two ravens, one fox

— ты видишь черный внедорожник? — спрашивает ронан, мельком взглянув в зеркало заднего вида. сегодня они выехали пораньше. утро едва подбирается к десяти, а они уже на полпути к колумбии. двадцать пятое число в апреле выпало на субботу, и это весьма кстати: наконец-то можно будет провести с адамом все выходные, как только они покончат с банковской рутиной. джозеф на пассажирском отрывается от телефона, смотрит назад и произносит: — в тот раз был другой. опять двадцать пять. двадцать пятого числа. каждую их поездку в колумбию незримо сопровождает деклан, вернее, его верная охрана. хотя, почему незримо? товарищи на черных машинах даже не прилагают никаких усилий, чтобы выглядеть незаметно — следуют за бмв на исправно допустимом расстоянии. ронан каждый раз старается максимально их выбесить: превышает скорость, сворачивает на незнакомые шоссе, останавливается в запрещенных местах. внедорожники хоть и меняются ежемесячно, но новым фокусам обучаются легко — следят, но не вмешиваются. мысль, что их путешествие заставляет деклана понервничать, греет ронана. улыбнувшись, он резко жмет на педаль газа: они как раз приближаются к длинному и обычно пустому участку шоссе. — не спать, не спать, скотины! — хохочет он, отрываясь от внедорожника. кавински полностью закрывает окно, иначе на такой скорости может и выдуть нахрен из салона. пожалуй, стоит написать адаму, что такими темпами они приедут на час раньше. пэрриш уже ждет их внутри, когда ронан паркуется возле здания банка. внедорожник останавливается на противоположной стороне улицы. из него никто так и не показывается. логично, ведь работа сделана: они прибыли в банк вовремя. интересно, следит ли кто за адамом? почему-то ему кажется, что скоро деклан не выдержит и предложит им что-то получше, чем ежемесячные мотания в колумбию и планомерное убийство его нервных клеток. ронан предположительно откажется: его как раз все устраивает. — куда поедем? — спрашивает джозеф, когда с формальностями покончено и они втроем останавливаются возле бмв. впереди все выходные, погода шикарная — конец апреля — солнце, теплый ветер и так много зелени кругом. ронан учится ценить то, чего был лишен все эти годы, закрытый на стадионе, в этом своем темном мире игры и злобы. он все чаще хочет уехать прочь из эдгара аллана, из города. неважно куда — просто гнать по пустынным шоссе и в конце пути получить тишину и свободу. — у нас сегодня колумбия, клуб и много веселья, — отвечает адам, поочередно тыкая пальцем в ронана и джозефа. горные хребты в сознании ронана тают, как туман на рассвете. он почти незаметно вздыхает. — благословенная суббота, господи боже! — восклицает кавински. — это же тот самый клуб, верно? пэрриш хмыкает и кивает. он ведет их на место своей прежней работы. ронан больше не хочет на природу, он хочет посмотреть на адама в… во что бы он там ни был одет, когда выступал. сам этот факт вызывает в ронане кучу эмоций — от жгучего любопытства до совершенно иррациональной ненависти ко всем тем, кто когда-либо пялился на его адама. а он уверен, что их было предостаточно. но любопытство сильнее. ронан заводит машину, рык мотора которой скрадывает его собственный. через полчаса они на месте. очередь перед клубом немаленькая, но адам ведет их сразу ко входу. поздоровавшись особым приветствием с охранником, адам улыбается ему. тот пропускает всех троих без лишних разговоров, напоследок посмотрев на ронана чуть дольше положенного — видимо, эмоции на его лице читаются на раз-два: он заочно не в восторге от каждого здесь присутствующего. — кажется, кто-то ревну-у-у-ует, — шутливо тянет идущий сзади кавински. ронан ощущает его руки на своих боках. музыка с каждым шагом становится все громче, воздух жарче от толпы, беснующейся на танцполе. глаза постепенно привыкают к неравномерным вспышкам прожекторов. ронан не успевает ответить, когда попадает в самую гущу танцпола. он теряется почти сразу среди танцующих, оглядывается, топчась на месте. вдруг чья-то рука, схватив, сильно дергает его в сторону, и через мгновение он оказывается прижат к адаму. — в самом деле ревнуешь? — улыбаясь спрашивает пэрриш. «нет», — хочет соврать ронан, но, естественно, не может. — в самом деле, — говорит он, не сводя с адама глаз. это тупо и нелогично, он все понимает, но… что тут можно сделать, когда перед глазами скачут кадры полуголого пэрриша и десятков рук, тянущихся к нему? — какой глупый, — резюмирует адам. да. — как представлю, что тебя трогают и смотрят… — никто меня не трогал, — обрывает его адам. — но смотрело предостаточно. — он указывает на одну из клеток, подвешенных по углам площадки, в каждой из которых находится по танцору. ронан стискивает зубы. адам, хохоча, прижимает его ближе к себе. — страшно вообразить, что ты думаешь о восьми лисах, живущих в непосредственной от меня близости, а половина и вовсе не раз видела меня в неглиже. — они твоя семья и ничего плохого тебе не сделают. адам перестает смеяться. тянется и целует ронана. — я бы назвал тебя милым, но боюсь, ты сломаешь мне челюсть, — отстранившись, говорит он. — м-м-м-м-м, попробуй. — уверен? ладно. ты очень милый и трогательный, ронан линч. ронан на мгновение морщится от слов. вроде не больно. неплохо. — не говори только джози. я планирую держать в секрете тот факт, что не падаю замертво от таких нежностей. кстати, а где он? — у бара. — ну разумеется. они находят кавински достаточно быстро — самый шумный в этом и так шумном месте. джозеф в голос хохочет, болтая с барменом азиатской наружности. тот убирает три пустые стопки перед кавински и ставит три полные. — генри, — адам тянет руку и здоровается с ним очередным только им понятным приветствием. ронан уговаривает себя не записывать этого парня в ментальную тетрадь смерти. — ну и ну, какие люди! — радостно отвечает генри. он кидает озабоченный взгляд на ронана, на их с адамом скрещенные ладони, но воздерживается от комментариев. кавински рядом наконец-то отрывается от своего алкоголя и, дернув пэрриша на себя, впивается ему в рот особенно жадным поцелуем. генри замолкает, ошарашенно глядя на них. ронан видит, как в его глазах разворачиваются сценарии дальнейших событий, один отвратительнее другого. ронан снова ловит на себе его осторожный взгляд, хмыкает и облокачивается о барную стойку. — вот же нахалы, да? — озорно спрашивает он. а когда генри не отвечает, добавляет: — не ссы. оба мои. время бежит незаметно. ронан не танцует, но постоянно обнаруживает себя то в толпе, зажатым между адамом и джозефом, вдыхая их смешавшийся аромат и чувствуя их дыхания на своей коже; то с кем-то одним, плотно-плотно; то они снова у бара, шот следует за шотом, а пьяные поцелуи становятся жарче и неистовее. кавински вливает в себя энную по счету стопку и произносит: — так, ладненько, я терпел достаточно долго, но больше не могу. ты же не просто так затащил нас именно сюда? — джозеф дергает бровями вверх-вниз, приближаясь к адаму. — детка, — шепчет он ему уже на ухо, но все равно получается громко настолько, что ронан слышит. и ему нравится, как это звучит и как джозеф это произносит, почти касаясь губами уха адама. как тот на краткое мгновение смущается, что даже световые блики от стробоскопов не в состоянии это скрыть. кавински отстраняется. — хотел станцевать для вас в одной из этих клеток, — признается адам, — вернее, вот именно в этой. — он указывает рукой на ближайшую, где на данный момент танцует какая-то девица. — эта была моей: обзор хороший и подальше от долбящих колонок. кавински прикрывает глаза, набирает в легкие воздуха и медленно поворачивается к ронану. — и ты стопроцентно что-то сказал, и теперь он передумал. — не вопрос, а утверждение. джозеф поворачивается к адаму: — умоляю, не слушай его, он немного тупенький. ты видел, как на прошлой игре его приложили головой о борт, что даже шлем слетел? это последствия. ронан пытается не улыбаться, видя все четче проступающее отчаяние на лице джозефа. такой смешной, почти уже на грани истерики. зато адам весьма серьезен и не сводит глаз с ронана. неужели он и правда думает, будто кто-то ему может что-либо запретить?.. ронан шагает ближе. — ты волен делать все что хочешь. — глядите-ка, исцеляется! — джозеф, подавшись вперед, всматривается в его лицо. палец адама упирается ронану в грудь. — если ты против, то не хочу, — говорит пэрриш. джозеф произносит какое-то нечленораздельное ругательство и тянется к бару, где заботливым генри уже приготовлена для него очередная порция. — умру прям здесь, и никто даже не заметит, — хнычет он. — я замечу, — отзывается генри, затем хохочет: — потому что ты не заплатил. — ой, да иди ты на хуй! — джозеф расстроенно морщится и отворачивается. досада на его лице сменяется безмолвным обещанием устроить ронану веселую жизнь, если тот не уступит. кавински сильно пьян, и это выглядит просто уморительно. ронан вздыхает. — я не против, — говорит он, обращаясь сразу к обоим. это правда. хотя в душе все же борются два противоположных чувства: любопытство, такое яркое и только сильнее разгорающееся от выпитого, и совершенно дикая ревность, которая простирает свои черные руки и заставляет ронана внутренне рычать от злости при виде всех этих людей, что обратят свои взоры на его адама. он и не подозревал, что собственнические чувства настолько в нем сильны. ронан видит, как джозеф победно вскидывает руки. и как адам все еще не сводит с него глаз. — всего один танец, — тихо говорит адам. ронан не успевает ответить, как джозеф, тяжко вздохнув, разделяет их. — пэрриш, птичка моя, лети, пожалуйста… туда. у меня нет сил больше терпеть. а то как представлю все в голове да и трахну прямо тут, я уже достаточно упорот для этого. адам щелкает его по носу, кивает ронану и скрывается в толпе. через пятнадцать минут он сменяет девушку в ближайшей к ним клетке. на пэррише короткие черные шортики, сплошь усыпанные блестками, так же, как и все его тело. волосы уложены гелем и зачесаны назад. глаза густо подведены, а стрелки на них продолжаются черными крыльями, уходящими на виски. и больше ничего. но этого оказывается так много, что тело ронана бастует и отказывается дышать. — ёбушки-воробушки… — слышит он рядом придушенный хрип кавински. — это новая форма воронов? выглядит прекрасно. мир сужается до адама в золотой клетке. отдаленно ронан слышит, как один трек сменяет другой, как световые лучи начинают бешено раскачивать пространство вокруг, подстраиваясь под изменившейся музыкальный темп. как пэрриш начинает двигаться, словно он — часть этой феерии. он музыка, бьющая по сердцу басами, и сам свет, слепящий яркими вспышками. его тело красиво изгибается, он невероятно пластичен и точен в движениях, используя по максимуму ограниченное пространство клетки. адам был прав, когда говорил, что на него всегда охотно смотрели. сейчас происходит то же самое: все, кто толпится у барной стойки, разворачиваются и не сводят с него глаз. ронан готов собственноручно порвать всех до единого, потому что этот мальчик в золотой клетке — только его. его и еще полоумного типа рядом, который уронил челюсть да так и забыл ее поднять. будто в подтверждение его мыслей, адам хватается руками за прутья и вжимается в них грудью. его темные глаза смотрят прямо на ронана. рот приоткрыт, он высовывает язык и самым кончиком проводит по холодному металлу. — кажется, у меня сердце встало. — джозеф рядом подает голос и трет свои ребра. — все встало. абсолютно все и несколько раз. ронан не отвечает. эмоции бьют через край. он боится даже пошевелиться, чтобы не разлить их окончательно. пэрриш продолжает свой танец, не отводя от него взгляда. ронан будто там с ним, в этой тесной клетке, из которой нет спасенья. и только ворон кружит и совращает, заставляя терять себя. ронан больше не ревнует. ему становится все равно на толпу, которая облизывает адама глазами и в своих мыслях. ему даже немного это нравится — знать, что никто не получит пэрриша, кроме него и джозефа. никто не достоин, никто не посмеет. ворон вылетает из своего заточения прямо к нему в объятия. поцелуй адама как жар солнечного дня. ронан плавится от горячих ладоней у себя на шее, от тяжелого после танца дыхания, опаляющего кожу, от безмолвного признания. ронан больше не ревнует.