Школа им.Оллара

      В два часа ровно, когда Рокэ закинул ногу на ногу, поставил под руку чашку с горячим кофе и открыл новостную ленту, пришло сообщение от Катари: «В шестнадцать часов жду у себя Ричарда Окделла. Он должен помнить, но лучше предупредить его еще раз».       Уведомление он смахнул, ничего не ответив – если к одиннадцати этот ребенок не научился следить за временем, Создатель ему судья и помощник, – но за ним вылезло еще одно: «Скажи, что ты прочел должностную инструкцию и помнишь, что до шести часов ты отвечаешь за этих детей».       Инструкция?       «Дорак сказал, они не должны умирать в стенах школы. Это я помню».       Катари ожидаемо не ответила.       Звонок прозвенел раньше, чем кончились новости и кофе. По расписанию этих детей полагалось вести обедать. Забрать с третьего этажа и спустить на первый, как будто они козы, которых нужно перегонять, помахивая прутом. Кого они вообще намерены вырастить?       Третий этаж оказался пуст. Рокэ постоял, оглядывая приятно пустые коридоры, заглянул в класс, узрел на задней парте Окделла, презирающего столовую. Склонившись над тетрадью, он что-то чиркал на полях. Что в утреннем «в столовую ходят все» было ему неясно, оставалось загадкой.       – Окделл, – окликнул Рокэ. – Вы питаетесь светом, воздухом или дыханием Создателя?       Светлая голова дрогнула, поднялась. Рокэ не двинул ни мускулом на лице, но подумал – лучше бы этому ребенку сидеть, уткнувшись в свои каракули. Быть похожим на отца – не преступление, иногда хуже, то еще наказание, но меньше всего на свете Рокэ хотел бы снова лицезреть типично окделльские черты.       Начнет читать молитвы – точно придется велеть ему заткнуться на ближайшую неделю, чтоб не провоцировал.       – Нет, – молитвы он читать, спасибо, не стал. Как и формулировать нормальный ответ.       – В столовую, – коротко велел Рокэ.       Через пару шагов он понял, что мальчишка и не думает за ним следовать.       Так. С чем там проблемы – со слухом или с мозгами?       Возвращаться Рокэ не стал, только рявкнул:       – Окделл!       Мальчишка возник на пороге, хмурый и заметно нервничающий – стоял и дергал за нитку, выбившуюся из рубашки.       – Эр… Не запомнил вашего имени. Зачем мне в столовую, если я там все равно не ем?       Затем, что овец перегоняют стадом, а не спрашивают, кто тут хочет на соседнее пастбище, а кому и тут хорошо. Рокэ коротко вздохнул.       – Значит, все-таки питаетесь воздухом.       – Да нет же, – мальчишка неуверенно улыбнулся и тут же опустил глаза. – У меня просто аллергия на местную еду. Я вечером дома поем. Не волнуйтесь, я привык один оставаться в классе.       – На что у вас аллергия? – Рокэ перебрал в голове всех собственных учеников, вспоминая выездные соревновательные списки и колонки медицинских данных. – Рыба, орехи, мед, глютен?       – Ну… на все, – не очень уверенно отозвался Окделл.       – Понятно. Это называется «капризы», юноша. Марш вниз.       – Но…       – С первого раза не слышим? – оборвал его Рокэ. – Учтите, юноша, когда мне приходится повторять, молодым людям вроде вас, у которых беда со слухом, приходится заниматься физической активностью, которой они не очень рады.       Смысл сказанного до него доходил долго, но в конце концов, видимо, дошел, потому что Окделл все-таки соизволил двинуться к лестнице. Хмуро, поджав губы и с такой кошмарной осанкой, что Рокэ не выдержал и хлопнул поперек лопаток.       – И выпрямите спину. Вы не верблюд.       За три метра до столовой доносящиеся изнутри звуки перестали напоминать звуки обеда. Походило, скорее, на грандиозное сражение за тарелку супа. Гремела посуда, слышались подбадривающие окрики «давай, давай!» и звонкая, на грани цензурной женская брань. У входа Окделл посторонился, ничуть не удивленный, и даже снизошел пояснить:       – Это, наверное, в очереди. В буфете так постоянно.       Громыхнула об пол тарелка, осколки выкатились за порог, один остановился ровно у носка ботинок Рокэ. В столовой зааплодировали, приглушив на время звуки сражения. Леворукий, они там что, пекут десять булочек на полсотни детей и заставляют драться до первой крови за право встать в очередь?       За годы службы и годы тренерской карьеры одно Рокэ выучил на отлично – приказы и распоряжения никогда не отдаются на ультразвуке или гневном громыхании. Достаточно интонации и нужного тембра.       – Тишина, – приказал он, и, когда к нему повернулись почти все радостно всклокоченные головы, наконец смог выглядеть зачинщиков битвы за буфет.       Следовало отдать им должное – они не дрались, как коты посреди дороги, не катались по полу, даже не очень мешали ближним своим. Почти вежливо кружили по милосердно выделенному им квадрату пустого пространства, вцепившись друг в друга и периодически пытаясь засветить друг другу в глаз. «Тишину» они проигнорировали и сами определили свою участь.       – Савиньяк. И вы, «я позвоню отцу». На выход.       – Я тут стоял с самого начала! – немедленно вскинулся «я позвоню отцу» и даже не подумал отцепиться от рубашки оппонента. – Пусть этот валит, он тут не стоял!       – Мне Берто занял!       – Нельзя никому занимать, иди ты!       – Сам иди. Дружки твои тебе не заняли, вот и не завидуй!       Рокэ вдруг почувствовал, как его дернули за рукав. Утренняя пигалица, наморщив лоб, подобралась к нему вплотную, решительно подняла узкий, почти кукольный подбородок, тряхнула кукольными же косичками и заявила:       – Мы давно считаем, что мальчиков надо пускать последними. Они бешеные и неуправляемые. Мы уже даже проголосовали, все девочки за то, чтобы они ели отдельно!       – Как вас зовут? – поинтересовался Рокэ исключительно для того, чтобы поставить напротив этого имени галочку «занудная, но полезная активистка».       – Селина, – решительность стремительно куда-то испарилась, и это создание опустило глаза.       – Арамона? – вспомнил Рокэ. – Ваш брат вас упоминал.       И, не отвлекаясь больше, в два шага оказался рядом с непонятливыми борцами за место в очереди, без особого труда растащил за шкирки и, не отпуская, повторил – тут всем, видимо, придется повторять, удивительно медленно соображающие дети:       – На выход.       Тишина дрогнула, пошла шепотками и смешками: на них таращились, мысленно наверняка делая ставки, «кто кого» или «будет ли концерт». Рокэ мог ответить на оба вопроса разом, но пусть понаблюдают, если у них есть какие-то сомнения.       – Законами этого Круга запрещено оставлять детей без еды! – поведал Савиньяк. – А этот придурок оторвал мне пуговицу.       – Уверен, ваша мать научила вас пришивать пуговицы. Если нет – я обязательно проинформирую ее об этом прискорбном упущении.       – Да ну что вы сразу к угрозам, – фыркнул он. – Можно же и договориться. Пусть только Колиньяр первым идет на выход!       Ах, значит, «я позвоню отцу» у нас и есть тот самый Колиньяр, у которого в списке врагов перила.       – Пойду на выход, когда ты сдохнешь! – немедленно объявил он и рявкнул: – А вы меня отпустите, вы меня вообще права не имеете трогать! Я…       – Позвоните отцу, – не удивился Рокэ. – Непременно. Надеюсь, номер вы помните.       И подтолкнул Арно к выходу, предположив, что парочки демонстративных реплик ему хватило, чтобы заявить о себе в достаточной мере и успокоиться. Угадал: продолжать пререкаться этот ребенок не стал.       Окделл так и стоял неподалеку от входа – читал плакат об антитеррористической безопасности. Справа висел еще один – о правах человека, и не было сомнений, что за обеденное время юноша успеет изучить и его. Рокэ отвернулся, надеясь забыть эту ироничную картину. Может, читал бы старший Окделл такие плакаты почаще – беды бы не было.       – Ну и долго нам тут стоять? – Колиньяр набычился нелепо, не зная, куда деть руки – то сжимал кулаки, то прятал за спину. Рокэ окинул его скептичным взглядом.       – Для начала заправьте рубашку. Выглядите, как бездомный интеллигент. И завяжите шнурки.       – Если я не успею пообедать!..       – То скажете спасибо собственному упрямству, – безразлично пожал плечами Рокэ и обратил взгляд на Савиньяка, который как раз торопливо поправлял рубашку и приглаживал волосы. – Арно, порадуйте меня: у вас был какой-нибудь нудный инструктаж о поведении в столовой?       – Много раз, – с готовностью подтвердил Арно.       – И строки «деритесь за пирожки» там не было.       – Ну конечно, – рассмеялся он.       Рокэ кивнул.       – В таком случае, господа, предоставляю вам выбор: бюрократия и полноценный рапорт по форме о вашем безобразном поведении или полсотни отжиманий и честное слово, что вы всё поняли.       Колиньяр распахнул рот, чтобы, конечно же, начать возмущаться, Арно же деловито засучил рукава, этим щепетильным жестом напомнив Лионеля, и бодро взялся за второй вариант. Колиньяр посмотрел на него с таким отвращением, что Рокэ не сдержал усмешку.       – Вы, стало быть, предпочитаете письменные практики? Что ж, возьмите у секретаря бумагу и ручку. И запаситесь терпением. Надеюсь, у вас хорошо со знанием талиг: официальные документы не терпят ошибок.