***
Всё-таки хорошо, что на нём очки — может спокойно разглядывать кого угодно, а те даже не поймут. Так и сейчас он молча созерцал игру — шахматы; его излюбленное увлечение, тренировка для мозга и помощник в реальных боях, в конце концов, люди ведь просто фигуры? Соколовский играл с каким-то рыжим, Уолш, вроде бы. Смотреть на сие зрелище, откровенно говоря, ему было больно. Разумеется, он понимал, что искать здесь гроссмейстеров не стоит, но хотя бы то, что в академию просто так не попадёшь и отбирают лучших, дарило ему надежду. Зря. Уолш походил ферзём. Ди Рейзел достаточно громко фыркнул. — Ему осталось… три хода? — прошептал сидящий рядом Тод, который тоже поглядывал на доску, стоящую на соседней парте. — Да. Это в худшем случае. В лучшем — пять, может быть, даже выйдет на ничью, если увидит уже сейчас свой просчёт, в чём я лично сомневаюсь, — уже гораздо тише ответил Кадис. Эмили и её рыжая подружка — гречанка Элла Брут — шушукались в сторонке, так что ди Рейзел вполне мог услышать предмет их разговора. — Видела новости? — вопрос от Эллы. — Ты про Сибуи? Ужас какой-то. Никогда не понимала, зачем люди убивают, да ещё так жестоко… Маньяк какой-то. Кадис отвернулся. Ску-ко-та. Хоть бы что-то интересное обсуждали. Он вернул своё внимание шахматной партии. В итоге, как и предполагал, через три хода партия была окончена, победил Соколовский. — Эх… — Уолш почесал голову под тяжёлый вздох ди Рейзела, хотя это скорее звучало как досада… Ску-ко-ти-ща. Где его развлечения? — Ну, не расстраивайся, — решил подбодрить Уолша… нет, не его оппонент, а всё тот же ди Рейзел. — Я в детстве тоже брату всё время проигрывал… — У тебя брат есть? — Уолш широко раскрыл карие глаза. Кадис сделал паузу, что-то обдумывая, но всё же ответил: — Был. Шнайзеля он считал братом только в детстве, до того, как Чарльз изгнал его из страны, а эль Британия даже не заступился (хотя если бы он так сделал, то и его изгнали бы). Шнайзель был для него соперником, врагом, которого нужно опасаться. — И? И что в итоге? — Спустя годы я одолел его в той партии, в которой проигрывать не стоит, — Кадис улыбнулся. Соколовский хмыкнул, затем в его болотно-зелёных глазах загорелся огонёк. Ему вообще-то хотелось сбить спесь с этого индюка-сыночка герцога. А тут… — Ди Рейзел, а, ди Рейзел! Сыграешь со мной? У Вас же в Британии шахматы обожают. Или вы только и можете, что похваляться, а после хвосты поджимать, когда предлагают сыграть? — тут он посмотрел на Листона, который отвернулся. — Жалко, что ты не видишь, как у меня бровь поднялась, — британец забавлялся. — Хорошо, сыграем. Но так как времени у нас немного… Блиц, пять минут каждому. Как раз до звонка справимся. Тод скривился и вперил недовольный взгляд в затылок ди Рейзела. «Он что, и впрямь собирается играть с… этим?» — Хорошо, тогда я приготовлю секундомер, — залез в смартфон и начал настраивать. — Но просто так играть скучно. Давай на желание. — Ладно, — ди Рейзел уселся на стул, на котором до этого сидел Уолш, уселся, как на трон. — Любое. — Без проблем. — А если я скажу тебе снять очки? — А что в этом такого? — удивился Кадис. — Я могу закрыть глаза… — Ну не знаю, — покосился на Элайджу, стоящего за плечом ди Рейзела, совсем близко, — Тод вот побледнел как-то… — Да что захочешь, то и загадаешь. Сначала победи. Я буду белыми, терпеть не могу чёрный, — покрутил в руке короля и поставил на доску. — Начнём? — он нажал на сенсор, схватил пешку и походил с2-с4. Соколовский снова фыркнул, аккуратно взял свою чёрную пешку с е7 и передвинул на е5. Белый конь тут же перепрыгнул через белую пешку и занял новую позицию — с3. Чёрные тоже ответили конём, тот стал на f6. Ещё одна белая пешка совершила передвижение — на g3. Это было английское начало, дракон в первой руке. Класс замолчал, и все тихонько подошли к двум игрокам. Соколовский играл хорошо, лучше всех в классе, и поначалу соперников у него было много, но уже через месяц всем как-то не хотелось проигрывать. И тут те на! Ди Рейзел решил попытать судьбу, да ещё и на желание. И если изначально к шансам ди Рейзела победить относились скептически, то уже через минуту, когда дебют был быстро разыгран, это не казалось такой уж фантастикой. Соколовский мог на пять-семь секунд призадуматься, а Кадис жадно хватал фигуры и грубо опускал их на доску, казалось, совсем не задумываясь. — Ты вообще на доску смотришь? — поражённо произнёс Соколовский, не выдержав этой скорости. — Разумеется. Пока ты ходишь, улиточка, — без злобы подразнил парня, двигая слона, нажал на сенсор. — Только не ведись на провокации. — Ну хорошо, — русский вздохнул. — А что бы ты хотел загадать? — Скажу, если выиграю. — Ты не уверен в своей победе? — Я не каждый выигрыш считаю победой. Победа должна приносить удовлетворение. Фигуры продолжили свой причудливый танец по клеткам доски, изредка поедая друг друга. Сергей взглянул на время, ещё две минуты. Две минуты, а его оппонент уже явно что-то задумал, он был настолько решителен и даже как-то по-своему ироничен в своих ходах, что уверенность русского невольно пошатнулась. Ди Рейзел слишком вальяжно расселся на простом стуле, слишком по-хозяйски одна нога закинута на другую. Соколовскому даже казалось, что ди Рейзел нависает над доской и над ним самим, как какая-нибудь грозовая туча над полем боя, где льются реки крови. Как какое-нибудь мифологическое существо. «Как какой-нибудь бог войны…» — сам не зная почему, про себя пробормотал Сергей и тут же смутился от этой мысли. Слишком по-повседневному величественно он выглядел с фигурой в руках. Будто всю жизнь только и делал, что играл в шахматы. Ди Рейзел внезапно сделал совсем идиотский ход, подставив ферзя под удар. «Ч-что он делает? Это ловушка?» — Сергей уже успел понять, что перед ним ОЧЕНЬ сильный игрок, не его уровня, поэтому стал судорожно проверять ходы. В конце концов, через пару секунд русский цокнул и скривился от того, что времени на раздумья у него особо-то и нет, осталась минута. Вот же гад! Явно же что-то задумал, и сейчас от хода чёрных определённо зависит вся оставшаяся партия. — Я оказался слишком самонадеян, — хмыкнул Соколовский, но ферзя не съел, походил пешкой. — Разве? Ты просто не поверил, что я могу ошибиться, — Кадис на краткий миг улыбнулся. — Зря, — взял ферзя и снёс чёрную пешку. — Ты издеваешься? — Нет. Мне просто было интересно, что ты будешь делать, — нажал на сенсор. — Прошу, ходи. — Что это здесь происходит? — к толпе подошёл Сато. — А, неужели опять шахматы? Я надеюсь, не на деньги? — На желание, — ответил ди Рейзел, в то время как Сергей уже явно психовал, но всё-таки походил конём. — А… ну что ж, — походил ладьёй. — Ты так хочешь услышать два слова от меня, Сергей? Играй лучше, а то сочту это за оскорбление. — Заткнись. Сато внимательно осмотрел доску и понял: Соколовский обречён. Его оппонент имел явное преимущество как в расположении фигур, так и в их численности. — Где ты научился так играть? — озадаченно бормотала Рузенкрейц, наблюдая, как ди Рейзел резво, едва придёт его черед, менял расположение фигур. — Я же сказал, брат учил… — ответ, не отрываясь от партии. — Он у тебя какой-то гроссмейстер, что ли? Я не слышал ни о ком с твоей фамилией, — Соколовский сделал последний ход, теперь уже окончательно загнав себя в ловушку. «Ага, премьер-министр Британии, скорее всего. Шнайзель славится своей игрой», — хмыкнул Сато про себя, наблюдая, как оппонент Сергея ставит тому шах ферзём. — Полагаю, дальше смысла нет, — вздохнул русский и протянул руку, которую тут же пожали. Но радости у победителя не было. Ди Рейзел тяжело вздохнул. — М… учитель, может, с Вами сыграем? — О, нет. Я, пожалуй, воздержусь, — японец выставил руки в защищающемся жесте и замотал ими. — Какая скука… Ну и с кем мне играть? — С компьютером поиграй, — фыркнул Сергей, ставя фигуры на изначальные позиции, — на высшей сложности. — Это тоже скучно. В мире есть задачи, которые компьютер решить не в силах, стоит только свести к ним партию, как ты, считай, победил. — Какое у тебя желание, что ты его не захотел говорить? Ди Рейзел снова вздохнул: — Ну, коль для тебя это так важно, — указал на чипсы и, словив недоумённый взгляд, пояснил, — если бы я сказал, то ты бы скорее всего их съел мне назло, — он схватил не открытую пачку чипсов и открыл её. — Элайджа, будешь? — улыбнулся широко, запрокинув при этом голову. Тод рядом с ди Рейзелом делался максимально странным, он много молчал, всё время как-то неопределённо смотрел и очень долго думал над ответами. Даже там, где, казалось, это было глупо. — Нет, — односложный ответ. — Спасибо. Поняв, что смотреть тут больше не на что, все разошлись. Все кроме Рузенкрейц. Ну и Тода с ди Рейзелом. — Я тоже кое-что умею. Сыграешь со мной? — она встала в боевую стойку, сложив руки на груди, сощурив синие глаза и яростно блеснув ими. — Только обычная игра. Не блиц. — В таком случае, это уже после занятий, — ди Рейзел встал и повернулся к Элайдже. — Ну попробуй, — он переложил пачку в другую руку и положил чистую ладонь на плечо парню, слабо толкнул, подальше от ушей. — Ну я же видел, как ты смотрел. Явно же захотел. — Я могу и купить, — Элайджа старательно отводил взгляд, отворачивался и слабо дрожал. — Ну я что, зря загадал? Тод быстро повернул голову и удивлённо посмотрел на собеседника. — Так… это из-за меня такое желание? Ди Рейзел в который раз за последние десять минут вздохнул и сунул чипсы Тоду, после пошёл к своему месту. — Что сейчас, история? — порылся в портфеле и достал книжку. Нет, ну надо же почитать хоть немного о себе? Он, конечно, уже вспомнил… смог побороть свою память и прорваться куда дальше, чем белые стены тюрьмы. Но так и не смог воспринимать то прошлое как свою жизнь, такое чувство, что тот удар в сердце и то мгновенное осознание перед тьмой окончательно и бесповоротно поставили точку, закрыли книгу. А на смену той книге пришла иная, с человеком, носящим это же имя, но казавшемся совершенно иным… хотя сам герой знал, что он ничуть не изменился и просто сбросил благородную маску, что так долго обманывала читателей. Он умер как герой и вроде даже ради благородных целей, жалко только, что это не так. И всё же учебник прочитать нужно. Взгляд умело цеплялся за нужные фразы, фамилии… В общем-то ничего нового, но так будет понятней, что от него хотят услышать. Люди не любят правду, они любят быть обманутыми, поэтому его до сих пор никто не нашёл, а Сато… этот молчит… «Разумно, с твоей стороны», — хмыкнул он про себя. Лелуш уже давно прочитал и узнал о самых главных событиях тех несчастных пятнадцати месяцев своего отсутствия. И мнения о событиях были самыми разными… Например, где-то он прочитал весьма популярную версию, что Куруруги Сузаку и Лелуш ви Британия были в сговоре на протяжении многих лет. Якобы Лелуш давно метил на трон, пусть даже он и был в изгнании, а Куруруги, у которого ещё до войны Британии с Японией изгнанный принц был «в гостях», должен был помочь проложить путь к трону взамен на высочайший титул. И что в армию Сузаку пошёл именно для этого, что благодаря бывшему всегда в тени принцу со связями в Одиннадцатом секторе Куруруги заметили и назначили пилотом Ланцелота. И что вроде как роман с мёртвой принцессой Юфимией и месть Зеро за неё были просто красивой игрой, так Куруруги поднимался по карьерной лестнице, чтобы получить титул рыцаря Круглого стола, быть рядом с Чарльзом и, когда придёт время, убить императора, чтобы стать Нулевым рыцарем. А некоторые особые любители теорий заговора и вовсе предположили, что принц ни черта не был в тени, а напротив участвовал в карнавале в главной роли — Зеро. И что таким образом Лелуш собирался ОЧР превратить в свою собственную армию, которая также поможет с захватом власти в Британии, ну и бонусом якобы вражда с Куруруги поднимала престиж последнего. А исчезновение Зеро на год они истолковали как какое-то вынужденное отступление в силу каких-то неизвестных обстоятельств. И эти же выдумщики делали интересные пометки по типу: «Только представьте, что почувствовал Лелуш ви Британия, когда увидел кого-то кроме себя в костюме Зеро!» О, Лелушу было страшно. Они, наверное, удивились бы, но он испытал совершенно логичное для такой ситуации чувство. Он чувствовал себя вынужденным самоубийцей. Ему было смешно, что в этих выдумках была кое-какая правда: Лелуш был Зеро, и ОЧР было его армией, которая должна была помочь свергнуть отца и уничтожить всю Британию. Только ОЧР его предало… но это не так уж и важно теперь. Честно, ему понравилась такая теория, можно будет даже взять её за основную, если спросят, потешит эго этих «писателей». А что… можно и роман стряпать, выдав за автобиографию… Рассмеялся таким мыслям. И не только. История — потрясающая наука, стоит только нужному рту что-то сказать, как это вполне может стать истиной и оказаться в учебниках. И не важно, что ещё день назад учили чему-то диаметрально противоположному! Прекрасная, неточная наука, что хочешь, то и твори, коль силы есть. А ещё ходили слухи не только о жестокости Кровавого императора, но и о том разврате, который он творил. Честно признаться, Лелуш даже челюсть уронил, как прочитал. Нет, ну это же насколько озабоченным нужно быть, чтобы придумать легенду, будто император делил ложе чуть ли не с каждым сановником и рыцарем Круга (причём, только мужчинами, и эта селективность поражала больше всего). Так он ещё потом узнал, что и оргии, оказывается, устраивал (вспомнив реальные события — подвал с пленниками и кабинет с документами, — подумал, что, может быть, так было бы куда лучше). «Хотя вот если подумать, то Стаффорд конечно по мальчи… нет, нет, — помотал головой. — А Джеремия в общем-то краси… Господи! — зажмурился, затем открыл глаза, посмотрел влево, там сидел Тод, который задумчиво сверлил доску. — Так, хватит!» — зажмурился. Он даже сайт с этими бреднями сохранил. Кстати, можно и почитать ещё чего-нибудь. Залез в смартфон, открыл нужную ссылку. Нет, правда жалко, что никто не видит, как его бровь ползёт вверх, всё выше и выше, вот-вот проползёт весь лоб. «Нет, ну собственно тут и удивляться нечему после… оргий… — он даже не знал, как назвать те чувства, которые возникали при прочтении заголовка о том, что он и Куруруги были любовниками… — А я смотрю, их привлекает мысль о моей нетрадиционной ориентации. И как написано… прямо-таки базируется на теории, что мы были в сговоре. Ага, конечно, романтичная история… Он меня грохнуть мечтал, романтика прям… Ну и идиоты», — он не злился, ему даже нравились эти небылицы, вообще-то было даже приятно быть такой загадочной личностью. — Элайджа, глянь, — он засмеялся и показал экран Тоду, — что за идиотизм? — продолжал смеяться. И только потом он понял, что не стоило этого творить. Тод выглядел так, будто, по меньшей мере, собирался убивать. Ему показалось, что смартфон вот-вот загорится. — Да глупости всё это, — выключил экран, — никогда о нём так не думал. Нет, я, конечно… — говорил очень тихо, — ну меня могут привлекать… но не… — поморщился. — В общем, бред всё это. «Элайджа, хватит сверлить парту, сейчас дыра образуется. Я вообще-то тут тебя успокоить пытаюсь! Нет, ты хочешь парту сломать? — Лелуш растерян, а рука Тода уже сжимает крышку парты. — Точно же сломаешь… или руку, нет, руку не надо!» — он реально испугался за ладонь. В голову просто не пришло ничего лучше, чем схватить ладонь Тода и отодрать от парты. Так и сделал. По итогу сидит и сжимает её, хотя нет, не только, он ещё и гладит большим пальцем по костяшкам. А Тод присмирел. Он продолжает сверлить взглядом доску, но выравнивает дыхание, борется со злостью. Они оба прослушали начало урока, а потому… как-то не поняли, когда урок истории свернул не туда. — Ну, а вдруг он жив? — Сато передёрнул плечами и посмотрел на ди Рейзела. — Вот что бы Вы делали, господин ди Рейзел? — В смысле? Если бы я был Кровавым императором, — рука Тода дёрнулась, Элайдже вообще не нравилось это прозвище, хотя самого его обладателя оно вполне устраивало, — который восстал из мёртвых, — мгновенно понял предмет обсуждений, ну а что ещё, если у них тема — он сам, — или что бы я делал, если бы он вдруг оказался живым? — Первое… если можете предположить ход мыслей императора. — Ничего. Я бы ничего не делал, за меня всё бы сделали другие, уж поверьте. — И Вы бы пришли на готовенькое? — Ну да, — пожал плечами как само собой разумеющееся. — Ну может быть, — развёл руками, — может быть, я бы поговорил кое с кем. — Это с кем? С рыцарями? — Ой, боже, будто они что-то решают, — махнул рукой. — В мире есть человек поважнее рыцарей Круга… Он в общем-то не любит, когда о нём щебечут, хотя сам регулярно грешит подобным. Это, так сказать, тень престола… — Да я уже понял, что талант тянуть резину у Вас имеется, кто это? — Глава Тайной канцелярии, — быстро ответил и улыбнулся. — Ну, а потом решили бы. Что тут думать, не пойму, — хмыкнул. Тод тем временем искренне мечтал, чтобы его сосед замолчал. Мало ли к чему приведёт эта болтовня... — И всё же интересно… — пробормотал учитель. — Почему тело императора осталось нетленным?.. — уставился хитрющими глазами на ди Рейзела и самодовольно улыбнулся. Тод испуганно еле заметно дёрнулся. Сколько они будут обманывать всех, плясать по краю бездны? А засесть и не высовываться ни Лелуш, ни Элайджа не хотели. Обоим хотелось переполохов и потрясений, хотелось этого пути по краю. Хотя вообще-то Элайджа и сам не знал ответа на этот вопрос, как и почему у императора глаза иногда сверкают красным. — Может, это и не был император? — как бы невзначай предложил ди Рейзел. — Хотите сказать, что император всё это время… был… жив? Ходил никем незамеченный? — Ну, а почему нет? Люди часто не видят того, чего не хотят. Это и есть главная человеческая глупость. Тод что-то очень сомневался, что Лелуш не лежал в гробу. — Говоришь так, будто ты — это он, — заметила какая-то девчонка из класса. Ди Рейзел сохранял улыбку. А Тод еле сдержал лицо, сохранив невозмутимость. — Вы и вправду думаете, что Лелуш ви Британия пришёл бы… сюда? — чуть ли не хрюкнул. — Ну да… мог бы… Он любит делать то, чего от него не ожидают. — Любит? — Ну раз мы рассматриваем вариант, где он жив, — развёл руками. — Ну, а что бы вы делали, если бы… я был им? Соколовский поморщился: — Ди Рейзел, заткнись. — Не мешай разговору, — ответил Кадис. Может, у него мечта такая? Огорошить кого-нибудь своим появлением? И ответ на вопрос хоть как-то да исполнит её, пусть даже в фантазии. А этот лезет. — Я бы тебя прикончила, — резко ответила Эмили. — Ты и так этого хочешь. Но уверен, что помешал бы тебе исполнить желаемое. А остальные… что бы вы делали? — он рассмеялся, ему никто не ответил, ди Рейзел вздохнул и вернул всё своё внимание Тоду. «Господи, да почему же так скучно?! Ну хоть кто-то развлеките! Может, стоило позволить Миллеру и Веллингтону здесь появиться? А что… было бы не так нудно…» Он тут же представил эту картину. Вид перепуганных лиц учащихся и преподавателей тут же поднял настроение и даже рассмешил. Честно, он даже едва сдержал смех. — Элайджа, а ты не сыграешь со мной партию? — он повернулся и сжал губы в предвкушении, пусть Тод и утверждал, что в шахматах он профан, ничего… научит. — Сыграешь партию со мной? — уже требовательно, он до безумия хотел хоть какого-то развлечения. Тоду, как любому порядочному человеку, стоило пребывать в шоке. Но Тод не был порядочным человеком, его глаза сузились, а лицо приобрело выражение довольства, улыбка напоминала злобный оскал, глаза заблестели, а к щекам прилил румянец. — Разумеется. И не одну, — Тод не отрывал взгляда от чёрных стёклышек очков, словно мог видеть через них глаза. О, Тод видел. Он не мог объяснить, он знал, что ждало за теми стёклами, и он любовался этим. Он один мог так. Ему одному было позволено. Он видит странное багровое свечение, наслаждается им. Лелуш смотрит в зелёные глаза, свет зимнего солнца преломляется, пляшет, играет, зазывает. Солнце ещё холодно, но уже скоро, всего пару месяцев — и оно будет палить. Ему уже не интересно, что там будут делать другие, если узнают о его настоящей личности. Так наплевать… Он знал, что либо подчинит их своей воле, либо убьёт. В конце концов, в этой жизни он пока что не имел даже намёка на сомнения. — А вообще странно всё это, - возвращает в реальность голос Сато. - И эта казнь… как найтмеры в Зеро не попали? Как Джеремия Готтвальд, известный своей реакцией, силой и ловкостью не смог остановить Зеро? Почему император не вытащил пистолет сразу? Почему никого, даже маленьких сошек не казнили? Ладно, я могу понять ситуацию с сановниками и рыцарями: казнили бы их — и Британия убила бы свою императрицу, а к власти пришёл кто-нибудь новый, началась бы новая война, и мы пришли бы к тому, от чего все бежали… Какой-то цирк. — Вы полагаете, что в этом мире существует… расплата? — вопрос… нет, не от ди Рейзела, а от Тода, Элайджа фыркнул от своих же слов. — Только не в этом новом, замечательном, — сарказм, — мире. И не замечателен он для вас же в первую очередь. Будь мы в старом, их бы покарали. И ты, Рузенкрейц, — противно выплюнул её фамилию и с вызовом посмотрел на девушку, — не любовалась бы моим прекрасным ликом, — обвёл лицо, — каждый день, — он широко улыбнулся, готовый вот-вот рассмеяться. — А что, не знала? Меня ведь тоже судить собрались… за то, что сын лейб-медика… Вот скажи, ты знаешь, что задача лейб-медика людей спасать, а не губить? А их это не смутило, — Тод, казалось, был на грани истерики. — А перед тем, как меня прикончить, ко мне пришёл эрцгерцог Пруссии. Хочешь знать, зачем? — Господин Тод… — неуверенно пробормотал Сато. Глядя на шокированное и бледнеющее лицо девушки, Тод ещё шире улыбнулся. — Вижу, что понимаешь. Он думал, я ему дамся, а я его чуть не задушил, - приподнял брови. — О, видела бы ты, как он кряхтел и как глаза выпучил... Но тебе ведь, Рузенкрейц, по барабану на всё это,— его улыбка резко пропала, — а потом ты спрашиваешь, почему я на стороне императора. Может быть, потому, что ни он, ни его окружение не пытались сотворить со мной подобного, а? — на смену улыбке пришла гримаса боли. Но Тод тут же оказался заключён в самые крепкие на его памяти объятия. — Ну всё-всё, — примиряюще прошептал ди Рейзел. Непонятно, успокаивал ли он Элайджу или же самого себя. Но Тод чётко мог ощутить, как трясутся руки его господина и как быстро бьётся сердце. Он погладил парня по голове, пропуская чёрные пряди здоровых, густых волос сквозь изящные бледные пальцы. Всё закончилось. Тод не уверен, его ли это мысли. — Элайджа, я… — незаметно для самой себя она назвала его по имени и тут же осеклась. — Я не знала. — Да что ты вообще можешь знать, Рузенкрейц? Дальше себя никого не видишь, — фирменные шипение и гримаса отвращения от Тода. — И ты не боялся убить? Или быть убитым за такое? — Соколовский нахмурился. — Меня бы и так убили! По крайней мере, я был уверен в этом. Какая мне была разница? Я утащил бы с собой этого выродка, — он насилу улыбался. Разве он похож на того, кто принял бы Рай, новый мир, о котором все твердили, если в нём нет того, к кому стремилась его душа? Тод не видел этого мира, его вполне устраивал старый, в нём ему было хорошо, а этот «новый» скорее напоминал ему личный филиал ада. Элайджа только и делал, что мечтал о возвращении императора. Более того, если бы для этого потребовалось даже нырнуть в огненную бездну, то он бы это с радостью сделал. Он был готов пойти на это. Но так уж получилось, что огненной бездной был окружающий мир и он уже прошёл через неё. Лелуш жив. И пришёл он к нему. К нему, а не к отцу, не с заданием, а просто. И пошёл за ним вслед. Наверное, Лелушу стоило бы сказать: «Элайджа, успокойся», — Тод бы послушал. Но он не смог. Наступило осознание. Из-за его глупости… чуть не… «Люди везде одинаковы», — он знает это, он сам такой. Только вот ему было страшно слышать такое. Потому что говорил это Тод. И он уже судорожно цепляется за Элайджу, вжимает его в себя, внезапно так важно чувствовать мягкость и тепло его тела под своими руками, так необходимо вдыхать запах лайма: аромат резкий, бьёт в нос, будоражит разум, одуряет его, пьянит… немного напоминает мохито. И обязательно нужно ощущать, как под ладонями раздаётся тихий стук сердца.***
— Что это Вы погрустнели, Ваше Величество? — весёлость в тоне, издёвка в обращении. О да, в этом весь Винзенс Стаффорд. На редкость отвратный человек. Его называли хитрым белым лисом, а Нанналли, которая фактически выросла в Японии и наслушалась легенд от служанки японки, порой казалось, что этот глава Тайной канцелярии — японский демон-лис, способный перевоплощаться в человека. Она знала, что это глупости. Стаффорд был хитрее лисы, иногда казалось, что он даже коварнее демона. И никакого уважения, похоже, он ни к кому на этом свете не испытывает. Стаффорд был страшным человеком, не заслуживающим никакого доверия, и опасность заключалась в том факте, что Винзенс занимал такой пост, который позволял ему руководить государством, при этом не особо-то и интересуясь мнением императрицы. И поделать она с ним ничего не может: Стаффорд осторожный, у него всегда всё схвачено, он мог спокойно сказать ей грубость, зная, что ничего ему за это не будет. Нет, он, разумеется, старался держать себя в руках, но… всё-таки часто выказывал презрение и недовольство. Глава Тайной канцелярии должен быть тенью престола, если император — солнце и день, свет, то глава — это, безусловно, темнейшая ночь. Но что если света нет? Мрак получает всё. И она это чувствовала. Её роль в управлении Британией свелась к номинальной, она не более, чем красивое украшение: у неё нет поддержки народа, армии. Заручиться этим можно в случае войны, но она не тот человек, который станет творить подобный ужас, тем более брат оставил ей этот мир… Чего лукавить, она не хитрая, не искушена в дипломатии и в искусстве управления, за неё всё делают министры и Стаффорд… Нанналли казалось, будто сама судьба насмехается над ней и мстит за что-то. «Твой подарок, Лелуш… скорее злая насмешка… пытка». — У Вас его глаза, — вздохнул Винзенс, пристально всматриваясь в лицо императрицы, находя сходство с Лелушем. Нанналли ненавидела, когда он так делал. Они все — вся Британия — жаждали видеть её брата, она была напоминанием об императоре-завоевателе. Мир вообще не желал её видеть: она — напоминание о диктатуре, в ней течёт та же кровь, что и в тиране. Они все хотели бы её даже не знать. Наверное, всем было бы так намного проще. И сам Винзенс это ненавидел. Он искал Лелуша в ней, отчаянно и тоскливо. А потом понимал, что и глаза были разными, нет, цвет тот же, но взгляд… взгляд иной, не было в нём и отголоска Лелуша, не было даже смутного напоминания о том блеске, в котором смешались ум, хитрость, сила и, может, щепотка безумия. И он бесился, злился на самого себя. Ну неужели так сложно было ослушаться Лелуша?! Почему он пошёл на поводу? Хотя ответ он знал… Лелуша он признал императором. — Ты что-то хотел? — она попыталась скрыть раздражение, но вряд ли от этого человека скроется что-то. — Если ты опять про вход в ССШ, то можешь даже не начинать. Винзенс фыркнул. — Нет, я не за этим. Я хотел поговорить по поводу рыцарей Круга. — А что с ними не так? — Хотя бы то, что это не рыцари? — Дай угадаю, ты хочешь предложить мне рыцарей, которые были при моём брате? И зачем это? Да, британцы будут довольны, а весь мир? Мы хотим мира, а в итоге делаем всё наоборот. К чему эти рыцари, войны не будет. — Хочешь мира — готовься к войне. Она наткнулась на жёсткий взгляд Стаффорда. Глаза напоминали сталь с её жестоким блеском. — Я Вас прекрасно понимаю, Ваше Величество, — раздражение в голосе, — я же не идиот, — едва заметно приподнял верхнюю губу. — Я хотел предложить кого-нибудь другого, того, кого народ знает. Это должен быть военный, который служил ещё при Чарльзе. Небольшой намёк на политику Чарльза нам не повредит. И другие, раз уж Вас так интересует их мнение, а не народа Британии, не скажут ничего против. — Я не… — Не стоит. Мы все знаем, что к нумерованным Вы испытываете куда большую любовь, чем к своему народу. Поверьте, и народ относится соответственно. Нанналли пусть и хотела что-то сказать, но в кабинет вошёл её секретарь: — Ваше Величество, Кодзуки Карен и… — Впустите, — она поняла, что запомнить имя Тамаки или Тодо секретарю сложно. — Снова эти одиннадцатые… — тихо вздохнул Винзенс. Кабинет встретил Кодзуки и её спутников убийственным взглядом Стаффорда, тот смотрел, как на отребье, недовольно дёрнул уголком губ. О, как же ему хотелось убивать. И теперь в этом временном новом мире он не может позволить себе даже мелкие радости жизни в виде приятного времяпрепровождения в темнице… — Вам стоило бы куда больше интересоваться делами своей страны, императрица, иначе однажды страна может не поинтересоваться Вами. Очень зря Вы не слушаете голос разума, — выплюнул Стаффорд в холодном бешенстве и вышел из кабинета, не дождавшись разрешения. — Он злится из-за нас? — предположил Тамаки. Нанналли промолчала, поджала губы и нахмурилась. — Сами слышали, — наконец ответила ви Британия. — Он привык, что всё всегда идёт так, как он хочет. — Ну да… с прошлыми императорами он прям… душа в душу жил… — пробормотал Тодо, наслышанный о жестокости Винзенса. — Присаживайтесь. Вы давно не заходили. — Что-то мне подсказывает, что твой глава Тайной канцелярии так не думает, — улыбнулась Карен. — Правда, Нанналли, он… ты сама знаешь. — Карен права, Ваше Величество, — согласился Тодо, — кто знает, на что он не способен? — Так, я не хочу о нём, — Нанналли выставила руки вперёд. — Лучше расскажите, что там в Японии, чего это Огги не приехал? Карен замялась и отвела взгляд. Тамаки сделал вид, что его здесь нет, Тодо вздохнул, но всё-таки сказал: — Вы же знаете, что… две недели назад… тело Вашего брата пропало. Вот Огги и… — В общем Огги решил найти Лелуша, — перебил Тамаки. — Но ничего не нашёл. Ди Рейзела достал, говорит, тот такой злой был… — Я недавно ему звонила, так он сказал, что и в академии побывал. Когда спросила, что он там забыл, то сказал, что участились случаи стычек британцев и других детей… ещё и сын ди Рейзела туда пришёл… — Кодзуки развела руками. — У Валентайна есть сын? — Похоже. Ты же сама знаешь, что он очень скрытный человек. Так вот, он сказал, что у этого Кадиса паршивый характер, поэтому он решил провести личную беседу. Ну ты же знаешь… эта академия — первый шаг для сближения Британии и всего остального мира, конфликты нам ни к чему. В любом случае, Лелуша там нет. — Я вот вообще не понимаю, чего это он так разволновался после пропажи тела, — хмыкнул Тамаки. — Эта сволочь мертва и слава богу. Какая разница, где там тело? Карен тут же ударила мужчину в бок и что-то зло прошипела ему. А Нанналли нахмурилась и отвела взгляд от компании. — Как тебе не стыдно! Он всё-таки был Зеро и спас всех нас множество раз! — вот это Нанналли разобрала. — Ага, чтобы мы были его марионетками, — Тамаки недовольно фыркнул. — И он вообще-то нас всех предал и чуть не убил. Карен, открой глаза, он — тиран, подлец и лицемер. — Хватит. Успокойтесь. Я не хочу о нём, — снова прервала их императрица. В кабинет тут же забежала злющая, как чёрт, Корнелия. — Корнелия? Что случилось? — Стаффорд случился! Как же причудлива жизнь. Каких-то два года назад Стаффорд был союзником Корнелии, по крайней мере, они оба были на стороне Британии, а трое гостей были врагами, террористами. Но сейчас Корнелия не испытывала враждебности к вчерашним одиннадцатым, а вот к Винзенсу… — Что он сделал? — Нанналли вздохнула, зная характер её сестры, Стаффорд скорее всего просто как-то не так посмотрел. — Тварь он редкостная. Как вижу его, так прибить хочу… Ты представляешь… он Миллера хочет вернуть! — она тяжело дышала. — Этого ублюдка, незнающего чести, сделать рыцарем Круга! Чтобы мы опять были агрессорами и так и не стали частью ССШ? — Миллера? Это тот, который, — Тодо скривился в омерзении, — насильник? — Этот глава не император и… — начал Тамаки, но его перебили. — Вот именно! А возомнил себя им! Убить бы его и все проблемы долой! — бесилась принцесса. — Так вот, про кого он… сволочь, — скупо и как-то сухо охарактеризовала его Нанналли. — Никто не станет новым рыцарем, — помолчала. — Никто не будет против? Да Миллера же и ненавидят в первую очередь! Его только Веллингтон общеголял. И Джеремия. Но последний хотя бы адекватный и просто выполнял приказы… Миллер, боже… А, ну понятно. Стаффорд не собирался предлагать Миллера. У него на уме кто-то другой, кто-то, кто покажется святым рядом с Грегори. Ну или Винзенс просто решил побесить её, в чём Нанналли очень сомневалась, потому что это в первую очередь играло на нервах самого Стаффорда. И сказал Винзенс про Миллера Корнелии не просто так, а чтобы та передала это сестре. Надо же, какой гад. Вот только Нанналли уже не настолько наивна, чтобы не понять его замысла. Хоть в чём-то Стаффорд просчитался… — От Стаффорда надо избавиться, Нанналли. Он угроза всему тому, что мы делаем, он хочет расшатать лодку и уничтожить основание будущего мира. Он и нас, и тебя не пожалеет, уж поверь! У него чувства жалости нет, — тяжёлый вздох. — Извините, что прерываю… — только сейчас она вспомнила про гостей. — Стаффорд этот и вправду… он хоть кому-то нравится? — Тамаки оглядел присутствующих. — Лелушу нравился, — опять завелась Корнелия. — Два ублюдка нашли друг друга, — снова вздох. — Ладно. Если он всё ещё здесь, то просто так от него не избавиться. — Что… нельзя просто? — Тамаки провел большим пальцем по шее. — Он глава Тайной канцелярии, его власть сейчас… — Нанналли замялась. — Я не хочу никого убивать. — Нанналли, да чем ты слушаешь? — возмущение со стороны сестры императрицы. — Он тебя убьёт. Ты не слышишь его угроз? Он ведь реально их исполнит, уж поверь, я знаю Стаффорда! Если он ещё этого не сделал, то это значит, что он просто ищет вариант получше! — Корнелия, у нас был дружественный разговор с гостями из Ордена. Стаффорда мы обсудим позже, — императрица редко проявляла хоть какую-то жёсткость, но на удивление, ли Британия её послушала, кивнула и ушла. — У меня создалось впечатление, что вместо всех тех рыцарей и сановников… нужно было судить Стаффорда… — пробормотал Тамаки. — Не вышло бы, — она поджала губы. — Стаффорд один смог более-менее стабилизировать обстановку в Британии. Если бы не он… то в Британии вспыхнули бы восстания, и неизвестно, что было бы… — Но эта камарилья и впрямь готова на многое, — пробормотал Тодо. — Какую же змею оставил после себя Лелуш. — Он был и до него, — Карен хмыкнула и сложила руки на груди. — Похоже, это тот самый человек, который способен устоять на своём месте во время страшнейшего шторма, он сбросит всех в море, а сам останется на корабле, причём у штурвала. — Я не хочу о нём, — Нанналли в третий раз произносит подобное, прикрыв глаза, в голову тут же врезалось воспоминание, как полтора года назад Стаффорд уговаривал её помиловать рыцарей. — Ваше Величество, ну сами подумайте, — он уже почти возмущался. — Британцы — Ваш народ — любят Лелуша, любят всё, что с ним связано. — Что ж они меня не любят? Стаффорд прикрыл глаза и тяжело, прямо-таки тяжко вздохнул. Ох, эти разговоры явно давались ему нелегко. — Ну вот Вы казните всех их. И что почувствуют британцы? Что их предала собственная императрица, — протянул, наклонил голову и приподнял брови. — Вы уничтожите последнее напоминание… — О жестокости. —… о победе, — он говорил ровно, спокойно, но Нанналли чувствовала, что внутри Стаффорда бушует буря. — Убьёте их героев, пойдёте на поводу у всего мира. Британия всю жизнь диктовала свои условия, а теперь должна будет склонить голову? — взгляд жёсткий, губы на мгновение поджались. — Вы и так на краю, не прыгайте в пропасть, не швыряйте туда свою страну! — Я… — Я только хочу благополучия и стабильности для Британии. И её правителя. Какими бы рыцари ни были, они рыцари, их нельзя просто так убить. Лишите титула, отнимите владения в колониях. Но не убивайте! Вы же станете врагом для своих же. Кто Вас спасёт от собственного народа? Думаете, ССШ такие уж друзья Вам? Возможно, они спрячут Вас, считая выгодным такое положение, но после… когда они поймут, что британцы Вас не признают, что будет? Что будет с Вами? Или с Британией? Нанналли очень хотела спросить, где же будет в это время сам Стаффорд. Только вот… она была наслышана о нём. Винзенс выберет выгодную сторону или придумает её сам. Как вообще вышло, что глава Тайной канцелярии не знал о готовящемся покушении на Лелуша? «Знал», — осознаёт она. И вместе с этим осознаёт всё своё печальное положение. Стаффорд знал о том, что будет. И он не помешал. А то, что хочет сделать Нанналли, он не принимает… ему нет дела до счастья всех людей, ему нет дела до нового мира, наоборот, его интересует старый. У Стаффорда свой собственный план, он заранее продумал его. И не факт, что в этом плане она жива… Если она отвергнет предложение Винзенса, то Британия для неё потеряна навсегда, ей не вернуться на пост императрицы, и мир потерян, Стаффорд просто посадит на трон кого-то другого, пусть не члена императорской семьи, может, кого-то из дальних родственников… А если примет… если учесть, что Винзенс так её уговаривает, то для него это просто более желанный вариант, возможно, более долгоиграющий, наверное, здесь у него будет больше пространства для манёвра (он чего-то выжидает)… и этот вариант также ведёт к краху нового мира. Винзенс Стаффорд, глава Тайной канцелярии, хитрый демон не помешал плану Лелуша потому, что тот ничего бы не поменял… И ничего сделать с ним она не может. У Стаффорда в руках власть над разумами британцев, у него есть исполнители, он заведует безопасностью империи. И наверняка позаботился о собственной сохранности… Стаффорд не спасал новый мир, её саму. Он повёл новый мир к краху, он повёл его, слепого, за руку, чтобы после кинуть на съедение старому миру. Он спасал ненависть людей друг к другу, он спасал жестокую Британию… и своё положение. Она в этом уверена.***
Это воспоминание было призвано стать одним из самых болезненных. Но так уж сложилась эта история, что… оно стало… необычным. Лелуша ви Британию, величайшего завоевателя, самого могущественного императора Священной Британской империи словно в насмешку (очень злую) похоронили не на Родине, где его чуть ли не боготворят, а там, где ненавидят больше всего. «И сделала это Нанналли!» — о, причины для убийства императрицы, неконтролируемо плодились в разуме Тода. Да, это сделала Нанналли ви Британия. Япония хотела избавиться от любого напоминания о том ужасе, который творила Британия. Но едва ли это вышло… по какой-то иронии Кровавый император, проведший половину жизни в Японии и натворивший самые страшные беды именно в Японии, остался там и после смерти. «То, что он здесь жил, ничего не решает, тупая ты девка! — кричал Тод про себя, а наружу вырывались тихие всхлипы, слова прерывались на первом звуке, впрочем, их никто и не слышал — класс был слишком уж увлечён разглядыванием места захоронения Дьявола-императора. — И теперь эти сюда приходят…» — болезненно поморщился и даже сгорбился, оставшись позади остальных. И в то же время что-то подсказывало, что это не было решением Нанналли — девчонка едва ли имела хоть на что-то своё мнение… «Бесхребетная тварь… убить тебя за всё будет мало». Как она вообще смеет носить ту же фамилию, что и ОН? Её пренебрежение всеми ими — британцами — будет дорого ей стоит. Уж если в ближайшее время ничего не решится само, то он сам возьмёт в свои руки (придумает, как это провернуть). И Зеро он тоже отомстит! Всему этому проклятому миру, про который все вечно твердят! Да в гробу он видел этот мир! Он ненавидел Японию, её жителей. Только кое-что он упустил — он сам здесь живёт. И он почему-то убеждён, что на его плечах висит вина за смерть Лелуша ви Британии. Большой светлый зал круглой формы, сверху по периметру — окошки, через которые сейчас пробивается золотой солнечный свет, расписной потолок, колонны по периметру, а между ними — статуи. От периметра по мраморным ступенькам — спуск ниже, по центру на возвышении — белоснежный гроб… со стеклянной крышкой. Что за извращение? Чтобы любой, кто сюда зашёл, видел мёртвого императора, убедился в его смерти? Упивался его страданиями? Замечательное время они выбрали для посещения: почти канун Рождества. Вот уж… «лучший» подарок для Элайджи. Везде он видел озлобленность судьбы на него. Он… он не хотел сюда идти… но он не мог не согласиться. И дело не в отце, его бы никто не уговаривал. Нет. Просто он… хочет видеть, знать, касаться всего, что связано с Лелушем. Влюбленность? Ему казалось, что она проходит легче, тем более, он говорил всего-то один раз с императором… и то его прогнали. Сердце до сих пор болит от того. За что же его прогнали? Он чувствовал себя собакой, которая не понимает, за что же хозяин злится на неё. Что он сделал не так, разве император не хотел того, что предполагал Тод? От этой мысли ещё больнее, он даже не знает его. Нет, это не влюблённость, нет… просто всё потеряло смысл. Элайджа знает влюблённость. Нет, это была любовь. Подумаешь… любовь… Порежь, сомни и выкинь. А он не может, не может. И сходит с ума. Когда увидел императора, то единственной мыслью было: «Он!» И более ничего. Одного слова было достаточно. Он один смог бы понять всё самое злое и отвратное, что есть в Элайдже, как понял и… и полюбил сам Тод. Он знал это. Но история закончилась иначе. А ему осталась вечная вина за то, что не спас. Элайджа не может туда смотреть, ему и без того плохо, а здесь… здесь ещё хуже, смотреть на гроб выше его сил. Но взгляд то и дело возвращается к нему, скользит по золотым линиям лаврового венца с одной стороны, а с другой — по гербу Британии: трёхглавый орёл с огромными крыльями, распростёртыми для мучительных объятий, и таким же огромным хвостом, напоминающим скорее меч, готовый в любую секунду лишить жизни врагов империи. Взгляд натыкался на стеклянную крышку, каждый раз всё труднее отворачиваться, тяжелее сдержаться и не искусать губы в кровь, и он уже не может сдерживать дрожь. Отрывает через силу взгляд, натыкается им на Сато. Учитель смотрит на него обеспокоенно и с… недоумением. Не может ждать, снова смотрит на гроб, ему кажется, что что-то не так. Подходит, медленно, осторожно, боясь нарушить тишину или напомнить остальным о себе (меньше всего ему сейчас хотелось бы слышать насмешки, иначе он сорвётся). Подходит — и мышцы лица расслабляются в шоке, а глаза испуганно бегают по крышке, смотрят на тело. На невредимое, бледное, почти слившееся с цветом белоснежного костюма, но за два года не разложившееся и даже не покрывшееся трупными пятнами тело! Ноги несут его дальше, он стоит уже вплотную к гробу, даже… даже руки положил на крышку, несмотря на запрет Сато. Ему кажется, что их разделяет всего лишь это стекло. И что император не умер… всего на какие-то секунды в его голове поселяется твёрдое убеждение, что он жив. В глазах застыли слёзы. Наклоняется вперёд, колено упирается в лавровый венец, упирается и толкает тот куда-то вглубь. Едва заметно, с тихим, очень тихим, щелчком и таким же шумом, будто пар выходит, медленно, почти свист, шипение. В голове мысли проносятся так быстро, что размываются, эти образы становятся неясными, и он не может ухватиться за них. «Жив… может… шипение…» Элайджа Тод. Слышит где-то на краю сознания, испуганно оглядывается, но все молчат. Он не может ничего сложить, понять, он просто не был готов к этому. И мысли улетучиваются. Странное ощущение уверенности исчезает, когда голос классного руководителя и рука на плече возвращают его в реальность: — Господин Тод… отойдите, я же сказал, не трогайте гроб. Ну вот, теперь следы, — так старательно делает вид, что ничего не понимает. «Он не слышит? — недоуменно смотрит на учителя. — Они не слышат?» — делает шаг к ним, и вправду… звук пропадает. Как и это странное эхо. Он с таким вопросом смотрит на учителя, что тот даже смущается. А после обводит взглядом класс, те будто чувствуют момент и отводят взгляды, боясь встретиться с этим блеском зелени. Тод в горячке. Всё так медленно, приглушённо… — Элайджа… — Сато поджимает губы, он каждой репликой поднимает его на высший слой реальности… только вот Тоду хотелось бы нырять глубже, в невозможность. Тод знает, что хочет спросить Сато, но не решается, знает, что слова прозвучат не так, как надо. — Всё в порядке. Элайджа делает ещё пару шагов. — Я… выйду, тут душно. И дело не в том, что в гробнице и впрямь тепло, или же в количестве неприятных ему людей. Этот потолок давит, колонны, казалось, вот-вот должны навалиться на него, пол — треснуть, а гроб… гроб рассыпаться, как и человек в нём. Когда выходит из гробницы, солнце уже скрылось за плотным облаком, исчезло золотое сияние, осталась сплошная серость и уверенность в том, что и тот звук, и те мысли нереальны. Только орёл — барельеф над входом — всё так же грозно нависал и откидывал тень, готовый одной лапой отсечь кому-то голову, а другой — схватить, чтобы клювом, исказившимся в гневном кличе, выклевать глаза, всё так же безумно и яростно смотря на врага. Он долго смотрит на небо. В какой-то момент в облаке появляется разрыв. И холодное, зимнее солнце освещает столицу Японии. И его самого. И орла.