Проигранные судьбы

Губы Амиции задрожали при воспоминаниях о Родрике. Она поджала их, снова ощутив вкус первого и последнего поцелуя, дарованного ей, словно на прощание, а в ушах эхом прозвучали его такие нежные и теплые слова: «Я люблю тебя». Тот вечер отнял у нее почти всех, но по-настоящему она скорбела только по Родрику. Осторожные шаги раздавались все ближе и ближе — кто-то явно крался к ее камере, стараясь не шуметь. Амиция поднялась с нар, на цыпочках подошла к решетке, обхватила толстые железные прутья и стала вглядываться в ночной полумрак. Пол был усеян сухим сеном, оно больно впивалось в босые ступни, но она не обращала на это внимание, замерев и забыв дышать от волнения. Пожалуйста, хоть бы это был Гуго! Или матушка! Кто-нибудь из родных, которых она не видела уже целую вечность! Только мысли о том, что они все еще живы и находятся где-то рядом давали ей силы и надежду… Темный силуэт поравнялся с камерой, поднял лампу и… — А, это ты… — брезгливо протянула Амиция и отошла от решетки, оправляя единственную вещь, которую ей здесь позволяли носить — тонкую светлую рубашку, едва достающую до середины бедра. — Что надо? — Я… Я пришел узнать как ты, — выдохнул постоянно озирающийся Лука. Амиция бросила презрительный взгляд на его испуганное лицо, отдающее желтизной в свете лампы. Алхимик не решался поднять на нее глаза, все время опускал их вниз или отводил в сторону. Столько времени прошло, а он все боялся встретиться с ней взглядом с той самой ночи в замке. — Проваливай, — Амиция уселась на нары и демонстративно отвернулась к маленькому зарешеченному окошку под потолком, через которое в камеру проникал крохотный лучик лунного света. — Но я правда волнуюсь, — Лука не уходил, продолжая раздражать своим присутствием. Его взгляд скользнул по обнаженным ногам девушки. — Я что, неясно выразилась?! Катись отсюда! И нечего на меня пялиться! — не выдержала Амиция. Ей хватало и стражников, которые постоянно собирались у ее клетки, словно стая голодных гиен и, не стесняясь, обсуждали во всех подробностях, что бы они сделали с юной дворянкой, будь их воля. Особенно выделялся один мерзкий лысый тип, который любил садиться на стул возле решетки и пытался разговорить Амицию, болтая о том, о сем, а когда ничего не получалось, то просто молча наблюдал, не давая толком ни умыться, ни сходить в туалет. Только ночью ей удавалось отдохнуть от назойливого внимания, провести время в тишине и покое, побыть в собственных мыслях. Сегодня она вспоминала тот ужасный вечер, вспоминала Родрика и брата… А этот жалкий слизняк пришел действовать на нервы. Амиция злилась на себя за то, что перепутала его с родными и зря только вставала. — Амиция, послушай… Фыркнув, девушка подскочила к решетке, просунула руки сквозь прутья и схватила Луку за длинный черный балахон, выданный ему Инквизицией. — Не смей произносить мое имя, ты, грязный предатель! Забудь его! — злобно шикнула Амиция, с силой ткнув парнишку лбом о решетку. Со страху тот выронил лампу и неловко оперся о прутья, поднял затравленный взгляд. — Прости! Я не хотел, чтобы так сложилось, правда… В ход пошли очередные жалкие оправдания. Амицию уже тошнило от них и от этого испуганного взгляда. Каждый раз, когда Луку приводили к ней в камеру — взять анализы, провести опыты или вылечить какой-либо недуг, он всячески выслуживался, пресмыкался перед ней, пытался вызвать к себе жалость. Амиции было его ничуть не жаль. Он сам выбрал свою сторону и неплохо устроился в качестве жреца-лекаря под началом Инквизиции. Стоило отдать трусу должное: ему хватало ума проявлять осторожность и заходить к ней только вместе со стражей, иначе бы она его точно убила. Впрочем, один раз ей это почти удалось. Жаль только, что «почти»… — Если ты приполз сюда за прощением… — начала было Амиция. — Нет-нет, не за этим! — замотал головой Лука. — Просто… Ты должна знать — тебе грозит опасность! — Она постоянно мне грозит, я уже привыкла, — фыркнула девушка, но хватку все же ослабила. — Боюсь, в этот раз все по-другому, — Лука неловко потоптался с ноги на ногу, будучи по-прежнему прижатым к решетке, кивнул на балахон: — Можно отпустить? Пожалуйста. Амиция вздохнула и нехотя отпустила, уже жалея про себя, что упускает такую удобную возможность свершить правосудие. — Спасибо, спасибо, — Лука то ли поклонился, то ли потянулся за лампой. Амиция закатила глаза: — Выкладывай уже. — Да, да, сейчас, — Лука поднял лампу, оправил капюшон, огляделся по сторонам и зашел издалека. — Так вот… Ты же помнишь мессера Николая, так? — Помню, — холодно ответила Амиция. Как она могла забыть того, кто причинил ей столько зла, столько боли, и, как будто этого было мало, взял ее в плен и посадил под замок, лишив возможности видеться с семьей? Лука шмыгнул носом и продолжил: — Он до сих пор не вернулся с того похода на юг и никаких вестей так и не было, хотя прошло уже… — Отлично! Так ему и надо! — злорадно бросила Амиция. — Нет, это очень плохо… — обреченно выдохнул Лука и решился поднять на нее взгляд. — Видишь ли, Робеспьер, капитан стражи, он… Он неравнодушен к тебе и всерьез считает, что раз ты сидишь в его тюрьме, то он имеет право… Право полного владения, раз уж с мессером что-то неладно… Девушка не моргая смотрела Луке в глаза, пытаясь понять, не лжет ли тот. — Робеспьер — это тот лысый усатый увалень? — Да, это он, — кивнул Лука. — Ну что ж, пускай только сунется, я ему покажу его «право»… — Амиция сжала кулаки от злости. Неужели этим уродам было мало лишить ее семьи, свободы и почти всей одежды? Лука вздрогнул и округлил глаза. — Нет, ты не понимаешь! Это очень жестокий человек, у него огромная власть, он один из Приближенных к Виталию! Если он что-то хочет, он это получает! — Мне плевать! Я не «что-то»! — со злостью отрезала Амиция. Лука с тревогой посмотрел на нее и еще сильнее пожалел о том, что вообще рискнул спуститься сюда тайно, ночью, в обход правил. Ведь после его слов все могло стать гораздо хуже. Он окинул камеру мимолетным взглядом, желая убедиться, что в ней нет ничего такого, кроме жестких подвесных нар и ведра в углу, огороженном ширмой. Ничего такого, чем Амиция смогла бы воспользоваться, чтобы лишить себя жизни, лишь бы не ложиться под капитана… Луку отвлекли металлические шаги, донесшиеся из дальнего конца коридора. Он судорожно полез в карман, будто вспомнив о чем-то. — Скоро праздник, все жрецы будут заняты, поэтому я не смогу приходить к тебе даже с обычным осмотром. Но я изготовил кое-что, на всякий случай. Вот, — Лука извлек из кармана пузырек и показал Амиции. — Просто выпей, и ты уснешь на два часа… — И чем мне это поможет? — Амиция недоверчиво прищурилась, разглядывая бесцветную жидкость. — Дал бы лучше нож. — Нет! Тебя убьют за нож! А это… Когда выпьешь, тебя оставят в покое, сочтут мертвой, отвезут в мертвецкую и вызовут меня, а там… Металл стучал все ближе и ближе: кто-то из стражников решил сделать обход и шел прямо к камере. Лука затравленно обернулся и просунул пузырек через решетку. — Прошу, возьми скорее! Это пока единственное, чем я могу помочь! Амиция скептически хмыкнула и взяла холодный пузырек, стараясь не касаться пальцев Луки, взглянула на него исподлобья. — А тебе-то что за дело? До меня, до всего этого? — Мне? Ну, я… — начал было покрасневший Лука, когда его перебил голос стражника: — Эй, кто там?! Алхимик погасил лампу и поспешил к выходу. Амиция едва успела спрятать пузырек в соломе и лечь на нары, когда к решетке подошел стражник, посветил на нее факелом и спросил, что это были за звуки. — Ничего… Одна маленькая крыска, — ответила Амиция и перевернулась на другой бок. Стражник почесал голову и ушел. Подождав, когда стихнут шаги, она осторожно встала, раскопала пузырек и снова улеглась, держа его в руке перед собой. Слова Луки про капитана не вылезали у нее из головы. «Право полного владения»… Вот ведь грязное животное! Это многое объясняло, например — почему с середины весны ее стали постепенно лишать одежды, как будто кто-то хотел спровоцировать толпу солдат собираться у ее камеры и исходить слюной. Теперь хотя бы понятно, кому это надо. Жидкость в пузырьке отдавала серебром при лунном свете. Амиция не горела желанием довериться предателю и пить эту дрянь. Но если другого выхода не будет, то придется… Помолившись за родных, девушка улеглась поудобнее и прикрыла глаза, отдавшись во власть сна. Амиция очнулась от холода и боли. Болело все тело, от макушки до пят. Боль была добрым знаком, означала, что она еще жива… Как? Неважно. Жизнь и здоровье Гуго — вот что сейчас имело значение. Она приоткрыла глаза и обнаружила себя лежащей на движущейся повозке, со связанными за спиной руками. Ноги, кажется, тоже были связаны. Девушка попробовала приподняться, чтобы вытащить онемевшую руку из-под спины, но повозку тряхнуло, и она упала, застонав от боли. — Полегче, не мешок с зерном везешь! — возмутился грубый голос. Амиция была слишком слаба, чтобы оглянуться на того, кто говорил. Она лишь зажмурилась и стиснула зубы, пытаясь справиться с болью, выворачивающей наизнанку. — Право, мессер, ума не приложу, зачем ваша Светлость изволила взять де Рун живой? У нас был четкий приказ его Величества — истребить все живое в замке, а ее принести в жертву Носителю. Может, объясните? — поинтересовался кто-то, находящийся с другой стороны. Слова о брате придали Амиции сил, заставили ее сердце биться сильнее. Несмотря на слабость и головокружение, она смогла повернуть голову и увидела двух всадников, следующих за повозкой. — Она поможет отыскать сбежавшего… виконт, — сухо ответил тот, что был поближе, завернутый в темный плащ. Амиция не могла разглядеть его лица из-за снегопада, видела лишь его лошадь с кроваво-красными шорами. — Право ваше, но, если хотите знать мое мнение, с этим лучше справятся гончие, а не полуживая дворянка, — не отставал виконт. — Они уже взяли след и… — Где… Гуго? — простонала Амиция иссохшими губами, но ее никто не услышал. -…скоро найдут нам последнего. Он один, уставший и потерянный, надолго его не хватит. Так что прошу простить мою настойчивость, но… Зачем она вам все-таки нужна? — Это личное, — отмахнулся мессер. — Следите лучше за своими людьми и не задавайте глупых вопросов. — Надеюсь, мессер, что яды того алхимика нанесли вред лишь только вашим доспехам, — виконт вздохнул и проехал вперед, бросив на повозку скептический взгляд. У Амиции все похолодело внутри. Испорченные доспехи, яды… Как? И ОН тоже живой? После всего, что было? Это невозможно! Она подавилась слюной и закашлялась. — В горле пересохло? На, попей, — Николай приблизился к повозке и на ходу кинул в нее что-то. Амиция истекала слезами, пытаясь унять кашель, причиняющий острую боль, а когда ей это удалось, она смогла разглядеть предмет перед собой — маленькую железную фляжку с закрытой крышкой. Девушка перевела осуждающий взгляд на инквизитора, а тот лишь издевательски пожал плечами. — Сволочь… — тихо бросила Амиция и прикрыла глаза. Собраться с силами, преодолеть себя… Она справится, она должна… Перед глазами закружился калейдоскоп смертей: Мели, Артур, Родрик, Лука… Нет, Лука сбежал, бросил всех, бросил свою проклятую сумку, из-за которой пострадал Гуго. А у нее ведь почти получилось уговорить его! К горлу подступил тянущий ком отчаяния. Шансов вернуть брата оставалось все меньше и меньше, особенно в ее положении: одна, без друзей, избита и крепко связана по рукам и ногам. Но попробовать все же стоило… Она набралась сил и приподняла голову: — Что с Гуго? — Не твое дело, — бросил мессер. Она снова повторила вопрос, но ответом послужило молчание. Амиция взволновалась не на шутку. Позабыв о боли, она вытянула шею: — Он мой брат, ты, проклятый… — Уже нет. Ты плохая сестра, он не хочет тебя видеть, — отрезал инквизитор. Амицию до глубины души ранили эти слова. По щеке непроизвольно скатилась слеза. — Что вы с ним сделали?! — девичий голос дрогнул. Николай хмыкнул, приблизился к повозке и наклонился над ней. Свет лампы кучера освещал его зловещий силуэт, который и без доспехов внушал опасность. От него веяло жестокостью и смертью. Амиция подобрала ноги. — Мы всего лишь освободили его силу, помогли найти себя. А что с ним сделала ТЫ? Амиция задохнулась от такой наглости и беспомощно закрыла рот, устало опустила голову. Она многое хотела высказать в лицо своему мучителю, но сил едва хватало даже чтобы просто дышать, глупо было тратить их попусту. Ладно, Гуго жив, это главное. А этот сучий сын врет, специально над ней издевается, наслаждается тем, что сделал. Ничего, она еще сотрет улыбку с его лица… Задумавшись, Амиция прикрыла глаза и не заметила, как отключилась. Ее разбудил пинок в борт телеги рядом с головой. — Слышишь, что говорю? Амиция промолчала. Она лишь сглотнула и опустила подбородок к груди. Тогда всадник наклонился, схватил ее за волосы и грубо дернул. Амиция фыркнула и открыла глаза. — Что?! — Твой дружок где-то рядом. Окажи услугу — позови его, — голос Николая прозвучал особенно хладнокровно. — Не буду! — огрызнулась Амиция, жмурясь от боли. Она заметила, что повозка стоит у заснеженного леса. Да и на ней на самой было уже немало снега. Руки онемели от холода, голову надуло… — Не будешь? — переспросил Николай, слезая с лошади. Он подошел к краю повозки, схватил девушку за связанные ноги и рванул на себя, стаскивая с телеги. Амиция проехалась по грубым деревянным доскам связанными руками и рухнула в снег, ударившись головой о край телеги. Боли она не почувствовала, лишь ощутила содранной кожей приятный холод и влагу. Последняя остановка. Лежа в снегу и глядя в ночное звездное небо, Амиция молила Господа дать ей сил, чтобы ей хватило духа вынести все, что с ней сделают. Смерти она не боялась. Она боялась потерять смысл жизни без брата… Крепкая рука Николая бесцеремонно схватила ее за грудки и рванула к себе, заставляя встать на колени. — Позови своего друга и все закончится, — велел угрожающий голос. Амиция, покачиваясь, пыталась встать на ноги, не собираясь оставаться перед своим заклятым врагом на коленях. Не ту жертву выбрал, грязный выродок! Она не смогла встать и тяжело рухнула на бок, на потеху окружающим ее дружкам инквизитора. Николай приблизился к ее лицу и повторил приказ. — Он не друг мне! Иди к черту! — Амиция плюнула на ногу инквизитору. Его дружки засмеялись в полный голос. Николай с силой пнул Амицию в живот. Девушка скорчилась и уткнулась лицом в снег, закусила губу, пытаясь не умереть от дикой боли. Задыхающийся от смеха виконт вышел вперед и положил руку на плечо инквизитору. — А у вашей дворянки-то, оказывается, есть стержень! — Любой стержень можно сломать, — Николай дернул плечом и отдал команду ближайшему солдату: — Приведите ее сюда. Только осторожнее с Носителем, не разбудите его! Амиция лежала в полузабытье, ненавидя себя за слабость, за то, что не могла разорвать эти проклятые веревки и броситься на этого урода, обожающего причинять ей боль. Но он не увидит ее слез, не услышит мольбы, нет, она не станет просить и тем более подчиняться его приказам. Изувер не сломает ее, ни за что! Ради своей семьи, ради тех, кто погиб за нее, ради Родрика, она будет стойкой до конца и… Знакомый голос заставил вздрогнуть. — Амиция! Дочка! Она вытащила лицо из снега и увидела родную мать, впервые с того момента, как они с братом покинули разоренное поместье. Амиция думала, что Беатрис погибла в тот мрачный день вместе с их отцом, но нет — ее пленила Инквизиция и все это время держала у себя, дожидаясь удобного момента. И он настал, когда Гуго ушел на поиски матери, узнав, что она жива со слов Артура, которому удалось бежать из плена. Беатрис де Рун, закованная в кандалы, склонилась над дочерью, протянула к ней руки. — Вставай, родная, не лежи в снегу… Женщина взяла дочь под мышки и осторожно потянула, вытаскивая из сугроба. Амиция помогала как могла, отталкиваясь от земли непослушными руками и ногами, и не могла поверить тому, что видела. — М-мам? — спросила она искусанными губами. — Это я, все хорошо, не бойся… — Беатрис кое-как поставила дочь на колени и положила руки ей на плечи, заглянула в глаза. — Как ты, доченька? Амиция смотрела в исхудалое, изможденное лицо матери и не могла произнести ни слова. В горле стоял ком, губы дрожали, а по щекам текли слезы. Казалось, как будто только вчера их тихая мирная жизнь шла своим чередом. Только вчера Амиция с отцом ездила на охоту и делала робкие попытки зайти в рабочий кабинет матери, из которого та практически не выходила, день за днем ища лекарство от болезни Гуго. А потом… Все началось с гибели Леона — любимого пса Амиции, подаренной ей на десятый день рождения. Проклятые крысы… Если бы она знала, что это только начало… — Мам, я… Я… — Амиция ткнулась лицом в плечо матери и заплакала навзрыд, содрогаясь всем телом. Как она хотела обнять ее, прижаться, поделиться всей болью и отчаянием, что тяготили ее несчастную душу… Беатрис понимающе обнимала рыдающую дочь настолько, насколько позволяли узкие кандалы, утешающе гладила ее по спине. — Прости! — судорожный голос Амиции прозвучал глухо. — Я не уследила за ним! Он… он… — Я знаю, Амиция. Все хорошо… — выдохнула Беатрис, пытаясь сохранять самообладание. Она видела, в кого превратился сын, видела, что стало с его лицом, а теперь смотрела на то, как издеваются над дочерью, и чувствовала, что вот-вот сорвется и сделает что-то, о чем потом будет жалеть. Члены инквизиции не брезговали ничем, а боль и страдания других приносили им удовольствие послаще хорошего вина. Она знала — умолять бесполезно, но не просто же так ее привели сюда из начала колонны. Беатрис опустила взгляд и увидела кровь на снегу, где только что лежала Амиция. Женщина застыла, пораженная тем, что увидела. — Господи… У нее кровь! Помогите же ей! Николай навис над матерью и дочерью. Амиция оторвалась от маминого плеча и с ненавистью посмотрела на инквизитора. — А что нам за это будет? — с подвохом спросил тот. — Умоляю, мессер! Будьте милосердны! — Мам, не надо, — тихо попросила заплаканная Амиция, но Беатрис ее не слушала, гладила по вискам и с беспокойством всматривалась в ее лицо.