славишер (флаффный сборник)

расставаться со славой — это как бросать наркотики. ты понимаешь, что все пришло к логическому концу. произошел какой-то переломный момент, заставивший тебя окончательно убедиться в том, что все безнадежнее, чем казалось., но ты привязан — ты так долго принимал, вещества так часто спасали тебя от отвратительной реальности, унося в какую-то иную, приятную, пусть и на жалких пару минут. это расставание через силу привязанности. или любви? в любом случае что-то очень странное тянуло их друг к другу магнитом, даже через алишеровскую гордость, которая часто сильнее даже жажды наживы, и славину обиду, которая просто съедала его изнутри, не исчезая с извинениями. раньше имел бога внутри себя. теперь и это все просрал, и честно говоря нихера этому не рад моргенштерн собирал только самые важные вещи в своей комнате, поражаясь, как много общего они с марловым нажили и стараясь не думать о том, как вообще будет жить без славиных объятий сзади, робких поцелуев при встрече и ладоней на своих плечах. и рыдал, потому что слезы сами катились по его щекам, хотел он этого или нет, кусал свои руки, чтобы не было так больно. так страшно, так одиноко и пусто где-то внутри, где все еще осталась безграничная любовь, которую репер снисходительно называл совместимостью. в которую не верил, пока кудрявая макушка не высунулась из капюшона худи, с неуверенным «здравствуйте» я не верю в слово «любовь», я верю в дурацкое слово «совместимость». когда каждое банальное бытовое условие между вами превращается в нереальную, сумасшедшую интимность он больше не может раскладывать по чемоданам одежду и технику. по тем чемоданам, с которыми они вместе ездили отдыхать по странам, где их очень редко узнают. складывать те вещи, которые славик помогал выбирать и в которых часто ходил по дому. алишер просто не может покинуть их дом. я из тех людей, кто не видит себя, растворяется в другом, делая его жизнь намного лучше., но такой человек обречен быть сам, такие дебилы должны страдать, им так нужно, так тексты будут круче и тут он чувствует на своих плечах родные руки, опускающиеся ниже. чье-то хрупкое теплое тельце прижимается ближе. показалось? сожги слава плачет в алишеровское плечо навзрыд, тихо шмыгая носом, злится, но все равно жмется ближе, зарывается носом в темные густые кудри. меня — пожалуйста… — моргенштерн осторожно разворачивается и обнимает этот комочек из эмоций. ему тяжело, безумно. страшно, больно, но так хорошо рядом с битмарем — прости меня… пожалуйста — больше из его уст ничего не выходит внятного прямо — я тебя ненавижу — марлов жмурит глаза и мертвой хваткой цепляется за чужое худи — также сильно, как люблю. здесь пусть горит мое больное тело люди будут свои руки греть, а я буду петь ведь ты так этого хотела