Бывает, и живой человек становится призраком
— Да, мам, — весело крикнула девушка, выбегая из дома. Ей вслед послышался громкий хохот женщины, так сильно похожей на нее. Она улыбнулась своим мыслям, а потом остановилась на лестнице, проверяя сумку. Так, ну, вроде бы, все взяла. Сменную одежду, спальные принадлежности, косметические средства и телефон с зарядкой. Не надо быть дурой, чтобы запомнить такой маленький список. — Ванда! — крикнули ей с того конца улицы, и девушка солнечно улыбнулась, увидев их. Лучших друзей, которые, узнав о том, что у нее нет сейчас возможности отпраздновать свои семнадцать лет, устроили ей праздник сами. Она счастливо улыбнулась и побежала к ним, громко визжа. Ее тут же обняли любимые и теплые руки, губы были поцелованы другими губами, а щеки блестели от помад подруг, пестрея на светлой коже изысканными бутонами всех оттенков красного и розового. — Вот, красавица! — захохотала Наоми, пытаясь стереть это косметическое безобразие с ее лица. Ванда лишь понадеялась, что она не сотрет идеальные стрелки, которые бедная именинница рисовала почти час. — Поздравляем! — закричали они, протягивая ей торт. Ванда закрыла глаза в смущении. Фотопечать на сладком была просто ужасна. И выбрали же, как назло, одну из худших ее фотографий, когда девушка была испачкана в соусе, которые покрывал щёки, брови, лоб и даже попал на золотые, отливающие медью, пряди ее волос. — Задувай скорее и поехали! — попросила Джессика, и Ванда, осмотрев друзей с улыбкой, задула свечи, вызывая всеобщий восторг. — Поехали скорее! — Джим — ее милый и добрый Джим — нежно поцеловал девушку в губы, отчего остальные притворно скривились, и они все вместе залезли в джип, навалившись друг на друга. — Давай-давай! — крикнул Оуэн, пристегиваясь на переднем сидении. Мимо проносились зеленые и столь любимые Вандой свободные просторы Ирландии, графства Голуэй. Она попросила открыть окно, и теперь какая-то веселая попсовая песня гремела на весь их затхлый городок, из-за чего местные жители весело хохотали над подростками, которые собирались в свое самое настоящее приключение. Домик, который ребята сняли, находился далеко, за соседним графством, а потому добирались они очень долго. Несколько часов на машине, плюс все то время, что они останавливались, чтобы покурить, сделать фотографии или просто поваляться в зеленой траве, пачкая колени и ладони изумрудами. Ванда была счастлива. Она глубоко дышала, впитывая в себя эту атмосферу праздника, который будет длиться еще целые сутки — все то время, что они будут в коттедже. Стемнело быстро. — Так, — Джессика перегнулась через сидение, ударив Наоми локтем в плечо, пока та проявляла фотографию, сделанную недавно прямо на дороге в свете фар джипа, — сейчас будет крутой поворот, — сказала она. Ванда выхватила у Наоми фото, чтобы та не уронила его, когда Джесс будет возвращаться на свое место. — Оставь себе, — сказала подруга, — это твой день. Рыжая тепло улыбнулась. — Ребята, я хочу сказать, что… — она почти задохнулась, посмотрев на дорогу, — осторожно! Закричала она, и Джеймс начал выворачивать руль. Вот только — он не успел. Последнее, что запомнила Ванда, были ее собственные крики, визг шин и звук разбитого стекла. А потом она упала в темноту.***
Она очнулась в странном помещении — пустом, черном, у него не было потолка, лишь его темное подобие, возвышающееся. Ванда со стоном поднялась и удивленно посмотрела на саму себя, насколько могла. Конечно, вряд ли авария была сном, как и это место, ведь все ощущалось так реально, но все же — где ее раны? Где синяки и царапины? Где сломанные кости и пробитая голова? Где все это? В отдалении она слышала писк и чьи-то голоса. — Эй! — заорала она. — Где я? — Ты умерла, — ответил ей мрачный голос, и Ванда обернулась. Перед ней стоял высокий и худой — словно иссушенный — мужчина, смотрящий прямо ей в глаза. Его черные волосы разметались в странном подобии вороньего гнезда, а одежда была темной. — Что значит «умерла»? — дрожащим голосом спросила девушка. — Это не Рай и не Ад! — Верно, я успел перехватить тебя по дороге в загробный мир. — Я не понимаю, — помотала она головой, садясь прямо на пол. Странно, но она не ощутила его холода. Видимо, это и значит, что она уже не живая. Писк постепенно становился все громче, как и голоса. Неужели, она просыпалась? — Ты не просыпаешься, — помотал головой этот странный мужчина. — Что происходит? — почти плача, поинтересовалась Ванда. — Меня зовут Аид, — благосклонно ответил он, садясь перед ней и складывая ноги, — я — бог Подземного мира… — Древней Греции, да, я знаю, — кивнула рыжая, — но почему я тут? — В твоих жилах течет кровь Цернунна, — продолжил Аид, — бога из Ирландии, который покровительствовал природе, а также циклу жизни и смерти, — Ванда поджала губы. — Это не объясняет… — Ты мертва! — И что дальше? — Цернунн благосклонно разрешил мне забрать твое тело и твою душу на службу на… — он помотал головой, — неопределенный срок. — Я все еще ничего не понимаю, — призналась Ванда, прижимая к себе колени. — Существуют полубоги, дети богов и простых смертных, — пояснил черноволосый, — и мой сын — Нико — один из них. — И? — И пусть недавно закончилась очередная великая война, — Аид зажал переносицу руками, тяжело вздохнув, — с новой, боюсь, справиться будет еще сложнее. Ты умна и изворотлива, и ты жаждешь жить, — он вдруг мягко взял ее за руку, — я дам тебе эту возможность, дам тебе шанс пожить еще немного, если ты вступишь в мою армию и возьмешься за особое задание. — И какое же? — Защищать моего сына, — твердо сказал Аид. Писк стал настолько громким, что Ванда зажала уши. — Что это? Что за звук? — Ты на аппарате, я могу дать тебе взглянуть на тебя и твою семью в последний раз прежде, чем ты возьмешься за дело. — А я могу отказаться? — спросила она с надеждой. — Боюсь, что нет, — покачал он головой, — с той минуты, как Цернунн отдал тебя, ты стала моей подданной, но как только ты справишься с заданием, я заберу тебя и отведу в то, что ты называешь Раем. — Но я не… — девушка нелепо взмахнула руками, — не воин или что-то такое. Я даже сражаться не умею, или стрелять. А полубоги стреляют? — Я дам тебе знания и умения, обучу, чему смогу, — пообещал бог, — до войны еще два года. Один ты проведешь тут, второй — занимаясь моим сыном и помощью ему. Но запомни, Ванда, — Аид помотал пальцем перед ее лицом, — Нико ни при каких обстоятельствах не должен знать, кто ты и откуда. Сам он не ощутит, что ты мертва, я об этом позабочусь, пока моих сил будет хватать, — сказал он. — И как мне ему представиться? — спросила Ванда, понимая, что выбора у нее особого и нет, а пожить еще хочется, пусть и не дома. — Ты будешь ирландской полубогиней, что, в принципе, почти что правда, потому что силы в тебе были всегда, просто не на поверхности. — А где я… — Нью-Йорк, — девушка вздохнула. — Ну хоть в Америке побываю. Они замолчали. Ванда думала. — Значит, я смогу в последний раз увидеть свою семью? — Да. — Можете, раз уж на то пошло, еще кое-что для меня сделать? — Аид нахмурился, и рыжая замахала руками. — Ничего особенного, я клянусь. — Хорошо. Назови список, — все же мягко кивнул он. — Я… — девушка вдруг поняла, что плачет, — я хочу взять кое-что из своих вещей. На память. И увидеть семью. И узнать, что с моими друзьями. И… — она вдруг громко всхлипнула, — один раз — в последний раз — зайти в кафе-мороженое на углу, рядом с моим домом. Хотя бы просто зайти. — Это устроить я могу, — кивнул Аид, и махнул рукой. Они вдвоем тут же оказались в больнице. Ванда ее знала, несколько лет назад в этой больнице ей накладывали гипс на руку. Она увидела себя и побелела, если вообще могла белеть. Она лежала на кровати. Обе ноги сломаны, живот туго перебинтован, лицо все синее, в кровоподтеках и шрамах. Мама сидела рядом, за ее плечом стоял отец. Ванде так хотелось крикнуть, что вот она — прямо тут! — живая и здоровая, она хотела их коснуться, еще раз ощутить поцелуй матери на своих волосах и попросить папу сыграть с ней в Марио Карт. Хотела снова обнять их. О, если бы она знала, что то утро станет последним в их жизни, она бы сказала им, как сильно любит свою семью. Слишком много «бы» и слишком мало «было». Ничего уже нельзя вернуть и ничего уже нельзя исправить. Она умерла, осталось лишь принять это и уйти, стараясь не взвыть от тоски, что прямо сейчас разъедала ей душу сильнее, чем канистра кислоты. Она бы все отдала, чтобы еще раз ощутить это. Чтобы еще раз оказаться на своей земле, упасть спиной в высокую изумрудную траву и считать ночами звезды, так хорошо просматриваемые в небе. Ванда любила жизнь и хотела жить дальше. Жаль только, что у мироздания были другие планы. — Пора, — сказал отец хрипло, и мама судорожно закивала, поднимаясь с места. — Что они делают? — испуганно спросила Ванда у Аида, молчаливой статуей стоявшего позади нее. — Тебя отключают от аппарата, — тихо ответил он. — Я люблю тебя, родная, — шепнула мама, целуя ее в макушку. Бог Подземного Царства вдруг коснулся ее плеча, и Ванда ощутила этот поцелуй. Она почувствовала, как мама коснулась ее руки, и заплакала, — и я знаю, что и ты нас любишь. — Все будет хорошо, — также тихо сказал отец, положив свою ладонь на мамину. Медсестра, которую Ванда раньше не видела, подошла к аппарату. — Ты можешь идти, — со слезами и плохо сдерживаемыми рыданиями сказала мама, — мы тебя отпускаем. И мы постараемся жить ради тебя… И в тот же миг аппарат перестал пищать. Ванда осела на пол, чувствуя, как последняя ниточка ее сознания, держащаяся в этом мире, с тихим треском оборвалась, отпуская рыжую, словно воздушный шарик, в неведомые дали. — Идем, — мотнул головой Аид, и они переместились. Это была ее комната. Все такая же неубранная, но такая родная. — Возьми, что тебе нужно, — мягко сказал бог. Ванда быстро взяла сумку, висевшую на ручке двери. Кинула туда блокнот, стопку фотографий, кое-что из одежды, а потом тут же обернулась, не в силах видеть собственную фотографию в рамке. — Куда дальше? — убитым голосом (ей почувствовалась ирония) спросила Ванда. — Держи, — бог протянул ей мороженое из того самого кафе, — я боюсь, мы не сможем зайти. Остались лишь твои друзья. — Да. Точно. Она думала, что они вернутся в больницу. Но они оказались на кладбище. Где ровной линией располагалось четыре могилы. Джеймс, Наоми, Оуэн и Джессика. И рядом было пусто. Словно они ждали ее, Ванду, присоединиться к ним в смертельном хороводе. И тогда Ванда не выдержала. Она упала на землю, впиваясь пальцами в траву и грунт, но не чувствовала их. Она больше ничего не чувствовала. Она рыдала, оплакивая всех друзей, своих родных, саму себя. Плакала за то, что они в тот момент оказались на этой чертовой дороге. Плакала, что вообще родилась. И плакала, что осталась одна — без них всех. Без своего дома. Без родины и Ирландии, которую любила всей душой. Она вспоминала их милую соседку миссис Фран, которая выгуливала свою собаку в парке неподалеку. Всех своих преподавателей. Парня-бегуна, которого они все пытались сосватать Наоми, когда та жаловалась, что одинока. Их ночные посиделки, первый поцелуй с Джимом и многое-многое другое. Она умерла в день, когда родилась, и это было ужасно. Ужасно осознавать, что она больше никогда не увидит их, не заговорит с ними и не погуляет по родным ей улочкам. — Мне жаль, Ванда, но нам уже пора, — тихо сказал Аид. Он вообще был очень тихим, позволяя ей упиваться своим горем. — Знаю. Они ушли. И лишь старый смотритель кладбища будет потом недоуменно рассказывать коллегам, как видел призрак рыжеволосой девушки, рыдающей прямо на коленях у четырех могильных камней, которые ждали свою подругу.