды, а потому что сам хочешь этого. А еще у тебя есть сердце. В отличии от меня.       — У тебя оно тоже есть, — коснувшись его щеки ладонью, сказал Ласс. — Просто ты спрятал его в камень. В самый драгоценный алмаз, который ничем не разбить.       Веритас накрыл ладонь Карсейна своей, закрывая глаза и наслаждаясь тем, как близко они были к друг другу. С того дня охоты, когда Аллендис принял его чувства, им обоим знатно помотали нервы… Благо Веритас предугадал подобный исход и научил Карсейна как правильно отвечать. Ласс не подвел их обоих, и теперь уже никто не стоял между ними.       — Как твой отец принял меня? — спросил Аллендис, прижимаясь к Карсейну. — Все ли прошло гладко?       — Твои аргументы сработали как шоковая терапия, — приобнимая его за плечи, с улыбкой отвечал Ласс. — Сначала я напомнил ему о нашем положении герцогской семьи и о королевской крови, что течет во мне. Еще я сказал, что у нас есть связи с церковью, и его это окончательно успокоило. А после, как ты и учил, я поднял тему благотворительного фонда и, как бы случайно заметил, что родственник одного из членов попечительского совета занимает должность баннерета и грешит излишним покровительством аристократии в устройстве на работу в первый рыцарский отряд. После этого отец и думать забыл о нашей связи. Теперь он занят искоренением протекции.       — И ведь пока не укажешь им, они не заметят, — тяжело вздохнул Аллендис. — Рут тоже зашевелился. Этим фондом я сильно задел его гордость. Он еще долго не успокоиться, пока экономика страны не наладится. Я подкинул ему пару идей. Не напрямую, конечно. Он и без того чувствует себя дураком, не хватало, чтобы он в этом еще и уверился.       Карсейн оставил легкий поцелуй на щеке любимого, тем самым отвлекая его от невеселых мыслей. Ласс знал, что Аллендиса расстраивала нынешняя ситуация в стране, но он пока не имел достаточной силы, чтобы влиять на все напрямую. Вот и приходилось идти на ухищрения…       Как бы далек ни был от политики Карсейн, он всегда был готов помогать Веритасу. Потому что Аллендис видел больше, чем другие. Да, порой он ошибался, но разве можно было его за это ненавидеть? Ведь он был просто человеком. Только более упорным и внимательным, чем другие.       — Давай пройдем к столу, — желая отвлечь его от невеселых мыслей, предложил Карсейн. — Ужин остывает.       Аллендис кивнул, позволяя ухаживать за собой. В честь такого события, как их первое официальное свидание, Карсейн велел сервировать стол самыми красивыми столовыми приборами и бокалами. В центре слуги разместили свечи и букет цветов из красных пионов, что символизировал вечную любовь. Этикет цветов — обязательное знание для аристократа. Карсейн выучил его под строгим обучением своего возлюбленного и нисколько об этом не жалел. Сперва он хотел выбрать белые розы… Но их было предостаточно в саду дома Веритас.       — Основное блюдо — стейк из индейки, — жестом велев слугам начать обслуживание, начал Ласс. — На закуску — салат из свежих овощей и твердого сыра. Торт-мусс с вишней будет десертом.       — Ты хорошо подготовился, — оценил размах Аллендис. — Даже узнал, что я люблю вишню.       — Еще ты любишь шоколад и маленькие чайные печенья с джемом, — похвастался Карсейн, задирая нос. — Видишь, я тоже могу быть внимательным!       Аллендис подавил улыбку. Не мог же он давать повод Ласс и дальше тешить свое самолюбие! Тем не менее глаза выдавали его веселье, и от этого у Карсейна на душе становилось легче.       Сочный и ароматный стейк обладал мягким и насыщенным вкусом. Он хорошо сочетался с изысканным вкусом белого вина. Но, несмотря на это, Аллендис все же поучил Ласс:       — Лучше всего с белым вином сочетаются морепродукты. На будущее тебе стоит это запомнить.       — Но согласись, что на первом свидании, если бы от меня благоухало рыбой или осьминогом, ты бы развернулся и пошел домой, — заметил Карсейн. — Мы с поваром долго подбирали подходящее мясо. Еще утром эта индейка топтала землю. Да упокоит господь ее душу… Ой, извини.       Аллендис закатил глаза. В последнее время окружающие его люди все чаще поминали Бога. Может ему все-таки следовало сходить в храм? Молиться Веритас не собирался, а вот посетить их библиотеку не помешало бы.       Когда с мясом и салатом было покончено, Карсейн предложил прогуляться по саду. В герцогстве Ласс он являл собой воплощение романтики и изящества, сочетая в себе натуральность, таинственность и богатство растительного мира. Естественные композиции, отражающие красоту и природу, были великолепны и умиротворяли.       Карсейн увел возлюбленного подальше от людских глаз к большой каменной беседке, увитой дикими розами. Там он страстно поцеловал его в губы, тесно прижимая к себе. В ответ Аллендис обвил его шею руками. Мягкие губы Веритаса раскрылись, язык скользнул между ними, а затем жадно проник вглубь. По молодости им не нужно было много времени, чтобы потерять голову…       Избавляясь от одежды, их руки исследовали тела друг друга и каждое прикосновение было волнительным. Карсейн целовал его шею, засасывая кожу, оставляя на ней свои следы. Он старался убеждать себя, что это нормально, если его любимый возжелает женщину, но всякий раз, как он думал об этом, его сердце страдало. Поэтому он оставлял засосы, чтобы Аллендису и в голову не пришло прикасаться к кому-то кроме него. И Веритас знал об этом. И покорно подставлялся под эти поцелуи, в то время как взгляд его горел от осознания, что его ревнуют, а значит — пылко желают.       Внезапно, Карсейн позволил себе вопиющую дерзость. Он прикусил место засоса, от чего Аллендис потерял контроль над собой. С тихим стоном он повалил юношу на стол, сжимая его горло.       — Наглец! — хрипло проговорил он. — Как ты посмел?!       Ласс дерзко улыбнулся, касаясь пальцами следа от зубов на чужой шее. Его возлюбленный даже не мог себе представить, как соблазнительно выглядел в этот момент! Видя, что он нисколько не раскаивается и даже гордится своим поступком, Аллендис только и мог, что припасть губами к его груди, дабы стереть эту ухмылку. И это сработало. От его ласк Карсейн задохнулся от наслаждения. Он запрокинул голову, его руки заскользили по напряженному телу, которое продолжало нависать над ним. Ласс хотел как можно быстрее ощутить своего любимого внутри себя, но Аллендис будто нарочно дразнил его. То, как он стимулировал его соски языком и губами, действуя деликатно, было восхитительно. Карсейн чувствовал, что ему еще было чему учиться у этого человека. Вдруг его горло сжали сильнее и укусили… Нежно и осторожно, но от этого не менее неожиданно.       Ласс дернулся всем телом, сжимая руками край стола. По его телу прошлась волна волнительной дрожи и он непроизвольно развел ноги шире.       Подув на чувствительный сосок, что так возбуждающе покраснел, Аллендис заметил:       — Вот теперь мы квиты.       Карсейн смог вдохнуть, лишь когда Веритас отпустил его шею. Аллендис подхватил свой пиджак, доставая из кармана платок и небольшой флакон с масляной смазкой. Такую им еще не доводилось использовать ранее, и он надеялся, что Ласс оценит этот продукт по достоинству.       — Лежи смирно, — предупредил Веритас, — держи руки на столе. Если не справишься, я уйду.       Карсейн покорно сжал ладони сильнее. Он вовсе не хотел, чтобы его бросили здесь одного с эрекцией.       Нанеся смазку на руки, Аллендис растер ее по всему члену своего любовника. Вид, что открывался перед ним, был воистину чудесным. Он знал, что Ласс тайно мечтал о том, чтобы Веритас хоть раз сам подрочил ему. Не трудно было об этом догадаться, если вспомнить о том, как сильно Карсейн любил целовать его руки, неоднократно подчеркивая их изящество.       Положив расслабленную ладонь на линию шва, что шла от центра яичек к головке, Аллендис провел рукой до уздечки, так и продолжив двигаться к венцу. От этого Карсейн застонал и выгнулся навстречу. Он с большим усилием подавил в себе желание накрыть руку Веритаса своей и начать двигать ею интенсивнее. Как бы ни велико было его желание, он все еще помнил, что ему приказали делать.       — Хороший мальчик, — похвалил Аллендис, нагибаясь над Карсейном и шепча ему на ухо. — Хочешь кончить?       — Дьявол, да! — сквозь сжатые зубы, высказал свое желание Ласс.       Видя, как сильно он возбужден, Веритас улыбнулся. Он потерся своей щекой о щеку Карсейна, проведя рукой так же (по стволу и головке, но с правой стороны). Любовник под ним снова застонал, прикусывая губу. Ласс очень хотел посмотреть на то, как длинные тонкие пальцы, обхватывают его плоть, но ему казалось, что если он это сделает, то непременно кончит. Разве мог он так легко излить свое семя, демонстрируя возлюбленному столь плохую выдержку? Для мужчины не было большего позора!       Аллендис повторил движение, но в этот раз слева, теперь сверху располагая мизинец. Его рука скользила по члену неторопливо, постепенно набирая темп. Все это время он не сводил взгляда с лица Карсейна, на котором отображалось смешение похоти и отчаяния. Конечно, Веритас мог сделать так, чтобы тот кончил немедленно, но должен же он был дать ему хоть какое-то лицо, верно?       Выждав еще немного, Аллендис наконец сказал:       — Ты можешь кончить.       Карсейн разжал зубы, выпуская облегченный стон и в этот же момент изливаясь в теплую ладонь. Все его лицо раскраснелось, ему понадобилось некоторое время, чтобы привести мысли и дыхание в порядок. Он чувствовал себя удовлетворенным и уставшим. И это его еще не трахали.       — Если ты меня поимеешь, я умру, — сознался Ласс. — Черт тебя подери, Аллендис. Ты слишком хорош.       Веритас поблагодарил за комплимент, вытирая руки платком. В отличии от Карсейна он умел получать удовольствие не только от самого процесса, но и от его вида. Оголенный по пояс, Аллендис чувствовал себя более чем удовлетворенным.       — Приходи в себя и одевайся, — подбирая свою рубашку, сказал Веритас. — Нас еще ждет десерт.       Ласс кивнул, поднимаясь на ватных руках. Не без помощи Аллендиса он смог одеться и даже пригладить волосы. Они не могли вернуться к слугам растрепанными. Точнее могли, но один из них точно бы сгорел со стыда!       Убедившись, что выглядят они достойно, Веритас взял Карсейна за руку, и так вместе, не торопясь, они вернулись к столу.       Изумительно лёгкий и нежный торт с тонким вкусом и ароматом вишни, запиваемый белым вином, был по-настоящему грандиозным завершением этого дивного вечера. Аллендис расслабился, откидываясь на спинку стула и взяв цветок пиона в свои руки. Ее запах, подобный яблокам, со слабой кислинкой, приятно вскружил ему голову. Настолько, что он признался:       — Пока ты на моей стороне, меня ничто не остановит.       В ответ Ласс улыбнулся, салютуя своим бокалом:       — И я люблю тебя, Аллендис.       Первое свидание двух мужчин завершилось нежным признанием. И оба знали, что бы не ждало их впереди, они будут хранить их в памяти, как день верных сердец.