Розовая пыль

      Какая же всё-таки Земля... необыкновенная.       Шпинель удивляется, что на полном серьёзе была готова её уничтожить.       Окружённая маленькими жёлтыми цветами, она опиралась на ствол дерева, устроившись под его тенью. Близ него раскинулась поляна, где сидела Розовая Жемчуг (теперь уже Волейбол. Шпинель всё ещё привыкала называть её так, потому что той это нравилось), переплетая стебельки полевых цветов в незамысловатую косицу.       Камень-шут видела её краем глаза, всё внимание уделив жёлтым цветам, что пестрили под самыми ногами и были ей смутно знакомы. Она аккуратно срывает один, осторожно подносит к лицу с чёрными потёками, и вдыхает его приторно-сладкий аромат, жмурясь.       Посидев минуту, в немом блаженстве пытаясь запомнить этот запах, вновь открывает глаза и тянет цветок ко рту. Уж больно сладко он пахнет. Но в сантиметре от зубов останавливается, будто её снова пришибли стерателем, и отстраняет руку с жёлтым бутоном. Она вдруг вспомнила, как Стивен был расстроен, когда она съела какой-то большой цветок вместе с горшком из его теплицы (тогда она была готова поспорить с Аметист, что это рекорд), когда она была у него в гостях. А вдруг Волейбол тоже нравятся эти цветы, и увидев, как она ест один из них — расстроится также, как и Стивен? Он её, конечно, почти сразу простил. Ну, для этого ей пришлось забраться на сотовую вышку и прокричать извинения оттуда, ведь Стивен сам учил её, что для того, чтобы тебя простили — нужно сделать что-то очень душевное. Чем великий поступок, вроде этого, не является чем-то душевным? Правда, потом он попросил её больше не делать так, но почему бы и нет? Такой расклад вполне может быть: на Земле свои порядки и законы, которые розовому камню ещё предстоит намотать на ус.       И к тому же, насколько Шпинель успела понять за своё тысячелетнее существование, абсолютно все жемчуга имеют тягу к чему-либо красивому. Шпинель задумчиво покрутила растение между пальцев, прикусывая губу. Например, к цветам. Вторая половина жемчужина же имеют причуду слишком драматизировать. Конечно, Розовая Жемчуг навряд ли одна из этого большинства (точно не из), но как бы там ни было, обижать кого-то и рисковать чьим-то общением (особенно Волейбол) Шпинель хотелось в последнюю очередь, а наесться цветами она ещё успеет вдоволь.       Поэтому вместо этого она протягивает руку дальше от тени дерева, любуясь веками лепестков сквозь просвет лучей. Слабый ветерок трепал их, солнце растекалось, словно жидкий янтарь. Шпинель медленно вертела его между пальцев, и сок из стебелька начал размягчать подушечки, впитываясь сквозь плотную ткань световой перчатки. Лёгкий шальной ветер хотел вырвать его в свой поток.       Шпинель пыталась вспомнить, как этот образец называется, ведь вроде Перидот уже показывала ей их... Насколько она помнит, их было видимо-невидимо на той поляне, где она впервые столкнулась с Кристальными Самоцветами.       Название ещё такое смешное, как у маленького камушка. Мюлик? Кутик?... Может, тюбик? Возможно.       Вдоволь налюбовавшись, Шпинель наконец разжала пальцы, отдавая на растерзание ветру. Пока он игрался с её волосами и брошенным в него цветком, инопланетянка обернулась на поляну, где всё ещё была Жемчуг, только уже не сидевшая на месте.       Теперь Волейбол танцует. Кружится в вальсе со стайкой бабочек, не обращая внимание ни на что, кроме, кажется, собственных ощущений. Отдаётся им так, словно боится в любой момент потерять возможность чувствовать вновь; возможность танцевать не для кого-то, а для себя самой; радовать ни кого-то, а только себя. Почему-то, подумав об этом в таком ключе, Шпинель неосознанно начинает наблюдать за ней и выбираться из тени, затаив несуществующее дыхание.       Надев на розовую макушку корону из цветов, Розовая Жемчужина плавно вскидывает ноги, руками чертя полудуги в сладкопахнущем воздухе. Закрыв единственный глаз и мурлыча себе под нос что-то простенькое и еле слышимое, но определённо нежное, она высоко откидывает голову, отчего аккуратный венок с неменее аккуратной причёской из двух пучков в форме роз только чудом всё ещё держатся на световых шпильках.       Устремив перламутровое лицо к небу и жмуря глаз, она улыбается солнцу. Трещены на щеке сияют, словно рельефные узоры на гранёном фарфоре. Вокруг кружат такие же элегантные бабочки и жёлтые лепестки цветов, стряхиваемые её же головой прямо из венка.       Как же они называются?.. Любик? Лятик? Нет, всё не то.       Они сразу же стремятся вниз, но какое-то время весят в воздухе, подхватываемые ветром. Бьются о тело Волейбол, красиво очерчивая её от природы аккуратную фигуру, словно у мраморной статуэтки. Впрочем, несмотря на посторонние прикосновения, словно сама природа хотела обнять и присоединиться к танцу с не своей дочерью, это её, кажется, совсем не беспокоило. Волейбол их даже не замечала. Она вообще почти ничего не замечала прямо сейчас.       А Шпинель замечает. Обращает внимание на каждую мелочь, внимательно изучая всё окружение Волейбол и её в частности. Изучает и в последний раз поражается красоте Жемчужины.       Последний раз прокружившись, Волейбол встаёт на носочки, обратив лицо прямо в сторону камня-шута. Открыв глаз и заметив, что за ней всё это время наблюдали, тотчас наливается светящиеся розовым румянцем.       Только сейчас Шпинель поняла, что нагло пялится на скромную жемчужину, поэтому резко отворачивается, покраснев до кончиков волос и пытается делать вид, что безмолвный камень возле неё более интересный собеседник.       Голову-то отвернула, но переферией всё ещё смотрит за Волейбол, ибо никакой другой камень, будь то обычный или самоцветный, не сравнится с ней ни по красоте, ни по интересности. Бесполезно вздохнув, она кинула взгляд на те самые жёлтые цветы.       Талик? Мутик?       Услышав тихое приближающееся шуршание травы, словно тот, кто ступал, был легче облака, Шпинель невольно напряглась. Когда шаги достигли самого дерева, Жемчуг села так же бесшумно, как и пришла.       Хоть Волейбол и сама подсела к ней, говорить что-либо она не спешила, сохраняя обедное молчание более минуты. Это вроде и успокоило Шпинель, но с таким же успехом заинтриговало.       Наконец, повернувшись к лучшему творению Хоумворлда, Шпинель узрела улыбку настолько тёплую, что в совокупности с таким же тёплым днём ей стало очень жарко. Особенно горели щёки.       Казалось, Жемчуг только-только решила что-то сказать, как её тут же отвлекает тихий голос камня напротив.       — Ты теперь танцуешь по-другому...       Волейбол от такого заявления только вздрогнула, опустив уголки губ, что Шпинель тут же заметила и поспешила поправиться, начав тараторить, активно жестикулируя:       — Т-то есть!... Ты красиво танцуешь, очень! Просто... С тех пор, как мы в последний раз виделись, ну, более шести тысяч лет назад, ты... — она попыталась посмотреть на неё, но Жемчуг лишь вновь покраснела, не зная теперь, что сказать. А Шпинель продолжала: — Ты как-то по-другому теперь двигаешься и... Не то, чтобы мне не нравилось, как ты танцевала в прошлом! Очень нравилось! Я п-просто хочу сказать, что...       Увидев озадаченность на её лице, Шпинель замолчала, решив, что и так наговорила достаточно. Она смущённо отвернулась, когда взгляд опять упал на цветы под ней.       Лютик?       Почувствовав ладонь в бархатной перчатке на своей, розовый камень еле вздрогнула, но осталась в прежнем положении.       — Тебе... Правда понравилось?       Теперь настала очередь Шпинель озадаченно хлопать глазами, повернувшись к почему-то в миг смутившейся Волейбол.       — Конечно! — она повернулась всем телом к бледно-розовому камню. — Это было круто, а ты была такой красивой... Хотя, ты всегда такая, — смотря прямо в розовое от румянца лицо Жемчуг, заявила Шпинель.       — К... Какая? — из-за чувства, которое Волейбол испытывала только к Розовому Алмазу, когда та обращала ей лёгкие улыбки и задорные взгляды, и вновь, по непонятной причине, наполнившее её, не давало понять очевидные вещи.       — Ну, красивая... — переборов смущение, конкретизировала Шпинель.       На мгновение она отстранила взгляд от собеседницы, но тут же вернула его обратно.       Теперь, смотря на забавное выражение лица и смешной порозовевший носик Волейбол, Шпинель подавила смешок, нежно взяв её за щёку грубоватой перчаткой и так же нежно и смущённо улыбнулась.       К удивлению Шпинель Волейбол не отстранились, а наоборот, даже прижалась к ладони, положив на неё свою, и смотря на камень перед собой с каким-то благоговением. Но тут де отдёрнулась и устремила взгляд розового глаза куда-то за плечо.       — Ну, раз тебе понравилось, как я танцую, то... — вернув свою фирменную улыбку, Жемчуг, всё ещё страшилась смотреть собеседнице в глаза, потёрла щёку пальцем, — Я посвящаю его тебе! — она взяла всю волю в свой слабый кулачок и всё-таки смогла посмотреть на Шпинель, тут же чуть не прыснув от смеха.       Та была до смехотворного смущённой, став краше помидора (хотя Волейбол не знает, что это). Её зрачки сузились до маковки, а веки были вскинутые чуть ли не на лоб. Всё это было подчёркнуто ещё и безмолвным шоком, застрявшим на её губах, что подчёркивало её природную комичность. О звёзды, она даже удивляется смешно!       Розовая чуть-чуть и засмеялась бы, но, как подобает примерной жемчу... Жительнице планеты Земля, где все равны, промолчала, лишь тихонько фыркнув под нос.       — Ты... Сёрьёзно?...       Сейчас Жемчужина лишь улыбнулась несмотря ей в глаза и, взяв её руку в свои, тихо, еле слышно пробормотала, не сводя глаза с одного конкретного цветка, что под их ногами было видимо-невидимо.       — Да.       Точно, лютик.       На поляне с бабочками, возле широкого дерева, одна будет танцевать на цветах только для них обеих. Другая будет сидеть под деревом на цветах и смотреть на неё, поражаясь её красоте.