Школа им.Оллара

      Что изучают на литературе в пятом классе, Рокэ понятия не имел, поэтому, когда прозвенел звонок, он придержал за плечо Савиньяка и попросил ткнуть пальцем в нужную страницу учебника. Савиньяк в учебнике не ориентировался, но бодро поведал, что читать им велели «Поэму о спасённом» одного из последователей печально известного Дидериха.       – Это о мужике в карауле, – подсказал Арно, когда Рокэ задумчиво возвел глаза к потолку, пытаясь припомнить хоть что-то похожее. – Который стоял, стоял, а потом увидел, как другой мужик в реке тонет. Ну и спас его, а его самого потом еще отлупили за такие дела.       – Ах вот оно что, – моментально припомнил Рокэ – и поэму, и как они с Эмилем умудрились подраться, решая, насколько вменяем главный герой. И махнул рукой: – Ладно, идите в класс.       О спасённом так о спасённом. Что, к слову, вообще принято делать с детьми на уроках литературы? В интернате для отпрысков военных чинов, где Рокэ провел шесть лет, они писали под диктовку идеологически верные сочинения и учились отвечать правильно на вопросы, на которые правильного ответа не существует в принципе. Савиньяк, устроивший с этим спасённым неплохую шумиху, тогда чуть не докричался до исключения, и докричался бы, если бы не вмешался Ли и не угомонил братца.       – Чо, так и будем сидеть? – поинтересовался Колиньяр, когда пауза затянулась.       Рокэ оглядел их всех, неторопливо и тщательно, бездумно подцепляя и выпуская шелестящие страницы учебника. Сидят и выжидают. Смотрят кто с интересом, кто задумчиво, кто настороженно. Кто-то не смотрит вовсе – конечно, среди них и Окделл. Закаменевший подбородок, взгляд в окно. Что вы там разглядываете, юный герцог, фонарный столб?       Окделл-старший так же пялился в окно шесть лет назад. В дешевое витражное окно дешевого простенького храма.       У меня есть просьба, прежде чем вы казните меня как государственного преступника, Рокэ Алва. Изволите выслушать?       Рокэ захлопнул учебник и швырнул на стол.       – Кто, – голос ударился о дальнюю стенку, отозвался легким эхом, – считает, что герой этого потрясающе наивного произведения поступил так, как следовало?       Первыми взлетели вверх девичьи руки – и конечно, в числе первых была девчонка Арамона. Луиза оказалась права – розовый стикер с пристроенным сверху кокосовым печеньем Рокэ уже заметил, как и надпись «милому эру Рокэ». Это безобразие лежало на пыльном принтере, рядом с фикусом-недоростком в желтом веселеньком горшочке, и Рокэ собирался игнорировать это целиком и полностью.       – Можно поднять руку наполовину? – подал голос Берто.       – Представьте себя на месте главного героя, Альберто. Наполовину – это как? Вытащить человека из воды, но оставить умирать на морозе? Оставить караул, но танцевать на пристани и звать на помощь?       В классе прыснули. Берто возмутился:       – Ну, я могу сказать, что он в сущности прав, но поступил по-идиотски. Можно же было найти нормальный вариант! Чтоб и его не побили потом, и чтобы человека спасти.       – Я согласен, – вальяжно заявил Эстебан. – Он мог бы хотя бы не признаваться. Его слово против слова того, кто его видел – еще неизвестно, кому бы поверили.       – Никогда не идите в армию, – посоветовал Рокэ. – Идите… В юриспруденцию. Будете усердно учиться и отучитесь усердно наглеть – выйдет из вас толк.       Колиньяр задумчиво почесал подбородок, словно не понял, что это – издевка или комплимент, но Рокэ уже перестал обращать на него внимание.       – Господа, – он уселся прямо на стол, – давайте оживим процесс. Те, кто считают поступок героя верным, встаньте и займите левый ряд. Те, кто считают, что герой – идиот и заслужил как минимум порку, как максимум – казнь, как и положено за такие проступки, займите правый. Поживее.       – А неопределившиеся? – вскинулся Берто.       – Определяйтесь.       Класс загудел. Кто-то размышлял, не спеша покидать место, кто-то оглядывался на соседей – этих надо будет допросить с пристрастием, пусть обосновывают позицию, которую заняли, просто последовав за авторитетами. Рокэ ждал, скользил лениво взглядом по головам – и то и дело натыкался на единственную совсем неподвижную.       – На среднем ряду не должно остаться никого, – напомнил Рокэ почти нараспев.       Через пару минут возня утихла. На стороне гуманистов оказалось большинство, на противоположной – Придд, Савиньяк и девица, имя которой Рокэ не помнил.       – Окделл, займите позицию.       – Я же сказал, – голос у мальчишки стал тише шепота, и бледными пальцами он впивался в парту так, словно она успела сделаться его кровным врагом, – я не буду с вами в… взаимодействовать.       – Не взаимодействуйте, на здоровье, но со среднего ряда уберитесь. У нас тут, видите ли, такова концепция: нельзя остаться не при делах.       Крылья носа у него затрепетали, как будто он старался выдохнуть поскорее, но бесшумно. Ах вот как. Мы, оказывается, едва в руках себя держим.       Рокэ отлепился от стола и сделал несколько неторопливых шагов вперед.       – Жизнь, Окделл, состоит из выборов. Больших и небольших, с мгновенными последствиями или отложенными. Не выбирать – тоже выбор, но не лучший. Потому что в таком случае выберут за вас. Например, – Рокэ оказался подле его парты и поднял простенький черный пенал, – я возьму эту вещь и передам правой стороне, решив таким образом за вас. Итак, господа, моей волей Ричард Окделл присоединяется к группе сторонников военного устава. Савиньяк, ловите герцога, – и Рокэ кинул пенал удивленному Арно.       Арно, конечно, поймал и, покрутив в руках, вежливо водрузил на свободную парту рядом с собой.       Окделл сглотнул, но ничего не сказал.       – Савиньяк, – позвал Рокэ, – верните герцога мне.       Арно кинул пенал назад, Рокэ поймал.       – Желание сделать выбор самостоятельно не родилось в вас? – поинтересовался у макушки настоящего Окделла, вслушался в ответное молчание. – Нет? Стало быть, снова решу я.       Пенал перекочевал к гуманистам. Селина прижала его к груди и заявила:       – Если Ричард не хочет решать, пусть не решает. Это сложный выбор, между прочим!       – Как и многие выборы в жизни, эрэа. Ладно, раз уж мы временно определились, если только герцог не решит снова, своей или моей волей, сменить сторону… Давайте перейдем к аргументации. Селина, вам слово.       Селина, не выпуская из рук пенал и вдобавок поглаживая его, как новорожденного щенка, шагнула вперед и пояснила:       – Я считаю, что эти ваши уставы люди пишут, а есть еще другие законы. Человеческие. Вот.       – Господа по другую сторону барьера, контраргументы?       – Я могу, – поднял руку Арно. – Ну, есть человеческие законы, это правда. Но если все им будут следовать везде, и на войне тоже, ничего нормального не выйдет. Люди же все разные. Ваши враги, например, наплюют на мораль и на человечность и решат, что убивать вас, их врагов, это дело хорошее, а вы в это время разрешаете себе только, не знаю, палками-пугалками на них махать, да ещё так, чтоб синяков не наставить. Кто в итоге жив останется? Явно не вы!       – Принимается, – кивнул Рокэ и повернулся к гуманистам. – Господа?       – Правила существуют, чтоб их нарушать, – заявил Колиньяр.       – Это заявление, а не аргумент. Докажите.       – Тех, кто нарушает приказ командования и этим выигрывает войну, награждают, – вместо него ответил Берто. – Ну может, выдадут люлей в закрытой комнате… Простите. Ну то есть, поругают. А на людях награды вручают. То есть кому-то нарушать правила можно, а кому-то нельзя, и дело только в личности нарушителя и в итоге.       – Выигранная война не может стоит дороже человеческой жизни, – радостно закивала Селина. – Этого рядового не должны были избивать.       Сторонники устава заговорили раньше, чем Рокэ передал им слово. Валентин вежливо шагнул вперед.       – Я позволю заметить, что люди – не самые… простые существа. Военная служба требует предельной ясности в… Способах действий. В том, как человек реагирует на те или иные ситуации. Для этого существуют уставы. Они регламентируют всё, в том числе возможные наказания за проступки. Если регламент устава использовать наобум, от случая к случаю по-разному…       – Солдаты поднимут бунт, – поддержал его Арно. – Почему, типа, одному двести палок, а другому три щелбана? Это к примеру. А если будет бунт, то какая война? В атаку идти надо или короля защищать, а у вас солдаты стоят орут.       Арно возразила Селина, Селине – девочка со стороны сторонников законов, ей – один из дружков Эстебана. Рокэ перестал вмешиваться, только иногда поднимал руку, когда спорщики начинали перекрикивать друг друга. Гвалт был громким, но более-менее организованным. Убедившись, что порядок установлен, Рокэ ушел с середины класса и встал за спиной у Окделла.       – Надеюсь, юноша, – негромко уронил Рокэ, наклонившись к его макушке, – вы хотя бы в своей голове решили, на чьей вы стороне.       Скрежетнули по полу ножки стула. Окделл вскочил, метнул в Рокэ влажный, исступленный взгляд и захлебнулся словами:       – Да оставьте вы меня в покое!       Стало тихо. На него уставились все до единого, и Окделл, не выдержав всеобщего внимания, вылетел прочь из класса.