Heartache

***

Драко пробрала леденящая душу дрожь от макушки до кончиков пальцев, когда он услышал, как именно Пенси произнесла его имя. «Драко». Надломленно. Нервно. Лично. Только они трое знали, что именно это означает. И что за этим стоит. Воспоминания против воли мощной охапкой сгребли его в свои лапы — он снова тут, в своем страшном кошмаре. Малфой Менор. Нож, вошедший в него, словно в подтаявшее сливочное масло, победно обнажал свою рукоятку. Лезвие целиком и полностью было в нем, в его плоти, в его крови. Сознание вмиг помутнело. Упав на колени, Драко взвыл от догнавшей его боли — так отчаянно и так громко, словно недобитое животное, которое бросили умирать в агонии ощущений. Это было — больно. Очень. Последнее, что он увидел, перед тем, как полностью отключиться — ее лицо. У смерти было ее лицо. Милые щечки, обрамленные идеально выстриженным каре, которые так сильно контрастировали с ее образом. Пухлые розовые губы, зеленые глаза и теплые руки, которые обнимали его миллионы раз, но именно то объятие навсегда стало для них особенным. Щелчок. Резкий треск в голове. Как будто кто-то погасил свет во всем мире, окутывая Драко тьмой, забирая боль и даруя спокойствие. Больше не было ничего. Пустота. Такая нужная ему пустота. Больше месяца он провел в искусственной волшебной коме, в которую от страшного испуга, совершенно не понимая, что делать, его ввела Пенси. Участью ребенка пожирателя смерти было неизбежно раннее взросление. Родители с детства готовили их к тому, что должно было произойти, словно армию солдат. Так Пенси, будучи еще совсем маленькой шестилетней девочкой, выучила все непростительные заклинания в обход детским стишкам и считалочкам. Раз-два-три-четыре-пять, смерть идет с тобой играть. Это была ее реальность. Ежедневные занятия и бесконечные репетиторы, в том числе усиленная физическая подготовка — она была обязана уметь драться, безошибочно владеть всеми видами заклинаний, отточить каждое гребанное движение волшебной палочки. Все они были обязаны стать лучшими и бесстрашными бойцами, без запинки произносить непростительные и быть страшнее самой смерти, когда придет время. Расширенный курс магии и целительства среди огромного перечня дополнительных дисциплин давался ей лучше всего. Как ни странно, у Пенси была склонность и большой интерес к этому, природный дар. Все, чему ее учили лучшие в стране целители, которых привлекали ее родители, она возводила в абсолют. На любое хорошее зелье — варила лучшее. Любое заживляющее заклинание получалось у нее точнее точного. Она в идеальных пропорциях подбирала схемы магического лечения и концентрации целебных зелий. Она была идеальным целым со своим древком, когда дело касалось целительства. Пока не столкнулась со смертью лицом к лицу. Ее учили улучшенным, более углубленным основам магии и целительства, но так и не научили, как справляться с тремором в конечностях, когда прямо на твоих глазах, самое дорогое — умирает, а в твоем запасе лишь секунда, одна секунда на размышления. Она лежала на своей любимой мягкой кровати, когда резким хлопком перед ней вдруг появился крайне обеспокоенный Добби — домовой эльф семьи Малфой. Того, что от нее осталось. Ни проронив ни слова, перепуганный эльф аппарировал их двоих в Малфой Мэнор, минуя все запреты хозяина, в ту самую комнату, где в огромной алой луже крови без сознания лежал Драко. Она замерзла умерла, увидев его. Увидев количество алой жидкости, что растеклась вокруг его тела, контрастно выделяя бледность аристократичной кожи, кажется, Пенси потеряла последний смысл своей чертовой жизни. Какой во всем этом смысл, если его не будет рядом? Она думала, что он уже мертв. У девушки была лишь секунда, нет, даже меньше секунды на размышление — что ей делать? Пенси утопила обтянутые пижамой с нелепыми медведями колени в теплую кровь Драко. Упав на колени перед ним, девушка тут же взмахнула волшебной палочкой, воссоздав светящуюся проекцию его тела. Со стороны это выглядело так, словно душа Драко поднялась чуть выше над его плотью, рассыпаясь на маленькие светящиеся огоньки. Она проходила это тысячу раз. Гребанную тысячу раз на страницах гребанных пыльных учебников. Ты знаешь, что делать. Ты знаешь, Пенс. Руки трясло. Все ее тело билось дрожью, а сознание балансировало на грани истерики, которую сейчас она с большим трудом держала под полным контролем. У нее не было права на ошибку. Воссоздать проекцию. Медленно оплести магией каждую венку, каждую артерию, каждый орган, каждый сантиметр кожи Драко, осторожно отделяя лезвие ножа изнутри, создавая вокруг него магический щит, что позволял стабилизировать его состояние и не истечь кровью. Она сможет. Она все сделает правильно. Когда Пенси закончила, все тело Драко светилось магическим светом, словно его с ног до головы усыпали прозрачными мелкими блестками с переплетением ярких бликов, а затем направили яркий источник света. Ещё раз внимательно осмотрев тело, Пенси на рваном выдохе, дрожащим голосом произнесла: «Commágico». У нее не было ни минуты на промедление. Волшебная проекция начала медленно опускаться вниз, срастаясь с его телом. Теперь Драко светился изнутри с головы до ног, что говорило о том, что заклинание сработало именно так, как должно было. Она все сделала правильно. Не должно было быть ни одной ошибки. И он будет жить. Он будет жить. Убедившись, что тело Драко дышит, Пенси закричала от боли во весь голос, разрыдаясь изо всех своих сил. Девушка отползла от тела, утопив дрожащие руки в успевшей остыть алой крови. Не в силах контролировать дикие рыдания, Пенси прикрывала рот окровавленной рукой, кусая себя за собственное запястье. Она не сделала ни одной ошибки. Ее магия, движения палочки, тактика — все было выверено, абсолютно чистокровно и идеально. Все, кроме одной детали. Магия имела свойство становиться непобедимой, если даже в самое безобидное заклятие вложена вся душа. Именно эта деталь делала заклинания сильнейших волшебников настолько точными и мощными, в счет большого пережитого опыта и умения вкладывать в магию все свои чувства. Там, в луже крови Драко умирала и ее душа тоже. Взмахивая палочкой, обводя каждую артерию, каждую клеточку его тела, вместе с тем она вложила в него и себя. Это было сильнейшее заклинание. Мощнейшее. Которое было практически невозможно отменить. Пенси создала настолько безопасное состояние для поддержания его жизнедеятельности, что все целители и колдомедики, стекающиеся в Англию со всех уголков земного шара разводили руками. Никто не знал, что делать, как им помочь. В ту ночь, в состоянии истерики, от которой девушка буквально начала задыхаться, Пенси не заметила, как Добби аппарировал туда Блейза. Мулат подскочил к Пенси так быстро, как только мог, и обхватил ее окровавленное лицо двумя руками, приводя в чувство, не смотря на то, что когда Блейз увидел окровавленное тело Драко и Пенси в нелепой пижаме и крови с ног до головы, ему самому требовалось, чтобы его кто-то успокоил. — Дыши, Пенс, дыши, все хорошо, все хорошо, посмотри на меня, — Блейз ласково выводил каждое произнесенное им слово, не смотря на то, что едва был в силах контролировать собственный дрожащий голос. Добби стоял чуть поодаль, перебираясь с ноги на ногу, и держал в руках любимый маленький черный блокнот хозяина в кожаной обложке, который позднее передал Блейзу. В происходящем хаосе Пенси не заметила и этого, за что позднее Драко будет безмерно благодарен Добби и Блейзу, который ни слова из того, что там было написано, не рассказал Паркинсон. Кажется, в тот день она бы не заметила даже собственной отрубленной руки. После случившегося Блейз и Пенси не отходили от Драко ни на шаг, сменяя друг друга по очереди, чтобы поспать. Особенностью магической комы Драко было то, что в его теле все еще находилось острие ножа, которое нужно было правильно извлечь, чтобы он попросту до смерти не истек кровью, когда чары спадут и рана снова откроется. В тот момент они оба еще не подозревали, что наличие лезвия в теле Драко практически стопроцентно означало, что в ране происходит внутреннее кровотечение и возможное заражение крови, не смотря на то, что Пенси создала между ним и лезвием защитный барьер. Магия не позволяла ране кровоточить и воспаляться, стабилизировала ее, но не лечила — это и было самой главной ошибкой девушки, которая сводила ее с ума и не давала спать по ночам, как только она четко осознала, что натворила. Такое состояние магической комы могло стоить Драко жизни. И, заодно и ей — тоже. Умрет он — и она вместе с ним. В какой-то момент Пенси стала походить на живого трупа, сутками наблюдая за светящимся телом Драко и тестируя различные способы вывести его из комы, забывая даже поесть. Доведя себя до паранойи, Паркинсон изучила всю возможную литературу и подняла на уши всех, кто мог бы хоть как-то помочь, или подсказать кого-то, кто сможет это сделать. — Это самое сильное «Commágico», с которым я когда-либо встречался, — нервно потерев переносицу, заключил один из лучших магических целителей (признаться, он был их последним шансом), — возможно, мистер Малфой уже никогда не очнется. — Это чертова ложь! — горлораздирающий крик Пенси заставил всех, включая Блейза, застыть от ужаса, — я всего лишь студентка гребанного Хогварста, а передо мной стоит один из лучших целителей Англии и говорит, что не способен справиться с моим заклинанием? Пенси с ненавистью уставилась на профессора, который очевидно не знал, как правильно реагировать на сложившуюся ситуацию, поэтому тактично продолжил: — Мне очень жаль, что я не могу Вам помочь, — вздохнул профессор, — на Вашу магию не срабатывает ни одно из известных мне контрзаклинаний…я… — Сколько у нас времени? — перебила Пенси профессора на полуслове. Профессор тяжело вздохнул, выдержав паузу. — Боюсь, это считанные дни…может, неделя. Магическая кома не защищает от ранений — лишь стабилизирует состояние, позволяя человеку не истечь кровью насмерть в то время, как его аппарируют в ближайшую больницу. Миру магии не известно ни одного случая, когда человек выходил бы из «Commágico» больше, чем через пару недель. Самое длительное зарегистрированное пребывание в коме — 17 дней, чуть больше двух недель. Внутри тела мистера Малфоя сильнейшее внутреннее кровотечение, возможное заражение крови, сепсис… Мне безумно жаль, что я не могу ничего сделать, понимаю, как Вам больно… — Запрещенная магия, — хладнокровно, безэмоционально и бесчувственно произнесла Пенси, — Вы ведь наверняка знаете что-то об этом? Глаза целителя в миг стали стеклянными, он с опаской покачал головой, смотря прямо на девушку. — Пенс…— начал Блейз, подойдя чуть ближе и переглянувшись с профессором. — Молчи, — даже не обернувшись, бросила ему в ответ девушка, и снова вернула прямой взгляд профессору, — любые деньги. Я заплачу Вам любые деньги, если Вы скажете, какой вариант у нас все-таки остался. — Это абсолютно исключено, — с нескрываемым ужасом в глазах ответил профессор, — мне жаль. — Я не хотела прибегать к насилию, — воспозовавшись тем, что профессор не ожидал от нее подобного действия, Пенси резким движением древка выбила из кармана профессора волшебную палочку, подозвав ее к себе с помощью «акцио», — видит дьявол, я убью Вас и всю Вашу семью, если Вы не скажете, что нужно сделать, — направив палочку на профессора, Пенси приблизилась к нему до упора, — можете не сомневаться, что я сделаю именно так, как я сказала. Мне совершенно нечего терять. — Это будет стоить Вам жизни, — взволнованным голосом ответил профессор. — Говорите, что делать, — заключила Пенси. В тот день она заключила сделку с самим дьяволом.

***

— Встань! Команда Малфоя рассекла воздух, нарушая вакуумный пузырь у нее в голове, возвращая в реальность. Всем телом Гермиона ударилась о каменный пол, абсолютно не позаботившись о том, чтобы сгруппироваться, отчего больно было абсолютно везде, но особенно — голове, которой досталось самое жесткое приземление с высоты всего ее роста. В голове гудело то ли от удара, то ли от кипящей внутри ненависти девушки, которую ещё сильнее расплескал Малфой своей грубостью. Ненависти, что отравляла каждую клеточку ее тела, пробираясь по каждой венке и артерии, и которую она была совершенно не в силах контролировать. Она должна была направить ее куда-то…на что-то или кого-то — абсолютно не важно. Но она должна была сделать это, иначе…иначе ей оставалось лишь наложить на себя руки, чтобы это все наконец закончилось. Подобные приступы начались у Гермионы совсем недавно. С каждой дополнительной пилюлей ей становилось все сложнее и сложнее контролировать то, что происходит внутри нее, словно какая-то другая Гермиона полностью захватывала власть над ее разумом и телом, но стоило ей лишь попытаться снизить дозировку — умереть хотелось еще сильнее. Эта ловушка дьявола, в которую она собственноручно вступила, думая, что помогает себе — тащила ее прямиком в ад каждый гребанный раз. Каждую гребанную таблетку. Но она держалась. Она справлялась. Она изо всех сил держалась за себя. Она сбегала из дома каждый раз, когда чувствовала, что ее вот-вот захлестнет этой ужасной волной ненависти, от разрывающей злости она портила чужие машины, попадающиеся ей на пути, рушила каждую встречную деревянную лавочку, до крови на костяшках рук колотила любое встречное бетонное здание, перед тем создав защитный купол, который помогал ей не собрать свидетелей. И тогда демоны покидали ее внутренний мир, позволяя выдохнуть. С каждым днем это длилось все дольше, а перерывы между приступами были все меньше. Гермиона сконцентрировала в связках каждую каплю смертельного яда, который плескался внутри нее, прежде чем начать говорить. — Я ненавижу тебя, — прямо ему в глаза, исподлобья. — Я сказал тебе встать, — Малфой сделал короткий шаг навстречу девушке и огляделся по сторонам, отметив про себя, сколько свидетелей собрала эта сцена. — Пошли нахер отсюда! Одной его фразы, что отскочила от стен замка, создавая эффект, будто Драко произнес ее в рупор, было достаточно, чтобы толпа уставившихся на них учеников тут же продолжила свой путь к большому залу. Гермиона призвала все свои внутренние силы, чтобы сгруппироваться и подняться на ноги, но ее собственное тело не слушалось ее настолько, что когда она попыталась опереться на руки, ее кости словно растворились и обмякли, и она снова приложилась лицом к полу со всей силой. — Блять, — выругавшись, Драко сбросил сумку со своего плеча, — сколько этого дерьма ты уже выпила сегодня? Блять. Блять. Блять. Он так много ругается матом. Интересно, он такой же грубый, когда говорит, скажем, с Забини? Или с Паркинсон? Гермиона абсолютно не слышала его. Перед глазами предательски плыло, а собственное тело ей будто не принадлежало. Последнее, что она почувствовала перед тем, как окончательно отключиться — как кто-то грубо сжимает ее лицо рукой. И, кажется, он сказал: не отключайся, не смей отключаться. И там определено было много «блять». Блять. А затем — пустота.

***

— Не смей умереть здесь, блять, — Драко принёс Гермиону в ближайшее доступное помещение для того, чтобы скрыть эту сцену от лишних глаз, и этим помещением оказались все еще не восстановленные до конца ванны в крыле Слизерина. Так она снова оказалась сильно ближе к нему, чем когда-либо планировала. Малфой склонил Гермиону над огромной пустой ванной, намотав на кулак ее длинные кудрявые волосы (в какой-то другой вселенной это даже имело шанс выглядеть эротично), и направив на нее свою палочку вызвал заклинание, призванное опустошить содержимое ее желудка. «Estardoente». Один. «Estardoente». Два. «Estardoente». Три. Он перестал считать на восемнадцатой не успевшей раствориться в желудке пилюле, которые вышли из Гермионы, что в шесть раз превышало дозировку, которая когда-то довела его до…до ужаса, который он всеми силами пытался стереть из памяти. Гермиона не чувствовала себя живой. Она не понимала, что происходит, не могла контролировать тошноту, не могла контролировать положение своего тела. Словно тряпичная кукла, которую постирали на самых высоких оборотах и перекинули сушиться через тоненькую хлопковую веревку. Голова кружилась просто невероятно. Так, будто она находится на каком-то дурацком аттракционе, что бесконечно крутится возле своей оси. Она чувствовала, что Драко держит ее за волосы, и это единственное, что препятствовало тому, чтобы ее тело обмякло окончательно и она выбила себе абсолютно все передние зубы о мраморную ванну. Драко подхватил Гермиону и посадил спиной к ванной, когда понял, что девушка пришла в себя. Она по прежнему не могла видеть ничего перед собой, но почувствовала приятное тепло его магии — кажется, он очистил ее одежду, после чего ее лицо щедро обдало холодной водой. — Открой глаза! Он практически кричал. Гермиона лишь стонала в ответ, не в силах выговорить ни слова. Драко обхватил ее подбородок одной рукой, а второй не сильно ударил по щеке. — Если ты сейчас же не откроешь глаза, мне остается только избить тебя, чтобы ты пришла в себя, блять. Тебе нельзя отключаться! Это прозвучало достаточно убедительно для Гермионы, и она огромным усилием воли сделала еще одну попытку разомкнуть веки. На этот раз вышло чуть лучше — она увидела тонкую полосочку света, а затем ее лицо снова обдало ледяной водой. Голова закружилась с новой силой, стоило лишь на сетчатку глаза попасть небольшому количеству света, она вмиг стала такой тяжелой, словно к черепной коробке применили заклинание незримого расширения и добавили внутрь парочку тяжелых камней. Из-за этого Гермиона снова закрыла глаза и сделала попытку уронить голову перед собой от бессилия, но рука Малфоя тут же пригвоздила ее к стенке ванной. — Блять, я не знаю, что мне сделать, — в его голосе чувствовался невроз, но он по прежнему звучал достаточно холодно. Так, будто он случайно стал свидетелем чужой смерти, и это вроде как было достаточно грустно, но не настолько, чтобы глубоко эмоционально вовлекаться в этот процесс. — Если ты сейчас тут сдохнешь, клянусь, я убью всю твою семью, и Поттера, и Уизли, и всех его ебаных родственников, — Драко отпустил Гермиону, и ее голова все-таки упала без опоры. Он попробовал применить к ней ещё пару достаточно сильных заклинаний — но это было абсолютно бесполезно и не давало никакого результата. Магия была абсолютно бессильна против этого блядства, потому эти препараты и пользовались такой популярностью среди молодежи из мира магии. При всем желании никто не мог объяснить, почему их сын или дочь ведет себя, словно слетел с катушек. Обычно, родители списывали подобное поведение на переходный возраст. Что взять с подростков? А поить собственных детей сывороткой правды, чтобы докопаться до истины, не было классической ситуацией в магических семьях. «Повзрослеет — пройдет». «Это просто период такой». И всем вокруг будто было плевать, что 3 из 10 случаев употребления этого дерьма заканчивались смертью. «Так бывает». Единственный выход, который обеспечивал Грейнджер стопроцентный шанс выжить — Пенси. Драко знал, что это буквально последнее из двух вариантов (второе было обычным чудом, удачным стечением обстоятельств), что могло дать Гермионе шанс, но он абсолютно точно решил, что лучше даст ей умереть, чем ещё раз заставит Пенси пройти через это. Ему было плевать, что Грейнджер исчезнет с лица земли, потому что он совершенно точно не был готов втягивать в это Пенси. И, если это означало, что Гермиона должна умереть — значит, тому суждено случиться. Блять. Это разрывало изнутри. Он размышлял об этом долю секунды, лишь мгновение, когда увидел, что Гермиона медленно сползает на бок. В тот же миг Малфой подвинулся ближе к ней и проверил пульс. Драко охватила паника от собственных воспоминаний, но он не мог себе позволить поддаться этому чувству на полную — у девушки не было пульса. Он принялся делать Гермионе массаж сердца, чередуя грубые попытки завести ее блядский человеческий орган с искусственным дыханием. Он почти смирился с тем, что Грейнджер умерла у него на руках. Как вдруг его губы почувствовали еле заметное ответное движение губ Гермионы. — Давай, ну же, — Драко тут же щедро окатил Гермиону ледяной водой с помощью своей палочки, после чего девушка очнулась и сильно закашлялась, перекатившись на бок. Блять. Прокашлявшись от воды, Гермиона снова попыталась лечь на пол всем своим телом, но Драко не позволил ей этого сделать, перехватив за локоть. — Не смей, — он поднялся на ноги, грубо потянув ее за собой, — ты должна встать. — Я не могу, — еле слышно произнесла Гермиона. — Кружится голова? Не слушаются ноги? Девушка кивнула. — Я знаю, нужно встать, — тон его голоса все еще был ледянее самого льда, — ты можешь, прекращай жалеть себя. Драко ещё раз силой потянул девушку на себя, придерживая за руку, чтобы она не упала. Неумело поднявшись, Гермиона оперлась о край ванны и закрыла глаза. Потерев голову, которую разрывало болью изнутри, Гермиона пыталась собрать мысли воедино. Тщетно. Единственное, о чем она могла думать — о разрывающей пульсирующей боли в черепе, из-за чего хотелось выстрелить себе в голову, лишь бы это закончилось. И о касании его сильной руки, что обхватывала ее за предплечье, чтобы она снова не свалилась замертво с высоты всего своего роста. — Скажи мне, ты конченная? — Малфой посмотрел на девушку в упор. Близость его тела заставила ее через не могу поднять голову и взглянуть в ответ. Из чистого любопытства — каким сейчас был его взгляд, прямо в эту минуту? Таким же холодным и отстраненным, как и тон голоса? Но все, что она увидела — человеческое пятно со светлыми волосами. Перед глазами по прежнему плыло. — Иди к черту, Малфой. Драко усмехнулся в своей манере. — Ты сдохнешь от этого, если не остановишься, ты же это понимаешь? Гермиона молчала. — 18 штук — это, блять, лошадиная доза. А ты, при всем уважении, больше похожа на хромую овцу, чем на лошадь, Грейнджер, — Малфой взял девушку за подбородок второй рукой, — где ты хранишь это дерьмо? — Заткнись, — отодвинув голову и потерев виски, шикнула Гермиона, — у меня раскалывается голова от того, как ты орешь. — Я спросил тебя, блять, где ты хранишь таблетки? — Драко сказал это нарочно громче, отчего у Гермионы, по ощущениям, череп раскололся на мелкие кусочки. — Я ничего не принимаю, — короткая ложь, — иди к черту! Снова усмешка. — Ты наркоманка. Факт. — Я знаю, что Пенси поймала тебя с этой хуйней. — Так ты, значит, местный человек-паук? Спасаешь всех девушек Хогвартса от зависимостей? — Что? — Драко скривил лицо от возмущения, — Пенси? Нет, конечно, нет. Она бы никогда не стала. Малфой осознал, что сказал, когда увидел широко распахнутые карие глаза, которые изо всех сил старались сфокусироваться на его лице. В ответ лишь короткое «ты?». Да, блять. Да. Драко промолчал. — Но…— Гермиона запнулась перед тем, как задать свой вопрос, — но зачем? Малфой снова усмехнулся. — Это не твое ебаное дело. — Отлично! Тогда отдай мою волшебную палочку и больше никогда в жизни не попадайся мне на глаза! Драко искренне рассмеялся. — Если ты всерьез думаешь, что я отдам тебе волшебную палочку, то ты самая конченная идиотка в мире. Ты ее не увидишь ровно до тех пор, пока не слезешь с этой хуйни, Грейнджер. Ты опасна для общества. — Ты просто ублюдок, Малфой, — Гермиона уставилась на него во все свои огромные карие глаза, чувствуя, как злость опять волнообразно и не контролируемо нарастает в ее груди. Дыши, просто, дыши. Не подавайся этому, ну же. Ты можешь. Не в силах контролировать собственные слова под воздействием нахлынувшей животной злости, Гермиона произнесла то, что навсегда станет ее собственным маленьким проклятием. Набатом в ее голове. Эхом от стен собственного сознания. Вечно повторяющейся записью диктофона, который нельзя было выключить. Чувством вины, сжирающим изнутри. — Ты даже не представляешь, как мне жаль, что ты не сдох на войне вместе со своими родителями. Услышав эти слова, Драко остекленел. Пространство вокруг ощущалось словно в замедленной съемке, все окружающие звуки, помимо бешеного биения двух сердец, были выкручены на отрицательную громкость. Два маленьких, таких глупо-живых органа у этих двух неправильно-близко стоящих друг напротив друга людей. Стучали так громко, словно хотели поменяться местами в их грудных клетках. Резким движением Драко усадил Гермиону на пол, облокотив к стене ванной, чтобы она не упала, потеряв опору в виде его руки. Секундой далее его словно никогда не было в этой комнате. Быть может, это все был просто ужасный сон? Единственное, что выдавало реальность происходящего, Гермиона могла поспорить на что угодно — она чувствовала шлейф его парфюма, который навсегда запечатлела внутри себя. А то место, где он касался ее рукой, кажется, закольцуется ярко-синим кровоподтеком. Как напоминание о том, что же она наделала.

***

Малфой вылетел из помещения так быстро, словно убегал от преследования, пульс начал зашкаливать, дыхание было сбивчивым и шумным, и оно не поддавалось ни одной ебаной практике по выравниванию пульса, которые он использовал, чтобы избавиться от панических атак. Отойдя от места событий достаточно далеко Драко остановился и прижался кулаками и к стене. Ебаная Грейнджер, до которой ему никогда, блять, в жизни не было дела. Удар. Ебаный разговор возле гостиной Слизерина. Удар. Ебаная волшебная палочка, которая все ещё была у него. Удар. Чертов спор с Блейзом, чертова напоминающая о нем татуировка. Удар. Ебучий шоколадный взгляд, полный отчаяния и страха. Удар. Бросить ее там, одну, сейчас ощущалось так, словно он бросил умирать маленького и искалеченного слепого котенка. Грудь до ужаса больно выжигало чувство вины и вместе с тем желание вернуться и собственноручно убить эту чертову суку. Ты знаешь, каково это. Что же ты делаешь, Драко? Она не понимает, что говорит. Ты же знаешь. Ты ведь делал все тоже самое. Плевать. Мне плевать на нее. Пусть сдохнет. Пусть сдохнет эта чертова Грейнджер, если ей так этого хочется, блять, и я никогда в жизни больше не увижу ее лица. Вдох-выдох-вдох-выдох-вдох-выдох. И он ушел. Он шел так быстро, чтобы ни за что в жизни, ни на ебаную миллисекунду не передумать, чтобы даже не допустить мысль об этом. Это не его дело. Пошла к черту. Просто пошла, блять, к черту.

***

Она не хотела думать о том, что сказала. Злость высоченной волной резко и неожиданно захлестнула ее, не оставив шанса подумать, хотя бы полсекунды подумать о том, что она скажет далее. Боже-блять-мой. Эти слова вырвались из ее рта так, словно он ей вовсе не принадлежал. Она не понимала, что говорит. У Гермионы физически заболело в груди, перехватив дыхание, и девушка начала задыхаться. Фантомно заныло все ее чертово тело. Что ты наделала. Зачем ты это сказала? Погрузившись внутрь себя, Гермиона снова отчаянно искала спасительную мысль. Хоть какую-нибудь, пусть даже очень сильно не приятную, пусть даже придуманную ей же самой откровенную сцену поцелуя Джинни и Гарри, от которой хотелось блевать, лишь бы не вспоминать то, что она сказала. Не думай об этом. Не думай о Малфое. Давай же. Представляй, как Гарри целует Джинни. Страстно и жадно, вжимает в стену, заводит в свою комнату, и…. И ты просто ублюдок, Малфой. Блять. Ты даже не представляешь, как мне жаль, Блять. что ты не сдох на войне Блять. вместе со своими родителями. Гермиона целиком и полностью проиграла сама себе. Она была в абсолютном отчаянии. Ее уничтожало чувство вины за слова, которые она сказала, и она всеми силами пыталась убедить себя в том, что это не так. Но едва ли это было не так. Гермиона изо всех сил выстраивала внутренние торги с собственным чувством вины. Он плохой человек, Гермиона. Ты знаешь это, как никто другой. Малфой всегда был ублюдком. Пара хороших поступков не перечеркивает всего того, что он сделал. И, в конце концов, вовсе не понятно, зачем он помог. Возможно, он преследовал свои личные интересы, но Гермиона никогда в жизни не узнает об этом, а значит, и судить о том, насколько он хороший человек, она не может. Но все ее аргументы разбивались в пух и прах сразу же, как только она пыталась убедить себя, что на самом деле не сказала ничего ужасного. Потому что она, черт возьми, сказала. И, кажется, весь мир вокруг нее — рушится. Она испортила все, абсолютно все. И (о боже), даже «отношения» с Малфоем. Она умудрилась разрушить всю свою жизнь, от и до, и втянуть в это даже настолько далекого от нее человека, как Драко. Не без труда у Гермионы удалось более-менее прийти в себя, если хоть какое-то из ее состояний вообще можно назвать «прийти в себя» и ровно встать на ноги. Зрение практически полностью восстановилось, если не считать немного поплывшие контура у всего, что ее окружало, а земля больше не уходила из-под ног так сильно. С этим вполне можно было существовать. Гермионе предстояло в достаточно быстром темпе, чтобы не опоздать, дойти до кабинета зелий. И уже там, внутри него, когда ее будет защищать маленькое темное помещение, в которое никто кроме нее не сможет войти, она сможет подумать, что ей делать. Маленький остаток «её» внутри этого зверски искалеченного внутри и снаружи тела все еще был готов бороться. Гермиона изо всех сил старалась не потерять этот настрой. Шаг за шагом, по пути в кабинет зелий, она размышляла, как ей поступить, всеми силами отгоняя от себя мысли о Малфое. С чего начать? Вся ее жизнь была разбита в стеклянную крошку, и единственное, что от нее осталось — пыль, буквальное — ничего. Так что же ей оставалось делать, кроме как не начать все с нуля? И это была та мысль, за которую она будет держаться. Сейчас, пока она ощущала себя собой — это будет то, ради чего она продолжит бороться. Хотя бы попытается сделать это. Хотя бы попытается.

***

Драко знал Пенси и Блейза всю свою жизнь, поэтому совершенно не удивился, когда разглядел вдалеке знакомый силуэт одного из них. Это было его место. Он всегда приходил сюда, когда хотел побыть один, по какой-то неведанной причине этот отрезок земли невероятно сильно успокаивал Драко. Отсюда открывался потрясающий вид на Астрономическую башню и Хогвартс в целом, а звуки черного озера, ударяющегося о береговую линию, выступали как лучшая медитация в мире, и каждый раз, когда он оказывался тут, жизнь ощущалась просто «нормальной». Такой спокойной, безмятежной и просто нормальной. Именно такой, какой она была раньше, до всего случившегося пиздеца. Именно такой, какой ему так сильно не хватало в его настоящем. Тут всегда было очень тихо и спокойно, что позволяло хоть ненадолго, но все же остановить поток бесконечных, разрывающих голову мыслей в его сознании. Блейз сидел на берегу, один за другим пуская в озеро плоские камни, попадающиеся под руку. Драко молча сел рядом с другом и достаточно продолжительное время они оба сохраняли тишину момента, по очереди бросая камни в воду. — Похоже, ебаная была идея, — смотря на прыгающий по воде камень, спокойно произнес Блейз. Драко вопросительно посмотрел на друга. — Ну, со спором. Малфой опустил голову и задумчиво осмотрел оплетенное татуировкой запястье. — И когда ты планировал мне рассказать? — Нечего рассказывать, — отрезал Драко. — А, ну да, — Блейз покачал головой и саркастично кивнул, — это ведь совершенно будничная ситуация, что Грейнджер оказывается наркоманкой, а ты ее личным сортом Бетмена, который спасет от зависимости? — Ты придурок, Блейз, — с размаху отбросив очередной камень в озеро, ответил Драко, — я не собираюсь никого спасать. — И как давно ты об этом знаешь? — Не делай вид, что Пенси не рассказала тебе обо всем, что видела, — Драко нахмурился и посмотрел на друга. — Окей, она мне рассказала. Но…она тоже не в курсе, почему Грейнджер прибежала отрабатывать на тебе свои нервные срывы, Малфой. — Да блять, — выругавшись, Драко поднялся с земли, — я понятия не имею, какого черта ей от меня нужно, ясно? Мне все равно, и я не собираюсь в этом разбираться. — Ладно, ладно, — поднявшись с земли, Блейз отряхнул идеально сидящие черные брюки от песка и подошел ближе к Драко, — остынь, я знаю, что это не просто, — положа руку ему на плечо Забини почувствовал, насколько сильно на самом деле Малфой был напряжен. Взгляд Блейза задержался на покрасневших от ударов костяшках Драко. — Что между вами произошло? — Блять, ты говоришь так, как будто есть какие-то «мы», Блейз, — Драко крайне возмущенно нахмурился, — Грейнджер обдолбалась и словила контр-перенос, вот и все. — Вот и все? — Да, — Драко раздраженно скинул руку друга со своего плеча, — она пожелала мне сдохнуть вместе с моими родителями на войне. Точнее, она сказала «мне жаль, что ты не сдох вместе с ними», что-то типа того. Больше мне нечего тебе рассказать, чтобы удовлетворить твое любопытство. Ты доволен? Вот и все. Блейз какое-то время молчал, очевидно размышляя, чего ему сейчас точно не стоить говорить и спрашивать у Малфоя, чтобы не нарываться. — Она не знает, что несет, ты же это понимаешь? Я уверен, что, как бы то ни было…вряд ли она имела ввиду именно это. — Мне плевать, — отрезал Малфой, всем своим видом показывая, что эта тема закрыта, и медленно пошел по направлению к замку. «Почему-то мне так не кажется» —подумал Блейз про себя, но не стал озвучивать это вслух. Ровно как и следующий, не дававший ему покоя вопрос: «что ты планируешь с этим делать?» — Я люблю тебя, дружище, и всегда поддержу, пусть ты и ведешь себя, как заноза в заднице. Знаешь об этом? — Знаю, знаю, — с легкой улыбкой ответил Драко. Что в переводе с Малфоевского означало примерно «и я тебя, придурок». — Ну, — показательно почесав затылок, Блейз посмотрел другу в глаза, — а к слову о занозах в заднице, полагаю, тебя ждёт очень непростой разговор с Пенс. — Ты умеешь обрадовать, — Драко улыбнулся одним уголком губ, про себя полностью согласившись с другом. Ему и правда предстоял непростой разговор с Пенси, которого он хотел меньше всего на свете, но понимал, что избежать его поможет лишь смерть, что тоже не было стопроцентным фактом. И это подтвердил бы каждый, кто хоть немного знал Пенси. Если этой зеленоглазой занозе в заднице что-то понадобилось, можно было быть уверенным наверняка: она достанет тебя из-под земли и возьмет это. — Кстати, Блейз, — Драко показал Забини свое татуированное запястье, — сведи ее. — Ну уж нет, — Забини стукнул друга кулаком по плечу, — я так старался, к тому же, она тебе очень идет. Пусть побудет с тобой до конца срока, а потом я подумаю над твоей просьбой. Так что веди себя хорошо, чтобы я не передумал, а то останешься с ней навечно. Малфой закатил глаза и покачал головой. Вот что-что, а у Блейза определенно был природный талант отвлекать Драко от проблем, делая все вокруг не таким уж и ужасным. Жаль только, что этот эффект не задерживался с ним надолго, и как только Блейз уходил из его поля зрения, тоска вновь обрушивалась на его плечи, напоминая, что он целиком и полностью находится в ее власти. Но он подумает об этом позже. Сейчас, в эту минуту, когда Грейнджер и прочий пиздец, вплетенный в его жизнь, позади, а рядом вальяжно разгуливает Блейз, бесконечно болтая о чем-то отвлеченном — все достаточно хорошо, чтобы думать о чем-то ещё. И пусть этот момент останется таким приятным. Хотя бы недолго. Хотя бы недолго, но пусть это будет так.