Полное затмение сердца

Ромашковое поле за Сентфором, куда он снова везет ее подальше от любопытных глаз. Она не спрашивает, откуда у него этот пикап, что он снова задумал. Она молчит больше обычного, а обычно ее не заткнуть. Буквально. И ему это нравится. Но сегодня девчонка выбирает уткнуться в окно, делая вид, что впервые видит густой лес. Да и Вишня не торопится что-либо сказать или спросить. А вопросов у него дохера. Например, что малыш Майки делал у нее дома? Почему так поздно, если он просто приехал якобы забрать младшего братишку-ботана? Вишня не верил ни одному слову, что говорила ему, сбиваясь и путаясь, милая раскрасневшаяся Сара. Психанул. Ушел. А ведь она его не обманывала. Никогда. Чувства ее еще юные, неокрепшие светлы и прозрачны, как хрусталь. Стоит лишь слово одно не так сказать или поступить не по-рыцарски, сердечко разобьется. А он не хочет его разбивать. — Я так не могу, — ее тихий голос звучит громче Билли Айдола, которого уже десятый раз крутит местная радиостанция. — Останови. Он не слушает ее, вдавливая в педаль газа, сжимая потрепанный руль старенького пикапа. Все, что ему хочется, это просто добраться до этой чертовой поляны, которую Сара так обожает. Тогда она все поймет. — Отлично, — бурчит Сара, складывая руки на груди. Он никогда не слышит ее. Никогда. — Веди и дальше себя как мудак… — Так я — мудак? — Вишня ухмыляется, кинув на школьницу быстрый взгляд, замечая надутые губки. — И долго же ты не хотела этого замечать… — Потому что ты не такой, но сейчас ведешь себя как настоящий мудак! — О’Нил строит бровки домиком и хмурится. Дракон качает головой, отчего черные кудри слегка подпрыгивают и заставляют школьницу сфокусировать взгляд только на них. Сара думает о том, как она запускает пальцы в его волосы, как эти кудри цвета вороного крыла проскальзывают между пальцев. Вишня думает о том, девчонка щурится от яркого солнца, как теплые майские лучи играют на ее лице, а она улыбается, как поправляет непослушные волосы цвета карамели. — Не проголодалась? — Вишня сворачивает к придорожной забегаловке и глушит машину. — Тут самые лучшие бургеры с телятиной… Он впервые за все время смотрит ей в глаза и чувствует себя мудаком в который раз. А Сара, милая Сара, кусает губу и кивает. Вишня помогает ей выбраться из машины, давая принцессе почувствовать себя королевой. Не выпускает ее руки ни на секунду. Так он извиняется. О’Нил сжимает его теплую ладонь. Так она прощает. Ей совершенно не хочется выходить из комнаты, где воспоминаниями пропитано буквально все. Перед глазами вновь та школьница, что носится утром по комнате, а он лежит в ее постели и наблюдает с ухмылкой на губах и чертями во взгляде. Сара вновь прыгнет на кровать, чтобы оставить на его сладко-кислых губах утренний ленивый поцелуй и убежит вниз, где миссис О’Нил ждет свою дочь уже добрых пятнадцать минут, не подозревая о таинственном госте. Сара качает головой и разглядывает белоснежный потолок спальни. Нет, неправильно, думает она. Он вел себя как мудак в закусочной, когда они столкнулись. В который раз этот байкер воображает себя королевой драмы. Что ж, кинокритики, несите срочно Оскар за лучшую драматическую роль в фильме, где взрослый мужик ведет себя как обиженный подросток! Сара выдыхает и прикрывает глаза. Нет, она здесь совершенно не за этим. Приехала помочь матери, так помогай! А не анализируй все это дерьмо! — Доброе утро, — Сара сует руки в карманы толстовки с надписью «Сентфор Хайт» и мнется у порога, не решаясь зайти на кухню. Вероника отрывает взгляд от журнала, за которым снова прячется от нее. Потрескавшиеся губы украшает ненадолго полуулыбка. — Доброе утро, Сара, — миссис О’Нил кивает и снова скрывается за ежемесячным изданием «Vogue», который, как помнит девушка, она выписывает уже лет пятнадцать. — Завтрак еще не остыл. Сара вздрагивает. Она будто в прошлое возвращается. Мама приготовила подгоревшие блинчики, облив их от души кленовым сиропом, и теперь сидит, читает и ждет, когда дочь старания ее оценит. Сара вновь натянет улыбку и выпьет лишь апельсиновый сок, потому что снова с утра ничего не лезет, и попытается быстрее ускользнуть из дома, заслышав знакомый рев мотоцикла. Разговор за столом явно не клеится. Сара ковыряет ложкой в миске хлопьев, думая о том, как быстрее уже свалить обратно в Нью-Йорк подальше от этого городка, подальше от прошлой жизни. Она приподнимает глаза, чтобы посмотреть на Веронику — та продолжает листать глянцевые страницы, как ни в чем не бывало. Гнетущую тишину разрезает писк пейджера, и Сара незамедлительно достает маленькую коробку дьявола из кармана. «Надеюсь, твое отсутствие будет плодотворным. Жду статью к пятнадцатому числу. Анна» О’Нил сглатывает и резко выпускает весь воздух из легких. Ее начальница, ее дьявол в дорогих лаковых туфлях от Dior заставляет ее поежиться. Статья — этакая жалкая попытка отпроситься с работы на неделю-другую. Она клятвенно обещала мисс Винтур, что напишет лучшую статью о провинциальной моде, пока будет помогать матери в захолустном Сентфоре. — Было вкусно, — Сара первой нарушает молчание, поднимаясь из-за стола. — Мне нужно немного поработать. Тебе что-нибудь нужно? Вероника поднимает взгляд только через несколько мучительно долгих секунд, когда девушка успевает все губы перекусать в ожидании ответа. — Нет, все хорошо, ступай. Взгляд матери вновь обращается к журналу, в котором теперь работает и ее дочь. Но нужно ли это ей знать теперь. О’Нил выбегает из дома, вдыхая полной грудью свежий воздух. Она долго смотрит на машину, но в итоге решает пройтись пешком. Глаза напрочь отказываются открываться. Голова разрывается от выпитого ночью. А кровать прогибается под тяжестью не одного тела. Он открывает один глаз и тихо стонет. Какого черта Джози забыла у него дома? Он никогда, ни в какой из всех возможных жизней не привел бы ее к себе. Но как? Сколько он вообще выпил? Вишне резко хочется курить, но до пачки, что затерялась в вещах, скомканных в бесформенную кучу в самом центре спальни, тысячи световых лет по его меркам. Он не знает, где находит сил подняться, но оставаться в одной постели с Джози точно не собирается. Байкер добирается до вещей, разбрасывая все в разные стороны, пока не добирается до полупустой пачки Мальборо. Губы чешутся, а пальцы трясутся, когда он закуривает прямо в комнате, попутно натягивая заброшенные на спинку кресла любимые трусы. Лучи обеденного солнца бьют прямо в опухшую рожу, заставляя его щуриться и привыкать еще несколько секунд. Вишня плюхается на диванчик и выпускает дым из легких. Никотин отрезвляет, позволяет мозгу постепенно придти в себя. Впервые за последние дни его разум чист и нет никаких мыслей, из-за которых он напивался до беспамятства. В переносном холодильнике еще пара бутылок Миллера. — А следующая песня взорвала все чарты Америки, — раздается приглушенный голос ведущего по радио, — встречайте Ленни Кравиц с его хитом «Собираешься ли ты идти моим путем?»… Вишня тушит окурок и откупоривает бутылку пива, там и не попробовав спасательный напиток. Эта песня, что играла в машине, когда… Когда приехала она. Черт! Я играю в эту игру, хотя я не платил И я не остановлюсь, пока не выиграю. А ведь это так похоже на нее. Вишня вспоминает этот ядовитый взгляд небесно-голубых глаз, что отравляет его до сих пор; помнит, как нежна и горяча ее кожа, как податливо ее тело, как извивается она в постели, как искусаны губки ее… — Это было прекрасно, впрочем, как и всегда, — голос Джози резко обрывает все его воспоминания, возвращая в реальность, где по радио играет Кравиц и где-то в городке бродит девчонка. — Я бы задержалась, но мне уже пора на работу… И слава богу, думает про себя Вишня, изображая на деле маленькую обидку, чтобы эта красотка дала и в следующий раз, когда он захочет трахнуть ее. — Ну, Вишня, не дуйся, — официантка делает губки бантиком и целится чмокнуть байкера, но тот резко припадает к пиву. — Вероника заболела, и Гарсия теперь как дракон орет на всех, потому что ни черта не понимает в бухгалтерии… Дракон старается не слушать болтовню, но улавливает знакомое имя. Вероника. Вероника. Вероника. Вероника будет в бешенстве, если я не вернусь до полуночи. И тебе снова придется пробираться ко мне через окно. Ты же знаешь, ради тебя я готов на многое, принцесса. Да, но принцессе закалибало торчать в башне. … — И еще Аманда… Вишня фокусирует взгляд на блондинку, что накручивает выбеленные химией волосы на палец. И тогда в голову ему приходит одна мысль. Едкая, ненормальная мысль. — Я подкину тебя, — Вишня цепляет темные очки, попутно накидывая косуху на плечи. Кажется, девчонка в восторге, что он впервые за все время их сотрудничества доставит ее в закусочную. — Заодно закину блинчиков. Белоснежная пенка на молочном коктейле с обидой надулась, и трубочка поникла. Тонкие пальцы отбивают ритм о бедный стол, поглядывая на время. Он опаздывает на четырнадцать, нет, пятнадцать минут. Девушка оглядывается вокруг, рассматривая немногочисленных завсегдатаев «У Гарсии». Шестнадцать минут. Неужели она ошиблась? Сколько она помнит, он всегда приходил ровно в два в закусочную, чтобы отведать своих любимых бургеров с омлетом и телятиной. Неужели перестал? И эта мысль заразой распространяется по венам — все изменилось. Нет ничего от прошлой жизни. И Сара не знает, радоваться ей или же расстраиваться. А если он все же придет и увидит ее, когда-то трусливо сбежавшую и ничего не объяснившую. Она уверена, что все еще злится на нее. И что О’Нил скажет ему? Спустя восемь лет глупое «извини» не сработает. Звон дверного колокольчика отрезвляет ее. Сара вздрагивает и устремляет взгляд к новым посетителям, но это всего лишь опоздавшая официантка, что как-то приняла у нее заказ. Джози, кажется. Стоит ей облегченно выдохнуть, колокольчик брякает вновь, впуская в помещение высокую мужскую фигуру в черной кожаной чешуе. В горле резко пересыхает, а сердце пропускает удар, когда взгляд его, океан бушующий, встречается с ее взглядом. Нет, кричит голос разума, нет, нет, нет, только не он… А байкер и пошевелиться не может. Он бы бессовестно солгал, что ехал сюда вовсе не для того, чтобы найти эту бестию здесь, словно не ожидая ее здесь встретить. Ожидал. О, еще как ожидал. Вишня берет себя в руки, надевая свою излюбленную маску, что за годы изрядно потрепалась, и неторопливым шагом направляется в сторону ее столика. — Вот так неожиданная встреча! — он усмехается, и голос пропитан сарказмом и ледяными шипами. — Сара… Не против, если присяду… Ее взгляд, шокированный и растерянный, оглядывает полупустой зал закусочной. — Тут полно свободных столиков, — она старается мужаться и гордо задирает голову, покручивая трубочкой в молочном коктейле. — А я кое-кого жду… Дракон бесцеремонно плюхается на диванчик напротив и откидывается на мягкую спинку. — Ну так я уже тут, — заявляет Вишня, прожигая ее взглядом, отмечая все изменения. Нет, это уже не та школьница, которая застенчиво поправляла короткую юбку. Сара усмехается и ни капли не удивляется его наглости и самовлюбленности. И вот снова ей семнадцать, они сидят в закусочной; он снова шутит, а она смеется, что скулы уже болят. А потом целуются приторно-сладко на стоянке под тусклым светом фонаря… — Ну, хоть что-то не меняется в этом городке, — О’Нил усмехается и замечает его вопрошающий взгляд. — Ты как был самовлюбленным, так им и остался. — А ты вот, смотрю, еще той сучкой стала, — он облокачивается на стол и ухмыляется, наблюдая, как броня ее трещит, как во взгляде обида проскальзывает. Но сколько же обиды внутри него накопилось за эти годы. — Но внутри, признайся, ты еще та девчонка, что фантазирует обо мне каждую ночь… Он не успевает договорить, когда ладонь ее маленькая соприкасается с его щекой. И все будто замирает. Стихают разговоры двух рабочих, что зашли за горячим кофе и куском пирога. Все смотрят на дальний столик, за которым раздался звук пощечины. — Какой же ты мудак, — выплевывает Сара, резко поднимаясь с места, оставляя десятку за коктейль. Она чуть не срывается на бег, стараясь не расплакаться прямо здесь. Нет, она не доставит ему такое удовольствие — смотреть на свою слабость. Она смотрит себе в ноги, засунув руки в рукава растянутой толстовки. И не замечает преграду в виде мужской фигуры, возникшей на пороге закусочной, врезаясь в нее носом. — Сара? Знакомый голос заставляет ее сглотнуть и поднять глаза. Пришел. Взгляд уже мужчины пробегает по закусочной, останавливаясь на знакомой фигуре за дальним столиком, а после снова на трясущиеся плечи девушки из прошлого. — Пойдем. Он приобнимает ее за плечи, замечая знакомую толстовку с надписью «Сентфор Хайт», и слабая улыбка появляется на его губах.