И не обязательно так смотреть. Я просто умираю. Это не заразно.
***
Эта девчонка могла бы стать достойной заменой, следя за махинациями рук служанки, думаю про себя. Как раз на днях ей удалось-таки достать необходимый свиток призыва и сейчас, наверняка перебарывая внутренние противоречия, она готовилась к применению техники. Вообще, я тут заметил, что большинство слуг Учих и Сенджу всё же обладают чакрой, просто отчего-то не пользуются. Под запретом это или же они настолько не нуждаются в магии, наслаждаясь участью прислуги, неясно. Однако то, что большинство слуг находятся где-то на уровне выше ученика — гарантия стопроцентная. — Готово, — спокойный голос Аюми вырвал из размышлений, заставляя сконцентрировать своё внимание на лице девушки. — Нужно немного вашей крови, — да не вопрос, уверенно принимаю из протянутых рук нож, проводя линию по сечению ладони, а после, сжав ту в кулак, тяну над свитком. Алые капли одна за другой окропляют бумагу, смазывая иероглифы, пока спокойно перетягиваю порез жгутом, не спуская глаз со служанки. — Мой запас чакры слишком мал, времени будет не так много, — удивительно, как она умеет преображаться за считанные секунды, стирая с лица недавнюю ненависть. — Говорю это не потому что беспокоюсь, — маленькая дерзость служанки вызывает одобрительную усмешку. — А чтобы вы не думали, что я прервала технику специально. — С чего бы? — стараясь не терять власть над девчонкой угрожающе скалюсь в ответ, прежде чем раствориться в клубах дыма. — Уверена, козырей у тебя ещё много.***
Яркие краски грибных шляпок замельтешили перед глазами, стоило густой дымке расстелиться по мягкой траве. Привычный запах свежей сырости взбудоражил застоявшееся сознание, приводя мысли в порядок, а заодно подталкивая подняться на ноги. Ноющая боль, стоило босым стопам коснуться холодного настила поляны, угрожающе прошлась до бедра, заставляя согнуть колени, но не упасть. Всё-таки усиливающаяся с каждым днём слабость давала о себе знать, однако поддаваться на её ласковые уговоры я не собирался. Взгляд быстро выцепил место, где обычно находился Кацуби. И где сейчас его не было. Едва отделяющаяся от земли небольшая поганка, серо-зелёного оттенка на фоне которой он выделялся так отчётливо, что спутать слизня с чем-то другим было просто невозможно. Чернильная лужица, всякий раз при перемещении Химе собиравшаяся в полноценного моллюска, иногда пугая внезапностью. — Дитя, — я совсем не заметил того момента, когда массивная туша босса появилась за спиной, отчего дёрнулся, оборачиваясь. Маленькие глазки, спутать которые можно было с такими же рогами, проницательным взглядом цепко ухватились за крохотную фигурку. И тягучее молчание, заполонившее огромное пространство поляны, говорило громче любых слов, однако надежда продолжала теплиться. Отчаянно хотелось верить, что моллюск просто испарился, забываясь беспокойным отдыхом, чтобы восстановить выжатую досуха чакру. Сейчас почувствует появление Сенджу на родной поляне и выползет из ближайших зарослей мясистых лиан. Опять что-то ворча и одаривая ворохом недовольных ругательств свою непутёвую хозяйку. Так и будет, нервно плюёт сквозь зубы сознание, когда образ эфемерного моллюска в который раз распадается голубоватым мороком, осыпая руки обжигающей пылью, отчего сжимаю их в кулаки. — Как же… — договаривать босс не стал, что-то хмыкнув самому себе под нос и лишь продолжил вглядываться в мутнеющие зрачки, заставляя напрягаться ещё больше. — Не растрачивай силы попусту, — заметил значит. — Мурукай-сама, — твёрдые пластинки ногтей сильнее ощущаются, впиваясь в ладонь. — Кацуби…он, — не сказать, что мы были близки. Эти отношения вообще охарактеризовать сложно. Чуть больше, чем просто ученик и учитель. Чуть меньше, чем лучшие друзья. Взаимное уважение и признание, но не принятие. — Отличный парень, — наконец выдыхаю, не сводя взгляда с огромной туши перед собой. На звук имени откликаются лишь приятные воспоминания, вызывающие улыбку. И день подписания контракта, с таким неподдельным восторгом. И первый урок, наполненный злостью, нервами и напряжением. Сам того не понимая, я отчего-то наделял его теми качествами, что были у Йоширо. Или мне так отчаянно хотелось видеть это?***
— Йоширо… — дрогнувший шёпот противной змеёй прополз по позвонку, предательски разлетаясь по огромному тёмному помещению, на что восседающий впереди силуэт хмыкнул. — Он не может тебе ответить, — этот хриплый голос, сжимающий жилы на шее так, что спирает дыхание, сейчас звучит максимально дерьмово. И даже заставляет забыть о привычном страхе, когда мужчина добавляет. — Возвращайся к своим обязанностям. Клацанье зубов настолько звучное, что закладывает уши, в то время как пальцы, перепачканные чужой кровью, до хруста ткани сжимают некогда белый ворот рубашки мертвеца: — За что? — «глупый вопрос» без задержек тут же прилетает в ответ, сводя скулы ещё больше. — Он ничего не сделал. — Вот именно, Рей, — он специально нажимом выделяет имя, как делает это всегда, стягивая во властный кулак загривок очередного непокорного. — Он ничего не сделал, чтобы предотвратить это. Но ты наверняка мог помочь, не так ли? Последняя фраза ломанным лезвием застревает в глотке, заставляя давиться густеющей слюной. Вот именно, Рей, насмехается голосом лидера сознание, ты же знал, что против Йоширо собирают компромат, но всё равно надеялся. Что обойдётся, что всё разрешится. Потому что такое случалось и раньше, в итоге сводясь к жутчайшим кровавым разборкам, разрешающимися большими потерями с обеих сторон. Потому что многим хотелось видеть Кэдамо где-нибудь на дне Синано, но всё обходилось. Потому что, удавалось договориться или выбить нужное согласие, когда он затеял тягаться с Санадой, на что у тебя духу никогда не хватит. Потому что…: — Думал, вы не способны убить собственного сына, — глаза так болели, от разрывающих яблоко капилляров, но заставить себя поднять взгляд всё же вышло, чтобы с ужасом наблюдать расплывающееся довольной усмешкой лицо Санады. — Последняя шавка в Наго заслужит называться моим ребёнком, но не этот выродок, — сквозь натянутую усмешку шипит лидер, отчего не выдержав, подскакиваю, сиганув в его сторону, однако двое телохранителей, огромные шкафы находящиеся в распоряжении Санады, тут же скручивают. Не выходит даже дёрнуться, отчего могу лишь сверлить бешеным взглядом приближающуюся фигуру лидера. Тот взмахивает, благосклонно позволяя отпустить нарушителя и сдавливающие руки оковы спадают так же внезапно, как и появились. — Подстилка Южных, решил, что может спасать жизни такому же сброду, как он, но ты другой. Ты сделал правильный выбор, — рука, сложенная в кулак, действует отдельно от мозга, прилетая в челюсть мужчины. Ожидаемо, но Санаду всё равно непроизвольно качает в сторону, прежде чем он в очередной раз взмахнёт ладонью. — Давай, убей, — пальцы левой руки цепко сжимают ткань пиджака на груди, позволяя приблизиться к лидеру почти вплотную. — Убей и меня, мразь! Убей! — Поздно строить из себя героя, — стирая недавнюю спокойность, он ответно шипит, одним движением запуская пальцы в отросшие волосы, которые я так и не состриг, и оттягивая голову назад, ставя на колени перед собой. — Ты будешь жить, — сочится гнилью сквозь белоснежные искусственные зубы. — Будешь каждый день проживать с этой мыслью, пресмыкаясь передо мной, в надежде отмыться от позорного клейма труса, — грубый плевок в сторону, после которого Санада теряет всякий интерес, рывком откидывая от себя. Как псину. — Возвращайся к своим обязанностям, щенок. Или ты думаешь, если «оборвал связи» с мамашей, я не помню где её найти?
***
— Я много думал, — голос короля слизней донёсся откуда-то сверху, звуча заметно тише, чем обычно, однако даже так он смог прервать поток бесконтрольно дерьма. — О нашем предназначении, — шелест листьев, задеваемых тёплым ветром, будто вторит повелителю этих мест, разнося вкрадчивый звук до каждой песчинки. — Прошло столько времени с тех пор, как кто-то из нас использовал исцеляющие техники. Мы забыли о том, кем действительно должны были быть, — время вокруг будто останавливается, оставляя клочок герметичного пространства нетронутым. Без звуков, без запахов, без жизни. Только умиротворённо-размеренный голос, обволакивающий всё вокруг. — Кацуби смог напомнить мне об этом. Мы владеем знаниями, великими знаниями, способными спасти не одну жизнь, — челюсть сжимается плотнее, влетая скрежет зубов в ветвистую речь Мурукая. Хорошие парни поэтому и не живут долго, вечно стараясь думать о других. Почему не позаботиться о себе, почему не струсить, про себя вопрошаю ему, когда сознание окатывает ощущения недавних событий. — Я знаю о чём ты думаешь, — от неожиданного вторжения в личное пространство почти дёргаюсь, вовремя беря себя в руки. — Однако, кому-то всё равно придётся взять на себя эту роль. Верно? — слизень хитро прищуривается, непрозрачно намекая. Верно, усмехаюсь в ответ, ощущая тянущую боль в грудине. Должно быть болезнь прогрессирует, отмахивается сознание. — Ты ведь не станешь очернять его память слезами? — Нет, босс, — тело выдрессировано вытягивается по стойке смирно, отдавая вряд ли понятную существу честь от виска. И улыбка, наконец-то расслабленная, лишённая дерзкой усмешки, вторит немой благодарностью, на что слизень довольно рокочет. Это было бы слишком, залить и без того влажную поляну ненужными слезами. — И всё-таки, ты удивительна, ребёнок Сенджу, — как в первый раз гудит его голос, наполненный тяжестью. — Мне кажется, настанет день, когда другая Сенджу удивит вас не меньше, Мурукай-сама, — перед глазами предстаёт образ взбаламученной блондинки и поистине великой куноичи, освоившей высшую степень ирьёниндзюцу. В самой её совершенной форме, в сравнении с которой мой Бьякуго плевок в сторону клириков. Лучший медик пяти стран шиноби. Значит, теперь она приходится мне внучатой племянницей. Та Цунаде, что получит титул легендарной неудачницы и это с таким-то родственником. Даже как-то обидно получается, однако надежда есть. Вдруг сюжет, в свете последних изменений, всё же пойдёт другим путём и она получит способность к мухлежу. Моё лучшее вложение в ветвь Сенджу, если уж так посмотреть. — Пора, — вразрез мыслям, звучит высоко над головой, заставляя отвлечься. Должно быть чакра заканчивается, согласно кивая огромному слизню, думаю про себя. И прежде чем исчезнуть навсегда, шевелю губами, внося в одно единственное слово огромный смысл.…
***
От яркой вспышки не остаётся и следа, когда падаю на весьма ощутимый твёрдый пол, слыша тихий голос беспокойства откуда-то сбоку. Приходится тут же отмахиваться, задевая непослушными пальцами кожу лица девчонки, но даже её недовольные вздохи не заставляют отвлечься от рассматривания узора татами. Голову то ли сжимает, то ли кто-то невидимый пытается вытянуть и ощущение, будто её сейчас оторвут, самое настоящее, отчего даже сжимаю черепушку руками боясь таких последствий. На вопрос нужна ли вода так же невнятно бормочу отказом, предпочитая отползти в сторону и устроиться на привычном месте ночлега, скорее смыкая тяжёлые веки. Даже если при перемещении использовалась не моя чакра, я всё равно ощущаю все последствия на своей шкуре. Или это из-за отсутствия этой самой мифической энергии? Времени разлёживаться нет, подначиваю сам себя, поднимая тело на ноги не без помощи Аюми. Той второй, младшенькой служанки, так и не видно в пределах комнаты, значит, в мире слизней я пробыл не так уж и долго. Беглый осмотр девчонки рядом, удерживающей моё равновесие, показал, что ей похоже тоже это далось нелегко. Выступивший у корней волос пот, крупными каплями скатывающийся в короткий ворот кимоно. Кожа бледная, бледнее обычного, и чётко отчерченные тёмные круги под глазами. Заметив повышенное внимание к свой персоне, служанка словно заледенела, замедляя дыхание и практически переставая моргать. Сейчас жалости мне хватит только для себя, одними глазами сообщаю девушке, на что та опускает голову, пряча опустошённый взгляд. И то вряд ли… Как бы ни нехотелось этого признавать, но без помощи муженька сейчас не обойтись, петляя знакомыми коридорами к комнате старшего из Учих, думаю про себя, отмечая следующего тенью Табусе. Этот хмырь порой прям-таки напрягает, словно и не человек, а какая-то неведомая субстанция без звука и запаха. Если бы не знал, что его приставили на всё время, куда бы я не пошёл, то даже бы не заметил. Правда, стоило подойти к нужной комнате, получая на стук согласие пройти внутрь, он остался стоять снаружи. Договариваться с Мадарой наедине как-то спокойнее. Всегда знаешь, что он может учудить. К тому же, на мою просьбу, мужчина раздумывает недолго, не углубляясь в подробности или искусно изображая это.***
По истечению десятого дня, отчёт которых четко засел в голове, я начал нервничать не получая от Учихи никаких сообщений. Жизнь в поместье продолжала течь своим чередом, размеренно и спокойно. И только спешащая куда-то Химе выделялась из этой мерности, выжимая из каждого дня максимум. А может больше. — У того озера, где ты изучала теорию чакры, — как гром среди ясного неба прозвучали слова молодого главы, отвлекая от занимательной игры в гляделки с Табусе. Я даже не до конца понял их смысл, покорно подрываясь с места, когда Учиха направился на выход из поместья. Окружающие водоём красоты в этот раз совсем не захватывали моего внимания, стоило заметить стоящего у кромки воды Хашираму. Всё так же спокойно, сложив руки за спиной, он вглядывался куда-то вперёд, явно обитая где-то в дебрях своих мыслей. И только мелькнувший совсем близко силуэт сестры выводит его из задумчивости, одаривая сдержанным приветствием остановившуюся на расстоянии вытянутой руки Химе. — Ты хотела увидеться, имото, — не самое ласковое приветствие, верно подмечает сознание, вздрагивая от холода тона старшего Сенджу. Не спасает даже улыбка, явно натянутая. Правда, натянутая искусно. — Прости, что уделяю тебе мало внимания. Много важных дел, — ложь, конечно, тут же вклинивается внутренний голос. — Вам не за что извиняться, нии-сан, — в обращении нет того тепла, что так отчаянно лелеяла настоящая Тачибана, изо всех сил стараясь доказать обратное. Ненависть к отцу не отменяла её любви к братьям. И эту перемену очень чутко улавливал Хаширама, поджимая и без того тонкие губы в тонкую линию. — То, что произошло с отцом, — рваный вздох, едва заметный, но четко улавливаемый, заставляет Хокаге напрячься, стискивая челюсть. Даже если это очевидно, даже если он знает, я должен озвучить. Признаться. — Это была я, — взгляд его тяжёлый, тот, что бывает у человека, которого предали. Я знаю, частенько доводилось видеть подобное. А ещё я знаю, что именно такие люди способны выдержать правду. — Мне не жаль и не стыдно, но я всё равно прошу прощения, даже если вы не сможете этого сделать, — учитывая то, через что прошла девчонка, нельзя однозначно принимать чью-то сторону. Хаширама наверняка был близок с отцом, но так же он должен понимать, чего стоило это его сестре.Мадара же, стоя неподалёку и скрытый густой листвой, совсем не собирался становится свидетелем подобных признаний. Он догадывался, что так близко подобраться к предыдущему главе клана Сенджу мог кто-то из его окружения, однако совсем не ожидал, что это окажется его дочь. Выходило так, что слова Изуны, прозвучавшие лет так пятнадцать, если не больше, назад оказались правдой. И Буцума действительно оставил тогда ещё юную Химе в погоне за головой сына врага на растерзание ниндзя Фума. А ведь многие тогда отмахнулись от Учихи-младшего, подавив непроверенную информацию глумливыми смешками. Впрочем, о вести покушения тогда тоже смеялись. Совсем напрасно…
— Мне жаль, — дрогнувший голос Хаширамы заставляет встрепенуться, разбивая непоколебимое спокойствие. Лишь на мгновение он позволяет себе окутать младшую невообразимой теплотой одним лишь взглядом. Ему действительно жаль, проносится в голове, когда к горлу подступает такой несвоевременный кашель. Приходится сдерживаться изо всех сил, глотая приторно-сладкую отраву, когда к Сенджу-старшему возвращается привычное спокойствие. — Если это всё… — Нет, — под видом пересохшей кожицы, нервно покусываю губы, подчистую стирая алые вкрапления языком. — У меня есть просьба, — если просто свалю из деревни он может счесть это за что угодно, приплетая сюда ещё и Учих. А мне бы хотелось уже отвязаться от всех их вместе взятых. — Разрешите развод, — довольно неожиданно, судя по взметнувшимся бровям Хокаге, констатирует сознание, всё ещё надеясь на мирный исход. — Больше меня ничего не держит рядом с Мадарой, ведь вашим отношениям больше нет препятствий, — даже если Таджима всё ещё жив, его влияние на старшего сына не так сильно. Так что, я думаю эти парни смогут сами обо всём договориться. Без посредника в виде сестры. — Что-то случилось? — довольно неожиданное беспокойство выбивает из колеи, и даже заставляет задуматься, однако я тут же беру себя в руки, позволяя себе слегка улыбнуться. — Нет, всего лишь хочу увидеть то, что находится за пределами деревни, — последние слова, правда, успокающего эффекта на главу не производят. Скорее наоборот, заставляют расцепить прочный замок за спиной, делая попытку шагнуть навстречу, но Хаширама вовремя себя отдергивает и остаётся на месте. — За стенами Конохи немало опасностей, — я знаю, одним взглядом отвечаю ему. — Я одобрю ваш развод, но не стоит… — Спасибо, Хаширама, — не выдержав, скорее перебиваю, пока Сенджу не поддастся на провокацию жалости к младшей, преподнося необходимый в этой ситуации поклон. Вся концентрация и сосредоточенность сейчас направленны на сдерживание порывов отхаркаться кровью, отчего ощущаю проступающий на лбу пот, попутно молясь всем возможным богам, чтобы он наконец-то согласился на такие условия и ушёл. И, будто прочтя мои мысли, Хаширама, не дожидаясь пока сестрица выпрямиться, покидает поляну. Как раз вовремя, потому что очередной порыв кашля сдержать не удаётся, отчего согнувшись пополам глухо откашливаюсь в плотно прижатую к губам ладонь, чтобы через секунду свалиться на колени. И всё бы ничего, если бы в этот момент огромная тень чужого силуэта не накрыла меня, заставляя с ужасом поднять взгляд.А столкнувшись с ониксовыми зрачками и вовсе забыть, как это — дышать.