***
Той ночью Гермиона проплакала в ванной старост практически до утра. С ней происходило нечто, неподдающееся никакому здравому объяснению. Словно над ней проводился чей-то безумный эксперимент, который вышел из-под контроля. Она одновременно чувствовала все и ничего. Ей одновременно было плохо и хорошо. Хотелось жить и умереть. Никаких полутонов. Там, с Малфоем. Что это черт возьми было? Само осознание того, что они разговаривали — было диким. Странным. Сбоем в системе координат. Они никогда раньше не разговаривали. До сегодняшнего момента она не знала, как звучит его смех. И сколько видов улыбки есть в его арсенале. А теперь…теперь она знает, как опасно звучит его шепот. Он по прежнему казался ей не настоящим человеком, и почему-то это было ей очень знакомо. Наверно потому, что она сама сейчас чувствовала себя именно такой. Ни смотря ни на что, разговор с Малфоем сегодня — самое нормальное за весь ее безумный день. Рядом с ним она не чувствовала себя виноватой. Не чувствовала нужды оправдываться. И не чувствовала себя самым последним эгоистичным ничтожеством, как рядом с Гарри. Потому что он сам был таким. И это делало их…похожими друг на друга? Гермионе удалось успокоиться от истерики лишь тогда, когда ее организм перестал справляться с ужасным недосыпом, и спать ей захотелось в тысячу раз сильнее, чем плакать. Она умылась холодной водой, стерев с лица остатки макияжа, закинулась горсткой маггловских таблеток, на которых сидела последние месяцы жизни, и тихо отправилась в общую спальню. У нее оставалась еще пара часов, чтобы поспать. Как только ее голова коснулась подушки, она тут же уснула без единой мысли в голове. Ей не снились кошмары. Ее не мучили воспоминания. Она не думала ни о чем, просто легла и тут же уснула. Она не помнила, когда последний раз у нее удалось так просто отправиться в царство Морфея, минуя огромную череду препятствий от собственной головы. Но это безусловно было большим подарком сегодня. Сегодня она бы не выдержала еще больше того, что уже случилось. Первым уроком на утро была травология, вторым — защита от темных искусств, совместно со Слизерином. Гермиона успешно проспала и первый, и второй уроки. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что Снейп будет в ярости и обязательно придумает для нее особенный вид наказания за прогул, она выключила надоедливый маггловский будильник, продолжив лежать в постели. Она не могла поднять себя с кровати от дикой, невозможной усталости. Раньше у них с Гарри и Роном была традиция ждать друг друга в гостиной, чтобы вместе отправиться на занятия. Очевидно, что сегодня ее никто не ждал. Джинни не разбудила ее. Безусловно, она тоже была глубоко обижена на Гермиону. Это не удивляло ее, конечно. Полумна мягко коснулась ее руки перед тем, как отправиться на занятия и спросила, как Гермиона себя чувствует. Она была в полудреме и сказала, что ей плохо, и на первых двух занятиях ее не будет. В каком то смысле это даже была правда. Реальность обрушилась на нее ледяной глыбой как только она окончательно проснулась. Все от нее чего-то ждали. Ей предстояло каким-то образом помириться с Роном. И Джинни. Поговорить с Гарри. И вернуть себе свою палочку. Первое и последнее сейчас казалось самой сложной задачей. «Убирайся отсюда». Это был первый раз, когда Рон позволил себе такое по отношению к ней. Гермиона понимала, что не имела права обижаться на него, но все равно испытывала это больно саднящее изнутри чувство. Ей было ужасно жаль. Она винила себя за свой поступок и постоянно взвешивала в своей голове два «но», что заставляло ее медленно сходить с ума. В противовес этим чувствам в ее голове всегда возникал вопрос — а где среди всего этого горя место для нее самой? Где место для ее горя? Все вокруг ее будто не замечали. Она несла потери. Она также пережила ад, как и все остальные. Она также скорбила по Фреду, запираясь каждый божий день в ванной, наложив на нее сильнейшее заклинание, сквозь которое родителям не было бы слышно ее рыдания. Она не спит уже чертовых три месяца. Она мучается от кошмаров и панических атак. Любой резкий и громкий звук способен довести ее до дикой истерики… …но, этого все еще было не достаточно, чтобы ее понять? Ей было плохо. Тяжело. Больно. Она не хотела жить дальше, но продолжала жить, совершенно не зная зачем. Внутри нее все заледенело, покрылось толстым слоем льда. Все чувства и эмоции были заблокированы ее собственной психикой ради того, чтобы она смогла не умереть от скорби. Она бы не вынесла больше того, что уже пережила. Точно не в этот раз. Она была не способна быть рядом, поддерживать и понимать кого-то. Не способна была быть терпимой, сопереживающей, мягкой. Ей требовалось остаться одной. И это имеет свои последствия. Никто из ее друзей так и не смог понять ее. Уставившись в потолок, она думала — что ей теперь делать? А что, если никто из некогда близких ей людей больше никогда таковым не будет? И она станет изгоем. Пролежав так ещё около получаса, Гермиона огромным усилием воли заставила себя отправиться в ванну. Она внимательно оглядела себя в зеркале — выглядела вполне сносно, особенно учитывая то, что почти всю предыдущую ночь она провела в безостановочных рыданиях. После душа Гермиона уложила волосы и нанесла легкий макияж. Она начала краситься не так давно, но неожиданно для себя она выяснила, что процесс нанесения макияжа был весьма увлекателен. Это было что-то сродни искусного владения палочкой. Только в мире маглов это была макияжная кисточка, как по волшебству подчеркивающая всю красоту женского лица. Она всегда делала это магловским способом, используя тушь, румяна, полупрозрачную пудру и блеск для губ. Ее естественные кудри сильно отрасли за последнее время, красиво свисая с плеч почти до талии. Она научилась идеально укладывать их для Маркуса. Однажды он сказал ей, что ему очень нравится, когда у нее так завиты волосы. И она решила научиться придавать своим естественным кудрям более аккуратную форму. Он был в восторге. И она тоже. В глубине души она сильно скучала по ним. Она была благодарна ему за все, что он дал ей. Маркус восхищался ее природной красотой, каждый день делая комплименты разным деталям ее внешности. Подмечая ее особенности. Он нежно и осторожно раскрывал все ее грани, и она расцвела рядом с ним, словно цветок в саду. С его поддержкой она научилась замечать в себе…девушку. Настоящую, красивую, умеющую быть женственной девушку. Рядом с ним она решилась даже на эксперименты со своим стилем. Так в ее гардеробе появились стильные юбки и платья, а ещё непривычные для нее ранее кофты со сдержанным декольте, и даже парочка мини. Она начала носить туфли на каблуках. Конечно, не таких каблуках, которые носят многие девушки со Слизерина, но все же. Ей нравился устойчивый каблук, высотой не больше 4-5 сантиметров. Такая обувь подчеркивала красоту ее ног, при этом все ещё оставляла возможность ходить. Она начала нравиться себе по-настоящему. И не понимала, почему так сильно пряталась раньше, смирившись со званием «замухрышки». Приведя себя в порядок, Гермиона посмотрела на часы — 12:45. Через пятнадцать минут должен был начаться обед. У нее совершенно не было аппетита, но она не могла найти другой причины выйти наконец из спальни. Вытащив тяжелый чемодан с неразобранными вещами из-под своей кровати, Гермиона принялась искать запасную волшебную палочку. Одним из уроков сегодня будет трансфигурация, и если она явится на нее без палочки — минус баллы Гриффиндору будут ей обеспечены. Хоть какое-нибудь древко у нее точно должно быть с собой. Открыв чемодан, Гермиона начала быстро перебирать склад вещей — косметика, кое что из техники, одежда, обувь…вот же она! Увидев кончик палочки, торчащий из-под большого ночника в форме полумесяца, который она всегда возила из дома в Хогварст, девушка аккуратно потянула древко. Быстро вытащив свою палочку, она с ужасом поняла, что она треснутая. Черт. Видимо, в слишком быстрых сборах Гермиона не подумала о том, что класть палочку на дно чемодана, придавив ее железным ночником — плохая идея, и при перевозке она треснула. Отлично. Просто великолепно. Быстро перемотав ствол древка, девушка отправилась в большой зал. Ей ничего не оставалось, кроме как найти Малфоя и потребовать у него вернуть ей палочку, чтобы она могла заниматься. И она обязательно сделает это, когда у нее появится такая возможность.***
В большом зале как всегда стоял гул. Куча студентов наслаждались разговорами за трапезой. Окинув взглядом это огромное и очень красивое помещение, Гермиона остановила взгляд на столе Гриффиндора. Найдя глазами Гарри, она отправилась прямиком к нему. Усилием воли она пыталась заставить себя не смотреть в сторону Слизеринского стола, но любопытство было сильнее нее. Она очень быстро нашла в толпе нужную ей фигуру Малфоя, спокойно пьющего тыквенный сок. Рядом с ним сидели его друзья: Забини и Тео. Справа от него сидела Паркинсон, с которой они вели оживленную беседу. Он улыбался, смотря на нее. Но совсем не такой улыбкой, как вчера с Гермионой. Она резко отвернулась и прошла вперед. Дойдя до своего стола, она опустила свою сумку на скамейку и положила руку на плечо Гарри. — Привет, — она улыбнулась. — Привет, — он ответил ей довольно растеряно. Видимо, Гарри не ожидал, что она вообще выйдет сегодня из своей спальни после вчерашнего. — Голодна? Все это было ужасно неловко. — Нет. Пожалуй, нет. Я буду только сок. Она взяла в руки стакан и сделала глоток, а затем снова посмотрела на Гарри. — Где Рон? — Я не знаю, — ответил он, — думаю, ему нужно побыть одному какое-то время. — Я совершенно не знаю, что мне делать, Гарри. Они встретились взглядами глаза в глаза. Гарри выглядел грустным и озадаченным. — Дай ему время. Все образуется. Он о чем-то думал, уставившись в полупустую тарелку, а потом снова заговорил. — Тебя не было на двух первых уроках. Где ты была? — В спальне. Я проспала. Ну…точнее, я просто выключила будильник и не хотела никуда идти, — честно ответила Гермиона. — Снейп был вне себя от злости. Боюсь, тебя ждёт серьезное наказание. Гермиона тихо усмехнулась. — Я догадывалась. Гарри продолжал изучать ее лицо, словно они познакомились совсем недавно и он не знал ее досконально. — Ты начала краситься. И прогуливать уроки, — тон его голоса стал менее напряженным и отстраненным, — тебе очень идет. Ты стала ещё красивее. Он произнес это настолько искренне, что по телу Гермионы тут же разлилось приятное тепло от его комплимента. Она с нежностью посмотрела на Гарри и потянулась к нему, чтобы обнять. Она обвила его плечи руками, уткнувшись лицом в шею. Он тут же обнял ее в ответ, не подав виду, насколько сильно удивился этому жесту от нее. — На нас смотрит вся школа, — шепнул он ей на ухо. Это был такой другой шепот. По телу пробежала легкая, едва уловимая волна мурашек. Он наслаждался ей. И как бы ему не хотелось выдерживать дистанцию между ними, поддаваясь своей злости и обиде, он не мог сопротивляться так и не угасшему желанию быть ещё ближе. Она нравилась ему. Хорошая или плохая. Злая или добрая. Его по прежнему тянуло к ней, и он был очевидно не в силах сопротивляться этому. — Знаю. Плевать, — она улыбнулась и снова потянулась к нему, положив голову ему на плечо.***
Не смотря на то, что Гарри очевидно тяжело было сопротивляться чувству притяжения к ней, он относился к ней с некоторой опаской. Гермиона знала его досконально, она выучила каждый его жест, форму улыбки, реакции его тела, особенности, привычки. Она знала его от и до — оттого отчетливо понимала, что он не переступает какую-то внутреннюю грань. Даже когда он обнимал ее. Она чувствовала, знала, что внутри него происходит что-то, невидимое ее глазу. Она чувствовала…будто он больше ей не доверяет. Нужно было время. Ему нужно было время понять, что все в порядке. Что можно не опасаться ее. Что она по прежнему его Гермиона Грейнджер. Внутри ей было страшно. На ее хрупкие плечи свалилось слишком много чувств одновременно. Ей было страшно окончательно потерять близких ей людей. Ей было страшно не помириться с Роном. Вся эта маска безразличия, которой она прикрывалась, избегая контактов с друзьями, разлетелась на мелкие осколки, как только она действительно поняла, какого это — остаться одной. Она не знала, сможет ли выдержать. Сможет ли выстоять перед этим чувством? Сможет ли снова не растерять себя в попытке избежать боли от потери любимых для нее людей? А что, если они не примут ее больше никогда? И вся их дружба останется в прошлом. Сможет ли она жить с этим дальше? А что, если между ней и Гарри осталась лишь одна связующая их нить — нереализованная страсть друг к другу. Желание поставить точку. А что, если после этого…не останется ничего? Было очень легко притворяться, что тебе все равно, когда она была уверена, что точно сможет все исправить. А сейчас?.. Она ни в чем не была уверена. Это осознание до смерти напугало ее. Следующим уроком была трансфигурация, которую все еще вела Профессор Макгонагалл, не смотря на свою новую должность директора школы. Гермиона была уверена, что, скорее всего, ее прогул первых двух уроков уже дошел до директора. Снейп никогда не отличался терпимостью, но худшее, что можно было иметь смелость сделать относительно его дисциплины — прогулять ее. На его уроках всегда была стопроцентная посещаемость. Она гадала, какое наказание могут придумать для нее за прогул. А еще она не переставала думать о том, когда Гарри решится завести с ней разговор о вчерашнем. Когда он спросит у нее о Малфое? И что тогда она ответит ему? Они зашли в кабинет одни из последних. Гарри немного замялся перед тем, как сказать ей, что сядет…с Джинни. Гермиона безразлично кивнула. — Все хорошо? Ничего не было хорошо. Гермиона на мгновение задумалась. Как она привыкла реагировать на такие ситуации? Она привыкла врать. Всегда, даже если она не была согласна с чем-то, или когда что-то доставляло ей неудобства — она врала. Делала вид, что все хорошо. Делала вид, что ей не обидно, что Гарри всегда сидел на уроках с Роном, хотя это никогда не было так на самом деле. Это была лишь одна маленькая мелочь из огромного списка того, чем она была не довольна, но упорно делала вид, что все в порядке. Должна ли она сейчас сказать ему правду? Именно так, как чувствует на самом деле? Или в ее положении лучше снова сделать вид, что все хорошо? Она не знала, как будет правильно. И не знала, правильное ли решение приняла, когда произнесла это вслух. — Нет, не хорошо, Гарри, — она сказала это громче, чем ожидала сама от себя, тем самым привлекла внимание Джинни, которая подошла к их паре, посмотрев на парня. — Ты идешь? Джинни намеренно игнорировала ее. Делала вид, что Гермионы просто не существует. — Привет, Джинни, — произнесла Гермиона. Гарри выглядел так, словно оказался меж двух драконов. Он абсолютно точно не знал, как правильно вести себя в этой ситуации. Рыжая девушка обернулась и надменно посмотрела на Гермиону. Это не было похоже на Джинни, которую она знала раньше. Но кто теперь вообще похож на себя настоящего? Какое-то время младшая Уизли молчала, очевидно подбирая наиболее колкую фразу для ответа. — Вау, — она изобразила фальшивое удивление на своем лице, — ты все еще помнишь мое имя? Просто невероятно, — на последней фразе она взяла Гарри за руку и потащила к парте. — Прошу нас простить, — одарив Гермиону фальшивой улыбкой с прищуром, Джинни и Гарри отошли к передним партам. Гарри даже не обернулся. Гермиона осталась стоять позади, чувствуя себя так, словно ее окатили ледяной водой. Скоро это ощущение станет слишком привычно для нее. Все внимание Гермионы теперь было сосредоточено на передних партах. Когда все уселись по своим местам, Макгонагалл вслух объявила задание для всего класса, и студенты с присущей им нетерпимостью и увлеченностью начали его выполнение. Задачей сегодняшнего урока было превратить ложку в бабочку. Это не было сложно, точно не для нее. Она сверлила взглядом спины Джинни и Гарри, теряя всякую концентрацию, когда они улыбались друг другу, оценивая результат. Она просто не верила своим глазам. Ее…молодой человек? Друг? Гермиона не была уверена, кем они с Гарри были друг для друга. Вот так легко и просто он объявил ей, что сядет с Джинни. Позволил ей взять себя за руку и сел с ней, даже не обернувшись, не взглянув на Гермиону. Ему все равно, обидно ей или нет? И считает ли он, что она вправе вообще испытывать это чувство? Интересно, он вообще сейчас думает о ней? Внутри себя она просто кипела от злости, но не была уверена, что это была ревность. Уверена она была только…в том, что ей ужасно обидно. Она однозначно испытывала обиду на всех друзей за то, что они всегда думали лишь о себе. Никого не волновало — какого ей? Ни тогда, ни сейчас. Опустив взгляд на свободное место рядом с собой за партой, ей захотелось сжечь этот класс дотла. — Мисс Грейнджер, — Профессор Макгонагалл медленно приближалась к парте Гермионы сквозь ряды. Мягкий голос профессора вытянул девушку из размышлений, и она с ужасом поняла, что все это время ни разу даже не взмахнула палочкой, пусть и сломанной. — Мисс Грейнджер, могу я попросить вас продемонстрировать результат всему классу? Я, безусловно, уверена в ваших исключительных талантах к трансфигурации, — голос директора был мягким, в нем была нотка гордости. Макгонагалл очень любила их золотое трио и очень гордилась индивидуальными способностями каждого из них. Сильнейшей стороной Гермионы очевидно был исключительный ум. Она всегда была одной из лучших ведьм своего факультета с восхитительной успеваемостью. Но сейчас…она словно была не в себе. Хогвартс продолжал испытывать ее на прочность. — Профессор, я очень вам благодарна, — Гермиона держалась, только бы ее голос не дрогнул, — но…моя палочка не пригодна для трансфигурации. Она не слушается меня в полной мере. Профессор какое-то время с недоумением смотрела на нее, очевидно принимая решение о дальнейшей своей реакции на реплику Гермионы. — Мисс Грейнджер, задержитесь в классе после окончания урока. Все остальные — сосредоточьте свое внимание на задании, — окинув взглядом все любопытные лица, уставившиеся на Гермиону, сказала Макгонагалл и зашагала к своему учительскому столу сквозь ряды студентов. Теперь Гарри сверлил ее взглядом, обернувшись через плечо. После урока Гермиона осталась в классе. Макгонагалл выглядела очень обеспокоенной, когда Гермиона подошла к ней. — Вы просили меня остаться, профессор. — Да-да, Мисс Грейнджер, — профессор обошла свой учительский стол сбоку и посмотрела прямо на Гермиону, — я хотела спросить… У вас все хорошо? Я знаю, что вас не было на двух первых уроках сегодня, это совсем не похоже на вас. — Простите, профессор. У меня все…в порядке, — соврала Гермиона, — я пользуюсь магловским будильником. Он сломался и я проспала. Макгонагалл слегка задрала голову, вглядываясь в лицо Гермионы, а потом грустно вздохнула. — Я хочу, чтобы вы знали, Мисс Грейнджер, что вы всегда можете поговорить со мной о том, что вас беспокоит. Просто знайте, — она коротко кивнула. — Спасибо вам большое, профессор, — Гермиона произнесла это с искренней улыбкой. От этой фразы внутри нее разлилось очень приятное чувство теплоты. — К сожалению, это не все. Я не могу проигнорировать ваш прогул. Профессор Снейп потребовал наказания, — Макгонагалл выпрямилась и снова вернулась за свой стол, перебирая руками лежащие сверху пергаменты. Найдя нужный, она быстро поставила на нем свою подпись и протянула его Гермионе. — Отдайте его профессору Снейпу на завтрашнем занятии. — Хорошо, — кивнула она. — Что с вашей палочкой? Я очень прошу вас ответить честно. — Моя палочка у Малфоя, профессор. Эта, — Гермиона опустила взгляд на шершавое древко, которое держала в руке, — запасная. Но с ней, боюсь, у меня получилась бы только бескрылая бабочка. — Драко Малфой устраивал дуэли в стенах Хогвартса? Лицо профессора в миг стало очень серьезным. Директор тут же напряглась, услышав его фамилию. — Нет-нет, профессор. Все не так. На самом деле, — Гермиона запнулась, обдумывая, стоит ли ей говорить то, что она собиралась сказать, — я забрала его волшебную палочку у Рона. После чего он забрал ее у меня…вместе с моей палочкой. Так вышло случайно. Но все в порядке, Малфой не сделал ничего плохого. — Мне следует вмешаться? — Нет! Что вы…нет. Все хорошо. Я разберусь. — Вы уверены? — Да, профессор. Малфой тут совсем не при чем. Какое-то время Макгонагалл молчала, понимающе смотря на Гермиону, а потом коротко кивнула. — Могу я попросить вас передать Рональду Уизли, что я желаю видеть его в моем кабинете? Мы все ещё не обсудили его вчерашнюю…выходку. Я не видела его со вчерашнего дня. — Хорошо, конечно, — коротко ответила Гермиона. Это хороший шанс снова заговорить с Роном. — Спасибо. Вы можете идти.***
Вчерашним вечером.
Шагнув обратно в гостиную, Драко увидел Забини, вальяжно развалившегося на диване. Он курил свою чертову трубку, запахом которой было пропитано все крыло Слизерина. Закинув голову на спинку мягкого темно-зеленого дивана мулат наблюдал за густыми клубьями дыма, которые пускал в потолок. Это выглядело весьма…медитативно. Блейз часто так делал, находясь в полной тишине. Пару секунд Драко смотрел на расслабленного мулата и думал про себя, что ему не часто удается вот так молча посидеть и посмотреть в потолок. Его мысли никогда не позволяют ему такой роскоши, как тишина в собственной голове. — Ты все это время торчал тут? Драко упал на диван рядом с другом и тот посмотрел на него. — Я не мог пропустить твой рассказ о том, какого долбанного хрена Грейнджер делала в нашей гостиной. И откуда гриффиндорская сучка знает наш пароль! — Она принесла мне это, — Малфой вытащил из кармана две волшебные палочки. — Это что, ее палочка? Забини в недоумении изогнул бровь. — Ты так и не научился убедительно врать, Блейз, — Малфой покачал головой. Мулат довольно усмехнулся. — Ладно, признаюсь, я все слышал. Но попрошу! Неужели ты бы не подслушивал, если бы ко мне в гости в ночи заглянула… Даже не знаю, кого и выбрать. Мелкая Уизли? Малфой поморщился. — Конечно, нет, блять. Я же не извращенец. — Не ври мне, пупсик, — Блейз подмигнул Малфою, заставив его закатить глаза. — Избавь меня от этого. Было уже очень-очень поздно, но сегодняшний день оказался слишком насыщен на события, отчего ему совсем не хотелось спать от разрывающих голову мыслей. Боковым зрением Малфой видел, что Блейз в упор таращится на него. — Я тебя внимательно слушаю, Забини. Тебя ведь сейчас разорвет на части от количества вопросов в твоей голове, — произнес Драко, продолжая смотреть в потолок. — У меня к тебе только один вопрос, радость моя. Когда начнем? — Я не стану, — отрезал Драко, — я знаю, к чему ты клонишь. Я пас. — Да блять! Ты только представь выражение лица шрамоголового, когда он узнает, что Грейнджер переспала с тобой. Клянусь, я бы отдал все, что у меня есть, чтобы увидеть его лицо в этот момент, — Блейз выглядел так мечтательно, словно фантазирует о том, как выигрывает в лотерею огромную кучу галлеонов. — Секс — это слишком скучно. Я мог трахнуть ее прямо там, если бы захотел. Поэтому, — Малфой взял со стола наполненный огневиски стакан и осушил его с одного глотка, — я все еще пас. Это слишком просто. Забини усмехнулся. — Ладно, допустим, секс — это скучно и просто, — присоединившись к распитию огневиски, Блейз с хитрым прищуром посмотрел на Малфоя, — пусть она в тебя влюбится. По-настоящему. Это куда сложнее, чем секс. Или боишься, что не сможешь превзойти Поттера? — Ты хоть осознаешь, что ты сейчас сказал? — Малфой бросил в Блейза покрывало, лежащее рядом на кресле. — Докажи мне, что я ошибся, — мулат небрежно свернул покрывало и запустил им обратно в Малфоя, — или эта птичка все-таки тебе не по силам? Его глаза блестели, а губы застыли в ехидной улыбке. — Даже не мечтай. Мне потребуется не больше месяца, чтобы Грейнджер сходила по мне с ума, забыв имя шрамированного. Ты прекрасно это знаешь. Блейз поднялся с дивана и плавно, словно кот, приблизился к Драко. — Так докажи это, Малфой. Иначе я решу, что ты все-таки струсил перед Грейнджер. Она очевидно похорошела. И имела смелость тебе дерзить… Вдруг эта птичка больше не такая простая, как раньше? — Забини протянул ему ладонь для пожатия, — я знаю тебя, Малфой. Ты ненавидишь проигрывать. Так покажи мне, как ты ахуенен в деле. Докажи, что не струсил. Давай сделаем это. Какое то время Драко молчал, смотря на друга сверху вниз. Малфой был слишком умен, чтобы не заметить, что с Грейнджер очевидно не все в порядке. Она не совсем…в себе. Точнее, совсем не в себе. Что-то в ней будто не так. Ее взгляд. Видел ли он когда нибудь такой насыщенный и живой, но одновременно такой пустой и полный боли взгляд? Это было…жутко. Словно живой труп. И то, что он собирался с ней сделать, убьет ее окончательно. Искалечит ее физическое тело, потому что от души больше ничего не осталось. Он знал это. Уже тогда, он знал, что он собственноручно отправляет ее в ад. И все равно. Он сделает это. После минутного молчания, Малфой пожал руку друга. — Считай, ты уже проиграл, Блейз. — Заметано, Малфой. У тебя будет ровно месяц. Ни больше, ни меньше. Спор будет считаться выигранным, если мы получим ее признание в чувствах к тебе. В противном случае — ты проиграл. Это все мои условия. — Что, даже не потребуешь непреложного обета на случай…своего выигрыша? — Нет, Драко, — Блез медленно покачал головой, — не потребую. Для тебя нет худшей ставки, чем собственное достоинство. Я хочу, чтобы этот спор вернул тебя в игру, — коснувшись кончиком своей волшебной палочки запястья Драко, Блейз выпустил из нее светло-голубой поток мелких искорок, которые закружились в витиеватый рисунок на коже Малфоя, осев черными чернилами, словно татуировка. Вокруг его запястья разрослась тонкая ветка с немногочисленными листьями, на которой было 4 цветка — по каждому на неделю в месяце. — Когда последний цветок исчезнет с твоего запястья, ты проиграл. Никто не увидит ее кроме тебя и меня. Четыре недели, — Блейз сверкнул глазами, — я скучаю по этому сукиному сыну. Покажи мне его во всей красе, Малфой. Забини ехидно улыбнулся и подмигнул другу. Игра началась.