Белым по черному

      Май выдался для Оли просто сумасшедший. Сразу по возвращении из Англии начались коллоквиумы, зачёты, а впереди маячила сессия. Но это всё ничего, просто учебные будни. Впереди Олю, да и всю её семью, ждало очень важное событие: тридцатого числа состоится регистрация брака Димы с Анжелой.       Дом, где они будут жить, сдали, но квартиру надо в порядок привести, вымыть окна, кафель, сантехнику. А мебели нет и не предвидится. Оля видела, как Дима переживает, но в кредит брать ничего не хочет, а жить в пустых стенах невозможно. Вот она и развернула бурную деятельность, потому что брат — самый любимый человек на свете, может, даже любимей папы с мамой.       В первую очередь Оля решила, что чистые стены и окна много лучше, чем покрытые строительной пылью, и после занятий отправилась в Димину квартиру наводить марафет. Пока мыла окна, у неё несколько раз сильно кружилась голова, но с поставленной задачей она справилась, и к ночи квартира блестела чистотой. Только вот закончилось всё это простудой. Ругали её и Дима, и Анжела вместе. Папе с мамой и Мише о трудовых подвигах Громовой-младшей обещали не рассказывать, потому что родители всё равно ничем не помогут, а лечить её, так или иначе, будут одинаково. А Мише в командировке только Олиных проблем не хватает. Ещё сорвётся и прилетит, а дела так несделанными и останутся. И главное, прилетит зря, Оля от этого не выздоровеет. Хорошо, температура сильно не поднималась, и занятия, а тем более зачёты, Оля не пропускала. Дима же поил её витаминами и травяными чаями.       Но кроме всего этого у девушки были свои причины для беспокойства, о которых она никому не могла рассказать. А всё началось с проклятых лифчиков. Что эта часть гардероба у неё напрочь отсутствует, Миша обнаружил ещё в Лондоне. Как он смеялся, когда Оля оправдывала увеличение груди регулярной половой жизнью и растущим женским организмом. Миша просто бился в истерике над её предположениями. Он купил ей пару симпатичных хлопковых и довольно-таки простых бюстгальтеров, явно не предназначенных для соблазнения. Но через две недели и они оказались малы: грудь увеличивалась не по дням, а по часам, а ещё стала твёрдой, болезненной и ареол сосков потемнел.        Если бы папа с Димой не прикалывались над ней, Оля бы уже попросила одного из них сходить с ней к врачу. Но они при каждой возможности подшучивали, а она затаилась. Нет, ни о какой беременности, по её мнению, речь идти не может. Она не Людка, которая по залёту замуж пошла. Не хочет она так и не будет. А значит, нет беременности, и до свадьбы об этом Оля вспоминать не станет. Вот только лифчик бы купить трикотажный, чтоб тянулся, да и держал то, что приобрело округлые формы и весило, по мнению Оли, не один килограмм. Ей на регистрацию к Димке идти, а вся одежда просвечивает. Это ж уже почти лето, свитерами толстыми не прикроешься. Да и к врачу надо, очень-очень.       Решение пришло как-то само и совершенно очевидное. Вот сдаст она сессию и пойдёт в консультацию, пусть посмотрят, а там уже скажут, что делать дальше. Может быть, к тому времени Миша определится с «переездом». Подумалось, что он странный, конечно: перевезти её к себе и жениться для него одно и то же. Знала бы тогда, когда он первый раз предложил — согласилась бы. А так получается, что отказала и свои условия выдвинула. Но что теперь, пусть так. Теперь всё случится после сессии. Она не против. Оля посмотрела на своё помолвочное кольцо и поцеловала камень.       Кто бы знал, как она скучала по Мише! Не успела порадоваться, что они наконец-то вместе, а он снова улетел. Правда, звонит, пишет при первой же возможности, то есть по нескольку раз в день. Но Оле мало. Ей надо, чтобы он всегда был рядом, чтобы обнял, поцеловал, приласкал в конце концов.       Оля бежала на последний зачёт, когда получила от Миши сообщение.       «Заяц, я вернулся. Сегодня увижу тебя вечером и зацелую. Жди. Освобожусь часов в шесть. Будь готова».       Вечера она дождаться никак не могла. Попросилась отвечать первой, сдала и сразу после пары покинула институт. Ужасно торопилась. Ей бы только Мишу на работе застать. Вот и увидит его на несколько часов раньше. Отвлекать не станет, на диванчике или в кресле посидит тихо-тихо. Зато рядом.       Оля спокойно прошла мимо охраны и поднялась на лифте в приёмную. С Анжелой они обнялись.       — Оленька, занят шеф, посиди немножко. Как только будет можно, я доложу, что ты пришла.       Анжела принесла стул и поставила рядом со своим. Оля коротала время, общаясь с сокурсниками в ВКонтакте. В приёмную изредка заходили люди, но Анжела никого не пропускала к Михаилу, объясняя, что он работает и она обязательно сообщит, когда он освободится. Виктор тоже заглянул, но не к шефу, а к Анжеле, поинтересовался, как у неё дела, дал телефон знакомого мебельщика, поздоровался с Олей, взял её за руку и улыбнулся, заметив кольцо. Виктор с Анжелой обменялись говорящими взглядами, и он ушёл. В дверях лифта начбез столкнулся с Натальей и попытался ей сказать, что шеф никого не принимает, но услышал в ответ, что ей назначено, речь идёт об утверждении пригласительных и рассадке приглашённых. Правда, дальше приёмной её Анжела всё равно не пропустила. Но та и не унывала.       — Я подготовила план размещения гостей, Михаил Александрович должен его утвердить, чтобы мы могли определиться с обслуживающим персоналом, — произнесла Наталья, с высокомерием глядя на Анжелу. Олю она вообще не заметила. Или сделала вид, что той в приёмной просто нет.       — Давайте план, посмотрим, — совершенно спокойно попросила Анжела.       — Нет, — Наталья даже не подумала отдать бумаги Анжеле. — Я отдам только в руки Михаилу, — она выдержала небольшую паузу, — Александровичу. Ты тут не имеешь решающего слова. Или думаешь, что раз сидишь тут, в приёмной, то и на празднике сидеть будешь за центральным столом рядом с начальством? Простым работникам отведены совсем другие места, а рядом с Михаилом будут только избранные. — Сказано это было таким тоном, что только дурак не догадался бы, что и себя она относит к этому кругу.        Оля рассматривала Кирсанову. Она убеждала себя, что слова Натальи ничего не значат и кольцо Миша надел ей, а не этой безупречно красивой стерве. Но яд змеи уже попал в душу и постепенно отравлял её.       — Я слышала, ты замуж скоро выходишь, вот и сядешь рядом со своим мужем, — нехорошо усмехнулась Кирсанова. Анжела смотрела на неё со спокойной улыбкой, не поддаваясь на провокацию. — И не надо на меня так смотреть, — поправила причёску Наталья. — На празднике всё должно быть ярко, — она бросила говорящий взгляд сначала на Анжелу в строгой офисной одежде, потом на Олю в простеньких джинсах и неброском пуловере, — и уж я знаю, как это устроить. Думаю, Миш… Михаилу Александровичу понравится, — многозначительно произнесла она. — Мы не первый год знакомы, вкусы мне его хорошо известны. Да даже если что-то и пойдёт не так, он мне слова не скажет, — продолжала разглагольствовать Наталья. — Во-первых, его мать на моей стороне, а во-вторых, — мы… Ах, скоро сама всё узнаешь! — заявила она, рассматривая свои пальцы.        И тут Оля не выдержала и рванула из приёмной. Нет, она не воспользовалась лифтом, а побежала по лестнице. Остановилась в пролёте между вторым и третьим этажом, сползла по стенке на пол и разревелась.        Оля, конечно, верила Мише, но Наталья говорила так убедительно, что возникали сомнения. Ведь в тот день, когда он отвозил Кирсанову домой, ей даже СМС-ку не прислал. Значит, занят был. Кем? Натальей. Вывод напрашивался сам собой, и главное, что другого варианта Оля не только не видела, но и не представляла. Не было другого варианта. Получается, что Миша и правда с ней: и мама его именно её для организации праздника выбрала, и за столом они будут вместе. Оле он вообще про юбилей компании не говорил. А зачем говорить, если и брать её туда не собирается…       — У-у-у-у-у! — взвыла Оля.       — Вот ты где. — Она подняла глаза и увидела Михаила. — Что случилось? Почему ты плачешь здесь на лестнице?       Оля упрямо молчала. Говорить, что хотела увидеть его на пару часов раньше, было глупо. Теперь всё выглядело глупо, а её слёзы — в особенности. Она поднялась и смотрела Михаилу в глаза не произнося ни слова. А он продолжал:       — Я сказал, что заканчиваю в шесть и приеду к тебе. Оля, в чём дело? Зачем ты пришла? — спросил довольно жёстко. — Я работаю, понимаешь ты это? Не в игрушки играю. И меня выдёргивает Анжела, потому что у тебя очередная истерика на ровном месте. Что ты молчишь? Ты хоть слово сказать можешь в своё оправдание?!        Оля искала в его глазах хоть каплю сочувствия, жалости, понимания, но ничего кроме холода не видела. Молчание затягивалось. И ей просто захотелось уйти. Да, Миша прав. Он работает, а она… Глупости всё, конечно, и приехала сюда зря. Слёзы высохли, нет, не насовсем. Оля знала, что они появятся снова, как только она выйдет из этого здания, но он их не увидит, да и не нужно.       — Извини, я пойду, — произнесла она тихо, снова посмотрела ему в глаза и продолжила: — Правда, извини. За всё.       — И куда ты собралась? — спросил он теперь ласково. — Оль, кончай дурить. Пойдём умоемся и поднимемся ко мне в кабинет, надо ключи от машины взять.       — Куда ты едешь? — робко произнесла она.       — Мы едем. Пора расставить все точки, чтобы избежать недосказанностей. Согласна?        — Ты хочешь меня бросить?       Он посмотрел на неё, как на маленького глупого ребёнка.       — Нет, Заяц, даже не думал об этом, а вот ты меня вполне можешь, когда я открою чёрную сторону своей жизни.       — Я люблю тебя. А она… — Оля не договорила.       — Кто? Кирсанова? — Миша поморщился, как от чего-то жутко кислого. — Заяц, на юбилее фирмы я представлю хозяйку, мою невесту, то есть тебя, если ты меня не прогонишь, узнав обо мне всю правду. Пойдём, Оленька. Ну не место здесь отношения выяснять. Кстати, как зачёт?       — Сдала.       — Всегда знал, что ты у меня умница.        Он приобнял её за талию, и они вместе поднялись вверх по лестнице. В приёмной Натальи уже не было. Анжела подала Оле влажные салфетки и, глядя на Михаила, покачала головой, он в ответ лишь пожал плечами.        Оля удивилась этому молчаливому диалогу, понятному только им двоим, но ревности в душе не возникло, понятно же, что за столько лет рядом они способны замечать малейшие изменения в настроении друг друга. Хорошо, что друзья Миши стали и её друзьями. Анжела так вообще теперь родственница. И полюбилась она сразу. Задерживаться в кабинете Миша не стал, и они буквально через несколько минут подходили к машине.       — Заяц, можем поехать в ресторан, заодно пообедаем. Как на это смотришь? — спросил он, открывая дверь автомобиля для Оли.       — Давай так, — согласилась девушка, но как только он завёл машину, спросила: — Так о чём ты хочешь рассказать?       — О своём прошлом, которое сильно тяготит меня. Я был женат. — Он помолчал какое-то время. — Оля, мы очень нехорошо с ней расстались, и я виноват в смерти моей бывшей жены.       Оля подумала, что зря завела этот разговор на ходу. Миша за рулём, и волноваться ему не стоит.       — Миш, давай прогуляемся по парку или лесу, где народа нет почти, и там поговорим.       — Не боишься?       — Нет. С тобой я ничего не боюсь.       Он улыбнулся.       — А меня? — спросил почти шёпотом.       И Оля осознала, что она ничего не хочет знать о прошлом Михаила.       — Тебя тем более. Миша, если не хочешь, можешь мне ничего и не рассказывать. Мне не важно, что произошло тогда. Я знаю, что ты не виноват ни в чём, и моё отношение к тебе не изменится.       — Значит, знать о моих грехах не хочешь?       — Нет, не хочу. Вообще не понимаю, зачем ты этот разговор затеял. Я люблю тебя и знаю, какой ты человек. Мне вполне этого достаточно.       Они пообедали в ресторане, погуляли в парке, а затем озаботились подарком к свадьбе Димы и Анжелы. Спорили, что им нужней всего, а потом Миша предложил подарить сертификат на покупку мебели. На том и порешили.        Вернулась Оля домой поздно. С платьем на свадьбу брата, новыми комплектами белья и кучей всяких разных мелочей, так необходимых женщине. На душе было светло и спокойно. Она собиралась ложиться спать, когда к ней в комнату вошёл отец.       — Твой благоверный опять учудил. Оль, он неисправим и человеческий язык не понимает.       По лицу отца было невозможно понять, сердится он или усмехается.       — И что на этот раз? — с интересом спросила Оля.       — Он заказал ресторан и оплатил его, мотивируя, что таких денег у нас нет, а ему будет приятно, потому что там охраняемая территория, хорошая кухня и можно спокойно посидеть, не думая, что ребёнок может куда-то сквозануть. А темперамент и непоседливость нашей внучки он знает. На Димины возражения он предложил в качестве альтернативы свой дом. А это нагрузка на его мать. Дима, конечно, отказался, сошлись на ресторане. Оля, он и с тобой такой же?       — Да, почти всегда. Папа, он же для нас старается! Вот мы все его начинания в штыки воспринимаем, а Миша просто хочет, чтобы нам было хорошо. Потому что он не чужой нам, он муж мне будущий и тебя с мамой, и Димку родными считает, а мы его как будто отталкиваем.       Отец сел на диван рядом с дочерью.       — Просто неудобно, мы себе такой роскоши позволить не можем. Но ведь и Мише деньги не с неба падают.       — Он мне сегодня про себя что-то плохое рассказать пытался. А я слушать не захотела.       — Теперь жалеешь? — серьёзно спросил отец.       — Как тебе сказать. Конечно, любопытно с одной стороны, а с другой — мне он дорог и ничто моё мнение о нём не изменит.       — Про жену бывшую говорил?       — Да, только я слушать не стала.       — Знаю я эту историю. Нет там никакого криминала. — Отец улыбнулся настороженной Оле. — хочешь, расскажу?       — А ты откуда знаешь? Вот ты партизан, папа.       — Приятель у меня есть, ещё со студенческих лет, и, как оказалось, он личный врач Михаила. Я с ним о тебе разговаривал да сказал, что с Мишей встречаешься, вот он и вспомнил… — Отец задумался, собираясь с мыслями. — Видишь ли, ребёнок, меня интересовал вопрос, что делал миллионер один в том парке. И второе — я был безумно благодарен Михаилу за то, что он не прошел мимо. Мне представился случай, и я не мог его упустить, хотел узнать побольше о человеке, который вот так неожиданно ворвался в твою жизнь. — Сергей Владимирович взял дочь за руку и стал поглаживать её пальцы. — Вот и выяснил. Слушай, — начал рассказ отец. — Давно это было, лет девять-десять назад. Он женился по большой любви. Хотя из всех достоинств, которые приписывал своей жене Миша, безусловно обладала она только одним — была красива. Миша в то время был достаточно молод и наивен, она же искала того, кого можно будет доить и ни о чем не думать.       Сергей Владимирович прижал к себе дочь и поцеловал её в висок. А потом продолжил:       — Она заставила вложить все деньги в покупку дома, который ты видела, но дом тогда только строился, и они жили в съёмной квартире. В один из дней Михаил пришел домой и застал ее с другим. Вспылил и выгнал её из дома. Он не знал, что она находилась под действием наркотиков. Мыслила она неадекватно и вместо того, чтобы взять такси и поехать к родителям, зачем-то пошла в парк, села на лавочку. Время было позднее, людей почти не было. Я не знаю, просила она о помощи или нет. Вполне возможно, что под действием препаратов женщина просто не ощущала холода. Никто уже не узнает. Главное, что помощь не пришла. Галина замёрзла насмерть. Вскрытие показало, что она была беременна, а генетическая экспертиза подтвердила Мишино отцовство.       Оля слушала отца не дыша. Он помолчал пару минут и заговорил снова.       — Михаил заплатил эксперту, чтобы никто ничего не узнал и в заключении о смерти этого факта не было. Он не хотел расстраивать Ираиду Аркадьевну и до сих пор винит себя в смерти Галины и ребёнка. Хотя его фактической вины в этом нет. Когда увидел тебя — не смог пройти мимо. И ты жива. Я знаю, почему он увлёкся тобой. Дочка, ты для него женщина-ребёнок, редкий тепличный цветок с чистой душой и хрупкими листьями. Он счастлив тебя оберегать от всего негативного в жизни. И он делает это с успехом. И это нужно прежде всего ему. Таким образом он самореализуется как мужчина, рыцарь, защищающий свою даму сердца. Мне кажется, что Мишины взаимоотношения с тобой где-то преломляются через его отношения с матерью, выстраиваются по похожему типу. А он очень хороший сын, не способный на предательство. Если бы я не был в этом уверен, я бы близко не дал ему подойти к тебе.       Как ей в этот момент было жалко Мишу. Так хотелось обнять, расцеловать, отвести его страхи. Ту женщину было жаль и не жаль одновременно — она поплатилась за собственные грехи. А вот ребёнок стал невинной жертвой.       Оля попросила отца оставить её одну. Сон не шёл, она ворочалась с боку на бок. А потом позвонила Мише, чтобы сказать всего три слова: «Я люблю тебя». И услышав в ответ такое же признание, успокоилась и уснула.