two ravens, one fox

ветер легко колышет белоснежный балдахин на огромной кровати, стоящей среди низких деревьев. ронан лежит на спине и смотрит на наполовину скрытое белой тканью прозрачное небо. солнце, опаляющее его нагое тело, уже не доставляет дискомфорта: за эти пару дней он успел загореть, привыкнуть и почти полюбить его. и эту жару, когда непонятно, где заканчивается твое тело и начинается нагретый воздух. и ветер, по-океански сильный и свежий. ронан переворачивается на живот. солнечные очки кавински съезжают с его носа, но ему ужасно лень их поправлять. он смотрит поверх них, щурясь от ярких лучей, и видит адама и джозефа, только что покинувших его и теперь неспешно бредущих к лазурной воде. ронан за шумом океана и ветра не слышит их, но отчетливо видит, как они переговариваются, шутливо дерутся и пихаются. волны постепенно облизывают их тела, пока они целиком не пропадают в пене, нырнув наперегонки. ронан внезапно осознает, что уже видел это: тот тревожный сон, что снился ему в машине по дороге на рождественский банкет, всплыл в его голове во всех деталях и красках. он начался как настоящая сказка и закончился чувством удушающей тоски, которая и выдернула ронана из сна. слезы катились по его щекам, пока он давился, пытаясь сделать хотя бы маленький вдох. все казалось таким реальным. и горе потери чувствовалось на протяжении всего оставшегося пути, пока дальнейшие события напрочь не стерли память об этом. но теперь ронан вспомнил. он приподнимается на руках, тревожно всматриваясь в раскатывающиеся по побережью волны. он сам не пошел с парнями, потому что соленая вода до сих пор жжет ему ссадины на лице. ронан отпустил их, даже не задумываясь, что может что-то случиться. за эти несколько дней они вовсе разучились волноваться и переживать за что бы то ни было: существование казалось недвижимым, полным солнца и безделья, друг друга и долгожданного спокойствия. ничего плохого просто не могло произойти. не сейчас, не здесь. и не с ними. ронан повторяет это, как молитву, снова и снова. потом он видит мелькающие в волнах макушки и успокаивается окончательно, укладываясь обратно на живот. тот дурной сон постепенно испаряется, как и едкое чувство внезапного одиночества, вместе с ним нахлынувшее на ронана. он закрывает глаза, сосредотачивается на солнечных лучах, что жгут его тело, и полностью растворяется в них. *** его будит прохладный поцелуй. вернее, просто легкое прикосновение губ к разгоряченной коже. плечи, рисунок татуировки — каждое перышко — все медленно прослеживается ими. ронан чувствует кожей капли, срывающиеся с мокрых волос, слышит сигаретный запах. он специально не открывает глаза, пытаясь угадать, кто же позади него. адам? в ход идут руки. такие же прохладные, как и губы, ладони, еще не успевшие нагреться на солнце после океана, поглаживают его, избегая синяков на ребрах. джозеф? мокрые волосы щекочут ему спину, трутся, разбрызгивая воду. ронан снова ощущает прикосновения губ и поцелуи. жаркий язык проходится от поясницы до затылка, слизывая натекшие с волос соленые капли. ладони гладят теперь более несдержанно — сильно нажимают на плечи, спину, бока. жаркий выдох в самое ухо. ронан все еще не может понять, кто это. он открывает глаза и переворачивается. оба: джозеф справа, адам слева. как ангел и дьявол, сидящие на плечах и заманивающие каждый на свою сторону. только ронану не повезло: дьяволами оказались и тот, и другой. надежды на спасение никакой нет. да и к черту ее. ронан запускает пальцы им в волосы и тянет на себя. пэрриш целует ему ключицы. джозеф вылизывает ухо, кусает и посасывает мочку, спускается ниже. адам отрывается и целует джозефа, нетерпеливо, рыча ему в рот. им всем немного жаль, что ронан пока может только смотреть. зато он получает компенсацию за каждый пропущенный раз. он тянет джозефа и адама за волосы, разнимая их — потом еще успеют, дикие создания — и снова направляет к себе. они больше не отвлекаются. ронан выгибается, подставляясь. из-за их удаленного и обособленного местоположения он может дать себе волю и быть громким. он чувствует руки по всему телу, будто их не четыре, а в сто раз больше — гладят, царапают, тянут, сжимают. чувствует жаркие языки. ронан позволяет им пару раз влажно пройтись по его члену, прежде чем он легко отстраняет их. — хочу вас, — говорит он, оперевшись на локти и поочередно смотря на адама и джозефа, — обоих. не сводит с них глаз, пока они думают, что ответить. причина сомнений ясна: прошло еще слишком мало времени после банкета и того ужаса, через который ронану пришлось пройти — всего восемь дней — чертовски мало, чтобы решиться на секс. чертовски много, потому что ронан безумно скучает по нему. — еще рано, — наконец отвечает адам, нахмурившись. — пожалуйста, — просит ронан. он предвидел такой ответ. и предвидел, что кавински не примет участия в споре. — нет, линч. — тон адама становится серьезнее. ронан понимает его: адам боится сделать хуже. не физически — физически ронан почти не пострадал, по крайней мере, сейчас его уже ничего не беспокоит, а больше морально. но именно от этой травмирующей стороны ронан и пытается избавиться. — я просто не хочу больше думать об этом. не хочу помнить и ощущать эти прикосновения, которые были его, а не вашими, — говорит ронан тихо. — пока мы втроем и в безопасности… пожалуйста, адам. он готов умолять. как угодно. это насупленное выражение на лице пэрриша ему совсем не нравится. ему необходимо согласие. ронан переводит взгляд на кавински. тот, улыбнувшись, наклоняется к нему. — я сделаю все, как ты скажешь. — джозеф легко целует его в уголок губ. — черт, джози! — выдыхает адам. — да ну какого фига. — если линч что-то задумал, с ним лучше не спорить. — кавински поднимается с кровати. ведерко со льдом и шампанским стоит совсем недалеко. джозеф открывает бутылку с тихим хлопком. тридцать первое декабря тут напоминает о себе только сегодняшней переменой алкоголя и маленьким красным бантиком, который адам повесил на ветку дерева с утра. лучшего места и времени, чтобы окончательно распрощаться с раздражающими мыслями, и не найти. джозеф передает им с адамом бокалы, а сам уходит в дом, давая им немного времени наедине для разговора. ему тоже очевидно, что без согласия пэрриша дальнейшее не имеет никакого смысла. бокал ронана с тихим звоном соприкасается с бокалом адама, который все еще выглядит недовольно. ронан пару мгновений рассматривает его, такого красивого и задумчивого, любуется загаром, еще четче выступившими веснушками, теперь уже и по всему телу, и совсем выгоревшими на солнце волосами. — сделай мне подарок, — наконец говорит он, — и мы всегда можем остановиться. адам выплывает из своих мыслей, делает глоток и отвечает: — не всегда. в этом-то и сложность. — я скажу, если мне будет неприятно. — не скажешь. в этом тоже сложность. ты просто позволишь нам продолжать, пока окончательно не поймешь, что это было ошибкой. но будет уже поздно. — адам теперь не злится, его голос спокойный и уверенный. — и я совершенно не хочу быть тем, кто принесет тебе еще одну порцию боли. — он наклоняется и легко целует ронана в лоб и прижимается щекой. ронан замирает. в этом прикосновении нет ничего необычного, но его буквально обдает волной нежности. она дополняет слова адама, превращая его заботу в нечто осязаемое. ронан рывком подается ближе, соприкасаясь с адамом грудью и утыкаясь лицом ему в шею. нагретая солнцем кожа, запах соленого океана, крем от загара, немного джозефа и просто тонны любви — с каждым вдохом ронан уверяется, что этот человек просто не способен сделать ему больно. он нехотя отстраняется, чтобы сказать: — я знаю, что ты заметишь, если что-то будет не так. снова льнет к нему, не в силах противиться своему желанию. он хочет максимального контакта. этот разговор должен был убедить пэрриша, но ронан довольно быстро растерял все свои слова всего лишь от одного его жеста. теперь ему нужно куда больше. — прошу тебя. — он будет настаивать, пока не добьется согласия. — а-а-адам. ронан шепчет его имя снова и снова, вперемежку с осторожными поцелуями. пэрриш не поддается, застыв в одном положении и не реагируя, и ронана это распаляет еще сильнее. он выпивает залпом оставшееся шампанское и швыряет бокал куда-то на песок рядом с кроватью. ложится на спину, перекинув через адама ногу, чтобы тот оказался между. ронан берет его руку и ведет ей по своему телу. пары секунд хватает, чтобы адам наконец сдался. — черт дери тебя, — хрипит тот и наклоняется. его бокал также летит на песок. — совершенно бессовестный. ронан задыхается от напора. адам по-прежнему нежен и аккуратен, но его движения и нажимы ровно там где надо вырывают из ронана непроизвольные стоны. выгнувшись навстречу, ронан чувствует, как дрожит пэрриш, охваченный внезапно накатившим возбуждением, которое зачем-то сдерживал все это время. ронан обнимает его за шею и тихо говорит: — тише, тише. не торопись. легкие поглаживания по лицу немного успокаивают адама. ронан снова любуется им: упавшая на лоб челка, закрытые глаза, приоткрытый рот с влажными соблазнительными губами. он не сдерживается и подается наверх. корка от ссадины не дает ему нормально поцеловать его: он касается адама только одной стороной, проводит по губам языком, чувствуя на них вкус шампанского и соли. адам выдыхает, отвечая: целует в уголок губ, в подбородок, легко касается синяков, лба и бровей. кавински присоединяется к ним, укладываясь рядом. он не отвлекает и пока просто наблюдает за их неспешными ласками. ронан поворачивает к нему голову, проводит пальцами по его лицу. джозеф шутливо высовывает язык, и ронан касается самого кончика. его тело охвачено жаром: от его мальчиков рядом, от их прикосновений, от собственного желания. адам двигается, уступая место джозефу. кавински груб, но именно так, как надо. сразу же тянется к члену ронана — ведет рукой, сжимает, улыбается, когда ронан от наслаждения запрокидывает голову и рвано выдыхает. снова адам. они с джозефом прерываются на жадный поцелуй. их руки сталкиваются на члене ронана, заставляя того стиснуть зубы от этого зрелища. кавински что-то шепчет адаму на ухо и снова ложится рядом. пэрриш нависает над ним, пристально вглядываясь в лицо. ронан хочет спросить, почему он так смотрит, но потом чувствует, как прохладные от налитого лубриканта пальцы адама задевают его яйца и нерешительно останавливаются чуть ниже. кавински хлопает крышкой и отбрасывает тюбик прочь. гаденыш ходил в дом явно не только для того, чтобы водички попить. ронан прислушивается к себе. он помнит жесткость, с которой деклан врывался в него, и отвращение, липнущее к нему в тот момент. тогда ему казалось, что он добровольно подписал себе приговор и ему больше никогда не захочется близости подобного рода. он лежал на столе и думал, что даже на таких условиях все равно бы пошел на это еще раз, лишь бы уберечь адама и джозефа. а сейчас… ничего не перекликается с тем вечером. да, воспоминания еще сильны, но не вечны, и ронан надеется, что они вскоре вовсе покинут его. джозеф рядом. он наблюдает и ждет, когда можно будет действовать. а адам так тревожно всматривается в его лицо, что ронан не знает, кого больше нужно сейчас успокаивать. он кивает ему, ободряя. рука кавински ложится ему на живот. адам медленно вводит два пальца сначала на одну фалангу и не сводит с ронана глаз. ронан выдыхает, считая до десяти. снова кивает. адам продолжает, пока пальцы не входят полностью. джозеф дрочит ронану, отвлекая от неприятных ощущений, целует и гладит. через некоторое время адам добавляет третий палец, аккуратно растягивая податливые мышцы. а еще через некоторое ронан стонет так громко, как не ожидает от себя сам. пэрриш заменяет пальцы на член и медленно толкается. до одури медленно, если честно. ронан делает попытки нажать на адама скрещенными за его спиной ногами, но тот так просто не сдается и не уступает. — блять, ты такой узкий… — на выдохе говорит пэрриш, опускаясь на локти и прижимаясь к ронану. джозеф гладит и его тоже. ронан тонет в них обоих и в своих ощущениях, которым не перестает удивляться. с каждым разом его накрывает все сильнее. даже чувства к джозефу, как он думал, устоявшиеся и неизменные, снова пылают огнем, раззадоренные присутствием адама. это не ревность, не борьба эмоций, которые ронан испытывает относительно их обоих. нет — они поразительным образом дополняют друг друга, заставляя ронана воспринимать все намного ярче и полнее. и это место — ощущение горячего солнца на коже смешивается с тяжестью ладоней, что гладят его; шум океана или шепот его собственного имени? каждое «ронан», сказанное адамом, прокатывается тихими волнами, заставляя его млеть. ронан теряется. глаза закрываются сами собой. — эй, линч. — кавински легко хватает его за подбородок и встряхивает. ронан открывает глаза. джозеф смотрит на него, безошибочно определив, почему произошла отключка. — ты должен быть в сознании. ронан кивает. он сделает все возможное, чтобы окончательно не рехнуться. адам хмурится и кажется уже готов прекратить, но джозеф опережает его: — ему охуительно. не останавливайся. они все трое тесно сплетаются телами, вздохами, тихими стонами. ронан чувствует, как ускоряется адам, как вжимается в него с каждым толчком все сильнее. он гладит пэрриша по взмокшим волосам, в то время как джозеф целует его, пока тот не затихает, упав на ронана, тяжело дыша. объятия на троих, когда один уже кончил, а двое других еще нет, не могут длиться вечно, к сожалению. адам скатывается с ронана и падает рядом, давая им возможность продолжить. кавински укладывает голову ронана себе на плечо и нежно приобнимает, лениво водя свободно рукой. они смакуют мгновения возбуждения, чтобы выплеснуться сразу, резко, одновременно. ронан выгибается навстречу его ладони. — трахнешь меня? — спрашивает он джозефа. тот хмыкает ему в макушку. — и это ты мне все время говоришь, что я ненасытный? ронан бесстыдно раздвигает ноги и направляет его руку ниже, чтобы джозеф сам ощутил, насколько он прав — ронан раскрыт, с вытекающей спермой адама. чувствует, как джозеф погружает пальцы в него все глубже, не в силах оторваться. — боже, блять… — рычит кавински. — развернись. ронан оказывается лицом к адаму, который уже вполне пришел в себя и теперь наблюдает за ними. джозеф входит постепенно, и ронан знает, как ему сложно сдерживаться. несколько толчков — и он подается к нему сам, насаживаясь глубже. кавински кусает его сзади за шею, а затем рывком приподнимает их и валит ронана на живот, продолжая трахать. ронан чуть дергается от перемены положения, непрошенные воспоминания того, что он снова на животе, а сзади кто-то, как тогда, уже готовы взорваться ядовитыми вспышками в его голове, но кавински успевает заглушить их. он опирается на одну руку около его головы, а второй легко приподнимает за подбородок, наклоняясь сзади к уху. — тише, это я, — быстро говорит он, — и я люблю тебя. и не дам никому впредь причинить тебе боль. лучше сдохну сам. ты слышишь? ронан чувствует джозефа каждой клеточкой своего тела, тот не прекращает его трахать, только чуть замедляется. ронану кажется, что кавински все просчитал, иначе не поступил бы так рискованно. возможно, он не планировал проделать это так скоро, потому что его удивление, когда ронан предложил ему себя, было вполне искренним. но это помогает. слова джозефа оседают в его голове, накладываются на действия, которые приносят удовольствие, а не боль. и адам совсем рядом, его нежные касания заставляют и без того бешено стучащее сердце совсем заходиться. кавински ускоряется. им требуется всего пара толчков — и они падают на кровать в изнеможении. ронану кажется, что его голова и тело больше ничего не весят и ни из чего не состоят — он совершенно опустошен. только недавнее признание джозефа остается в голове, но, впрочем, он вообще сомневается, что эти слова в принципе в состоянии ее покинуть. пэрриш двигается ближе и осторожно целует его. — я люблю тебя, — шепчет он. и зачем-то вытирает ронану лицо. ронан не сразу осознает, что плачет. он жмурит глаза, пытаясь остановить подкатывающие рыдания, но получается плохо. джозеф и адам не пытаются успокоить его, просто лежат рядом. кавински обнимает со спины, а адам гладит голову, иногда вытирая мокрые дорожки на лице. счастье ронана имеет соленый вкус — это слезы, которые проливаются от переполняющих его до краев эмоций, и океан, которым за эти несколько дней успели пропитаться те, кого он любит больше своей жизни.